CC BY
47
УДК 070; 316.454.5
К. А. Клочко
Пермский государственный национальный исследовательский университет, Пермь
ФУНКЦИОНАЛЬНЫЙ АСПЕКТ ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОЙ ИГРЫ В СОВРЕМЕННОММЕДИАТЕКСТЕ
В статье рассматриваются некоторые вопросы языковой игры в современных медиатекстах за счет использования в них аллюзий на иные тексты (интертекстуальности). Автор основывает свое исследование на замеченной им аналогии принципа построения некоторых поликодовых медиатекстов структуре «топик-комментарий», которая наиболее ярко реализуется в вербальных двухкомпонентных высказываниях. В настоящей статье исследование смещает фокус с формальной на функциональную сторону данного процесса, выделяя особенности использования интертекстуальной игры в вербальном и визуальном медиатекстах, разница в форме которых чаще всего определяет и ее функционал: использование ради обогащения оригинального текста дополнительными смыслами (в вербальных медиатекстах), либо игры ради иных целей, чаще всего, эстетических (в визуальных медиатекстах).
Ключевые слова: медиатекст, поликодовый текст, топик, комментарий, интертекст, аллюзия.
В современном мире в связи с всё большим распространением социальных сетей и Интернета возрастает количество медиаконтента, который, будучи в недавнем прошлом лишь составляющим дискурса сетевого общения, проникает в другие сферы коммуникации и, соответственно, сам обогащается за счет внешнего (оффлайн) влияния. В этой связи было бы интересно рассмотреть некоторые лингвистические вопросы коммуникации в медиасфере и остановиться на особенностях используемых для этого медиатекстов.
Следует заметить, что за последнее время изменения происходят столь стремительно, что наука не всегда успевает осмысливать их, оставляя простор для поспешных псевдонаучных «выводов». Между тем, актуальность полного лингвистического осмысления вновь появляющихся в массовой и межличностной коммуникации феноменов всё возрастает.
Одним из таких феноменов выступает поликодовый текст, о механизме формирования которого мы уже писали в ряде работ [2]. Об этом феномене уже сказано немало, повторяться смысла не имеет; заметим только, что термин «медиатекст», о котором пойдет речь в настоящей статье, подразумевает поликодовость как сочетание элементов множества семиотических систем в одном тексте (визуальной, звуковой, видео, вербальной).
Мы брали в качестве модели построения простых поликодовых медиатекстов, таких как «мем» и «демотиватор», структуру «топик-комментарий», которую В. А. Курдюмов считает характерной для текста вообще, а как критерий - «для принципиального моделирования психолингвистических процессов» [5]. Вообще же структура «топик-комментарий» считается прообразом подлежащего и сказуемого. Как отмечает Дж. Лайонз, в такой структуре говорящий «может ясно выразить тот факт, что он «объявляет топик», а затем уже «нечто сообщает о нем» [6, С. 356]. Топик ограничивает применение предикации некоторой областью [8, С. 153]. В. А. Курдюмов же рассматривает это явление максимально широко, как языковые категории, функционирующие на любых уровнях и стадиях языка, «будучи врожденными, как структура, «рамка» [5].
При реализации подобной модели, оказывающейся универсальной для любого типа текста, в простом поликодовом тексте, чаще всего содержащим визуальный и вербальный образы, эксплицируется некая область референции (топик) и его предикативный признак (комментарий). Примером может служить широко тиражированный в Интернете образ («мем»), который сопровождается подписью, варьирующейся от автора к автору.
В этом смысле медиатексты подобного рода схожи по структуре с двухкомпонентными высказываниями типа «Достойной зарплате - быть! Отдохнул - во!» [2] или классическое «Саду -цвесть!» (В. Маяковский). Отличие поликодовых медиатекстов от двухкомпонентных вербальных заключается в том, что в «поликодовом тексте под компонентами мы понимаем не слова, а целые
высказывания, особенно если они являются афоризмами, устойчивыми оборотами, цитатами, т. е. представляют собой явление паремии. То же относится и к невербальному компоненту, который часто представляет собой известный образ (мем)» [2, С. 72].
В структуре подобного медиатекста выделяются структурно-семантические постоянные и переменные. Так, некий образ с заданным речевым образцом типа «А что если...»; «То чувство, когда...»; «Твое лицо, когда.» («мем») и т. д. есть постоянная, а в качестве переменной выступает актуальная на данный момент шутка, афоризм и проч. При этом постоянная чаще является топиком в форме визуального образа с речевым образцом, который задает формат комментария (переменной). Несколько примеров из Интернета: Нельзя просто так взять и. (топик-постоян-ная) лечь спать пораньше / взять и не пошутить / проснуться с нормальной прической/ ... (комментарии-переменные). Может, однако, в некоторых случаях быть и наоборот [2. С. 73].
На данный момент, развивая уже описанные нами идеи, представляется актуальным рассмотреть иную сторону медиатекста, а именно функциональную, которая, в свою очередь, тесно связана с его содержанием. Семантика вербального текста, как известно, формально складывается из составляющих текст высказываний [7, С. 145], а также из компонентов, которые формального выражения не получают. Это подтекст и интертекст [7. С. 149-150]. Подобная ситуация наблюдается и в случае с поликодовым медиатекстом. В частности, при подборе и анализе материала бросается в глаза нарочитая интертекстуальная игра с образами из произведений популярной культуры -фильмов, игр, сериалов, картин и т. д. При оценке данного феномена Н. А. Кузьмина, например, отмечает, что «специфика медиадискурса связана более с прецедентностью, чем с интертекстуальностью», которая трактуется как «транслируемый код культуры как системы традиционных для человечества ценностей материального и духовного характера; прецедентность - явление жизни, которое может стать или не стать фактом культуры» [4]. При этом В. Г. Костомаров и Н. Д. Бурвикова, наоборот, полагают, что прецедентные тексты имеют «историко-культурную, страноведческую ценность» [3, С. 74.].
Господствует мнение, что в постмодернизме любой текст трактуется широко, не ограничивается вербальной стороной и считается исключительно состоящим из компонентов других текстов, элементом интертекстуальной игры, выражающейся в постоянном и бесконечном пародировании, подражании, иронии, пастише. При этом в статьях, посвященных данной теме, даются ссылки на работы Ж. Деррида, Ю. Кристевой. М. М. Бахтина, Р. Барта, Ю. М. Лотмана и др. Существует также огромное количество современных работ, посвященных т.н. «лигвокреативу» во всех его проявлениях. Например, очень интересной представляется работа Т. В. Поповой по креализованным дериватам в современной письменной коммуникации [12]. Таким образом, сама идея широкого распространения интертекстуальной игры в различных видах текста - а наиболее частотно в медиатексте - не поддается сомнению (Негрышев А. А. Славгородская Т. А. Худолей Н. В. и др.) [10; 13; 15].
Вопрос, однако, следует ставить следующим образом: в чем смысл использования приема интертекстуальной игры в медиатексте и как соотносится модель «топик - комментарий», по которой строятся «мем» и «демотиватор», с содержательной стороной медиатекста.
Анализ материала - широкого спектра вербальных и поликодовых текстов СМИ, социальных сетей и иных Интернет-источников - показывает, что медиатекст является крайне неоднородным и неоднозначным понятием. По мнению Г. Я. Солганика, «медиатекст в каком-то смысле больше, чем текст» [Цит. по: 14]. В широком смысле медиатекст - все, что представлено в сфере массовых коммуникаций: «Медиатекст можно определить как динамическую сложную единицу высшего порядка, посредством которой осуществляется речевое общение в сфере массовых коммуникаций» [4. С. 13 и далее]. Медиатекст, однако, совсем не обязательно относится к сфере речи. Медиатексту присуща поликодовость [4]. Более того, тенденции развития медиакоммуни-кации показывают, что к медиатексту могут быть при желании отнесены даже стикеры в мессен-джерах, поскольку в последнее время повсеместно отмечается, что распространение «эмодзи» (картинки для общения онлайн) и частичное вытеснение ими вербального компонента общения «стали маркерами перемен, происходящих с людьми в мире новых технологий и сверхскоростных связей» [1].
Таким образом, материалом исследования volens nolens служил весь вышеозначенный спектр текстов, четко структурировать который по жанрам - совершено отдельная задача, выходящая за
рамки данной работы. Целью для нас является обнаружение и выделение определенных явлений для выявления и проведения первичного анализа закономерностей. Именно поэтому материал мы брали максимально широкий, т. е. все тексты, циркулирующие в сфере массовых коммуникаций - в официальных СМИ, а также социальных сетях (открытые группы). Соответственно, к объектам исследования автоматически были отнесены и атрибуты коммуникации в социальных сетях - смайлики, эмодзи, стикеры, которые, будучи доступны миллионам людей для (в основном) межличностного общения, фактически представляют собой объект исследования массой коммуникации в медиа.
Тем не менее, данные по получившейся картотеке отобранных для анализа текстов следующие. В качестве глобального источника выступила сеть Интернет; в качестве основного критерия отбора - вербальные и невербальные элементы медиатекстов с содержащейся в них явной отсылкой к другим текстам. Маркерами аллюзий выступили включенные в текст иностилевые элементы разного рода (имена, скрытые цитаты, известные визуальные образы), как правило, легко узнаваемые, тиражированные в популярной культуре. Репрезентативная выборка медиа-текстов осуществлялась в основном через сетевые подписки автора, во-первых, на СМИ («Новая газета», «Медуза», «Огонёк», «Собеседник»), в которых публикуются как статьи, так и колонки, заметки, обладающие характерными признаками газетно-публицистического стиля (т. н. «цепляющие заголовки» (catchy titles) и т. д.). Во-вторых, ценным источником послужили популярные публичные страницы в сети «ВКонтакте»: «Шедевры рекламы», «Лепрозорий» и т. д., многие сообщения портала «Медуза», иных упомянутых СМИ, новостных пабликов г. Перми, использующих при подаче материала отсылки к прецедентным медиа- и иным текстам. Всего за период подбора материала (около месяца) было просмотрено примерно 800-1000 медиатекстов, включая новостные рассылки в Telegram и сообщения в этом мессенджере, что и позволило сделать определенные выводы о явлениях, происходящих в сфере Интернет-коммуникаций. В рабочую картотеку вошли около 100 образцов, учитывая, что многие медиатексты, спонтанно возникнув в одном источнике, дублируются другими источниками без ссылки на оригинал.
При работе с материалом нами были получены следующие результаты.
Медиатексты при всей их «диффузии и конвергенции» [4. С. 20], мы при отборе и анализе разделили на два подтипа: вербальные и визуальные. К первым относятся все медиатексты, где интертекстуальная игра выражена вербально и завязана на словесном творчестве любого порядка: от классических произведений до прецедентных текстов, актуальных «здесь и сейчас» типа «Денег нет, но вы держитесь». Визуальные медиатексты оперируют узнаваемыми графическими и видеообразами, которые также могут включать вербальные компоненты (см. выше: «То чувство, когда.» и т. д.).
Т. А. Славгородская отмечает, что в подобных текстах «происходит переосмысление цитат, возникающее вследствие применения их к реальным ситуациям, уже не соотносимым с реалиями, названными в тексте-первоисточнике» [13]. Философ К. Мартынов отмечает феномен постиронии, присущий постмодернизму вообще, где «игра состоит в том, чтобы заставить вас сомневаться: он это серьезно или нет?» [9]. В этом смысле оба выделяемых нами подтипа медиатекста формально друг от друга не отличаются. И в том, и в другом происходит игра ради усиления прагматического компонента, экспрессивности [10]. Связано это также и «с представлениями постмодернизма о сущности мира, языка и текста» [13, С. 173].
Функциональные различия в интертекстуальной игре в двух выделяемых подтипах медиатек-стов заключаются в степени акцентрования на прагматическом, либо собственно игровом (постмодернистском) компонентах формальной стороны интертекстуальной игры, означенной выше. Очевидно, что форма репрезентации медиатекста (вербальная или визуальная) накладывает отпечаток и на функциональный, и, следовательно, на семиотический аспекты интертекстуальной игры в медиатексте.
Интересно отмесить, что потенциальные прагматические возможности языковой игры не всегда используются автором медиатекста рационально. Процесс языковой игры без содержания, ради балагурства и острословия, исследовался многими лингвистами на материале спонтанной бытовой речи. С. В. Фуникова, например, называет «творческое обращение с языковым материалом существенной особенностью речевой практики общества в целом, когда происходит творческая реализация личности говорящего» [16. C. 42]. При этом «языковая игра выполняет,
прежде всего, эстетическое задание: участники диалога получают удовольствие от самой формы речи» [16. C. 42]. В современной Интернет-коммуникации изменилась форма, но не содержание подобной игры, когда «говорящий не ставит перед собой никаких содержательных целей, кроме одной: не быть скучным ... развлечь себя и собеседника» [16. C. 42]. Этот тезис прекрасно соотносится с вышеупомянутой нами тенденцией современной коммуникации к использованию иронии и отсутствию серьезности вообще. Технические средства 21 века позволяют выводить феномен подобной игры с языком на новый уровень за счет возможности любому человеку добавлять к вербальным компонентам текста невербальные и распространять свои «произведения» в Интернете, что наглядно демонстрируется многочисленными примерами в медиасфере. Именно поэтому и уместно, на наш взгляд, говорить в некоторых случаях об игре ради процесса, ради творчества, а не прагматического результата.
Рассмотрим несколько примеров вербальных медиатекстов. Для удобства восприятия значимые элементы других текстов, явно интегрированные в авторское высказывание, подчеркнуты:
(1) Вопрос простой и давний: кто мы? Весенний лед под ногами майора или прав был Пьер Безухое в плену - про «мою бессмертную душу». (Родина-мать, помолчи. «Новая газета», № 47 от 7.05.2018).
(2) Ник Вуйнич - это спасительная вера в чудо. Этакая сома, которую люди... (Оптимизм по Вуйничу. «Новая газета» № 43 от 23.04.2018).
(3)Банкет на обочине (Заголовок статьи к годовщине Чернобыльской катастрофы, «Огонек» № 15 (5511) от 23.04.2018).
(4) Европа, от Средиземного моря и до самых до окраин, построена на торговле солью... (Место под солью. «Огонек», № 14 (5510) от 16.04.2018).
(5) Прерванный полет (Заголовок заметки на смерть Милоша Формана, «Новая газета» № 40 от 16.04.2018).
(6) .у нас будет свой [Интернет], сРоскомнадзором и прослушками (Ваше место возле Russia. «Новая газета», № 38 от 11.04.2018).
Как видно из подборки, здесь содержатся отсылки к весьма разнообразным текстам. При этом только в примере (4) непрямая цитата (строчка из песни «Широка страна моя родная») не придает дополнительного смысла авторскому тексту (рецепт рыбы в соляной корке) за счет значения цитируемого текста, а является просто клишированной фразой, означающей широкий географический масштаб. Очевидно, что здесь мы видим интертекстуальную языковую игру с уже упомянутой нами имплицитной целью говорящего «не быть скучным». В отличие от номера (4), в прочих примерах отсылка к тексту-источнику призвана добавить экспрессии, усилить речь автора за счет значимости цитируемого текста. В примере (1) содержится явная отсылка к песне «Лед под ногами майора» группы «Гражданская оборона» и роману «Война и мир» Л. Н. Толстого соответственно. Оба текста являются знаковыми, значимыми; отсылка к ним важна в статье-рассуждении о судьбах военнопленных Второй мировой. Здесь содержание текста газетной статьи коррелирует с содержанием обоих цитируемых текстов, зная которые, читатель легко строит ассоциациативный ряд, совпадающий с посылом текста журналиста А. Тарасова. Во всех трех текстах речь идет о чувстве свободы, лишении свободы, солдатах, войне, борьбе, боли, смерти и т. д. В примере (4) наблюдается несоответствие между содержанием цитируемой песни 1936 года из советского фильма «Цирк» и текстом журналиста-кулинара Гелии Делеринс о приготовлении рыбы; текстом-рецептом, не имеющим какого-либо подтекста.
Примеры (2) и (3) дают явные аллюзии на «Дивный новый мир» О. Хаксли и «Пикник на обочине» братьев Стругацких за счет безошибочно узнаваемого неологизма «сома» в первом случае и перифраза заголовка известной повести во втором, благо речь идет о чернобыльской катастрофе, и связь между «зоной отчуждения» в произведении и в реальности всегда была очевидна. Как и в примере (1), «сильный» текст-источник цитаты или аллюзии позволяет минимизировать речевые средства автора с одновременным усилением прагматической составляющей. Так, вместо долгих разъяснений достаточно упомянуть «сому», и всякий, кто знает, о чем идет речь, поймет, что имеет в виду автор колонки.
При анализе примера (5) наблюдается интересный эффект: заголовок дает ложную аллюзию на книгу М. Влади «Владимир, или прерванный полет», и уже только потом, разобравшись, что речь идет о Милоше Формане, читатель понимает, что имеется в виду его «Полет над гнездом
кукушки», легендарная экранизация одноименного романа К. Кизи. При этом В. Высоцкий тоже имеет отношение к теме: в его известной песне «Письмо в редакцию...», где речь идет о сумасшедшем доме, есть слова «Мы не сделали скандала — / Нам вождя недоставало: / Настоящих буйных мало — / Вот и нету вожаков», что косвенно соотносится с сюжетом романа и его главным героем. Впрочем, это уже не аллюзия на конкретный текст, а результат интерпретации текста и возникающих ассоциаций. Насколько это входило в намерение автора заметки - неизвестно. Важен факт, что текст, содержащий отсылку к иному, «сильному» тексту, за счет его значимости становится значимее сам.
Особенно интересен пример (6), где дается перифраз известного Интернет-мема «.с блек-джеком и шлюхами (ориг. англ.- ... with blackjack and hookers)» из мультсериала «Футурама»), что призвано, по всей видимости, заострить внимание тех, кто узнал мем, на массиве и значимости Интернет-фольклора, который, по мнению автора колонки, может, как и мессенджер Telegram, попасть в скором времени под запрет. Для тех же, кто мем не опознал, данный отрывок текста сохранит свое формальное значение: «у нас будет свой Интернет, в котором будут прослушки, а руководить будет Роскомнадзор». Портал «Memepedia» дает следующее толкование данного мема: «Словесная конструкция «У меня будет свой ... с блекджеком и шлюхами» означает реакцию человека, который что-то потерял, упустил возможность или не смог приспособиться. Тогда он заявляет, что готов предложить альтернативный проект, который будет круче оригинала» [17].
В указанных примерах, как видим, невозможно на данный момент выделить схему «топик-комментарий». Интертекстуальная игра в вербальных и преимущественно вербальных медиа-текстах строится так, что прецедентный текст оказывается легко узнаваем, но это, во-первых, требует от реципиента определенной эрудиции, а, во-вторых, не имеет четкой схемы появления, локализации в тексте.
По сравнению с вербальными, визуальные медиатексты имеют определенные особенности. Прежде чем мы перейдем к описанию результатов их исследования, рассмотрим кратко компоненты, в большинстве случаев составляющие современные медиатексты подобного характера. Чаще всего они сочетают в себе три компонента: 1) формальный (механизм реализации в тексте предикации по схеме «топик-комментарий»); 2) семантический (составление общего значения текста за счет собственной семантики компонентов); 3) прагматический (достижение определенной коммуникативной цели текста).
Второй и третий компоненты взаимосвязаны, поскольку составляющие подобный текст элементы оказываются прецедентными, «сильными» текстами, которые за счет собственного значения и культурологической значимости изменяют общую семантику всего текста за счет аллюзий на другие тексты (интертексуальной игры), в том числе неявных. Дополнительное значение имеет и косвенно выражаемый подтекст.
Все вместе это складывается в сложный знак, содержащий в себе другие знаки, которые тоже можно толковать по-разному в некоторых случаях.
Рассмотрим несколько примеров.
Рис. 1. Постер фильма «Дедпул 2»
Рис. 2. Фреска «Сотворение Адама» (фрагмент)
Рис. 3. Стикер «^аПа^ Little Не1рег»
«тАицет кивнкк I
Рис. 4. Постер фильма «Заводной апельсин»
На рисунке 1, представляющем собой рекламный постер фильма «Дедпул 2», легко угадывается аллюзия на «Сотворение Адама» Микеланджело (Рис. 2), притом что фильм никакого отношения ни к великому художнику, ни к Сикстинской капелле не имеет. Зато эта фреска является легко узнаваемой, отчасти потому, что стала образцом для подражаний и обыгрываний в популярной культуре. Многочисленные примеры легко найти в Интернете.
Зачем это сделано в данном случае? Прежде чем ответить на этот вопрос, посмотрим, можно ли выделить в этом медиатексте некую структуру. Применяя схему «топик-комментарий» к медиатексту подобного рода, имеющему визуальный компонент как основной, можно увидеть, что здесь есть два компонента. Один - аллюзия на известный, «сильный» текст; второй - нечто новое, что с «сильным» текстом увязывается опосредованно, через игру. Первый компонент -это топик, постоянная. Второй компонент - комментарий, переменная. Если мы посмотрим на мемы с «Сотворением Адама» или прочими известными изображениями в Интернете, то во всех случаях увидим легко узнаваемый образ, через игру с которым вводятся менее значимые образы. Например, фильм «Дедпул» с фреской «Сотворение Адама» совершенно несравним в историческом и культурном плане. Однако посредством «подключения» к «сильному» тексту через такую схему, преходящий образ тоже актуализируется, становясь неким атрибутом топику (тому самому «сильному» тексту). А мы помним, что схема «топик-комментарий» - форма выражения предикативности. Таким образом, в случае с визуальным подтипом медиатекста мы имеем дело со структурой, которая за счет свойств схемы «топик-комментарий» актуализирует некую новую информацию через ее соотнесение с уже известными текстами, распространенными образами, концептами. Важно помнить, что «комментарий» почти всегда преходящий, а «топик» проверен временем, но при этом и тиражирован в популярной культуре. Так, есть много «мемов» и коллажей с картиной Э. Мунка «Крик», но другие, не менее впечатляющие картины экспрессионистов, в популярной культуре не представлены, поскольку (парадокс!) не тиражированы ею же.
Последний тезис связан с тем, что современная коммуникация в социальных сетях представляет собой гибрид межличностной и массовой коммуникации, когда межличностная коммуникация по своей форме (неформальный тон, использование паралингвистических средств, окказионализмов, нарушение норм) масштабируется до массовой за счет распространения мобильных устройств и Интернета. Соответственно, чтобы быть понятной, она должна использовать легко узнаваемые массовой аудиторией образы.
Стоит добавить, что слоган фильма и его рекламной кампании «The second coming (Второе пришествие)» также отсылает нас к очередному «сильному тексту» - Библии, «уподобляя» в шутку второй фильм второму пришествию, что, впрочем, не слишком оригинально, и в популярной культуре встречалось ранее.
Рассмотрим примеры на рисунках 3 и 4. Эльф на рис. 3 - образ из набора стикеров для мес-сенджера Telegram под названием Santa's Little Helper, что уже отсылает реципиента к имени собаки Симпсонов, имевшей то же имя (см. Википедию). Это, как и в случае со «вторым пришествием», прямая вербальная аллюзия. Визуальной же аллюзией на фильм «Заводной апельсин» Стэнли Кубрика является само изображение эльфа на одном из стикеров. По выражению лица и характерному жесту с ножом (в данном случае, заточенной карамелькой) легко узнать плакат к указанному фильму (Рис. 4). Кроме того, правый глаз эльфа, как и у главного героя «Заводного апельсина», украшен накладными ресницами, что указывает на сознательную отсылку к фильму, а не случайное копирование образа по ассоциации. В данном примере мы также видим соединение известного образа как «топика», актуализирующего «комментарий» - изображение эльфа, как формальный компонент структуры медиатекста.
Что же касается семантического и прагматического компонентов, то последний может варьироваться в зависимости от жанра. Так, в наших примерах постер «Дедпул 2» информирует адресата о фильме, а стикер в мессенджере будет графически выражать (реально или иронически) эмоции пишущего. Семантический же компонент, поскольку подобный медиатекст основан на интертекстуальной отсылке к «сильному тексту», будет зависеть именно от него. М. П. Панина, например, рассматривает прецедентные тексты как «языковую стереотипную ситуацию, отсылка к которой обеспечивает в комическом тексте стереотипную установку у воспринимающего, нарушаемую в последний момент игровой вариацией на тему, развиваемую в прецедентном тексте» [11. С. 4]. Медиатекст, конечно, не обязательно носит комический характер, но характерная
для постмодернизма ирония присуща почти каждому тексту подобного рода. Применительно к вербальным медиатекстам наблюдается несколько иная ситуация: семантика их является более самостоятельной, а прагматическая цель разнообразнее, что также выражается в функционировании их как знаков в культурном и медиапростанстве
Таким образом, подводя итог проведенному обзору, перечислим основные выводы.
В современном медиатексте, который является очень сложным и неоднородным явлением, наблюдается тенденция к поликодовости, что обусловлено техническим прогрессом, и, как следствие, возможности легко изменять, варьировать и тиражировать его невербальные компоненты. Соответственно, увеличиваются возможности игры (интертекстуальной, семиотической, языковой) с подобного рода текстом, что и наблюдается в современном медиапространстве. Катализатором же данного процесса можно считать культуру постмодернизма с ее интертекстуальностью, нарочитой иронией и несерьезностью, «смертью автора» и т. д.
При кажущемся хаотичном использовании вербальных и невербальных средств в медиатек-стах и постоянном обыгрывании образов и смыслов, нами отмечается аналогия принципа построения ряда вербальных высказываний принципу, по которому строится и значительное число медиатекстов - схеме «топик-комментарий». Здесь стоит отметить, что речь идет в основном о медиатекстах с доминирующим визуальным компонентом - «демотиваторах» и «мемах», где, по аналогии с вербальными двухкомонентными высказываниями, четко выделяется топик (область референции) и комментарий (предикативный признак). Совпадение, естественно, неполное, но принцип оказывается единым для большого количества медиатекстов, от смайликов до постеров и видеороликов. Топик в визуальном медиатексте обозначает некую семантическую и семиотическую постоянную, выраженную известным текстом (аллюзией на него), а комментарий выражен новым, менее, или полностью непрецедентным текстом. Примеры представлены на рисунках 1-4, где известные образы («Сотворение Адама», «Заводной апельсин») «зашифрованы» в гораздо менее известных и легко узнаются адресатом. Здесь за счет «топика» обретает смысл «комментарий», который при помощи свойств указанной формальной структуры актуализирует свое собственное значение.
То есть отсылка к «сильному» тексту (интертекстуальность) здесь обретает функцию актуализации какого-либо нового текста (знака), либо придания ему нового смысла. Может иметь место (как в случае с созданием бесконечных «мемов» по поводу и без повода в Интернете) и игра без четкой прагматической цели (для эстетического удовольствия, самовыражения), в отличие от постера фильма (Рис. 1), имеющего цель продвижения его в медиасреде, рекламирования.
В случае же с вербальным медиатекстом отсылка к иному, как правило, узнаваемому тексту, не поддается столь явному разложению по схеме «топик-комментарий» как для ряда визуальных медиатекстов. Данный феномен имеет место за счет отсутствия у развернутого вербального текста какой-либо единой модели построения, поскольку, в отличие от предложения и словосочетания, имеющих такие модели (№У, N1 Ье N2 и т. д. [8. С. 81]), правила построения текста не заложены в системе языка [7. С. 138]. Если же смотреть на понятия «топик» и «комментарий» максимально широко, как проф. В. А. Курдюмов [5], то, вероятно, в результате будущих исследований и для некоторых жанров вербального медиатекста можно будет создать модель (ряд моделей) построения. На данный момент уместнее говорить о свободных ассоциациях адресата вербального медиатекста, ограниченных как тематикой текста-источника цитаты (аллюзии), так и собственным значением оригинального текста (см. примеры 1-6). В случае использования интертекстуальной игры в вербальном медиатексте текст-источник семиотически усиливает оригинальный текст, но не так, как в визуальном, а дополняя его собственными смыслами, углубляя интенцию автора, и лишь в последнюю очередь ради «красного словца».
Описываемые в данной статье понятия и их взаимоотношения являются попыткой структурировать и осмыслить те процессы, которые происходят в последнее время в сфере межличностой и массовой коммуникации; каково в этих процессах место языка, и что от них можно ожидать в будущем. На данный момент можно сделать вывод, что принципы функционирования языка проявляются и в вербальной, и в паралингвистической коммуникации, межличностной и массовой, но - со своей спецификой. Значительный объем исследований в этой сфере еще только предстоит сделать.
Список литературы
1. Журенков, К. Мимика письма [Электронный ресурс] / К. Журенков // Огонек. - № 39. -2.10.17. - URL: https://www.kommersant.ru/doc/3408563 (дата обращения 31.05.2018).
2. Клочко, К. А. О реализации структуры «топик - комментарий» в поликодовом тексте [Текст] / К. А. Клочко // Евразийский гуманитарный журнал. - №2. - 2017. - С. 67-74.
3. Костомаров, В. Г. Как тексты становятся прецедентными [Текст] / Н. Д. Бурвикова, В. Г. Костомаров // Русский язык за рубежом. - 1994. - № 1. - С. 73-76.
4. Кузьмина, Н. А. Современный медиатекст: учебное пособие [Текст] / Н.А. Кузьмина. -Омск, 2011. - 414 с.
5. Курдюмов, В. А. Китайский язык как идеальный/экзистенциальный объект лингвистики [Электронный ресурс] / В. А. Курдюмов // 108-е заседание регулярного теоретического семинара «ПРОБЛЕМЫ РАЦИОНАЛЬНОЙ ФИЛОСОФИИ». - 18.03.14. - URL: https://iphras.ru/uplfile/ root/news/archive_events/2014/18_03_2013_kurdumov.pdf (дата обращения 31.05.2018).
6. Лайонз, Дж. Введение в теоретическую лингвистику [Текст] / Дж. Лайонз - М.: Прогресс, 1978 - 542 с.
7. Левицкий, Ю. А. Проблемы лингвистической семантики [Текст] / Ю.А. Левицкий. - Пермь: Перм.гос. ун-т, 2008 - 160 с.
8. Левицкий, Ю. А. Альтернативные грамматики: Стадии развития человеческого языка [Текст] / Ю. А. Левицкий - М.: Изд-во ЛКИ, 2010. - 176 с.
9. Мартынов, К. «Пост-ирония» [Электронный ресурс] / К. Мартынов // The Question. - URL: https://thequestion.ru/questions/19960/chto-takoe-postironiya (дата обращения 31.05.2018).
10. Негрышев, А. А. Языковая игра в новостном медиатексте : референциально-прагматический аспект [Электронный ресурс] / А. А. Негрышев // Медиаскоп. - URL: http://www.mediascope.ru/ node/669 (дата обращения 31.05.2018).
11. Панина, М. А. Комическое и языковые средства его выражения: автореф. дисс. .канд. филол. наук [Текст] / М. А. Панина. - М., 1996 - 20 с.
12. Попова, Т. В. Креолизованные дериваты как элемент русской письменной коммуникации рубежа ХХ-ХХ1 вв. [Текст] / Т. В. Попова // Лингвистика креатива-1: Коллективная моногр. / под общей ред. проф. Т.А. Гридиной. - 2-е изд. - Екатеринбург: ФГБОУ ВПО «Урал. гос. пед. ун-т», 2013. - С. 147-176.
13. Славгородская, Т. А. Интертекстуальность как один из видов языковой игры в масс-медиа [Электронный ресурс] / Т. А. Славгородская // Вестн. Адыг. гос. ун-та. Сер.: Филология и искусствоведение. - Майкоп, 2009. - Вып. 4. - URL: http://cyberleninka.ru/artide/n/intertekstual-nost-kak-odin-iz-vidov-yazykovoy-igry-v-mass-media (дата обращения 31.05.2018).
14. Фаткуллина, Ф. Г. Медиатекст в современном коммуникативном пространстве [Электронный ресурс] / Ф. Г. Фаткуллина, Р. Р. Хабиров // Современные проблемы науки и образования. - URL: https://www.science-education.ru/ru/article/view?id=18258 (дата обращения 31.05.2018).
15. Худолей, Н. В. Интертекстуальность и интертекст как феномены художественной коммуникации: теоретический аспект [Текст] / Н. В. Худолей // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и Искусствоведение. Вопросы теории и практики. - Тамбов: Грамота, 2015. - № 11 (61): в 3-х ч. - C. 195-198.
16. Фуникова, С. В. Языковая игра как актуальная тенденция в городской коммуникации (на материалах г. Белгорода) [Текст] / С. В. Фуникова // Научный результат. Серия «Вопросы теоретической и прикладной Лингвистики». - Белгород: Белгородский государственный национальный исследовательский университет, 2016. - № 3. - Том 2. - С. 35-40.
17. Memepedia: энциклопедия мемов [Электронный ресурс]. - URL: https://memepedia.ru/ (дата обращения 31.05.2018).
FUNCTIONAL ASPECT OF INTERTEXTUAL GAME IN MODERN MEDIATEXT
Klochko K. A., Perm State National Research University, Perm, [email protected]
The article deals with some issues of language game in modern mediatexts that use allusions to some other texts. The author grounds his research on the similarity of the principle of forming some polycode mediatexts to bi-component utterances. The stated type of utterances uses the "topic-comment" structure as the basis thus actualizing the predicativity through it. The "topic-comment" structure is said to be the proto-"Subject-Predicate" structure in grammar. The author of the given article has already made a brief overview of the realization of the "topic-comment" structure in simple mediatexts as "meme" and "demotivator" where there is a given frame (topic) and a variable element (comment), while in the given article he shifts the focus from formal to functional aspect of the problem. Studying the intertextual game in verbal and visual mediatexts whose difference in their forms influences their functional features. In mainly verbal mediatexts this game is usedfor enriching the whole of the text with additional meanings, while mainly and only visual mediatexts use this game for the sake of the process ofplaying.
Keywords: mediatext, polycode text, topic, comment, intertext, allusion.
References
1. Zhurenkov, K. (2017) Mimika pis'ma [=The mimics of writing], available at: https://www. kommersant.ru/doc/3408563, accessed 31.05.2018. (In Russ.).
2. Klochko, K. A. (2017) O realizacii struktury «topik - kommentarij» v polikodovom tekste [=On the realisation of the "topic - commentary" structure in the polycode text], in: Evrazijskij gumanitarnyj zhurnal [=Eurasian Humanities Journal], Perm, pp. 67-74. (In Russ.).
3. Kostomarov, V. G. and Burvikova, N. D. (1994) Kak teksty stanovyatsya precedentnymi [=How texts become precedential], in: Russkij yazyk za rubezhom [=Russian language abroad], Moscow, pp. 73-76. (In Russ.).
4. Kuz'mina, N. A. (2011) Sovremennyj mediatekst [=Modern mediatext], Omsk, 414 p. (In Russ.).
5. Kurdymov, V. A. (2014) Kitajskij yazyk kak ideal'nyj/ehkzistencial'nyj ob"ekt lingvistiki [=Chinese language as an ideal / existential object of linguistics], in: 108-e zasedanie regulyarnogo teoreticheskogo seminara «PROBLEMY RACIONAL'NOJ FILOSOFII» [=Lecture notes from 108th seminar "Problems of rational philosophy"], available at: https://iphras.ru/uplfile/root/news/archive_ events/2014/18_03_2013_kurdumov.pdf, accessed 31.05.2018 (In Russ.).
6. Levickij, Yu. A. (2008) Problemy lingvisticheskoj semantiki [=Problems of linguistic semantics], Perm, 160 p. (In Russ.).
7. Levickij, Yu. A. (2010) Al'ternativnye grammatiki: Stadii razvitiya chelovecheskogo yazyka [=Alternative grammars: stages of human language development], Moscow, 178 p. (In Russ.).
8. Lyons, J. (1978) Vvedenie v teoreticheskuyu lingvistiku ^Introduction to Theoretical Linguistics], Moscow, 542 p. (In Russ.).
9. Martynov, K. (2015) Post-ironiya [=Post-irony], in: The Question, available at: https://thequestion. ru/questions/19960/chto-takoe-postironiya, accessed 31.05.2018. (In Russ.).
10. Negryshev, A. A. (2010) Yazykovaya igra v novostnom mediatekste: referencial'no-pragmaticheskij aspect [=Word play in newscast discourse: referential and pragmatic aspect], in: Mediaskop [=Mediascope], available at: http://www.mediascope.ru/node/669, accessed 31.05.2018. (In Russ).
11. Panina, M. A. Komicheskoe i yazykovye sredstva ego vyrazheniya [=Comical effect and language means of its expression], Moscow, 20 p. (In Russ.).
12. Popova, T. V. (2013) Kreolizovannye derivaty kak ehlement russkoj pis'mennoj kommunikacii rubezha XX-XXI vv. [=Creolized derivatives of Russian written communication on the boundary of XX-XXI centuries], in: Lingvistika kreativa-1 [=Linguistica of creativity-1], Ekaterinburg, pp. 147-176. (In Russ.).
13. Slavgorodskaya, T. A. (2009) Intertekstual'nost' kak odin iz vidov yazykovoj igry v massmedia [=Intertextuality as one of types of linguistic games in mass-media], in: Vestnik Adygeiskogo gosudarstvennogo universiteta [=Adygeya State University: Philology and the Arts] available at: http:// cyberleninka.ru/article/n/intertekstualnost-kak-odin-iz-vidov-yazykovoy-igry-v-mass-media, accessed 31.05.2018. (In Russ.).
14. Fatkullina, F. G. and Habirov, R. R. (2015) Mediatekst v sovremennom kommunikativnom prostranstve [=Mediatext in modern communicative sphere], in: Sovremennye problemy nauki i obrazovaniya [=Contemporary problems of science and eduacation], available at: https://www.science-education.ru/ru/article/view?id=18258, accessed 31.05.2018. (In Russ.).
15. Hudolej, N. V. (2015) Intertekstual'nost' i intertekst kak fenomeny hudozhestvennoj kommunikacii: teoreticheskij aspect [=Intertextuality and intertext as the phoenomena of fiction: theoretical aspect], in: Istoricheskie, filosofskie, politicheskie i yuridicheskie nauki, kul'turologiya i Iskusstvovedenie. Voprosy teorii i praktiki [=Historical, philosophical, political and legal sciences, Culture and Arts. Theoretical and practical issues], Tambov, pp 195-198. (In Russ.).
16. Funikova, S. V. (2016) Yazykovaya igra kak aktualnaya tendenciya v gorodskoj kommunikacii (na materialah Belgoroda) [=Language game as actual tendency in city communication (based on material of Belgorod city)], in: Nauchnyj rezultat. Seriya Voprosy teoreticheskoj iprikladnojLingvistiki [=Research result. Issues On Theoretical And Applied Linguistics Series], Belgorod, pp 35-40. (In Russ.).
17. S blekdzhekom i shljuhami [=With blackjack and hookers], in: Memepedia: entsiklopediya memov [=Memepedia: the encyclopedia of memes], available at: https://memepedia.ru/s-blekdzhekom-i-shlyuxami/ accessed 31.05.2018. (In Russ.).
Клочко Константин Александрович - кандидат филологических наук, доцент, и.о. зав. кафедрой английского языка и межкультурной коммуникации факультета современных иностранных языков и литературы, Пермский государственный национальный исследовательский университет, Пермь.
