CC BY
23ЯЗЫКОЗНАНИЕ LANGUAGE STUDIES
Doi: 10.12731/2077-1770-2018-4-3-14-40 УДК 81.432.1-006.
ГЕНДЕРНАЯ МАСКА АВТОРА В ЯЗЫКЕ: ГЛАГОЛЬНОЕ ВОПЛОЩЕНИЕ (НА МАТЕРИАЛЕ ЛЮБОВНЫХ РОМАНОВ Э.Л. ДЖЕЙМС)
Винник Е.И.
Цель. Статья посвящена актуальной в условиях современного общества проблеме субъективного самовосприятия и самоосознания личности в рамках гендерной идентификации. Автор ставит целью выяснить путь трансляции в письменную форму женской идентичности как гендерную «примерку».
Метод или методология проведения работы. Основу исследования образуют дефиниционный анализ современных гендерных концепций, контекстологический анализ речевой ткани художественных произведений, интерпретация и систематика языковых фактов, количественная и качественная обработка данных.
Результаты. Результаты работы заключаются в том, что автор инициировал попытку осмысления письменного художественного текста с учетом новейших достижений в области гендерной лингвистики. Анализ глагольного семантического пространства, репрезентированного в романах Э.Л. Джеймс «Пятьдесят оттенков серого» и «Грей. Кристиан Грей о пятидесяти оттенках» (около 9 000 манифестаций) подтверждает гипотезу о возможности трансформации авторской идентичности в текстуальную посредством гендерной маски.
Область применения результатов. Результаты исследования могут быть применены в процессе практического системного из-
учения употребления глагола (и глагольных форм) в реализации ген-дерного аспекта в художественном тексте.
Ключевые слова: женская субъективность; идентичность; любовный роман; глагол; авторская маска; гендерная «примерка».
author's gender mask iN speech: verbal manifestation (on the basis of romance novels BY E.L. James)
Vinnik E.I.
Purpose. The article is devoted to the topical in modern society problem of the subjective self-perception and self-consciousness of the personality in the context of the gender identity. The author aims to figure out the way of translation in written form offemale identity as gender "fitting".
Methodology. The basis of the research is the definitional analysis of modern gender concepts, contextual analysis of speech material of the literary texts, interpretation and systematization of linguistic facts, quantitative and qualitative data treatment.
Results. The results of the study are that the author made the attempt to comprehend a written literary text taking into account the latest achievements in the field of language and gender. The analysis of the verbal semantic space, represented in the novels Fifty Shades of Grey and Grey. Fifty Shades of Grey as told by Christian by E.L. James (about 9 000 manifestations), justifies the hypothesis of the opportunity to transform the author's identity in textual by means of gender mask.
Practical implications. The results of the study can be applied in the process ofpractical systematic study of usage of the verb (and the verbal forms) in the realization of gender aspect in literary text.
Keywords: female subjectivity; identity; romance novel; verb; author 's mask; gender "fitting".
Введение
Глубокому проникновению в суть происходящих процессов человеческого общества способствует изучение роли полов в развитии культуры, семиотического и символического их отражения в философии, психологии, социологии, истории, искусстве, литературе, проявлении в языке. Такая трансгрессия проблематизирует дисциплинарные границы, насыщает их аргументативными и концептуальными переходами и развивает методологию исследования тендерных различий. В рамках гендерной лингвистики определилось направление по изучению гендерно обусловленной информации, зафиксированной в художественной литературе. Современная тенденция лингвистического изучения гендера опирается на аналитическое осмысление существующих подходов и исследовательских процедур, в основе которых две парадигмы - когнитивно-прагматическая, объясняющая механизм конструирования гендерных смыслов в аспекте их порождения и интерпретации; стилистическая, направленная на выявление и описание языковых составляющих «гендерного дисплея» [7, с. 309]. Данные парадигмы динамично коррелируют друг с другом и неразрывно связаны с культурно-исторической ситуацией, в которой производится смысл контекстуализации информационного сигнала. В основании его адекватной интерпретации лежат гендерные нормы, функционирующие как прагматические пресуппозиции. По мнению Н.Ф. Але-фиренко «лингвистика начала XXI века в целом <...> впечатляет множеством идей, новых задач и их оригинальных решений» [1, с. 7]. Наиболее релевантной представляется идея Е.С. Гриценко о том, что язык играет двоякую роль - неосознаваемого фона, фиксирующего гендерные стереотипы, идеалы и ценности посредством аксиологически не нейтральных структур языка, и инструмента, дающего возможность (вос)производства гендерных смыслов в социальной практике [8, с. 53]. Данная статья посвящена проблеме изучения женских текстуальных практик и способов самовыражения женского субъекта посредством грамматических форм, в частности глагольных в англоязычной художественной прозе. Цель
данной работы выяснить путь трансляции в письменную форму самоосознания женщины (т.е. женской идентичности) как гендерную «примерку».
Логическое обоснование феномена женской субъективности стало возможным в условиях выделения в рамках философской антропологии и общефилософской стратегии конструкции гендерной субъективности - в конце 80-х - начале 90-х годов прошлого века. Методологическое значение для возникновения гендерной теории субъекта имели постмодернизм/ постструктурализм, психоанализ и феминизм. Публикация книги Симоны де Бовуар «Второй пол» в 1949 г. стала рождением философии феминизма. Женская субъективность по С. де Бовуар мыслится как другое (Другой) по отношению к мужскому типу субъективации, как специфический «женский опыт» и соответствующие ему «женские» способы бытия. Структура женской субъективности в ее трактовке является социально сконструированной. Мы не те и не то, чем мы являемся как частные проявления некоей трансцендентальной сущности - «женщиной не рождаются, ею становятся <.. .> человек есть только то, что он делает <...> Его меряют по его поступкам» [4, с. 237, 241].
Философская концепция Симоны де Бовуар положила начало двум теоретическим тенденциям, базирующимся на теориях желания Жака Лакана и Жиля Делеза, Феликса Гваттари (Люс Иригарэ, Элен Сиксу и др.) и на теории власти Мишеля Фуко (Джудит Бат-лер, Тереза де Лауретис и др.).
Жак Лакан, французский психоаналитик поместил идеи З. Фрейда в новую концептуальную оболочку, обратив внимание на лингвистические аспекты структуры бессознательного и показатели воображаемого в структуре человеческой субъективности. Структура субъективности по Ж. Лакану не может быть сведена к единому «я», поскольку в основе человеческой психики лежит бессознательное, препятствующее обретению идентичности. Лакановская концепция децентрированного субъекта превратилась в модель представления о человеке как о «дивиде» - фрагментаризованном, разорванном, лишенном целостности субъекта. Обнаружение Лаканом «стадии
зеркала» в развитии ребенка, которую он обозначает как стадию «символического» позволяет ему сделать вывод о двойственной структуре субъекта, в которой параметры феминного и маскулинного могут изменяться, меняться местами или варьироваться независимо от анатомических характеристик. Другими словами, идентичность и целостность субъекта имеют место только на уровне фантазии. Основным механизмом, который не позволяет провести дихотомию в структуре идентичности является механизм желания как основной принцип мотивации человеческой жизни. Именно ему принадлежит решающая роль в гендерных отношениях мужчины и женщины, к нему направлен язык субъекта и его сексуальность, которая также рассматривается как символический феномен, как трансцендентальное означаемое. Язык субъекта может ориентироваться либо в сторону фиксированного значения (сознания), либо в сторону нефиксированной структуры (бессознательного). Женскую сексуальность Лакан определяет через понятие «маскарад». Маскарадное тело женщины по отношению к мужскому знаку - это тело желания. Поэтому поводу Лакан перефразирует знаменитое выражение Фрейда ««анатомия -это судьба»: анатомия - это не судьба, а только различие фигуры символического маскарада идентификаций» [11, с. 91].
Феномен желания и его влияние на структуру субъективности становится основным предметом исследования философии Жиля Делеза и Феликса Гваттари. Понятие желания Ж. Делез рассматривает как функцию трансгрессивного в субъективном опыте и состоящую в том, чтобы «преступать любые наличные границы» [20, с. 18]. Аффект желания меняет структуры языка. «Нагружен-ность» языка желанием формирует ситуацию языковой пролиферации между актом говорения (планом выражения) и смыслом говоримого (планом содержания). Феминистские авторы широко используют методологию Делеза для характеристики «женского языка» (Тереза де Лауретис, Алисия Острайкер и др.). Элен Сик-су - французская писательница, теоретик феминистского литературоведения, автор концепции «женского письма» в своем эссе «Хохот Медузы» (1975 г.) призывала женщин «писать самое себя <.>
женщина должна вложить себя в текст <.> Ваше тело должно быть услышано. Только тогда неистощимые запасы бессознательного выплеснутся наружу» [16, с. 804].
Работы французского философа Мишеля Фуко оказали влияние на философскую теорию феминизма, исследующую феномен женского тела и сексуальности, желания, маргинальных практик, особенностей женской субъективации в культуре. Одним из основных понятий философии Фуко является понятие дискурса, как практики языкового употребления, в котором любая речевая практика определяется как сочетание факта и фантазма. Механизм дискурсивного действия, вызывающего у читателя эффект чувственного восприятия текста, философ анализирует на примере структуры и роли феномена видения в тексте. Собственно феномен видения Фуко определяет как телесный феномен, т.е. видимое - это то, что воспринимается в тексте, но не поддается концептуальному осмыслению. Дискурсивный анализ текста, являясь исследовательским инструментарием М. Фуко позволил обнаружить, что речевые практики сами конструируют объекты речи, что означаемое и означающее меняются своими функциями: «письмо есть игра знаков, упорядоченная не только своим означаемым содержанием, сколько самой природой означающего» [17, с. 13].
Соотечественники М. Фуко Жак Деррида и Ролан Барт продолжили исследования в русле лингвистического поворота в общественных науках. Ж. Деррида рассматривал анализ текста как способ обнаружения единого имманентного смысла, упорядоченного определенной логической структурой. Центром текста оказывался голос автора как единственный источник смысла. Наряду с голосом Ж. Деррида фиксировал в тексте такой элемент как письмо, обозначая этим термином наличие метафор и сравнений, имитирующих устную речь, нагромождения ассоциативных лабиринтов. В «сценах письма» имеют место проявления искусственности текста, допускается момент саморефлексии и разоблачения и смена повествовательных масок. Таким образом, автор сам пишется текстом, который способен порождать новые смыслы для автора, обнажая
бессознательное и ментальное в системе его базовых посылок. Знаменитое утверждение Ж. Деррида о «смерти Автора» закономерно вытекает из деконструктивного видения текста [10, с. 231].
В формировании гендерной теории субъекта как телесного, чувственного, осуществляющего стратегии гендерной репрезентации вне бинарных текстовых оппозиций большую роль имеет концепция текста Ролана Барта. В частности, интерпретация текстовой структуры как эротической, т.е. такой, в которой превалируют текстовые характеристики, традиционно приписываемые культурой феномену «женского». В статье «Удовольствие от текста» (1973 г.) ученый вводит понятия текст-удовольствие и текст-наслаждение [2, с. 475]. Структура письма-удовольствия определяется технологией фрагментаризации, в которой каждая часть текста содержит в себе собственный смысл, способный вызвать восхищение, а текст как целое состоит из множества равноценных смысловых образований. Погружение в них читателя обеспечивает эротическую структуру текста как текста-удовольствия и ассоциируется с женским миром. Тем не менее, пол автора и его гендерная идентификация не имеют у Барта прямой связи со спецификой текстового производства, поэтому в концепции удовольствия Р. Барта не представляется возможным установить кодировку авторства как гендерно-марки-рованного (женского/ мужского).
Интерес к своеобразию женской природы собственно в особенностях ее телесного переживания в жизни представлен в работах американских феминисток Адриенны Рич "Of Woman Born" (1976 г.) и Сьюзен Гриффин "Made from this Earth" (1983 г.). Наиболее характерной особенностью женского восприятия авторы, работающие в русле названной тенденции, считают способность женщины «мыслить через тело». Эта способность многомерного вживания в телесность вырастает из своеобразия психобиологической структуры женщины. Тело женщины становится «комнатой резонансов, чьи звуки я записываю» [22, с. 224].
В фокусе процессов производства гендерных практик обратимся к концепции гендерной идентичности американского философа
Джудит Батлер, которая утверждает, что речевые действия создают то, что описывают. Ее моделью процесса создания гендерных дифференциаций является артикуляция повторяемых перформансов культурно санкционированных актов гендера. Отсюда возникает принцип, используемый Дж. Батлер в философском анализе проблемы субъективности: язык формирует субъективность, а не наоборот. На этой основе формируется теоретический аппарат и язык описания Дж. Батлер - «перформативная субъективность», «цитатная субъективность», «маскарад» [18, с. 176].
Итак, благодаря идеологии постмодернизма произошло бурное развитие гендерных исследований в западной философской науке. Все направления постмодернистской мысли признают языковую концепцию реальности, утверждая - восприятие реальности социально и лингвистически сконструированный феномен, результат наследуемой индивидуумом лингвистической системы.
Материалы и методы исследования
Обращение к современному любовному роману вызвано его огромной популярностью в массовой культуре конца XX - начала XXI вв. и космополитичностью - книги известных авторов, работающих в этом жанре, нередко появляются одномоментно на родном языке и в переводах, издаваемых по всему миру. За полтора столетия своего существования любовный роман стал синонимом женского романа по причине того, что его читательскую аудиторию составляют женщины, как статистически преобладающая читательская публика. Несколько лет назад организация «Американские авторы любовных романов» (Romance Writers of America) провела исследование, в ходе которого оказалось - романы про любовь составляют около трети всех художественных книг; 64,6 миллиона американцев прочитали хотя бы один дамский роман. Поклонниками этого жанра являются люди от 15 до 75 лет, причем половина из них входит в возрастную группу от 25 до 54 лет, а 22% составляют читатели-мужчины дамских романов, хотя традиционно считалось, что «розовая» беллетристика - это «романы для горничных», деву-
шек из рабочих семей и пожилых чувствительных дам. Благодаря культурантропологическим исследованиям американского историка Джона Кавелти в работе «Приключение, тайна и любовная история: формульные повествования как искусство и популярная культура» (1976 г.) был выявлен механизм, связывающий любовный роман и его поклонников, за которым закрепился термин «формульное повествование» и особый вид идентификации читателя с героями как «идеализированный образ себя» [19, с. 18]. Женский любовный роман отличается удивительной жанровой стабильностью: высокой степенью стандартизации - конкретностью и узнаваемостью описываемого мира, прагматизмом в поведении героев, характерностью их языка и др., развлекательностью и эскапизмом (escapism), то есть дистанцированностью от действительности. Фиксация актуальных социокультурных напряжений и их гармонизация, эффективное психотерапевтическое воздействие посредством эскапистских конструкций превращают женский любовный роман в знак времени, индикатор ведущих тенденций в массовой культуре и общественных настроениях/ ожиданиях.
Своеобразна поэтика любовного романа - фактически литературным методом создается виртуальная реальность. Дженис Рэду-эй, американская исследовательница литературы, выделяет ряд характерных черт, присущих «формульным» историям в своей работе «Читая любовные романы: женщины, патриархат и популярное чтение» (1984 г.). Одна из них - в начале произведения появляется какая-то загадка, которая постепенно «раскручивается», решение собирается по кусочкам, как мозаика. Нахождение ответа (например, разгадывание какой-то семейной тайны) приближает счастливый финал повествования. Другая - наличие взаимодействия бинарных оппозиций: «домашний/ дикий», «слабый/ сильный», «в обществе/ вне общества». Третья - калькирование сказки о Золушке со всеми ее перипетиями. А далее - главная героиня в наибольшей степени сказочный персонаж, обладающий необычайной красотой. Обязательным элементом эротической и магической силы героини являются роскошные волосы. Поэтому стандартная завязка «ро-
зового» романа - спонтанная и бессознательная реакция героя на волосы, невозможность противостоять их чарующей силе. Герой же - высокомерен, хладнокровен, порой жесток и резок, но оказывается нежным и ласковым по отношению к героине. Он - трудоголик, помешанный на работе, крупный землевладелец, банкир, преуспевающий бизнесмен и др. Профессиональный статус героини очерчен менее определенно, она чаще всего занята «женским бизнесом» обычно в творческих профессиях, тоже делает удачную карьеру. Имеет место доминирующее положение мужчины по отношению к женщине.
Они находятся примерно на одной и, как правило, достаточно высокой ступени социальной лестницы. В подавляющем большинстве романов между героем и героиней есть разница в возрасте. Герой старше, жизненно и сексуально опытнее. Стереотип мужской привлекательности в любовном романе включает в себя момент необузданности, непредсказуемости, чувственности. Это так называемый «мачо» - извечная мечта прекрасного пола. Героиня, напротив, неискушенная девственница, которую только он может научить искусству любви. Любовный роман создает формулу женского счастья - любовь вырастает из сексуального влечения и идеальных сексуальных отношений и непременно переходит в брак [15, с. 10]. Таким образом, жанр женского романа как любовная беллетристика тиражирует стереотипные гендерные ценности, позволяет проследить механизм передачи гендерных норм и производство гендерных представлений согласно существующим гендерным идеологиям. В центре него единственно одобряемая конструкция «одна женщина плюс один мужчина» [5, с. 293], связываемые постепенным нарастанием их взаимного чувства. Герой/ героиня воплощают идеальную пару и являются самыми универсальными стереотипами мужского/ женского.
Материалом для исследования стали романы английской писательницы Эрики Леонард, более известной по псевдониму Э.Л. Джеймс «Пятьдесят оттенков серого» и «Грей. Кристиан Грей о пятидесяти оттенках» из цикла эротических романов «Пятьдесят оттенков». Мотивом к выбору послужил:
- во-первых, коммерческий успех издания, свидетельствующий о соответствии транслируемых гендерных смыслов представлениям о мужественности и женственности, разделяемых читательской аудиторией и транскрибировании ритуала символического признания гендерных норм;
- во-вторых, воображаемая автором-женщиной смена своих ролевых определений в ракурсах автор/ героиня и автор/ герой, прячущийся за женской/мужской масками и мужским псевдонимом (т.к. читатели ставят в приоритет мужчин-писателей), позволяют рассмотреть специфику языкового употребления, а именно семантику глагольных манифестаций в речи автора через маскарад идентичностей.
Эрика Леонард родилась в 1963 г. в Англии, в графстве Бэкин-гемшир. Получила образование в Кентском университете как историк, рано начала писать рассказы, мечтала о написании книг. Импульсом к литературной деятельности послужило чтение известной вампирской саги «Сумерки» Стефани Майер, которая вдохновила ее на создание фанфика собственного сочинения под названием «Хозяин мира». Он был выложен в сеть на сайте, посвященном фанфикам, подписанный ником «Snowqueen's Icedragon». Фанфик завоевал восторженные отзывы читателей, поэтому автор решила расширить фанфик до самостоятельного, полноценного произведения, не имеющего ничего общего с «Сумерками». В результате в 2011 г. появилась трилогия «Пятьдесят оттенков», которая позже расширилась до цикла из шести книг. Вся литературная серия отличается необыкновенной популярностью во всем мире, переведена на 52 языка.
Главные герои романа Кристиан Грей и Анастейша Стил. Кристиан к 27 годам успел заработать миллиарды и стать уважаемым членом общества. Однако за его шикарной оболочкой и властным поведением скрывается израненная душа с тяжелым детством и необычные сексуальные предпочтения. Главной героине Анастейше 21 год, она - студентка-филолог, подрабатывает в магазине, мечтает о карьере в издательском деле. Первая встреча героев происходит
во время интервью, которое Анастейша берет у Кристиана для студенческой газеты. Так начинается их роман.
Цикл романов «Пятьдесят оттенков» богат пикантными, будоражащими желания эротическими подробностями. Автор откровенно признает, что продемонстрировала на страницах своего произведения собственные фантазии за масками своих героев.
Границы применимости категории маска на современном этапе значительно расширились. Первоначально маска связывалась с театром и культовыми/ ритуальными действами, в настоящем эта категория активно используется на общенаучном уровне, в качестве методологического средства междисциплинарных разработок и объяснительного принципа в гуманитаристике. Повышенный интерес к феномену маски объясняется рядом тенденций современной культуры, в частности, углублением самосознания личности, особенно творческой, посредством маски репрезентующей себя в пределах созданного ею художественного текста. Ученые выделяют несколько подходов к осмыслению феномена маски:
- психологический подход позволяет рассматривать маску одним из способов самосознания личности, осмысливающей собственное «я» и пытающейся обрести при помощи маски цельность, преодолеть дуальность. Трактовка маски И.С. Кона - российского психолога и философа рассматривает ее как один из аспектов «множественности» человеческого «я», считая маску моделью поведения, компенсацией того, чего не хватает личности [12, с. 138].
- социологический подход рассматривает социальное измерение маски как совокупность мировоззренческих, культурных, идеологических установок, отношение к вопросу социальной стратификации и иерархической лестницы, например, мужчины - женщины; его воздействие на выбор автора, раздвигающего границы самовыражения, саморепрезентации, той или иной маски. Здесь отметим обнаруженное явление тендерного дисплея как формы самопредъявления гендерных характеристик личности в рамках драматургического интеракционизма американского социолога Ирвинга Гофмана [21, с. 202].
- лингвистический подход трактует маску как феномен речевого общения, средства стилизации, метод языковой характеристики, с помощью которого персонажу придаются речевые особенности. Г.О. Винокур ввел понятие языковой маски [6, с. 297]. По мысли Ю.М. Лотмана маска как одна из функций художественного текста позволяет автору определенным образом воздействовать на читательское восприятие в качестве культурного кода [13, с. 29].
- литературоведческий подход к феномену маски предполагает ее рассмотрение в различных значениях, например, в значении авторская маска. М.М. Бахтин считает, что автор романа нуждается в существенной формально-жанровой маске, которая «определила бы как его позицию для видения жизни, так и позицию для опубликования этой жизни» [3, с. 311]. Другими словами, образ автора - это авторская маска, при помощи которой он одновременно вскрывает и являет себя.
Термин авторская маска был введен в 1985 г. американским критиком К. Малмгреном. В последние десятилетия он используется и для обозначения интенционального стилистического приема/ установки отдельного автора произведения, при этом авторская маска номинируется как маска персонажная, смешиваясь и отождествляясь с образом автора. Здесь необходимо отметить, что проблема соотношения маски автора и образа автора отличается дискуссион-ностью и многоаспектностью. Например, М.М. Бахтин различает «автора первичного» как создателя художественного произведения и «автора вторичного» как образ, реконструируемый на основе текста. Придерживаясь этой точки зрения, О.Ю. Осьмухина в своей работе «Авторская маска в русской прозе XIII - первой трети XIX в.» (2008 г.) разделяет понятия автор и образ автора, полагая, что автор в рамках художественного текста «овнешняет» себя в попытке обнаружения иной идентичности, таким образом объективируется в образе героя-повествователя, не тождественного ему, т.е. собственной маске. Для этого О.Ю. Осьмухина вводит обозначения «автор реальный» для автора первичного и «автор фиктивный» для повествова-
теля и констатирует новую повествовательную инверсию в системе взаимоотношений внутритекстового пространства: автор-повествователь-герой, в которой эксплицитный автор (повествователь/ нар-ратор) ведет повествование от собственного «голоса» и имени [14, с. 8]. Другими словами, нарратор - это сознательно избранная маска авторского образа. Авторскую маску можно рассматривать в различных формах функционирования, в частности, как художественный образ фиктивного автора - нарратора, который чаще проявляется в повествованиях, стилизованных под исповедь, дневник, мемуары и т.д., где рефлективно-игровая проекция личности автора предполагает использование маски. Как стилистический прием, авторская маска, подразумевающая слияние изображающей авторской речи с изображаемой речью персонажа, превращается в маску речевую. Одним из маркеров художественного текста, призванного создавать иллюзию аутентичности автора в читательском сознании, можно назвать игровые контаминации с «чужим словом», включенным в рамки собственно-авторского повествования, приводящие к сосуществованию нескольких точек зрения на события/ героя и порождающие игровую двусмысленность авторской позиции. Исходя из вышесказанного, авторскую маску можно характеризовать как синтез самовыражения автора и его перевоплощения в художественный образ, как феномен идентификаций автора.
В данной работе исследовательский интерес направлен на изучение семантики глагола в качестве инструмента для выражения самоидентификации гендера автора. Все поколения языковедов признают глагол вербальным узлом, держащим всю структуру высказывания. Динамическая сущность природы глагола позволяет ему, как единице языкового строя, не только именовать процесс/ процессуальное состояние, но и участвовать в названии предметно представленных абстрактных категорий действительности, связей и отношений. На номинативно-синтагматическую ценность глагола указывал В. фон Гумбольдт - «это нерв самого языка... Глагол как моментально протекающее действие есть не что иное, как сама сущность связей» [9, с. 199].
В ходе сплошной выборки манифестаций глагола и неличных форм глагола в текстах романов Э.Л. Джеймс «Пятьдесят оттенков серого» и «Грей. Кристиан Грей о пятидесяти оттенках» было обнаружено 8955 прецедентов, принадлежащих к различным семантическим классам и подклассам глагола. Классификация пара-дигматико-семантических признаков глагола в романах учитывает маскарад идентичностей в ракурсе дуального воплощения - автор/ героиня и автор/ герой. Полученные данные представлены в таблице 1.
Таблица 1.
Классификация парадигматико-семантических признаков глагола в романах Э.Л. Джеймс «Пятьдесят оттенков серого» и «Грей. Кристиан Грей о пятидесяти оттенках»
Класс Подкласс Автор/ Ана-стейша Стил Автор/ Кристиан Грей
Динамические глаголы (dynamic verbs) Глаголы движения 296 343
Глаголы совершения действия, поступка или воздействия (performance verbs) 407 415
Глаголы созидания или придания нового качества 164 171
Глаголы приобретения 116 121
Глаголы мгновенного действия (momentary verbs) 269 288
Глаголы речи 156 178
Глаголы звучания 106 113
Глаголы эмоциональной реакции 267 286
Глаголы «самостийные», обозначающие непроизвольные процессы, исключающие волю или усилие субъекта 78 85
Безличные глаголы 31 42
Статальные глаголы (stative verbs) Глаголы восприятия и осмысления (recipient verbs) 523 546
Концептуально-дивергентные глаголы 89 77
Глаголы ощущения и восприятия телом (verbs of bodily sensation) 389 397
Продолжение табл. 1.
Релятивные глаголы (relative verbs) Глаголы, передающие компаративные двусторонние отношения равенства/ неравенства и т.д. 58 65
Глаголы, выражающие отношение, включение 44 51
Глаголы, передающие оценочные, эмоциональные отношения (attitudinal verbs) 457 470
Модальные, модусные, функторные глаголы Модальные глаголы, выражающие долженствование, возможности, сомнения 255 273
Модусные глаголы запрещения, препятствия 46 44
Модусные глаголы интенции 194 211
Глаголы, выражающие нереализован-ность действия или недостаточность 18 16
Глаголы служебные, частично или полностью десеман-тизированные, каузативные глаголы 82 79
Глаголы, образованные по конверсии от существительных 47 52
Фразовые глаголы 62 68
Глаголы, выражающие социальную характеристику 32 37
Глаголы, выражающие темпоральную характеристику 45 53
Глаголы, выражающие квантитативную характеристику 56 61
Окончание табл. 1.
Глаголы,
выражающие
по стериорно сть (импликация 34 48
гл. некоторого
последующего действия)
Глаголы,
выражающие
антериорность (импликация гл. 17 27
некоторого пред-
шествующего действия)
4 338 4 617
Всего: 8 955
Количественный анализ исследовательского материала позволил установить:
- авторская/ мужская речь как и авторская/ женская речь маркируется более частотным употреблением динамических глаголов (2042 манифестации в речи героя и 1890 - в речи героини), что составляет примерно половину от общего количества глагольных воплощений мужского и женского речевого поведения в тексте романов. Представленные данные позволяют сделать вывод о том, что понятия «женское» и «мужское» письмо не являются однозначными. Гендерная «двойная игра» автора произведения становится возможной и свидетельствует об обратимости и конвертируемости самоидентификации автора;
- на втором месте по частотности употребления стоят статаль-ные глаголы: их количественное соотношение примерно одинаковое (1001/ 1020) в речи автора/ героини и автора/ героя. Приведенный результат подтверждает теорию Ю. Самель и Б. Барон о «дифференциации» мужского и женского языков, поскольку современный литературный материал конструирует
женские и мужские образы в соответствии с новой эгалитарной гендерной идеологией, которая исключает поляризацию фемининности/ маскулинности и основана на более сбалансированной представленности полов;
- третье место по частотности занимают релятивные, модальные, модусные и функторные глаголы, причем их количество превалирует в речи автора/ героя (1072/ 1130 воплощений соответственно). Качественная обработка исследовательского материала выявила гендерную импликацию в тексте как рефлективно-игровую личностную проекцию автора. Ген-дерная маска в этом случае послужила ключом к расшифровке образа героя и достоверному изображению реальности. Преобладание в речи автора/ героя глаголов, передающих оценочные, эмоциональные отношения, а также модальных глаголов, выражающих долженствование, возможности, сомнения и модусных глаголов интенции показательно в плане референтности мужского образа, как компенсации гендерной «примерки».
Следующий этап исследования базировался на анализе узловых сцен, где был представлен гендерный спектакль авторской маски Э.Л. Джеймс через видение одной и той же ситуации сознанием героини и героя. В качестве показательных образцов, в которых проявилось большинство особенностей женской/ мужской речи автора, представлены сцены «звонок-договоренность о фотосессии» и «совместный завтрак» в таблице 2.
К одной из особенностей можно отнести превышение объема высказывания через речь автора/ героя почти в 2 раза. Зафиксированная речевая ассиметрия опровергает мнение многих исследователей о том, что:
- «мужские тексты» короче «женских», менее динамичны, в них меньше эмоциональных и сенсорных оценок [23, с. 16];
- «типическая» мужская речь отличается неумением связывать слова с эмоциями, переживать эмоции и описывать свои и чужие эмоции [26, с. 54].
Таблица 2.
Сцены воплощения гендерной маски автора в речевом поведении героини/ героя
Автор/ Анастейша Стил
Автор/ Кристиан Грей
Сцена «звонок-договоренность о фотосессии»
I take a deep, steadying breath, and with shaking fingers, I dial the number. He answers on the second ring. His tone is clipped, calm and cold. "Grey."
"Err... Mr. Grey? It's Anastasia Steele." I don't recognize my own voice, I'm so nervous. There's a brief pause. Inside I'm quaking. "Miss Steele. How nice to hear from you." His voice has changed. He's surprised, I think, and he sounds so. warm - seductive even. My breath hitches, and I flush. I'm suddenly conscious that Katherine Kavanagh is staring at me, her mouth open, and I dart into the kitchen to avoid her unwanted scrutiny.
"Err - we'd like to go ahead with the photo-shoot for the article." Breathe, Ana, breathe. My lungs drag in a hasty breath. "Tomorrow, if that's okay. Where would be convenient for you, sir?" I can almost hear his sphinx-like smile through the phone. "I'm staying at the Heathman in Portland. Shall we say, nine thirty tomorrow morning?" "Okay, we'll see you there." I am all gushing and breathy - like a child, not a grown woman who can vote and drink legally in the State of Washington.
"I look forward to it, Miss Steele." I visualize the wicked gleam in his gray eyes. How can he make seven little words hold so much tantalizing promise? I hang up. Kate is in the kitchen, and she's staring at me with a look of complete and utter consternation on her face [24, c. 28]._
IT'S BEEN FIVE HOURS with no phone call from the delectable Miss Steele. What the hell was I thinking? I watch the street from the window of my suite at The Heathman. I loathe waiting. I always have. The weather, now cloudy, held for my hike through Forest Park, but the walk has done nothing to cure my agitation. I'm annoyed at her for not phoning, but mostly I'm angry with myself. I'm a fool for being here. What a waste of time it's been chasing this woman. When have I ever chased a woman? Grey, get a grip.
Sighing, I check my phone once again in the hope that I've just missed her call, but there's nothing. At least Taylor has arrived and I have all my shit. I have Barney's report on his department's graphene tests to read and I can work in peace.
Peace? I haven't known peace since Miss Steele fell into my office.
WHEN I GLANCE UP, dusk has shrouded my suite in gray shadows. The prospect of a night alone again is depressing. While I contemplate what to do my phone vibrates against the polished wood of the desk and an unknown but vaguely familiar number with a Washington area code flashes on the screen.
Suddenly my heart is pumping as if I've run ten miles. Is it her? I answer.
"Er.Mr. Grey? It's Anastasia Steele."
My face erupts in a shit-eating grin. Well, well. A breathy,
nervous, soft-spoken Miss Steele. My evening is looking
up.
"Miss Steele. How nice to hear from you." I hear her
breath hitch and the sound travels directly to my groin.
Great. I'm affecting her. Like she's affecting me.
"Um—we'd like to go ahead with the photo shoot for the
article. Tomorrow, if that's okay. Where
would be convenient for you, sir?"
In my room. Just you, me, and the cable ties.
"I'm staying at The Heathman in Portland. Shall we say
nine thirty tomorrow morning?"
"Okay, we'll see you there," she gushes, unable to hide the relief and delight in her voice. "I look forward to it, Miss Steele." I hang up before she senses my excitement and how pleased I am. Leaning back in my chair, I gaze at the darkening skyline and run both my hands through my hair.
How the hell am I going to close this deal? [25, c. 26-27]
Продолжение табл. 2.
Сцена «совместный завтрак»
Christian is still nowhere to be seen, and Mrs. Jones is checking the contents of the pantry. "Tea now, Miss Steele?" she asks. "Please." I smile at her. I feel slightly more confident now that I'm dressed.
"Would you like something to eat?"
"No, thank you."
"Of course you'll have something
to eat," Christian snaps, glowering.
"She likes pancakes, bacon, and
eggs, Mrs. Jones."
"Yes, Mr. Grey. What would you_
like, sir?"
"Omelet, please, and some fruit." He doesn't take his eyes off me, his expression unfathomable. "Sit," he orders, pointing to one of the bar stools.
I oblige, and he sits beside me while Mrs. Jones busies herself with breakfast. Gosh, it's unnerving having someone else listen to our conversation.
"Have you bought your air ticket?" "No, I'll buy it when I get home -over the Internet." He leans on his elbow, rubbing his chin.
"Do you have the money?"
Oh no.
"Yes," I say with mock patience as if I'm talking to a small child. He raises a censorious eyebrow at me. Crap.
"Yes, I do, thank you," I amend rapidly.
"I have a jet. It's not scheduled to be used for three days, it's at your disposal."
I gape at him. Of course he has a jet, and I have to resist my body's natural inclination to roll my eyes at him. I want to laugh. But I don't, as I can't read his mood. "We've already made serious misuse of your company's aviation fleet. I wouldn't want to do it again."
ANA is sTANDING AT the kitchen counter talking to Mrs. Jones, who has set places for our breakfast. "Would you like something to eat?" asks Mrs. Jones. "No thank you," Ana says. Oh no you don't.
"Of course you'll have something to eat," I growl at both of them. "She likes pancakes, bacon, and eggs, Mrs. Jones." "Yes, Mr. Grey. What would you like, sir?" she replies, without batting an eyelid.
"Omelet, please, and some fruit. Sit," I tell Ana, pointing
to one of the barstools. She does, and I take a seat beside
her while Mrs. Jones makes our breakfast.
"Have you bought your air ticket?" I ask.
"No, I'll buy it when I get home, over the Internet."
"Do you have the money?"
"Yes," she says, as if I'm five years old, and she tosses her hair over her shoulder, flattening her lips, peeved, I think. I arch an eyebrow in censure. I could always spank you again, sweetheart.
"Yes, I do, thank you," she says quickly, in a more subdued tone. That's better.
"I have a jet. It's not scheduled to be used for three days; it's at your disposal." This will be a "no." But at least I can offer.
Her lips part in shock and her expression transforms, from stunned to impressed and exasperated in equal measure. "We've already made serious misuse of your company's aviation fleet. I wouldn't want to do it again," she says nonchalantly.
"It's_my company, it's my jet."
She shakes her head. "Thank you for the offer. But I'd be happier taking a scheduled flight." Surely most women would jump at the opportunity of taking a private jet, but it seems material wealth really doesn't impress this girl - or she doesn't like to feel indebted to me. I'm not sure which.
Either way, she's a stubborn creature.
"As you wish." I sigh. "Do you have much preparation
to do for your interview?"
"No."
"Good." I ask but she still won't tell me which of the publishing houses she's seeing. Instead she gives me a sphinxlike smile. There's no way she's divulging this secret. "I'm a man of means, Miss Steele." "I'm fully aware of that, Mr. Grey. Are you going to track my phone?"
Trust her to remember that. "Actually, I'll be quite busy this afternoon, so I'll have to get someone else to do it," I answer, smirking.
Продолжение табл. 2.
"It's my company, it's my jet." He sounds almost wounded. Oh, boys and their toys!
"Thank you for the offer. But I'd be happier taking a scheduled flight."
He looks like he wants to argue further but decides against it. "As you wish," he sighs. "Do you have much preparation to do for your interview?" "No."
"Good. You're still not going to tell me which publishing houses?" "No."
His lips curl up in a reluctant smile.
"I am a man of means, Miss Steele."
"I am fully aware of that, Mr. Grey. Are you going to track my phone?" I ask innocently. "Actually, I'll be quite busy this afternoon, so I'll have to get someone else to do it." He smirks. Is he joking?
"If you can spare someone to do that, you're obviously overstaffed."
"I'll send an email to the head of human resources and have her look into our head count." His lips twitch to hide his smile.
Oh thank the Lord, he's recovered his sense of humor. Mrs. Jones serves us breakfast and we eat quietly for a few moments. After clearing the pans, tactfully, she heads out of the living area. I peek up at him. "What it is, Anastasia?" "You know, you never did tell me why you don't like to be touched." He blanches, and his reaction makes me feel guilty for asking. "I've told you more than I've ever told anybody." His voice is quiet as he gazes at me impassively. And it's clear to me that he's never confided in anyone.
"If you can spare someone to do that, you're obviously
overstaffed."
Oh, she's sassy today.
"I'll send an e-mail to the head of human resources and have her look into our head count." This is what I like: our banter. It's refreshing and fun, and unlike anything I've known before.
Mrs. Jones serves us breakfast, and I'm pleased to see Ana relishing her food. When Mrs. Jones leaves the kitchen Ana peers up at me. "What is it, Anastasia?"
"You know, you never did tell me why you don't like to be touched." Not this again!
"I've told you more than I've ever told anybody." My voice is low to conceal my frustration. Why does she persist with these questions? She eats another couple of mouthfuls of her pancakes.
"Will you think about our arrangement while you're
away?" I ask.
"Yes." She's earnest.
"Will you miss me?"
Grey!
She turns to face me, as surprised as I am by the question. "Yes," she says after a moment, her expression open and honest. I was expecting a smart remark, yet I get the truth. And strangely, I find her admission comforting. "I'll miss you, too," I mutter. "More than you know." My apartment will be a little quieter without her, and a little emptier. I stroke her cheek and kiss her. She gives me a sweet smile before returning to her breakfast. "I'll brush my teeth, then I should go," she announces, once she's finished.
"So soon. I thought you might stay longer." She's taken aback. Did she think I'd kick her out? "I've prevailed upon you and taken up your time for long enough, Mr. Grey. Besides, don't you have an empire to run?"
"I can play hooky." Hope swells in my chest and my
voice. And I've just cleared my morning.
"I have to prep for my interviews. And get changed." She
eyes me warily.
"You look great."
"Why, thank you, Sir," she says graciously. But her cheeks are coloring their familiar rosy pink, like her ass last night. She's embarrassed. When will she learn to take a compliment?
Rising, she takes her plate to the sink. "Leave that. Mrs. Jones will do it." "Okay. I'm just going to brush my teeth."
Окончание табл. 2.
Doesn't he have any close friends? Perhaps he told Mrs. Robinson? I want to ask him, but I can't - I can't pry that invasively. I shake my head at the realization. He really is an island. "Will you think about our arrangement while you're away?" he asks. "Yes."
"Will you miss me?"
I gaze at him, surprised by his
question.
"Yes," I answer honestly. How could he mean so much to me in such a short time? He's got right under my skin... literally. He_ smiles and his eyes light up. "I'll miss you too. More than you know," he breathes. My heart warms at his words. He really is trying, hard. He gently strokes my cheek, bends down, and kisses me softly [24, c. 262-263].
"Please feel free to use my toothbrush," I offer, with sarcasm.
"I had every intention of doing so," she says, and sashays out of the room. That woman has an answer for everything. She returns a few moments later with her purse. "Don't forget to take your BlackBerry, your Mac, and your chargers to Georgia." "Yes, Sir," she says obediently. Good girl.
"Come." I lead her to the elevator and step in with her. "You don't have to come down. I can see myself to my car."
"It's all part of the service," I quip ironically. "Besides, I can kiss you all the way down." I fold her into my arms and do just that, enjoying her taste and her tongue and giving her a proper good-bye. We're both aroused and breathless by the time the doors open on the garage level. But she's leaving. I take her to her car and open the driver's door for her, ignoring my need. "Good-bye, for now, Sir," she whispers, and kisses me once more. [25, c. 262-264]
Здесь можно выдвинуть предположение, что таким образом писательница компенсировала репрезентацию референтности языкового поведения героя через ситуативное подстраивание под женский язык. Процесс конструирования гендера в данном случае наделен амбивалентностью.
Подведем итоги. Постмодернистские исследователи ставят под сомнение единый субъект, предпочитая рассматривать его как социально и лингвистически фрагментированный. Концепция письма в гендерном аспекте актуальна для решения проблемы трансформации авторской идентичности в текстуальную. Явление двойного голоса, воплощенного в гендерной маске автора-женщины в исследуемых текстах, существует на уровне палимпсеста, интерпретируя их как своего рода письмо для себя. Самое значительное в женском тексте оказывается нарративно спрятанным, а на поверхность текста выступает социально востребованное. Таким образом, маскарад гендерных практик посредством авторской маски участвует в усложнении нарративной техники автора, является средством игрового эксперимента
автора с самим собой, его поисками новых форм и способов осмысления себя самого и художественной реальности. Лингвистическое наблюдение за перформативным феноменом гендера в ракурсе авторской маски речевых характеристик героини/ героя художественного текста проводилось на примере одной грамматической категории -глагола. Глагол, как языковая форма отражает вполне определенные пласты человеческого опыта и передает их ментальное содержание.
Среди перспективных направлений научных изысканий в русле обозначенной тематики можно назвать анализ художественной прозы с использованием других маркеров - частей речи, функционально направленных на моделирование гендерной идентификации.
Список литературы
1. Алефиренко Н.Ф. Фразеология в свете современных лингвистических парадигм: Монография. М.: ООО Изд-во «Элпис», 2008. 271 с.
2. Барт Р. Удовольствие от текста // Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, 1989. С. 471.
3. Бахтин М.М. Эпос и роман. СПб.: Азбука, 2000. 427 с.
4. Бовуар С. де «Второй пол». М. СПб.: Прогресс-Алетейя, 1999. 832 с.
5. Бочарова О. Формула женского счастья // Новое литературное обозрение, 1996, № 22. С. 292-302.
6. Винокур Г.О. Избранные работы по русскому языку. М.: Государственное учебно-педагогическое издательство Наркомпроса РСФСР, 1959. 620 с.
7. Гофман И. Гендерный дисплей // Жеребкин С. (ред.). Введение в гендерные исследования. Ч. 2: Хрестоматия. Харьков: ХЦГИ; СПб.: Алетейя, 2001. С. 306-335.
8. Гриценко Е.С. Язык как средство конструирования гендера: Дис. ...д-ра филол. наук. Н. Новгород, 2005. 405 с.
9. Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию: Пер. с нем. // Общ. ред. Г.В. Рамишвили; Послесл. А.В. Гулыги и В.А. Звегин-цева. М.: ОАО ИГ «Прогресс», 2000. 400 с.
10. Деррида Ж. О грамматологии. Пер. с франц., вступит ст. и комм. Н.С. Автономовой. М.: Издательство «Ad Ма^тет», 2000. 512 с.
11. Жеребкина И. «Прочти мое желание...». Постмодернизм. Психоанализ. Феминизм. М.: Идея-Пресс, 2000. 256 с.
12. Кон И.С. В поисках себя. Личность и самосознание. М.: Политиздат, 1983. 335 с.
13. Лотман Ю.М. Роман А.С. Пушкина «Евгения Онегин». Комментарии. М.: Просвещение, 1980. 415 с.
14. Осьмухина О.Ю. Авторская маска в русской прозе XIII - первой трети Х1Хв. (генезис, становление традиции, специфика функционирования): моногр. Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2008. 188 с.
15. Рэдуэй Дж.А. Читая любовные романы: женщины, патриархат и популярное чтение / Пер. с англ. Курганской М.Т., Тихонова М.А. М.: Прогресс-Традиция, 2004. 336 с.
16. Сиксу Э. Хохот Медузы // Введение в гендерные исследования. Ч. 2: Хрестоматия / Под ред. С.В. Жеребкина. Харьков: ХЦГИ, 2001; СПб.: Алетейя, 2001. 991 с.
17. Фуко М. Воля к истине. М.: Касталь, 1996. 448 с.
18. Butler J. Gender Trouble. Feminism and the Subversion of Identity. N.-Y.: Routledge, 1990. 172 p.
19. Cawelti J. Adventure, Mystery and Romance: Formula stories as Art and Popular Culture. Chicago, London, 1976. 334 p.
20. Deleuze G., Guattari F. Introduction: Rhizone // Deleuze G., Guattari F. A Thousand Plateaus: Capitalism and Scizophrenia. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1987, pp. 3-25.
21. Goffman E. Gender Display // Lemert C., Branaman A., eds. Goffman Reader. Oxford, UK: Blackwell Publ., 1997, pp. 201-208.
22. Griffin S. Made from this Earth: An Anthology of Writings. New York: Harper and Row, 1983. 334 p.
23. Handke K. J^zyk a determinant plcy // Handke K., Anusiewicz J. (eds.) Plec w j^zyku I kulturze. Wroclaw, 1994, pp. 15-29.
24. James E.L. Fifty shades of Grey. Arrow Books. Great Britain, London, 2015. 546 p.
25. James E.L. Grey. Fifty shades of Grey as told by Christian. Arrow Books. Great Britain, London, 2015. 559 p.
26. Levant R.F. Masculinity Reconstructured: Changing the Rules of Manhood-at Work, in Relationships, and in Family Life. N.Y., 1995. 320 p.
References
1. Alefirenko N.F. Frazeologija v svete sovremennyh lingvisticheskih paradigm: Monografija [Phraseology in the Light of Modern Linguistic Paradigms: Monography]. M.: OOO Izd-vo «Jelpis», 2008. 271 p.
2. Bart R. Udovol'stvie ot teksta [The Pleasure of the Text]. Izbrannye raboty: Semiotika. Pojetika. M.: Progress, 1989. 471 p.
3. Bahtin M.M. Jepos i roman [Epos and novel]. SPb.: Azbuka, 2000. 427 p.
4. Bovuar S., de Vtorojpol [The second sex]. M. SPb.: Progress-Aletejja,
1999. 832 p.
5. Bocharova O. Formulazhenskogo schast'ja [Formula of female happiness]. Novoe literaturnoe obozrenie, 1996, № 22, pp. 292-302.
6. Vinokur G.O. Izbrannye raboty po russkomu jazyku [Selected papers about Russian language] M., Gosudarstvennoe uchebno-pedagogich-eskoe izdatel'stvo Narkomprosa RSFSR, 1959. 620 p.
7. Gofman I. Gendernyj displej [Gender display]. Vvedenie v gendernye issledovanija. Ch. 2: Hrestomatija. Har'kov: HCGI; SPb.: Aletejja, 2001, pp. 306-335.
8. Gricenko E.S. Jazykkaksredstvo konstruirovanijagendera [Language as the means of constructing gender] Dis. .. .d-ra filol. nauk. N. Novgorod, 2005. 405 p.
9. Gumbol'dt V. fon. Izbrannye trudypo jazykoznaniju [Selected papers on linguistics]. Per. s nem. Obshh. red. G.V. Ramishvili; Poslesl. A.V. Gulygi i V.A. Zveginceva. M.: OAO IG «Progress», 2000. 400 p.
10. Derrida Zh. Ogrammatologii [About grammatology]. Per. s franc., vstu-pit st. i komm. N.S. Avtonomovoj. M.: Izdatel'stvo "Ad Marginem",
2000. 512 p.
11. Zherebkina I. «Prochti moe zhelanie...». Postmodernizm. Psihoanaliz. Feminizm [Perceive my desire. Postmodernism. Psychoanalysis. Feminism]. M.: Ideja-Press, 2000. 256 p.
12. Kon I.S. Vpoiskah sebja. Lichnost'i samosoznanie [In search of your identity. Self-comprehension]. M.: Politizdat, 1983. 335 p.
13. Lotman Ju.M. Roman A.S. Pushkina «Evgenija Onegin». Kommentarii [Novel by A.S. Pushkin "Eugene Onegin". Review]. M.; Prosveshhenie, 1980.415 p.
14. Os'muhina O.Ju. Avtorskaja maska v russkoj proze Xlll-pervoj treti XIXv. (genezis, stanovlenie tradicii, specifika funkcionirovanija): mono-gr. [Author's mask in Russian prose of XIII - first third XIX c. (genesis, tradition generation, functioning specifics): monography]. Nauch. red. O.E. Osovskij. Saransk: Izd-vo Mordov. un-ta, 2008. 188 p.
15. Rjedujej Dz.A. Chitaja ljubovnye romany: zhenshhiny, patriarhat i populjarnoe chtenie [Reading the Romance: women, patriarchy and popular prose]. Per. s angl. Kurganskoj M.T., Tihonova M.A. M.: Prog-ress-Tradicija, 2004. 336 p.
16. Siksu Je. HohotMeduzy [The Laugh of the Medusa]. Vvedenie v gen-dernye issledovanija. Ch. 2: Hrestomatija. Pod red. S.V. Zherebkina. Har'kov: HCGI, 2001; SPb.: Aletejja, 2001. 991 p.
17.Fuko M. Volja k istine [The will to knowledge]. M. Kastal', 1996. 448 p.
18. Butler J. Gender Trouble. Feminism and the Subversion of Identity. N.Y.: Routledge, 1990. 172 p.
19. Cawelti J. Adventure, Mystery and Romance: Formula stories as Art and Popular Culture.Chicago, London. 1976. 334 p.
20. Deleuze G., Guattari F. Introduction: Rhizone. A Thousand Plateaus: Capitalism and Scizophrenia. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1987, pp. 3-25.
21. Goffman E. Gender Display. Goffman Reader. Oxford, UK: Blackwell Publ., 1997, pp. 201-208.
22. Griffin S. Made from this Earth: An Anthology of Writings. New York: Harper and Row, 1983. 344 p.
23. Handke K. Jqzyk a determinant plcy [Language and Determinants of Gender] Handke K., Anusiewicz J. (eds.) Plec w j^zyku I kulturze. Wroclaw, 1994, pp. 15-29.
24. James E.L. Fifty shades of Grey. Arrow Books. Great Britain, London, 2015. 546 p.
25. James E.L. Grey. Fifty shades of Grey as told by Christian. Arrow Books. Great Britain, London, 2015. 559 p.
26. Levant R.F. Masculinity Reconstructured: Changing the Rules of Man-hood-at Work, in Relationships, and in Family Life. N.Y., 1995. 320 p.
ДАННЫЕ ОБ АВТОРЕ Винник Евгения Ивановна, кандидат филологических наук, старший преподаватель кафедры английской филологии Института филологии журналистики и межкультурной коммуникации
Южный федеральный университет
пер. Университетский, 93, г. Ростов-на-Дону, Ростовская область, 344006, Российская Федерация [email protected]
DATA ABouT THE AUTHOR Vinnik evgeniya Ivanovna, Ph. D. in Philology, Senior Lecturer of English philology department, Institute of Philology, Journalism and Intercultural Communication
Southern Federal University
93, Universitetsky Alley, Rostov-on-Don, Rostov region, 344006, Russian Federation [email protected] ORCID: 0000-0002-9538-6780
