CC BY
231
УДК 1: (091)
Г.В. ЛЕЙБНИЦ О НРАВСТВЕННОЙ СВОБОДЕ ЧЕЛОВЕКА © 2014 Т. В. Торубарова1, Н. А. Меркулова2
1докт. филос. наук, профессор каф. философии e-mail: [email protected]
Курский государственный университет МГТУ им. Н. Э. Баумана
2аспирант каф. философии e-mail: natalia. merk@yandex. ru
Курский государственный университет
Статья посвящена экспликации проблемы свободы в метафизике Лейбница. Авторы показывают, что, говоря о свободе, Лейбниц ведет речь не о свободе воли в узком смысле, но полагает ее в качестве одной из важнейших метафизических характеристик всего сущего. Авторами выявляются параметры, открывающие возможность нравственной свободы личности.
Ключевые слова: свобода, субстанция, монада, нравственность, разум
Свобода в Новое время отнюдь не может быть редуцирована лишь к свободе воли и выбора, она является фундаментальным измерением бытия человека в мире, условием его существования и осуществления. Начиная с эпохи Возрождения свобода обретает антропоцентрический характер, становясь ключевым горизонтом реализации человеческого бытия, осуществления собственно человеческой природы и сущности в мире как таковом. Опыт новой свободы позволяет человеку жить с ориентацией лишь на самого себя, на свой собственный опыт внутреннего самоопределения, без учета каких бы то ни было внешних авторитетов. Надлежащее метафизическое основание под такого рода свободу вслед за Ф. Бэконом, Р. Декартом, Б. Спинозой подводит Г.В. Лейбниц. Специфика этого понимания в ключевых своих тенденциях и мотивах определена и детерменирована фундаментальной метафизической позицией новоевропейской философии, согласно которой бытие понимается как сознание. У Лейбница это получает свое выражение не только в артикуляции «логоса» антропоцентрической свободы, но и в метафизическом обосновании субстанции как деятельностного субъекта такого рода свободы, имеющей уже нравственное измерение.
Лейбниц, говоря о свободе, постулировал особый нравственный закон, в согласии с которым люди стремятся к наиболее отчетливому представлению блага и находят полное его воплощение в нравственной любви. В связи с этим, обращаясь к мысли Г.В. Лейбница, мы уделяем первоочередное внимание нравственной составляющей его понимания человеческой свободы. И здесь возникает вопрос: как возможна нравственная свобода личности?
Важно отметить, что Г. В. Лейбниц не является сторонником тотального фатализма. По его мнению, случайность имеет не меньшее право на существование, чем необходимость. «Все действия Бога спонтанны», - утверждал он [Лейбниц 1982: 307]. Вступая в полемику со Б. Спинозой, который считал, что всё происходит согласованно с волей Бога и по определенным им законам, Г.В. Лейбниц полагал, что любое сущее
ФИЛОСОФСКИЕ НА УКИ
имеет собственную цель, собственные индивидуальные стремления, согласно которым направлено его бытие: «Душа в себе самой содержит начало всех своих действий и даже всех своих страстей и что это справедливо в отношении всех простых субстанций, рассеянных по всей природе, хотя свобода есть только у субстанций, одаренных разумом» [Лейбниц 1989: 169]. Будучи неповторимой и индивидуальной, каждая монада обладает собственным характером представлений, который не определяется извне. Следует обратить внимание также на то, что все монады самостоятельно развивают свою деятельность по заложенным в них Божеством законам, но обладать свободой могут лишь духи, поскольку только они становятся субъектами.
В то же время, несмотря на независимость монады от какого-либо внешнего воздействия, её свободу нельзя назвать абсолютной. В этом позиции Г.В. Лейбниц и Б. Спинозы совпадают - по мысли обоих, произвол в мировом порядке недопустим. Различие же состоит в том, что если для Б. Спинозы свобода воли направляется внешней силой, то у Г. В. Лейбница исключительно внутренней, то есть руководствуется индивидуальной склонностью монады. Являясь постоянно активной сущностью, монада всегда имеет некую определенную склонность, у нее присутствуют определенное желание, ведь сутью ее жизни служит постоянный поток представлений, и выбор хотеть чего-либо или не хотеть перед ней не встает. В соответствии с ее природой, полное отсутствие желаний невозможно, предмет желания существует всегда, просто иногда его представление затуманено и он не очевиден. Даже если в какой-то момент нет конкретных желаний, определенная направленность души, соответствующая характеру в воления, существует постоянно. Коль скоро Г.В. Лейбниц отрицает пустоту в мироздании, то нет пустоты и в проявлениях воли. «Моральная пустота невозможна как и всякая другая», - отмечает в этой связи К. Фишер [Фишер 2005: 510]. Таким образом, согласно Лейбницу, воля не может быть ничем недетерминирована. Сознательно или бессознательно, но воля человека всегда имеет направленность. Здесь мы разделяем мнение К. Фишера, что «лейбницевское понятие свободы занимает среднее место между необходимостью и произволом» [Там же].
Согласно Лейбницу, безразличие невозможно вообще. Душа не может одинаково хотеть или не хотеть двух вещей одновременно, потому, что это также означало бы моральную пустоту. Так, Лейбниц категорически не приемлет парадокс Буриданова осла, считая его не более чем абсурдом: «Случай с Буридановым ослом, находящимся между двумя охапками сена, равно привлекающими его в ту и в другую сторону, есть вымысел, не имеющий места во вселенной, порядке природы, хотя г-н Бейль придерживался другого мнения. Верно и то, что если бы такой случай был возможен, то надо сказать, что осел издох бы от голода; но в сущности вопрос ставится о невозможном, по крайней мере если Бог не совершит этого нарочно» [Лейбниц 1989: 159]. В порядке природы и в самом осле существуют незримые факторы, которые непременно направили бы его в одну из сторон. Несмотря на то что человек, в отличие от осла, свободен, к ним в равной мере применимо правило невозможности равновесия между двумя сторонами. Всегда найдется основание для человека, осла или кого бы то ни было, позволяющее сделать выбор. Зачастую этот мотив настолько сложен, что остается непонятен для самого выбирающего и потому кажется неведомым даже для него, но, тем не менее, он существует всегда. «В действительности воля никогда не бывает в таком неразрешившемся равновесии, в таком неопределенном и безразличном состоянии» [Фишер 2005: 159]. Обращаясь к разуму, который суть основа нравственности, человек всегда способен найти доводы в пользу перевеса одной из сторон и принять волевое решение.
В вопросе соотношения разума и воли Лейбниц полемизировал с Р. Декартом и картезианцами. Главным образом, он не был согласен с утверждением Декарта, что воля
Ученые записки: электронный научный журнал Курского государственного университета. 2014. № 3 (31)
Торубарова Т. В., Меркулова Н. А. Г. В. Лейбниц о нравственной свободе человека
шире разума, а также с тем, что причины совершаемых ошибок коренятся в воле, но не в разуме. Н.Н. Сретенский писал: «Вся разница воззрений Декарта и Лейбница отливается в тот существенный факт, что Лейбниц трактует волю как вторичный, обособленный от рассудка момент душевной жизни: волевой акт, по Лейбницу, есть переход от познания к поступку» [Сретенский 2007: 71]. Для Лейбница причина ошибок заключается в неумении правильно использовать разум. В качестве примера он приводит ошибки, допускаемые при математических вычислениях, когда ум недостаточно внимателен. В «Первой части опытов о справедливости Бога, свободе человека начале зла» Лейбниц писал следующее: «Приводимый г-ном Декартом довод для доказательства
независимости наших свободных действий посредством пресловутого внутреннего живого чувства не имеет силы. Мы не можем в собственном смысле чувствовать нашу независимость; и мы не всегда замечаем зачастую незаметные причины, от которых зависит наше решение. Точно так же, когда говорят о магнитной стрелке, что она любит поворачиваться к северу, думают, будто она вращается независимо от какой-то другой причины, так как не замечают неощутимых движений магнитной материи» [Лейбниц 1989: 160]. И далее он замечает: «Понимание есть как бы душа свободы, а прочее составляет как бы ее тело и основание. Свободная субстанция определяет сама себя, и определяет себя посредством благого мотива, понятого разумом, который ее склоняет, но не принуждает. Все условия свободы содержатся в этих немногих словах» [Лейбниц 1989: 325]. Таким образом, по Лейбницу, человеческая воля детерменирована изнутри. Решения человека предопределены самой природой его духа, но не волей Бога или какими-то прочими внешними силами. Направленность духа, в свою очередь, имеет своей целью блаженство.
Возникает вопрос: откуда в таком случае берется нравственность? Как возможен нравственный закон? Ведь если каждая монада имеет свой собственный характер, инстинктивно руководствуется своими индивидуальными предпочтениями, то есть живет согласно своей естественной воле, то может ли существовать всеобщая, моральная воля? На этот вопрос Лейбниц дает положительный ответ. Несомненно, существуют всеобщие нравственные основоположения, они представляют собой природные нравственные задатки, составляющие моральную волю, одинаковую для всех. Моральная воля берет свое начало в воле естественной, она, так же как и последняя, представляет собой склонность, но это уже не индивидуальная склонность, а всеобщая, роднящая всех людей. Моральные задатки обусловливают врожденное наличие гуманизма, взаимной помощи и взаимной любви между людьми. Так возникает нравственный закон, равный для всех людей. Как отмечал В. А. Беляев: «в силу такой точки зрения, весь мировой порядок получает нравственный характер» [Беляев 2007: 334].
Относительно врожденности моральных принципов Лейбниц вел спор с Джоном Локком, изложенный на страницах «Новых опытов о человеческом разумении». Среди возражений Локка, высказанных устами одного из участников диалога Филалетом, мы читаем следующее: «Часто совершают дурные поступки без всяких угрызений совести; так, например, при взятии города штурмом солдаты совершают без всяких колебаний самые дурные поступки; некоторые цивилизованные народы оставляли на произвол судьбы своих детей» [Лейбниц 1983: 93]. Он отрицает врожденную нравственность как руководящий элемент человеческой воли, приводя при этом ряд самых убедительных примеров из жизни людей. На это Лейбниц отвечает от имени второго спорщика Теофила: «Наука о нравственности (кроме инстинктов вроде того, который побуждает нас искать радости и избегать печали) врождена таким же образом, как и арифметика, поскольку она тоже зависит от доказательств, доставляемых разумом (la lumiere interne). A так как доказательства не бросаются сразу в глаза, то не удивительно, что люди не
ФИЛОСОФСКИЕ НА УКИ
всегда и не сразу сознают все то, чем они обладают внутри себя, и не прочитывают с достаточной быстротой естественного закона» [Лейбниц 1983: 94]. В силу изначально данных инстинктов, человек принимает моральные установки всегда и без размышлений, ибо нравственность, по Лейбницу, занимает несомненно более значимое место, чем арифметика: «Наиболее многочисленная и здоровая часть человеческого рода подчиняется им. Жители Востока и греки или римляне, Библия и Коран единодушны в этом; магометанская полиция обычно наказывает за поступки вроде тех, о которых упоминает Баумгартен, и нужно быть столь же одичалым, как американские дикари, которые по своей жестокости превосходят даже зверей, чтобы одобрять их обычаи. Однако эти самые дикари в других случаях отлично понимают, что такое справедливость, и хотя нет, быть может, такого дурного обычая, который не одобрялся бы где-нибудь в известных случаях, однако мало таких обычаев, которые не осуждались бы в большинстве случаев большинством людей. Это не случайно, и так как это произошло не под влиянием одного только размышления, то должно объясняться отчасти природными инстинктами. К этому присоединились обычай, традиция, воспитание, но природное влечение есть причина того, что обычай чаще всего склонялся на сторону этих обязанностей» [Лейбниц 1983: 94]. Таким образом, нравственные задатки являются наиболее отчетливыми из всех представлений духа, и его стремление, как правило, согласовано с ними.
Рассуждая о тех случаях, где люди совершают дурные поступки, противоречащие нравственному закону, Лейбниц объясняет их тем, что «поступающие так люди неправильно прочли письмена природы, начертанные в наших душах» [Лейбниц 1983: 97], так как в данных случаях имела место более сильная затуманенность разума, подверженность его страстям. Такие поступки, согласно Лейбницу, не остаются без наказания, ведь нравственный закон, как и всякий, предполагает наказание за его нарушение или же награду за соблюдение. «Так, например, невоздержанность наказывается болезнями», - отмечает Лейбниц [Лейбниц 1983: 97]. Не следует воспринимать человеческую свободу как нечто данное, существующее независимо от субъекта, ведь если бы это было так, то люди с легкостью воспринимали ее и жили, не отступая от предписаний нравственного закона. На самом же деле, бремя страстей, довлеющих над человеческим духом, настолько велико, что далеко не каждый может им противостоять. Только самому просветленному и сильному духу, проявившему могущество в борьбе с желаниями и страстями, доступно достижение полной свободы, и поэтому Лейбниц многократно подчеркивает, что в наисовершенной степени и истинно свободным может быть лишь Бог. Здесь речь снова идет о разуме, поскольку он служит фактором, способным усмирить страсти, и, соответственно, чем разумнее человек, тем он большую степень свободы он способен обрести. Наибольшее количество так называемых случайностей происходит с людьми невежественными, поскольку то, что принимается за случайность, суть недостаток разумной целесообразности. Те же, кто постоянно прилагает усилия в своем стремлении развивать деятельность под началом естественного света разума, всегда способны выбрать наилучшее из возможного, и тем самым они восходят на более высокую ступень свободы.
Чтобы обрести свободу, субъекту необходимо быть постоянно активным, так как всякая пассивность есть путь к страданию. А, как известно, ключевая цель духа в том, чтобы не только избежать страдания, но и достичь наивысшей радости, это требует от него приложения усилий, развития своей деятельности. Деятельность является представляющей по своей сущности и для наиболее ясного представления, требуется развитое мышление. Следовательно, сила духа приравнивается к его разумности. Подлинно свободен тот дух, все стремления которого определены разумными
Ученые записки: электронный научный журнал Курского государственного университета. 2014. № 3 (31)
Торубарова Т. В., Меркулова Н. А. Г. В. Лейбниц о нравственной свободе человека
основаниями. Согласно, Лейбницу, воля и разум действуют взаимосогласованно, дополняя друг - друга. Лейбниц писал: «Детерминироваться разумом к лучшему - и это и значит быть наиболее свободным. Неужели кто-нибудь захотел бы быть глупцом на том основании, что глупец менее детерминируется мудрыми соображениями, чем человек здравомыслящий? Если свобода заключается в том, чтобы сбросить с себя иго разума, то свободны одни только сумасшедшие и идиоты, но я не думаю, чтобы ради такой свободы кто-нибудь захотел быть сумасшедшим, за исключением тех, кто уже сошел с ума. <...> В наше время есть люди, считающие остроумным выступать против разума (raison), обзывая его докучным педантом. Я знаю ничтожные книжонки и рассуждения, полные таких выпадов, и я встречаю иногда даже стихи, слишком хорошие, чтобы заслуживать использования для столь ложных мыслей. Действительно, если бы лица, издевающиеся над разумом, делали это всерьез, то это было бы какое-то совершенно новое чудачества, неизвестное прошлым векам. Выступать против разума -значит выступать также против истины, так как разум есть система (enchainement) истин; это значит выступать против самого себя, против своего блага, так как главная задача разума заключается в том, чтобы познать благо и следовать ему» [Лейбниц 1983: 200].
Таким образом, воля детерминирована разумом, но не принуждаема им. Из всех своих представлений, определяющих ее склонности, воля выбирает именно то, которое будет отчетливее и тем самым будет более привлекательно для нее. Лейбниц писал: «Свобода духа в противоположность необходимости относится к чистой воле, поскольку она отлична от разума. Это называется свободой выбора, которая заключается в том, чтобы более сильные доводы и впечатления, доставляемые разумом воле, не мешали акту воли быть случайным (contingent) и не сообщали ему абсолютной и, так сказать, метафизической необходимости. В этом смысле я обыкновенно говорю, что разум может детерминировать волю в соответствии с преобладающими восприятиями и доводами, но способом, который при всей своей достоверности и бесспорности склоняет, не принуждая» [Лейбниц 1983: 175]. Так, разум направляет волю, но не ограничивает ее, не принуждает ее к выбору, так как последний осуществляется непосредственно ей. Таким образом, в концепции Лейбница речь идет о свободе воли, лишенной всякого произвола.
Библиографический список
Беляев В.А. Лейбниц и Спиноза. СПб.: Наука, 2007. 352 с.
Лейбниц Г.В. Два отрывка о свободе // Лейбниц Г.В. Соч.: в 4 т. Т. 1. М.: Мысль,
1982. 636 с.
Лейбниц Г.В. Новые опыты о человеческом разумении // Там же. Т. 2. М.: Мысль,
1983. 686 с.
Лейбниц Г.В. Первая часть опытов о справедливости Бога, свободе человека и начале зла // Там же. Т. 4. М.: Мысль, 1989. 554 с.
СретенскийН.Н. Лейбниц и Декарт. СПб.: Наука, 2007. 183 с.
Фишер К. История новой философии: Готфрид Вильгельм Лейбниц: Его жизнь, сочинения и учение. М.:АСТ: Транзиткнига, 2005. 734 с.
