CC BY
86
Материалы и сообщения
£ «гениальный давид БУрлюк»:
5 к вопросу о тамбовских культурных связях
со
I н. Ю. желтова
в статье рассматриваются основные вехи творческого пути основоположника русского футуризма д. Бурлюка в контексте культурной истории тамбовского края. обозначаются переклички творчества поэта с музыкой с. в. рахманинова, поэзией Г. р. державина, творческой деятельностью с. Е. Бирюкова.
ключевые слова:
тамбовские культурные связи, русский футуризм, д. Бурлюк, В. В. Маяковский, с. В. рахманинов, Г. р. державин, с. Е. Бирюков.
Современники русского художника и поэта Давида Бурлюка (1982-1967) не скупились на эпитеты. В его гениальности никто не сомневался, в том числе и подлинный гений В. Маяковский, который на фоне «отца русского Футуризма» внешне выглядел бледновато. Сатирик Дон-Аминадо, описывая вечер, на котором выбирали короля русской поэзии, так характеризовал Бурлюка: «Гениальный Давид Бурлюк, прямой потомок Ружье-де-Лиль, с уверенностью опытного дрессировщика взошёл на эстраду, презрительно поджав губы и поглядев на публику в серебряный лорнет, прокричал "стихи" о беременных мужчинах... Ни более и не менее» [Дон-Аминадо 1918: 9-10].
Бурлюк всегда выступал первым на поэтических вечерах, создавая своеобразную эстетическую и эмоциональную почву для восприятия публикой стихов Маяковского. «Бурлящий Давид» двигался, как ледокол, прокладывая путь подлинно художественному явлению, создавая Маяковскому литературную репутацию гениального поэта. Как талантливый продюсер Бурлюк прекрасно понимал, что самый быстрый путь к славе — «литературный скандал», и успешно пользовался этим инструментом в течение всей своей жизни, которая забрасывала «отца русского футуризма» то в Китай, то в Японию, то в Америку. Так же произошло и на вечере, который описывал Дон-Аминадо. Бурлюк сделал всё, чтобы талант Маяковского не затерялся среди громогласных посредственностей, а его строки надолго вклинились в память слушателей: «С добросовестностью неуклюжего семинариста он прочитал "Облако в штанах" к немалому удовольствию собравшихся. Голос у Маяковского богатырский, но в жаркой аудитории он несколько терялся и звучал гораздо хуже, чем три с лишним года назад на патриотическом митинге, митинге, когда, взобравшись на многострадального Скобелева, этот неукротимый энтузиаст призывал "стереть вражью кровь на русских саблях шёлковым бельём берлинских кокоток." Ни более и не менее» [Дон-Аминадо 1918: 9-10].
Эти два имени — Бурлюк и Маяковский — стали знаковыми для русского авангарда. Бурлюк выступил как талантливейший организатор, идейный вдохновитель течения, он придал форму новому русскому искусству, а Маяковский наполнил его новым вневременным содержанием. Движение это носило синтетичный
характер. Футуристы намеревались реформировать всю русскую традиционную культуру, сбросив с корабля современности неугодных классиков. Их захватил вихрь революционных перемен, который как им казалось, позволял выйти за рамки видовых границ искусства. Поэтому многие из футуристов старались совмещать разные формы художественности, занимались одновременно и литературным трудом, и изобразительным искусством. Они поставили эксперимент даже над русским языком, заставив его работать на их идеи, последовательно развивать положения собственного манифеста. Литературное хулиганство и эпатаж публики были обычным делом для футуристов, их творческим принципом.
Бурлюк и Маяковский хотели «взорвать» изнутри обыденное сознание читателя и зрителя, изменить его привычный взгляд на мир и ход вещей. Поэтому «беременные мужчины» — обычное дело в поэзии футуристов. Хотя Маяковский был, конечно, глубже, интереснее в своих художественных экспериментах, а Бурлюк точно улавливал направление ветра и чётко представлял, куда нужно плыть, чтобы достичь берегов нового искусства.
Видимо, ниспровержение классики Бурлюком случилось после того, как И. Е. Репин, председатель приёмной комиссии Академии художеств, куда молодой художник пришёл поступать, посмеялся над его желанием совершить переворот в современном искусстве. Бурлюк решил превзойти Репина. Ни более и не менее. Обойдя несколько художественных школ, будущий вождь русского футуризма остановился на Московском училище живописи, где и познакомился с 18-летним Маяковским. Эта судьбоносная для русского искусства встреча чуть было не закончилась дракой. Маяковский в автобиографической статье «Я сам» вспоминал: «В училище появился Бурлюк. Вид наглый. Лорнетка. Сюртук. Ходит напевая. Я стал задирать. Почти задрались» [Маяковский 1955: 19]. Воспоминание Бурлюка о Маяковском не менее эпатажно: «Какой-то нечёсаный, немытый, с эффектным красивым лицом апаша верзила преследовал меня своими шутками и остротами "как кубиста" до того, что я готов был перейти к кулачному бою» [Бурлюк 1920]. Возможно, бой и состоялась бы, но осторожность Бурлюка, имевшего неблагонадёжную репутацию «кубиста» и боявшегося исключения из училища, удержала его от открытого столкновения. С этого момента началась многолетняя дружба, несмотря на то, что Бурлюк был на 11 лет старше Маяковского: «Мы посмотрели друг на друга и помирились, и не только помирились, а стали друзьями, а скоро и соратниками в той борьбе, которая закипала вокруг <.. .> между старым и новым в искусстве <.. .> и жизни» [Маяковский 1955: 19].
Так случилось, что имя Бурлюка непосредственным и интереснейшим образом связано с Тамбовским краем. Несмотря на то, что в Тамбове поэт и художник всего лишь неполные три года (1895-1898) проучился в мужской министерской гимназии, тамбовские ниточки оказались неожиданными, но чрезвычайно крепкими.
Интересно заметить, что к рождению русского футуризма и рождению великого русского поэта Маяковского непосредственное отношение имеет другой выдающийся человек, чья деятельность связана с Тамбовским краем — композитор С. В. Рахманинов. Именно с исполнения его «Острова мёртвых» сбежали Маяковский и Бурлюк, не вы-неся «мелодизированной скуки»: «вышли шляться вместе». Эта симфоническая поэма молодого композитора стала одним из последних явлений позднего русского романтизма начала ХХ века. В ней Рахманинов предпринял первую попытку реформировать принципы классического музыкального искусства, поэтому в произведении символично борются два начала: жизнь и смерть. Так, в результате вынужденной ночной прогулки Бурлюка и Маяковского «родился русский футуризм» и его общая идеологическая платформа. Она возникла на основе взаимодополняющих начал: у Бурлюка это «гнев обогнавшего современников мастера», у Маяковского — «пафос социалиста, знающего неизбежность крушения старья» [Маяковский 1955: 19]. Получается, что рахманиновский «Остров мёртвых» по каким-то мистическим законам дал жизнь новому искусству. Всё это удивительным образом соответствует и музыкальной стратегии поэмы, которую сам Рахманинов охарактеризовал следующим образом: «Сначала — смерть, потом — жизнь» [Рахманинов 1978:235].
По воспоминаниям Маяковского, именно на следующий день после «рахманиновской скуки» он написал первое стихотворение и, назвавшись другим именем, прочёл его близкому другу Бурлюку. Давид тут же распознал авторство Маяковского, объявил его «гениальным поэтом» и велел писать стихи: «Уже утром Бурлюк, знакомя меня с кем-то, басил: "Не знаете? Мой гениальный друг. Знаменитый поэт Маяковский". Толкаю. Но Бурлюк непреклонен. Ещё и рычал на меня, отойдя: "Теперь пишите. А то вы меня ставите в глупейшее положение"» [Маяковский 1955: 20].
Это «бурлючье чудачество» дало России настоящего гения. Маяковский всегда тепло, с большой любовью отзывался о своём учителе, который не только поверил в него, но дал необходимое образование, обеспечил условия для раскрытия выдающегося таланта: «Бурлюк сделал меня поэтом. Читал мне французов и немцев. Всовывал книги. Ходил и говорил без конца. Не отпускал ни на шаг. Выдавал
х к по к со
и ><
.о X
а
^
и со о иэ X га
^
и о а с о со
2 а 1-0
со го =1
-О
го
го со о
н ^
О!
N
о
см
О
ГЧ1
го
го
О!
а
к
го ^
и О!
о о
ежедневно 50 копеек. Чтоб писать не голодая» [Маяковский 1955: 20]. Бурлюк прекрасно понимал и принимал упрёки В. Я. Брюсова, что Маяковскому не хватает системных литературных знаний, поэтому не жалел сил и времени на их приобретение молодым поэтом.
Совместно «гениальный Давид Бурлюк» и «сукин сын» Маяковский создали и знаменитый манифест футуризма с характерным названием «Пощёчина общественному вкусу». С этого момента искусство «будетлян» пошло в массы: «Газеты стали заполняться футуризмом» [Маяковский 1955: 20]. Хотя новое с трудом преодолевало сопротивление сторонников традиционной культуры, откровенное недоброжелательство и враждебность. Интересно заметить, что в силу идеологических причин советское литературоведение долгое время отрицало факт серьёзного влияния на творчество пролетарского поэта Маяковского эмигранта Бурлюка. Однако в поэме «Облако в штанах» его имя осталось навечно как признание в любви великого ученика своему выдающемуся учителю:
И —
как в гибель дредноута от душащих спазм
бросаются в разинутый люк — сквозь свой
до крика разодранный глаз лез, обезумев, Бурлюк.
Почти окровавив исслезенные веки, вылез, встал, пошёл
и с нежностью, неожиданной в жирном человеке
взял и сказал: «Хорошо!»
[Маяковский 1955: 380]
Говоря о рождении эстетики футуризма, нельзя не упомянуть о том факте, что на её формирование существенное влияние оказало творчество Г. Р. Державина, ещё одного гения, чьё имя непосредственным образом связано с Тамбовским краем. Футуризм взял на вооружение державинские принципы стихосложения и словообразования, подвергнув головокружительным экспериментам силлабо-тоническую систему стихосложения.
Ю. Н. Тынянов прямо связывал развитие русского футуризма с возрождением традиций русского классицистического искусства: «Русский футуризм был отрывом от срединной стиховой культуры XIX века. Он в своей жестокой борьбе, в своих завоеваниях сродни XVIII веку, подаёт ему руку через голову XIX века. Хлебников
сродни Ломоносову. Маяковский сродни Державину» [Тынянов 1977: 121]. М. И. Цветаева также проводила параллель между Державиным и Маяковским, обнаруживая их сходство в понимании такого тезиса, что «поэзия — язык богов» [Цветаева 5/1: 305].
Действительно, видимо, от Державина Маяковский перенял манеру показа величественного, подлинно масштабного через сближение, сопряжение далёких друг от друга смысловых и художественных категорий. По наблюдениям исследователей, Маяковский именно от Державина воспринял пристрастие к языковому новаторству, приверженность к так называемому «телеграфному стилю», что обуславливает общность их индивидуального слога.
Ранние стихи Бурлюка в сборнике «Садок судей» также отличаются явной ориентацией на художественную эстетику XVIII века, державинские философические оды («На смерть князя Мещерского», «Водопад», «Бог», «Грифельная ода»). В произведениях «будетлянина» ясно прослеживаются тематическая, образная стилизации «под Державина»:
Весеннее шумящее убранство — Единый миг. затерянный цветах! Напрасно зришь живое постоянство Струящихся, скоротекущих снах. Изменно всё! И вероломны своды Тебя сокрывшие от хлада бурь! Везде, во всём — красивость шаткомоды! Ах, циник, щастлив ты! Иди и каламбурь!
[Бурлюк 1910: 83-84]
Как и Державин, Бурлюк пытался осмыслить проблему быстротечности жизни, забвения поэта и его деяний в процессе движения «реки времён», часто акцентировал тему смерти как неизбежное следствие законов природы:
Познавши здесь честную схиму, И изучивши тайны треб Я даже смерть с восторгом приму, Как враном принесённый хлеб.
[Бурлюк 1910: 83-84]
«Будетлянин», как и его великий предшественник (ода «Фелица»), прославился созданием нового мифологизированного образа счастья («щастья циника») для своих современников, типичной для Бурлюка была также державинская тема сна-смерти.
Важно заметить, что Бурлюк активно использовал художественные новации Державина в своём творчестве, например, липограммы. Великий поэт впервые в русской литературе использовал
этот приём и написал целый цикл стихотворений без буквы «р» («Соловей во сне», «Кузнечик», «Бабочка»). В 1911 году Бурлюк сочинил первое стихотворение, которое так и назвал «Без "р" и "с"», затем были написаны ещё несколько произведений с одноимённым названием, а также «Без "р"», «Без "н"», «Без "а"». Эти стихи также образуют своеобразный цикл, тематически чрезвычайно схожий с державинским.
Большой вклад Д. Бурлюка в русскую культуру и литературу никогда не оспаривался — ни современниками, ни потомками. Но это вклад не столько художественно-эстетического, сколько идеологического характера. Его называли «гениальным организатором», «вождём», «теоретиком», «коммерсантом». Очевидно, что Бурлюк выполнил роль своеобразного ледокола, который прорубил путь не только Маяковскому, но всему русскому футуризму, вывел на большую воду и сумел сплотить по-настоящему великих художников, которые способствовали развитию русского искусства ХХ века. Будучи человеком здравомыслящим, вождь футуризма никогда не рвался в его первые ряды как поэт и художник, умея оставаться на втором плане и выдвигая вперёд более талантливых соратников.
Маяковский стал главным открытием Бурлюка, который, однако, прекрасно понимал, что талант его друга значительно ярче, масштабнее, чем художественные принципы одной литературной группы: «Маяковского он поднёс на блюде публике, разжевал и положил в рот. Он был хорошим поваром футуризма и умел "вкусно подать" поэта» [Шер-шеневич 1990: 157]. Добавим: и умел отпустить поэта, когда тот перестал нуждаться в его опеке и покровительстве.
В 1918 году Бурлюк покидает Петербург и в течение двух лет медленно, но верно двигается на восток страны, печатая стихи, читая лекции, продавая картины в Златоусте, Уфе, Челябинске, Екатеринбурге, Омске, Томске, Иркутске, Чите, Кургане, Владивостоке. Контрлозунг И. Северянина «Не Лермонтова — "с парохода", А бурлюков — на Сахалин!» («Поэза истребления», 1914) оказался практически пророческим. Этот исход «будетлянина» на восток закончился эмиграцией сначала в Харбин, затем — в Японию и США.
Любопытно, что дружба Бурлюка и Маяковского пережила и разлуку, и расстояния, разделявшие поэтов. Находясь в сентябре 1923 года в Берлине, Маяковский пишет своему другу полное теплоты и сердечной привязанности письмо: «Дорогой Додичка! Пользуюсь случаем приветствовать тебя. Шлю книги. Если мне пришлёте визу, буду через месяца два-три в Нью-Йорке. <...> Обнимаю тебя и весь твой род. Целую тебя. Твой В. Маяковский»
[Красная стрела 1932: 1]. Однако своё намерение посетить Америку Маяковский осуществил только в 1925 году, спустя 7 лет после разлуки с другом. Возможно, это намерение было обусловлено желанием снова увидеть «дорогого Додичку». И оно осуществилось: друзья снова встретились в Нью-Йорке, Бурлюк сопровождал Маяковского в поездках по США, организовывал ему творческие встречи, которые неизменно заканчивались триумфом «посланника Советской России». Сохранилась фотография, на которой изображены Бурлюк и Маяковский, обнимающий его сыновей. Спустя 7 лет после этой встречи «дорогой Додичка» посвятит памяти друга альманах «Красная стрела» (Нью-Йорк, 1932), который открывается вышеупомянутым письмом.
«Отец русского футуризма» накануне Великой Отечественной войны предпринял попытку вернуться на родину, но получил отказ. Но ему всё-таки удалось хотя бы и в качестве туриста дважды побывать Советском Союзе — в 1956 и 1965 годах. Встречавшийся с ним И. Эренбург точно описал характер американского периода его творчества: «Бурлюк в Америке рисует, прилично зарабатывает, стал почтенным, благообразным: ни лорнетки, ни "беременного мужчины"» [Эренбург 2005: 260]. Добавим: к своему титулу «отца русского футуризма» Бурлюк приписал ещё один — «американский Ван Гог».
Эмигрировавший в Америку поэт, как и все русские, испытывал ностальгию по родине — «morbus rossica» — русскую болезнь. Бурлюк жаждал общения с Россией, поэтому охотно откликнулся на письмо молодого тамбовского краеведа Н. А. Никифорова. Эта переписка продолжалась много лет, хотя лично им так и не довелось встретиться. Видимо, Бурлюк, как большинство русских эмигрантов, мечтал когда-нибудь вернуться на родину, если не лично, то хотя бы своими произведениями. Возможно, именно поэтому он передал Никифорову немалое количество своих трудов, видя в нём человека, способного сохранить для будущих поколений память не только о нём самом, но и об ушедшей России.
Сегодня в частном музее С. Н. Денисова хранятся около трёх тысяч писем тамбовским адресатам, а также его картины, книги. На основе этой коллекции в 2005 году в Тамбовском краеведческом музее состоялась выставка «Давид Бурлюк. Живопись, графика», был издан сборник писем [Чернов 2011]. В настоящее время по инициативе ректора Тамбовского государственного университета имени Г. Р. Державина В. М. Юрьева и депутатов Тамбовской областной Думы в Тамбове решается вопрос об открытии культурного «Бурлюк-центра».
х к по к со и
X -О X
а
со о иэ X га
и
о а
X
о со
2 а
LO
СО ГО
-О
го
го со
0
н ^
01
N
о
гм
О
гм
го
го
OI Œ
(К
го
OI
о о
Такое внимание в Тамбове к личности «отца русского футуризма» вполне закономерно. Любовь к этой чернозёмной земле он пронёс через всю жизнь. Не случайно В. Хлебников в стихотворении «Бурлюк» справедливо отмечает истоки творческой энергии своего соратника:
Краски учитель Прозвал тебя «Буйной кобылой С черноземов России». Ты хохотал,
И твой трясся живот от радости буйной Черноземов могучих России.
[Хлебников 1986: 166]
В заключение отметим ещё одну знаменательную ниточку, связывающую имя Бурлюка с Тамбовом. Премия «Международная отметина Давида Бурлюка» была учреждена известным поэтом, филологом, основателем Академии Зауми С. Е. Бирюковым, начавшим свою творческую деятельность в Тамбове и ныне поддерживающим с родиной тесную связь. Дело Бурлюка живёт, а русский Футуризм по-прежнему наносит пощёчину современному общественному вкусу. Знаменательна в этой связи оценка Е. Евтушенко в стихотворении «Бурлючик»:
Не став «невнятным иностранцем», Бурлюк увидел, что не счесть всех пароходов, улиц, станций в его трагическую честь <...>.
И вновь сказав «Ты гений!» внятно, привёл бы он к нему обратно, на перекрёсток его рук, всех, кто его не оценили и нежностью не осенили. Вот что бы сделал он — Бурлюк!
[Евтушенко 2012: 2]
ЛИТЕРАТУРА
Бурлюк Д. Владимир Маяковский (поэт революции) //
Творчество. 1920. № 1. Бурлюк Д. Щастье циника // Садок судей. Пб., 1910. Д. Д. Бурлюк. Письма из коллекции С. Денисова / авт.-
сост. А. С. Чернов. Тамбов, 2011. Дон-Аминадо. Король и принц. (Уроки истории) // Рампа
и жизнь. 1918. 12 марта. Евтушенко Е. Бурлючик // Личность в истории культуры.
Давид Бурлюк. М., 2012. Красная стрела / авт.-сост. Д. Д. Бурлюк. Нью-Йорк, 1932. Маяковский В. В. Полное собр. соч.: в 13 т. Т. 1. М., 1955. Рахманинов С. В. Литературное наследие. Т. 1. М., 1978. Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино.
М., 1977. Хлебников В. Творения. М., 1986. Цветаева М. И. Собр. соч.: в 7 т. М., 1997. Шершеневич В. Великолепный очевидец // Мой век, мои
друзья и подруги. М., 1990. Эренбург И. Г. Люди, годы, жизнь: в 3 т. Т. 1. М., 2005.
ФГБОУ ВПО «Тамбовский государственный университет имени Г. Р. Державина». Поступила в редакцию 16.11.2013 г.
UDC 821.161.1 "GENIOUS DAVID BURLYUK":
ON THE QUESTION OF TAMBOV CULTURAL CONNECTIONS
N. Yu. Zheltova
The article shows main landmarks of creative way of first man who created Russian futurism D. Burlyuk in the context of the cultural history of Tambov region. There are some conjunctions of poet's creation with S. V. Rakhmaninov's music, G. R. Derzhavin's poetry, creative activity by S. E. Biryukov.
KEY WORDS: Tambov cultural connections, Russian futurism, D. Burlyuk, V. V. Mayakovsky, S. V. Rakhmaninov, G. R. Derzhavin, S. E. Biryukov.
