CC BY
39
АСПЕКТЫ ИЗУЧЕНИЯ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА LITERARY TEXT: ASPECTS OF STUDY
УДК 81'367
DOI 10.36622/AQMPJ.2021.57.17.007
Статья посвящена анализу функционирования в поэтическом тексте вставных конструкций (парантез) как одного из видов экспрессивных синтаксических построений. Данная работа сосредоточена на исследовании данного синтаксического явления в поэтическом творчестве И.А. Крылова и выполнена по преимуществу на материале его басенного творчества. Активность парантез в баснях обусловлена не только жанрово-стилистической принадлежностью крыловских произведений, но и той прагматической задачей, которой обусловлено введение вставок в стихотворный XVIII - начала XIX в. Использование автором вставных конструкций в первую очередь демонстрирует углубление аналитических тенденций в синтаксисе русской литературной речи под влиянием живой устной речи, а также указывает на постепенную демократизацию книжно-письменного языка. Вставные конструкции употребляются Крыловым по преимуществу для характеристики басенных персонажей, мотивации поведения героев, пояснения намерений автора, выражения иронии, способствуя авторизации, «интимизации», диалогизации басенного дискурса; но необходимо отметить, что в речи персонажей парантезы встречаются спорадически.
Ключевые слова: вставные конструкции, парантеза, поэтический синтаксис, И.А. Крылов.
The article is devoted to the analysis of the functioning of inset structures (parantez) in the poetry as a type of expressive syntactic constructions. The present research is concentrated on this phenomenon in poetic works by I.A. Krylov and is mainly based on the material of fable creativity. The activity of parantez in fables is due both to the genre and stylistic affiliation of Krylov's works, and to the pragmatic task of introducing inserts into the verse of the XVIII - early XIX century. It demonstrates the deepening of analytical trends in the syntax of Russian literary speech under the influence of live oral speech, and the gradual democratization of the book-written language. Inserted constructions are used to characterize fable characters, to explain the motives of their behavior, to clarify the author's intentions, to express irony, which contributes to authorization, "intimatization", dialogization of fable discourse; but it must be mentioned that in the speech of characters parantheses are rare.
Keywords: inserted structures, parantez, poetic syntax, I.A. Krylov.
Петрозаводский государственный университет доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой русского языка Патроева Н.В.
Россия, г. Петрозаводск, тел. +79110517091 e-mail: nvpatr@list. ru
Петрозаводский государственный университет кандидат филологических наук, доцент Мухина Е.А.
Россия, г. Петрозаводск, тел. +79114163438 e-mail: kareliaptz@mail. ru
Petrozavodsk State University The chair of Russian language Doctor of Philological Sciences, full professor, the head of the chair Patroeva N. V.
Russia, Petrozavodsk, tel. +79110517091 e-mail: nvpatr@list. ru Petrozavodsk State University PhD, associate professor Mukhina E.A.
Russia, Petrozavodsk, tel. + 79114163438 e-mail: kareliaptz@mail. ru
Н.В. Патроева, Е.А. Мухина
ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ ВСТАВНЫХ КОНСТРУКЦИЙ В ПОЭЗИИ
И.А. КРЫЛОВА
N.V. Patroeva, E.A. Mukhina
FUNCTIONING OF INSERTED STRUCTURES IN THE POETRY
OF I.A. KRYLOV
© Патроева Н.В., Мухина Е.А., 2021
Вставные конструкции (вставки, парантетические компоненты, парантезы) распространены во всех жанрово-стилистических разновидностях русского литературного языка и обладают широкими выразительными возможностями, являясь одним из видов экспрессивных синтаксических построений. Введение в высказывание различного рода пояснений, добавочных замечаний, способствует экономичности и компактности фразы [1], позволяет «удержать в памяти две и больше линий мысли» [2; с. 306], поэтому введение вставки в сообщение обусловлено. Вставки как средства текстовой импликации демонстрируют не только стремление создателя текста к передаче большего объема информации и увеличению информативной емкости высказывания, но и интенцию писателя помочь читателю в декодировании сообщения, добиться точной и адекватной замыслу автора интерпретации сообщаемого.
Семантика структурно факультативной парантезы носит чаще всего избыточный, необязательный для понимания смысла главного сообщения характер [3], не заслоняя основного содержания высказывания и «сепаратизируясь» [4] как дополнительная рема, принадлежащая иному коммуникативному плану в структуре сообщения.
Интенсивный рост вставных синтагм - это, прежде всего, проявление тенденции к углублению аналитизма в синтаксическом строе русского языка, которая берет свое начало в карамзининский период. Закрепление вставных конструкций в литературном языке ХУШ века положило начало процессу активного распространения вставочных компонентов во всех разновидностях книжной речи и жан-рово-стилистической дифференциации их функций. Если в ХУШ веке парантезы регулярно употребляются в документах, а в ораторской и научной прозе, поэзии, встречаются еще редко, то на протяжении XIX столетия сфера использования вставок все более расширяется, охватывая практически все литературные роды и жанры. Важнейшая причина активизации использования парантез - совершавшаяся под талантливым пером Н. Карамзина, И. Дмитриева, И. Крылова и их последователей демократизация художественной речи (по данным сравнительного исследования «синтаксических портретов» русских поэтов, вставные конструкции наиболее активны в стихотворных произведениях) [5; с. 203-232]. Кроме того, распространение парантезы обусловлено поиском разнообразных средств выражения авторского мировосприятия (оценки, версии окружающего мира) и стремлением к установлению более близкого контакта с предполагаемым читателем, то есть разработка приемов «интими-зации», авторизации, диалогизации и поэтического дискурса. Между тем в спектре осложнителей как средств субъективации и адресации текста упоминаются обычно не парантезы, а вводные синтагмы и обращения [6].
Язык И.А. Крылова изучен пока недостаточно, особенно в части не-басенных жанров, между тем роль великого российского баснописца в становлении лексических и грамматических норм современного русского литературного языка трудно переоценить: как отмечал В.В. Виноградов, «здесь - сначала в узком жанровом кругу - наметились своеобразные принципы и возможности интенсивного - на народной закваске - смешения и объединения всех тех разнообразных стилей русской литературы, которые после ломоносовской теории и практики распределялись по трем разным литературно-языковым категориям - высокого, посредственного и простого стиля. Здесь устная народная русская речь с пестрой гаммой ее сословных и профессиональных тональностей и язык фольклора с его богатой художественной традицией и испытанной веками мудростью широким потоком прорвались в стили русской книжной литературы и, образовав с ними новые сплавы, новые амальгамы, показали свою чудодейственную силу в образцах нового русского литературного языка» [7; с. 148]. И.А. Крылов, сохраняя и приумножая старую литературную традицию, смело пользовался оборотами, формами, конструкциями «простонародной», устно-бытовой русской речи, что позволяет предположить высокий удельный вес и большую функциональную нагруженность в крыловских баснях (как жанре синкретическом, сочетавшем особенности эпоса, лирики, драмы, сатирического, афористического, публицистического слога) таких свойственных живой беседе, диалогу конструкций, как вводные и вставные. Целью данной статьи является исследование вставных структур в поэзии И.А. Крылова с точки зрения их семантики, функционального потенциала, жанровой закрепленности. Материалом статьи стали стихотворные произведения малых и средних жанров, вошедшие в собрание сочинений И.А. Крылова [8] и извлеченные методом сплошной выборки.
В.В. Виноградов, показывая экспрессивную роль разговорных синтаксических построений в басенном творчестве Крылова, приводит два примера использования вставок: «Этот экспрессивный
контраст между главной цепью повествовательного стиля и авторскими заметками, иногда поставленными в скобки, эта разоблачающая функция скобок является одним из любимых стилистических приемов Крылова. В басне «Рыбья пляска»:
«Великий государь! Здесь не житье им - рай. Богам о том мы только и молились, Чтоб дни твои бесценные продлились». (А рыбы между тем на сковородке бились.)
Сказовая экспрессия в басенном стиле Крылова иронически противоречива. Особенно контрастно-лукавы помещенные в скобках примечания автора. В басне «Осел»: Надулся мой Осел: стал важничать, гордиться (Про ордена, конечно, он слыхал) И думает, теперь большой он барин стал. Но вышел новый чин Ослу, бедняжке, боком (То может не одним Ослам служить уроком)» [7; с. 115-116].
Как следует из приведенных примеров и итогов работы над синтаксическим словарем русской поэзии ХУШ - середины XIX в. [9], [10], парантетические конструкции на фоне иных поэтов его эпохи у Крылова активны, многофункциональны, включаются, как правило, в авторскую речь и очень редко в речь прямую.
Достаточно многочисленна группа вставных единиц служащих характеристике, оценке героя стихотворного произведения:
Сыщи ей жениха, чтоб был хорош, умен, И в лентах, и в чести, и молод был бы он (Красавица была немножко прихотлива): Ну, чтобы всё имел - кто ж может всё иметь? [8; с. 12]
Зачнет считать своих подруг (А ей считать большой досуг) Иной бы был такой доволен частью; [8; с. 13]
Но Скворушка услышь, что хвалят соловья,— А Скворушка завистлив был, к несчастью,— И думает... [8; с. 86]
Тут двое принялись судить и рассуждать (Они же грамоте, к несчастью, знали: Газеты и, подчас, реляции читали). [8; с. 194]
Лишь до Царя о том донесся слух (А Царь был строг и не охотник Таким соблазнам потакать), Он Многоженца вмиг велел под суд отдать. [8; с. 28]
В храме проповедник
(Он в красноречии Платона был наследник) Прихожан поучал на добрые дела. [8; с. 172-173]
Заключенные между скобками или (реже) двойным тире или запятыми уточнения могут касаться предположений о действиях и мотивах поведения героя, комментариев автора к происходящему: А я скажу, не с тем, чтоб за Осла вступаться; Он, точно, виноват (с ним сделан и расчет), Но, кажется, не прав и тот, Кто поручил Ослу стеречь свой огород. [8; с. 135]
Лишь вон из жи ла
(Как будто бы над ним Фортуна подшутила), По озерку
Гуляют утки целым стадом... [8; с. 133]
В жилище мрачное теней
На суд предстали пред судей
В один и тот же час: Грабитель
(Он по большим дорогам разбивал,
И в петлю, наконец, попал);
Другой был славою покрытый Сочинитель.
[8; с. 146]
Запачканный Голик попал в большую честь -Уж он полов не будет в кухнях месть: Ему поручены господские кафтаны (Как видно, слуги были пьяны). [8; с. 163]
Слепой Осел в лесу с дороги сбился (Он в дальний путь было пустился). [8; с. 189]
В баснях встречаются вставные синтагмы, содержащие суждения общие суждения о жизни, сентенции, ссылки на обычное «положение дел»: Но как они уж понаелись -И вежливые ж псы притом Ни на кого не лают днем -Так рассуждать они пустилися вдвоем. [8; с. 38]
В Восточной стороне какой-то был Брамин,
Хоть на словах и теплой веры,
Но не таков своим житьем
(Есть и в Браминах лицемеры)...
[8; с. 124]
Смекнул, как делом тем поправить
(Где силой взять нельзя, там надо полукавить).
[8; с. 194]
Увидя, что мужик, трудяся над дугами, Их прибыльно сбывает с рук (А дуги гнут с терпеньем и не вдруг), Медведь задумал жить такими же трудами. [8; с. 145]
Меж тем оплошность ли, судьба ль (не в этом сила), Но — кончик хвостика Лисица замочила, И ко льду он примерз. [8; с. 197]
На барыши спешил к базарному он дню (А где до прибыли коснется, Не только там гусям, и людям достается). [8; с. 75]
Эмоционально-оценочные восклицания автора и басенных персонажей оживляют повествование, приближают «образ автора» к читателю, усиливают «полифонизм» (в терминах М. Бахтина) и экспрессивное воздействие художественного текста на адресата, создают психологическое напряжение:
Не только песен нет, куда девался сон (Узнал бессонницу и он!).
[8; с. 58]
... подоспело время
Пристроить деток к должностям
(Для доброго отца большие дети - бремя,
Пока они не по местам!)...
[8; с. 115]
. даже им нельзя (как это ни ужасно!) Ни носа выставить, ни квакнуть безопасно. [8; с. 33]
В Оракула все верят слепо; Как вдруг, - о чудо, о позор! -Заговорил Оракул вздор. [8; с. 16]
Ты зла - твое смертельно жало, Опасна ты, когда близка; Кусаешь без вины (и то не мало!). [8; с. 119]
Он Курицу имел (как это не завидно!), Котора яица несла, Но не простые, А золотые. [8; с. 130]
Притом же им самим казалося обидно,
Что их, на родине своей,
Везде гоняют из гостей;
И даже до чего (ка к людям то не стыдно,
И что они за чудаки!):
Чтоб поживиться им не дать сластями
За пышными столами,
Придумали от них стеклянны колпаки.
[8; с. 136]
Парантезы могут включать не только риторические восклицания, но и медитативные либо субъективно-модальные вопросы, также усиливающие эмотивность текста: Я слышал - правда ль? - будто встарь Судей таких видали, Которые весьма умны бывали. [8; с. 16]
Овечек бедненьких - за что? - совсем безвинно Дирал бесчинно; А иногда - кто без греха? Случалось, драл и пастуха. [8; с. 36]
Так всё равно (не ясно ль это учит?), Что быть в венце, что просто в колпаке. [8; с. 303]
У кошек, как у нас (кто этого не знает?), Не без греха в надсмотрщиках бывает. [8; с. 61]
Авторизующие поэтический дискурс парантезы сообщают читателю о намерениях, планах субъекта речи, включают его самооценки и «жалобы». Автор может предлагать во вставке комментарий к продолжению сюжета или к замыслу своего произведения, справку об источнике информации или цитаты, замечания о манере изложения: Видали и таких Волков, и многократ, -Примеры эти не забыты, -
Которые ходили близко стад.
[8; с. 198]
Видал я иногда,
Что есть такие господа
(И эта басенка им сделана в подарок),
Которым тысячей не жаль на вздор сорить,
А думают хозяйству подспорить...
[8; с. 152]
По счастью, или нет (увидим это вскоре), Услышав про царево горе, Такой же царь, пернатых царь, Орел, Который вел
Со Львом приязнь и дружбу,
Для друга сослужить большую взялся службу.
[8; с. 30]
И нынешней еще весной С него обрушились (весь город это знает) Два журналиста, да портной. [8; с. 46]
Он даже (говорит его историк верной) Мог поднимать больших ячменных два зерна! [8; с. 137]
Ну, видывал ли ты, я на тебя пошлюся, Чтоб этому была причастна я греху? [8; с. 43]
Он в сеть ударился, но сети не прошиб -Запутался (ловец тут кончил спор и дело) -Искусство силу одолело, И бедный Лев погиб. [8; с. 209]
Многие вставки способствуют выявлению в лирическом монологе скрытого диалога между лирическим «я» и внешним адресатом адресатом, «интимизируя» текст и прогнозируя возможную реакцию читателя:
И с обществами та ж судьба (сказать меж нами), Что с деревянными домами. [8; с. 35]
Какой же выдумал он вздор, -Читатель говорит, - тут нет ни складу, Ни ладу. [8; с. 199]
Представь - дай волю воображенью -И рассуди ты это сам, Какому должно быть движенью, Каким быть должно чудесам В горящем сердце, в сердце новом, Когда ее увидел я? [8; с. 249]
Вставные синтагмы Крылова играют важную роль в формировании новой для русской литературы постклассицистического периода личности автора, свидетельствующей о кризисе концепции «абсолютного» [11; с. 66], всезнающего повествователя - не случайно так часто в субъективно-модальный парантетический фрагмент включается вводная синтагма: Лисицу нарядил Он от себя для этого разбору, Примолвя про себя (как видно, знал он свет).
[8; с. 35]
Ослы, не знаю как-то, знали, Что прежде Музы тут живали. [8; с. 15]
Из дальних странствий возвратясь, Какой-то дворянин (а может быть, и князь), С приятелем своим пешком гуляя в поле, Расхвастался о том, где он бывал. [8; с. 45-46]
Преобладая в речи автора, все же иногда парантетические синтагмы оказываются (4 репрезентации из 50 анализируемых) включенными в реплики, прямую речь персонажей с целью создания эффекта живой, естественного речевого потока, непринужденной беседы, имитации свойственных диалогу спонтанных перебивов, возникающих как бы вдруг, неожиданно, по ассоциации с главной мыслью:
Не думаю, - сказал мудрец в ответ, -И с обществами та ж судьба (сказать меж нами), Что с деревянными домами. [8; с. 35]
А с доброю женой, кто этого не знает, Живется как-то веселей. [8; с. 58]
К тебе бы рады мы, сосед, И никогда ты нас (об этом слова нет) Не огорчил ничем, ни опечалил. [8; с. 156]
Переключение модусных регистров, смена субъективных планов, я-, ты-, он-рамок - одна из важнейших функций парантетических компонентов, особенно часто в момент введения в речь персонажей реплики автора:
Теперь, вы спро сите: что ж третий получил? [8; с. 126]
Так дом мой, как он есть,
Велю машинами к реке я перевесть
(Как видно, молодец механикой был страстен!).
[8; с. 89]
Смотри (тут свет ему узреть она дала), Смотри на злые все дела И на несчастия, которых ты виною! [8; с. 147]
Создавая подтекст, чаще всего иронический, парантезы выступают в качестве средств дискурсивной импликации. Использование вставки совершается и для намеренного «остранения», «очужде-ния» высказывания, подчеркивания логического противоречия, «ошибки» во фразе: Тут - делать нечего - друзья поцеловались, Простились и расстались. [8; с. 26]
Всё в них казалось мне умно: Ужимки, к щегольству охота, Кокетство - даже и зевота -Всё нежно. [8; с. 248]
Да только я видал: до этих пор, -Хоть говорят, Волкам и не спускают, -Что будь Овца ответчик иль истец: А только Волки всё-таки Овец В леса таскают.
[8; с. 199]
Вставные синтагмы могут актуализировать позицию тропов - метафоры, перифраза:
Поддельна грудь из тонких флеров,
Приманка взору - сердцу яд -
Была милей всех их уборов... [8; с. 248]
Анализ вставных конструкций в поэзии И.А. Крылова позволяет прийти к следующим выводам:
1. Именно в поэтическом дискурсе создаются благоприятные условия для тесного взаимодействия, аппликации присущих парантезе смыслов, коннотаций, раскрывается во всей своей полноте функционально-семантический спектр и экспрессивный потенциал вставных конструкций, которые оказываются удобным средством столь необходимого малой лирической форме «сгущения» авторского знания о мире [12; с. 96-97], [13; с. 242-250], увеличивая в качестве добавочной ремы «глубину» диктума и расширяя модус сообщения, его субъектно-предикатную перспективу.
2. Важнейшее для лирического и лиро-эпического родов литературы предназначение вставных конструкций - участие в субъективации и адресации поэтической речи как трансформированной, или «превращенной», формы коммуникативного события. Понимание семантики парантезы при этом, несомненно, требует от читателя широких «фоновых» знаний для их использования в процессе интерпретации поэтической версии мира. Функциональная нагрузка вставных синтагм связана также с обеспечением ритмо-мелодической суперсегментации стихотворного произведения и внутритекстовой когезии.
3. Средний объем (длина, размер) парантез составляет два-четыре слова, и потому границы вставки обычно совпадают с рамкой построенного по ямбической схеме стиха, что оказывает влияние на степень самостоятельности вставной синтагмы, существенно увеличивая ее, и подчеркивает параллелизм синтаксического - с одной стороны - и стихового - с другой - членения строки, тем самым усиливая напевность мелодики и связность поэтический текст по вертикали. Применительно к поэзии можно считать нормой использование протяженных (до нескольких десятков слов и даже строк) вставных синтагм.
4. Демократизация литературного языка, усвоение устно-разговорных по своему происхождению синтаксических феноменов (к которым принадлежат, в частности, и вставки) книжно-письменным слогом интенсивнее совершались в новой прозе Карамзина и его последователей, однако толчок к освоению парантез русской поэзией, несомненно, во многом обусловила поэтическая практика И.А. Крылова. Парантетические единицы, за редким исключением, не использовались в «высоком штиле», например, в оде, и, напротив, были характерны для «средних» и «низких» жанров (крыловские басня, послание, внежанровое стихотворение).
Библиографический список
1. Иванова Е.Ю. Вставные конструкции как реализация субъективно-авторского плана высказывания // Вестн. ЛГУ. Сер. 2. История, языкознание, литературоведение. 1987. № 3. С. 84-87.
2. Кожевникова К. Формирование содержания и синтаксис художественного текста // Синтаксис и стилистика. М.: Наука, 1976. С. 301-315.
3. Шаймиев В.А. К вопросу о соотношении между вставными предикативными единицами и придаточными предложениями // Сложное предложение в системе других синтаксических категорий: межвуз. сб. науч. тр. / ЛГПИ им. А. И. Герцена. 1984. С. 38-46.
4. Аникин А.И. Семантическое соотношение вставной единицы с основной семантической частью предложения // Ученые записки Калининского государственного педагогического института имени М.И. Калинина. 1969. Т. 66, ч. 1. С. 199-212.
5. Патроева Н.В. Поэтический текст: категория осложнения. Петрозаводск: Петрозаводский государственный университет, 2002. 322 с.
6. Шмелева Т.В. Диалогичность модуса // Вест. МГУ. Сер.9. Филология. 1995. № 5. С. 147-156.
7. Виноградов В. В. Язык и стиль басен Крылова // Виноградов В.В. Избранные труды. Язык и стиль русских писателей. От Карамзина до Гоголя. М.: Наука, 1990. С. 148-181.
8. Крылов И.А. Полное собрание сочинений: в 3-х т. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1945-1946. Т. 3. 979.
9. Синтаксический словарь русской поэзии XVIII века: в 4 т. / под ред. Н.В. Патроевой. Т. 1: Кантемир, Тредиаковский. СПб.: Дмитрий Буланин, 2017. 574 с.
10. Синтаксический словарь русской поэзии XVIII века: в 4 т. / под ред. Н.В. Патроевой. Т. 2: Ломоносов. СПб.: Дмитрий Буланин, 2018. 603 с.
11. Бройтман С.Н. Проблема диалога в русской лирике первой половины XIX века. Махачкала: ДГУ, 1983. 80 с.
12. Потебня А.А. Из лекций по теории словесности. Басня. Пословица. Поговорка. Харьков: Типография К. Счастни, 1894. 164 с.
13. Патроева Н.В., Дьячкова И.Н., Мухина Е.А. Функциональный потенциал вставных конструкций в русской поэтической речи // Научный альманах. Тамбов, 2018. № 11-3(49). С. 241-251.
References
1. Ivanova E.J. Inserted structures as implementation of the author's subjective plan of utterance // The Bulletin of LSU. Ser. 2. History, linguistics, literary studies. 1987. Vol. 3. P. 84-87.
2. Kozhevnikova K. Formation of the content and syntax of literary text // Syntax and stylistics. Moscow, 1976. P. 301-315.
3. Shajmiev V. A. On the question of the relationship between inserted predicative units and subordinate clauses // Complex sentence in the system of other syntactic categories. Leningrad State Pedagogical University named after A.I. Herzen. 1984. P. 38-46.
4. Anikin A.I. Semantic relation of the inserted unit to the main semantic part of the sentence // Scientific notes of the Kalinin State Pedagogical Institute named after M.I. Kalinin. 1969. Vol. 66, part 1. P. 199-212.
5. Patroeva N.V. Poetic text: the category of complications. Petrozavodsk State University, 2002. 322 p.
6. Shmeleva T.V. Dialogic mode // The Bulletin of MSU. Ser.9. Philology. 1995. Vol. 5. P. 147-156.
7. Vinogradov V.V. Language and style of Krylov's fables // Vinogradov V.V. Selected works. Language and style of Russian writers. From Karamzin to Gogol. Moscow, 1990. P. 148-181.
8. Krylov I.A. Completed works: in 3 volumes. Moscow, 1945-1946. Vol. 3. 979 p.
9. Syntactic dictionary of Russian poetry of the XVIII century: in 4 vols. / Ed. by N.V. Patroeva. Vol. 1: Kantemir, Trediakovsky. St.-Petersburg, 2017. 574 p.
10. Syntactic dictionary of Russian poetry of the XVIII century: in 4 vols. / Ed. by N.V. Patroeva. Vol. 2: Lo-monosov. St.-Petersburg, 2018. 603 p.
11. Brojtman S.N. The problem of dialogue in Russian lyrics in the first half of the XIX century. Makhachkala, 1983. 80 p.
12. Potebnja A.A. From lectures on the theory of literature. The fable. The proverb. The saying. Kharkov, 1894.
164 p.
13. Patroeva N.V., Dyachkova I.N., Mukhina E.A. Functional potential of inserted constructions in Russian poetic speech // Scientific almanac. Tambov, 2018. Vol. 11-3(49). P. 241-251.
