Научная статья на тему 'Гендерная стереотипия в контексте этнокультурной ситуации: женщины-саами в русской этнографии'

Гендерная стереотипия в контексте этнокультурной ситуации: женщины-саами в русской этнографии Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
559
99
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
СААМЫ / РУССКАЯ ЭТНОГРАФИЯ / ГЕНДЕРНЫЕ РОЛИ / СЕКСУАЛЬНОСТЬ / СТЕРЕОТИПЫ / ЭТНИЧЕСКИЕ КОНТАКТЫ / SAAMI / RUSSIAN ETHNOGRAPHY / GENDERS ROLES / SEXUALITY / STEREOTYPES / ETHNIC CONTACTS

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Разумова Ирина Алексеевна

Рассматриваются представления о гендерных и семейных ролях народов, являющихся субъектами этнической ситуации на Кольском Севере. Автор основывается на результатах текущих исследований сотрудников Центра гуманитарных проблем КНЦ РАН. Основное внимание уделяется рецепции гендерных, супружеских отношений у аборигенного саамского населения представителями русской культуры в различные исторические периоды на материале этнографических письменных источников. Выявляется, что этническая стереотипия коррелирует с гендерной (сексуальной). Саамская культура представлена как женская. Вариативность и историческая динамика стереотипии данного ряда индикатор состояния социальной среды в регионе в тот или иной период, свидетельствуют об изменении культурных дистанций между представителями этнических групп с различным статусом.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Похожие темы научных работ по языкознанию и литературоведению , автор научной работы — Разумова Ирина Алексеевна

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

GENDER STEREOTYPES IN THE CONTEXT OF ETHNOCULTURAL SITUATION: SAAMI WOMEN IN RUSSIAN ETHNOGRAPHY

Notions of ethnic gender and family roles are examined in the article. Author dwells upon ethnic groups which has been subjects of ethnic situation in Kola Peninsula in different historical periods: Saami and Russians. She based on results of current researches by Barents Centre of Humanities, Kola Research Center RAS. Main attention is given to the reception of gender sexual and conjugal relations among aboriginal Saami inhabitants by representatives of Russian culture in different times. Written Ethnography statements are the sources. Texts demonstrate the correlation between ethnical and sexual stereotypes. Saami culture is represented as feminine one. Variability and historical dynamics of these stereotypes are indices of the state of social environment in the region evidence. They indicate changes in cultural distances between ethnic groups with different statuses.

Текст научной работы на тему «Гендерная стереотипия в контексте этнокультурной ситуации: женщины-саами в русской этнографии»

УДК 39(=511.12)

ГЕНДЕРНАЯ СТЕРЕОТИПИЯ В КОНТЕКСТЕ ЭТНОКУЛЬТУРНОЙ СИТУАЦИИ: ЖЕНЩИНЫ-СААМИ В РУССКОЙ ЭТНОГРАФИИ

И.А. Разумова

Центр гуманитарных проблем Баренц-региона КНЦ РАН

Аннотация

Рассматриваются представления о гендерных и семейных ролях народов, являющихся субъектами этнической ситуации на Кольском Севере. Автор основывается на результатах текущих исследований сотрудников Центра гуманитарных проблем КНЦ РАН. Основное внимание уделяется рецепции гендерных, супружеских отношений у аборигенного саамского населения представителями русской культуры в различные исторические периоды на материале этнографических письменных источников. Выявляется, что этническая стереотипия коррелирует с гендерной (сексуальной). Саамская культура представлена как женская. Вариативность и историческая динамика стереотипии данного ряда - индикатор состояния социальной среды в регионе в тот или иной период, свидетельствуют об изменении культурных дистанций между представителями этнических групп с различным статусом.

Ключевые слова

саамы, русская этнография, гендерные роли, сексуальность, стереотипы, этнические контакты.

В настоящее время уже не требует дополнительной аргументации тот факт, что взаимные представления этнических общностей друг о друге, программируя соответствующее поведение и способы коммуникаций индивидов и групп, во многом определяют этническую ситуацию в том или ином регионе. Они сказываются на характере и направленности не только культурно-политических инициатив этнических субъектов, но и управленческих решений. В силу данного обстоятельства изучение этнической стереотипии, факторов ее формирования и динамики не может утратить актуальности.

В структуре этнических представлений свое место занимают более или менее устойчивые идеи и образы, связанные с организацией социального пространства другого народа, неизбежно включающего гендерные роли и статусы [1]. Этнический образ обретает известную гендерную определенность. Проблематика, касающаяся корреляции «этничности» и «сексуальности», роли «этносексуальности» как в размывании, так и в укреплении границ между народами, в последнее 10-летие разрабатывается достаточно продуктивно [2]. В исследованиях западных коллег речь идет преимущественно о практиках транснациональных взаимодействий, базирующихся на соответствующих гендерных моделях. Учитывая высокий уровень мобильности населения и современную миграционную ситуацию, в которую, так или иначе, вовлечены все регионы России, названный аспект межэтнических отношений заслуживает пристального изучения, в том числе ретроспективного, на локальном материале любого уровня.

При всей полиэтничности Кольского Севера можно выделить несколько основных этнических субъектов, которые формировали и формируют этническую обстановку в регионе на разных исторических этапах его развития. Динамика этнической ситуации на Кольском Севере преемственно изучается в последнее 10-летие в Центре гуманитарных проблем Баренц-региона Кольского научного центра РАН [3-9]. В данном случае мы избрали для рассмотрения лишь один фрагмент системы представлений народов, являющихся субъектами этнической обстановки на Кольском Севере. Он связан с рецепцией гендерных, супружеских отношений у аборигенного саамского населения представителями русской культуры, особенности которой выявляются на материале этнографических письменных источников.

Как показало исследование О.А. Бодровой [3-5], один из основных факторов, влияющих на формирование образа саамов в русской культуре, - этнографическая литература 2-й половины XIX века. Интерес к саамской культуре был во многом вызван геополитическим фактором и управленческими инициативами. На Кольском Севере именно в этот период (с 1860-1870-х гг.) начинают интенсифицироваться колонизационные процессы. Саамы характеризуются как народ традиционного типа культуры, отличающегося от типа модернизированного, и заданность этой дихотомии приводит к известным противоречиям, в том числе при обращении к области гендерных отношений.

Женщина в традиционной культуре рассматривается почти исключительно сквозь призму института семьи, с которым связаны ее функции. Описание саамской семьи во всех источниках 2-й половины XIX - начала XX вв. почти совпадает текстуально и включает следующие компоненты: характеристику мужчины-саама как семьянина, оценку супружеских взаимоотношений, характеристику женщины-саами, а также примеры отношения к детям. В целом, семья саами характеризуется этнографами 2-й половины XIX - начала ХХ вв. как традиционно-патриархальная. Вместе с тем отмечается относительно высокий статус жены и матери, основанный на разделении семейных обязанностей и экономических функций: «женщина, как мать, является с некоторым значением в семье; по понятиям Лопарей, ее власть над детьми даже выше власти отца. Однако муж может распоряжаться ее имением, и полною хозяйкой она становится только по смерти мужа до совершеннолетия детей, хотя и тут власть ее над отцовским и дедовским имуществом ограничена: она не может из него ничего продать, кроме одного оленя. После смерти отца дети не могут разделиться без согласия матери <...>. Все приобретенное трудом составляет общую собственность семьи; приданое составляет собственность той, с кем оно пришло, и ее мужа» [10, с. 30]; «В домашнем

хозяйстве жена распоряжается только одною рыбою, муж же распоряжается пищею и оленьим мясом, но приданое дочерей накопляется как отцом, так и матерью, а где семья состоит из нескольких братьев или дядей с племянниками, то хозяйство у каждого свое, а имеют только общий стол и набольший хозяин считается старшим в роде и жена его считается старшею» [11, с. 58]. «Классическая» патриархальная модель модифицируется в соответствии с типом хозяйственного уклада. Более высокая степень независимости женщины связана с тем, что ее хозяйственная деятельность, включая в себя все домашние заботы, ими не ограничивается. Очевидно, круг экономических функций женщины в семье сужался и расширялся в зависимости от времени годового хозяйственного цикла и вида жизнеобеспечивающего занятия: морского промысла, оленеводства. Писатель С.В. Максимов отмечал в саамских женщинах «трудолюбие и домовитость, которые немало способствуют тому, что и дети воспитываются в некоторой патриархальной чистоте нравов: мальчик лопарь до совершеннолетия живет большею частию дома и не отпускается на трудные мурманские промыслы. Сама же лопарка всегда дома. На ее обязанности лежит приготовление пищи» и т.д. [12, с. 223]. Но это лишь с одной стороны. С другой стороны, этнографы, которые углубленно изучали образ жизни и хозяйственную деятельность саамской семьи в 1920-е гг., указывают на включенность женщины в основные традиционные занятия. По мнению В.К. Алымова, «у лопарей и мужчина, и женщина равны и в семье, и в хозяйстве, и во всей жизни» [13, с. 36]. Женщина не занималась охотой, в оленеводстве и рыболовстве выполняла роль «помощницы», вела все домашнее хозяйство и воспитывала детей. Одновременно, по замечанию другого этнографа, «на многих из них лежит исполнение работы не только женской, но отчасти и мужской, заключающейся иногда в заготовке топлива, рыбной ловле и лесоразработках» [14, с. 78]. При такой конфигурации распределения труда саамская женщина, как описывает В.К. Алымов, «так же умело управляет оленями, так же лихо несется на санях по тундре во время мороза и снежной пурги, как и ее муж, брат или сын»; она по многу часов не выпускает весел из рук при дальних поездках на карбасе, тянет невод, вынимает сети; косит сено «горбушей». Вместе с мужем и детьми она отправляется на заработки, живут в ковасе*, она управляется с хозяйством [13, с. 38]. Полукочевой образ жизни определил относительное равноправие женщины: хозяйство мужчины и женщины было нераздельно, и семья сопровождала мужчин во всех передвижениях [15, с. 143]. Косвенное подтверждение отсутствия мужского «всевластия» - указания на то, что почитание старших мужчин хотя и было нормой, но отнюдь не абсолютной и отчасти ориентированной на межличностные отношения: «К старикам, пользующимся в погосте достаточным уважением, как родственники, так и соседи относятся всегда хорошо и в затруднительных случаях неоднократно прибегают к их советам. Старики же с крутым и грубым нравом почти всегда теряют право на уважение к себе не только со стороны соседей, но и со стороны детей. Такие случаи, хотя редко, но бывают. Мною наблюдался случай в Иокангском погосте, когда при наличии у старика 3-х сыновей никто из них не мог ужиться с отцом продолжительное время. Даже материальная помощь со стороны сыновей ему не оказывалась» [14, с. 83].

Относительно благоприятное общественно-правовое состояние саамской женщины этнограф

Н.Н. Волков справедливо связал с историческим фактором, указав, что «не было исторических предпосылок к принижению женщины. Саамы не знали наступательных войн, не обогащались за счет побежденных и не имели рабов и рабынь. С другой стороны, женщины почти наравне с мужчинами принимали участие в важнейших отраслях хозяйственной деятельности, к тому же не давших особенного перевеса в экономическом значении мужчины» [16, с. 55]. Саамскую культуру можно условно отнести к культурам «женского типа», в которых более или менее уравновешивается статусноправовое гендерное неравенство. Характеристики внутрисемейных отношений, сделанные полевыми этнографами в разные годы, подтверждают это: «Любовь и ласка среди лопарей может проявляться во всевозможных формах: муж, любящий свою жену, делает ей после удачных промыслов подарки, уделяет лучший кусок пищи, исполняет часть тяжелой работы и всячески старается делать ей что-либо приятное» (1927 г.) [14, с. 84]; «Во всех важнейших намерениях и делах саам советуется с женой и нередко, как мне приходилось наблюдать, делит с ней чисто женский труд» (1930-е гг.) [16, с. 55]; «В семейном быту лопаря до сих пор больше мира и согласия, чем споров и вражды. Жена не находится у мужа в положении рабыни; наоборот, лопарь любит свою жену, старается угождать ей подарками, и можно наблюдать, как в Коле какой-нибудь старый лопин покупает подарок для своей старушки. Жена

* Коваса - кувакса - переносное разборное жилище из жердей, покрываемых парусиной.

52

для мужа советница и в очень многом постоянная верная помощница» (1911 г.) [17, с. 74-75]. М. Кастрен, предпринявший поездку в Лапландию в 1938 г., писал об энарских саамах: «Благочестие горного Лопаря обнаруживается еще неограниченной любовью к жене, детям и домочадцам. Один горец рассказывал мне, что в течение 30-летнего своего супружества он не сказал жене ни одного бранного слова; напротив, обращался к ней всегда с ласковым словом: «1оддаё8Иат» (по фин. Ііпі^епі - моя птичка). Я сам видал, с какой любовью горные Лопари, возвращаясь ввечеру от оленей своих или из путешествия, целуют и ласкают жену и детей» [18, с. 80].

Таким образом, известное гендерное выравнивание в отношении статуса и власти сказывается на образе мужчины-саами. Он приобретает черты «мягкости», «ласковости», «терпеливости» и т.п. в той степени, в какой эти свойства оказываются заметными (превышающими привычную норму) с позиций иноэтнического наблюдателя. Судя по русским описаниям, мужчина-саами не склонен к конфликтам, лишен какой бы то ни было агрессивности. По высказыванию врача и бытописателя Ф.Г. Иванова-Дятлова, проявление злобы у лопарей «ограничивается только перебранками, реже легкими побоями, которые скоро забываются» [14, с. 84]. Если исходить из строгой патриархальной модели, то названные проявления, можно сказать, «не в счет», и типичные для русских гневные реакции в отношении домашних отсутствуют: «Упустит женка-ямщик весло в воду, дело плохое: лови весло по неспокойному озеру; русский бы выругался, рассердился, закричал - лопарь смеется сам же над собой. Для лопарей надо переделать русскую пословицу: не чужую, а свою беду руками разведу» [17, с. 95). В этом смысле влияние русских оценивается негативно, и В.В. Немирович-Данченко ссылается на мнение самих саами: «У нас допрежь и не слыхано было, чтоб муж жену бил. Совет, да любовь в семье у нас. А лопарь Ананьин, что меж кандалакшскими колонистами поселился, бьет жену на смерть, за груди ее щиплет, поленом охаживает. Дело не бывалое! Теперь это как язва по нашей тундре пойдет!» [19-1, с. 158]. Бесконфликтное и детски-спокойное существование нарушается колонизаторами. С точки зрения многих дореволюционных бытописателей, сознательно или неосознанно базирующихся на руссоистском восприятии аборигенного народа, в этом заключается одно из главных противоречий колонизационного процесса: «Мы считаем это мирное, кроткое племя дикарями, но скажем, положа руку на сердце, кто дикарь - наш ли крестьянин, всегда готовый поколотить свою бабу, исполняя это как священную обязанность свою, или честный и вежливый лопарь, рыцарски нежный со своею женой, сестрой и дочерью?» [12, с. 67].

Известное смещение традиционной гендерной оппозиции наблюдается в характеристиках «нрава» и личных качеств саамских мужчин и женщин русскими этнографами. У мужчин не выражены черты маскулинности, у женщин - слабости и подчиненности. Парное характерологическое описание, скорее, соответствует современному феминистскому распределению свойств: «Мужчины ленивы, от природы робки, нерешительны, на первый взгляд простодушны, малоразговорчивы в трезвом виде и словоохотливы в пьяном, но всегда осторожны в разговоре. В семейной жизни ласковы, временами вспыльчивы, но отходчивы, несколько наивны. Не отличаясь большим практическим умом, имеют некоторую склонность к личной наживе и пр. Характер женщин несколько другой. Женщины трудолюбивы, более болтливы, чем мужчины, иногда кокетливы <...>, ласковы в семейной жизни, завистливы, по уму не уступают мужчинам» [14, с. 12]. «Живость» и «ум» как свойства, отличающие женщин-саами от мужчин, относятся к разряду типовых атрибутов: ««Лопарки вообще живее лопарей и на лицах женщин, пожалуй, больше прочтешь ума и живой мысли, чем у мужчин», - отметила В.Н. Харузина [20, с. 77-78]. Некоторое различие формулировок можно связать с гендерной принадлежностью этнографов, но в любом случае, признается достаточный уровень развития женщин, как минимум, «не уступающих» мужчинам. Еще в 1856 г. С.В. Максимов отметил, что саамские женщины владеют русским языком так же, как мужчины [12, с. 233].

«Ласковость в семейной жизни» и терпение, с которым преодолеваются бытовые трудности, объединяют супругов-саами в их коллективном портрете: «Слабый на вид лопарь ведет, однако, мужественно и безропотно тяжелую жизнь, несет большую работу. Верной помощницей ему в его неприглядной жизни является его жена» [21, с. 10]. Эта сочувственная характеристика дополняется еще одной объединяющей супругов чертой. Описывая семейные отношения, ряд авторов упоминают пьянство: «Даже в пьяном виде они (саамы) не бушуют. Группа пьяных лопарей производит весьма смешное впечатление, объятиям и поцелуям конца нет. На спиртные напитки падки как мужчины, так и женщины» [22, с. 75]. Семейные ссоры, которые все признают относительно редким явлением, закономерно связываются с данным обстоятельством: «Причина кроется главным образом в

53

нарушении супружеской верности, особенно со стороны мужчин. Семейные ссоры бывают чаще в пьяном виде. Муж, заподозривший свою жену в измене, старается застать ее на месте преступления и тогда избивает соперника. К этой мере прибегают чаще для того, чтобы избитый на глазах у всех мужчина от стыда и лишней огласки перестал ходить к чужой жене и на долгое время показываться на люди. Жене в этих случаях также достается» [14, с. 84].

Описанной картине противоречит устойчивое мнение о свободе сексуального поведения женщин-саами. Чаще оно обозначается как «гостеприимный гетеризм» и ассоциируется с архаической ритуальной практикой гощения. Упоминания об этом обычае и опровержения его содержат источники, начиная с ХУІ-ХУП вв. (описания З. Герберштейна, Й. Шеффера). Российские этнографы XIX -начала XX вв. традиционно обращали внимание на этот аспект супружеских отношений, что способствовало поддержанию стереотипа об «отсутствии больших требований к супружеской верности», по формулировке Иванова-Дятлова. При этом наблюдаются противоречия «свидетельских показаний». Если С.В. Максимов утверждал, что «промышленники русские все единогласно хвалят целомудренность лопарских женщин» [12, с. 223], то большинство авторов, очевидно, придерживались иной точки зрения. «В древние времена был широко распространен у обеих групп лопарей гостеприимный гетеризм, который не мог остаться без влияния на их тип. В настоящее время легкостью нравов лопарок пользуются как шведы и норвежцы, имеющие деловые отношения с лопарями, так и карелы и русские, как постоянно живущие в Лапландии, так и те, которые приезжают лишь на время промыслов на Мурманский берег», - пишет этнограф Д.А. Золотарев, дополнительно ссылаясь на материалы Н.Н. Харузина [23, с. 146-147]. Н.Н. Волков осторожнее констатирует наличие гендерной асимметрии, противоречащей стереотипу классической моногамной семьи, в которой мужу дозволено больше, чем жене: «По отношению к своим женам саамы примерные мужья, но зато многие путешественники у жен находят качества обратные, объясняя их религиозным или гостеприимным гетеризмом и тому подобными пережитками» [16, с. 55].

Сомнительно наличие каузальной связи между конкретной архаической ритуальной практикой и нестрогим соблюдением норм моногамного брака в отношении сексуального поведения, когда оно фиксируется у семей, ведущих определенный образ жизни в определенных исторических условиях. Менее стереотипно представлено положение дел Ф.Г. Ивановым-Дятловым, который не был профессиональным этнографом. После описания супружеских ссор из-за измены, он замечает: «На измену жены или мужа в период осеннего сбора оленей, когда большая часть мужчин, разбредаясь по тундре, заходит на ночлег в чужую стоянку и здесь вступает в половую связь с посторонней женщиной, смотрят снисходительно. Эти случаи, по словам самих лопарей, среди Пулозерских оленеводов нередки» [14, с. 84]. Ситуация, таким образом, становится равновесной в отношении обоих супругов и относится к периоду периодических (сезонных) разъединений семьи, то есть детерминируется образом жизни и превращается из ритуализованной в обыденную. Далее сельская повседневность предстает в следующем виде: «в каждом погосте восточной части Кольского п-ова найдется не одна, а несколько женщин, легко вступающих в половую связь с посторонними мужчинами, главным образом с неженатыми парнями, доводящими иногда свою связь до полной гласности во всем селении. По словам одной лопарки, поводом к началу измены у женщин служит пристрастие к бражке, неудачная семейная жизнь при пожилом муже и обилии ребят. Мужчин толкает на половую жизнь с посторонними легкая доступность замужних женщин и частое злоупотребление спиртными напитками» [14, с. 84-85]. В этом описании и перечне мотивов супружеских измен, высказанных самой жительницей, уже трудно усмотреть какую-либо этническую специфику.

Если судить по текстам, то вариативности норм сексуального поведения в браке противостоит их строгость в отношении добрачного периода жизни женщины. В.В. Немирович-Данченко в этой связи ссылался на мнение русских поморов: «Девкам только лопским плохо. Воли той нет, что у колянок. Простору нет, негде ей разойтись. Мать у них никуда не пускает девку. В оба за ней смотрит. Даже рыбу лопка пойдет ловить, а мать тут же на бережку сидит да присматривает. Потому, коли у нас девка гуляет, по-нашему сраму нет, а если у них - беда. Бывало дело, что матери топились от стыда, как девки ихние с парнями спутывались. У них строго. Ежели кто испортит девку, жениться должен. Если он откажется, мать сейчас же к его родным обращается. Ну, те заставляют жениться, хотя бы он богат был, а она бедная. Если и при этом он не обвенчается, то мать и отец отказываются кормить ее. Ступай, куда хочешь» [19-2, с. 120-121]. Такую же картину отметили этнографы в конце 1920-х гг.: «Лопарские девушки до вступления в брак в большинстве случаев целомудренны, и что половая связь их с

54

мужчинами в восточных погостах встречается, как редкое явление. <...>. Вступление в половую связь до церковного брака или регистрации между женихом и невестой обычно не происходит. В случаях, когда обстоятельства требуют совместного спанья в одной рове, родственница со стороны невесты ложится на ночь между женихом и невестой и так делает до тех пор, пока брак не будет узаконен» [14, с. 85]. Вместе с тем оценка бытописателями наказания девушек за прелюбодеяние различается. Соответственно меняется и интерпретация. По мнению А.Я. Ефименко, наказание «только» насмешками и изгнанием из родительского дома - мягкое, и оно свидетельствует о «нестрогости» нравов, как и то, что соблазнивший обычно женится на ней [10, с. 59]. Те же обстоятельства другими этнографами (мужчинами) истолковываются противоположным образом. Относительно более свободные в поведении лопарские девушки сопоставляются с целомудренными фильманскими [10, с. 59] или - спустя полвека - с ижемскими: «На вечеринках девицы сидят отдельно, парни - отдельно. Не принято, чтобы девицы разговаривали, шутили или смеялись с парнями. Лопарки держатся несколько проще, свободнее, но ижемки, как куклы в витрине, рассядутся и сидят, не улыбаясь, не шевелясь, не смотря по сторонам» [24, с. 27].

По этнографическим данным разного времени, саамы - и мужчины, и женщины - достаточно легко вступали в смешанные браки с представителями этносов-соседей. В частности, русские охотно брали в жены женщин-саами, поскольку, как писал В.К. Алымов, «лопки - хорошие хозяйки и привычны без мужа вести хозяйство, что для рыбака или зверобоя, надолго отправляющегося на промысел, очень ценно» [25, с. 9-10]. Во всех случаях побеждала оседлая культура в лице ее представителей: «Лопарка, вышедшая замуж за русского или за финна, перестает быть лопаркой; лопарь, переходящий к оседлой жизни и женившийся на русской, сам вскоре становится русским» [26, с. 99-100]. Так на уровне метафорическом саамская культура обретает черты известного гендерного статуса. С точки зрения «колониального» взгляда на вещи, данное распределение облегчает взаимодействие титульного («сильного») и аборигенного («слабого») народов, оправдывает культурное и политическое доминирование и «цивилизационную миссию» в отношении автохтонов.

Изменение традиционного образа жизни с переходом на оседлость по-разному сказалось на мужчинах и женщинах саами. Как отмечал в 1930 г. В. Чарнолуский, если в передвижениях лопарей вместе с семьей, передвижным жилищем и необходимой утварью лопарь-мужчина находил максимум «комфорта» в семейной обстановке, то с появлением постоянных жилищ он лишился и того минимума «удобств», которыми обладал. Женщина же, вообще семья, с появлением туп (стационарных срубных жилищ) приобрела максимум «комфорта», возможного при современном культурном уровне саамов [15, с. 121].

Представление о том, что женщина выполняет функции главы семьи, в настоящее время сказывается на семейном самосознании и моделях поведения в семьях саами, внешних оценках; оно включается в этнический образ народа и связано с его внешним восприятием. Считается, что саамские женщины очень самостоятельны, относительно легко выбирают и отвергают мужей или обходятся без них; они более мобильны, сильнее мотивированы к получению образования и социально активнее, чем мужчины*, а также имеют «мужские» привычки (пьют и курят, хотя и реже, чем мужчины). Во всех этих смыслах они в высшей степени современны.

ЛИТЕРАТУРА

1. Этнические стереотипы мужского и женского поведения. СПб: Наука, 1991. 2. Nagel J. Race, Ethnicity and Sexuality: Intimate Intersections, Forbidden Frontiers. New York: Oxford University Press, 2003. 3. Бодрова О.А. Влияние колониальной идеологии на подходы к этнографическому описанию автохтонных народов Российской империи // Кольский Север в ХХ-XXI вв.: культура, наука, история. Апатиты: КНЦ РАН, 2009. С. 90-99. 4. Бодрова О.А. Образ саамов в русской этнографической литературе второй половины XIX века. К проблеме субъективности этнографического описания // Северяне: проблемы социокультурной адаптации жителей Кольского полуострова. Апатиты: КНЦ РАН, 2006. С. 36-41. 5. Бодрова О.А. Специфика описания культуры саамов в русской этнографической литературе второй половины XIX века // Вестник Поморского университета. Серия «Гуманитарные и социальные науки». Архангельск: Поморский гос. ун-т, 2008. С. 8-11. 6. Виноградова С.Н. Общины коренных малочисленных народов Севера на территории Мурманской области: проблемы и перспективы // Население Кольского Севера в период социальных трансформаций: проблемы и практики культурной адаптации. Апатиты: КНЦ РАН, 2008. С. 25-44. 7. Змеева О.В. «Новый дом» вдали от родины: этнические мигранты на Кольском Севере. Апатиты: КНЦ РАН, 2011. 8. Петров В.П. К истории развития гуманитарных исследований в Кольском научном центре РАН / В.П. Петров, И.А. Разумова // Человек в социокультурном пространстве: Европейский Север России. Апатиты: КНЦ РАН, 2005. С. 5-17. 9. Петров В.П. Проблемы и перспективы социально-

* Большинство саамских общественно-культурных организаций в области возглавляют женщины.

антропологических исследований этнокультурной ситуации на Кольском Севере / В.П. Петров, И.А. Разумова // Формирование основ современной стратегии природопользования в Евро-Арктическом регионе. Апатиты: кНц РАН, 2005. С. 108-118. 10. Ефименко А.Я. Народные юридические обычаи лопарей, карелов и самоедов Архангельской губернии. СПб., 1877. 11. Дергачев Н. Русская Лапландия. Статистический, географический и этнографический очерки / сост. Н. Дергачев. Архангельск: Издание Арх. губ. стат. комитета, 1877. 12. Максимов С.В. Год на Севере. Архангельск: Сев.-Зап. кн. изд-во 1984. 13. Алымов В.К. Лопари. М., 1930. 14. Иванов-Дятлов Ф.Г. Наблюдения врача на Кольском полуострове (11 января - 11 мая 1927 г.). М., 1928. 15. Чарнолуский В.В. Материалы по быту лопарей: Опыт определения кочевого состояния лопарей восточной части Кольского полуострова. Л., 1930. 16. Волков Н.Н. Российские саамы. Историко-этнографические очерки. Каутокейно. СПб., 1996. 17. Дурылин С. За полуночным солнцем. По Лапландии пешком и на лодке. М., 1913. 18. Кастрен М.А. Путешествие в Лапландию в 1838 году // Собрание старых и новых путешествий. Ч. II. Путешествие Александра Кастрена по Лапландии, северной России и Сибири (1838-1844, 1845-1849). М., 1860. 19. Немирович-Данченко В.И. Страна холода: в 2 т. СПб., 1903. 20. Харузина В.Н. На Севере. Путевые воспоминания. М., 1890. 21. Харузина В.Н. Лопари // Читальня народной школы. Журнал с картинками. СПб., 1902. Вып. 11. ноябрь 1902. С. 1-38. 22. Гебель Г.Ф. Наша Лапландия. СПб., 1909. 23. Золотарев ДА. Кольские лопари. Труды Лопарской экспедиции Русского географического общества по антропологии лопарей и великорусов Кольского полуострова. Л.: Ан СССР, 1928. 24. Рихтер З. По Лапландии. М.: 1929 (Б-ка «Огонек», 413). 25. Алымов В.К. Об ассимиляции лопарей // Вестник Карело-Мурманского края. 1925. № 17-18. С. 7-10. 26. Адымов В. К. Рождаемость и смертность лопарей Кольского полуострова // Кольский сборник. Л.: АН, 1930 / Материалы Комиссии экспедиционных исследований. Вып. 23. С. 71- 101.

Сведения об авторе

Разумова Ирина Алексеевна - д.и.н., гл. научный сотрудник; e-mail: irinarazumova@isc.kolasc.net.ru

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.