CC BY
32
УДК 821.111
ББК 83.3(4Вел)
К 76
Кошикова А.В.
Ассистент кафедры зарубежной литературы и сравнительного культуроведе-ния Кубанского государственного университета, e-mail: kav-tutor@mail.ru
Функциональные роли бинарных оппозиций в идейно-художественной системе романа Иэна Макьюэна «Невинный, или особые отношения»
(Рецензирована)
Аннотация:
Анализируется художественная реализация бинарных оппозиций в романе современного английского писателя Иэна Макьюэна. Впервые творчество данного автора рассматривается с позиций бинаризмических отношений. Представлен краткий экскурс, демонстрирующий, что подход к изучению философии и культуры с позиций метода антиномий прослеживается еще с античности. Каждая эпоха по-своему реализует свое мировоззрение, неизбежно опираясь на бинарную систему координат. Однако в XX-XXI веках дуалистический подход становится предметом переосмысления. В современной гуманитаристике выявляется тенденция, заключающаяся в стремлении пересмотреть базовые бинарные конструкты, которые моделируют бытие человека. Литература, которая была и остается зеркалом, отображающим изменения, происходящие в сознании человечества, неизбежно реагирует на трансформации, направленные на критику традиционных бинарных конструктов. Роман английского писателя «Невинный, или Особые отношения» демонстрирует разветвленную систему координат бинарных оппозиций («свой-чужой», «мужчина-женщина», «ребенок-взрослый и др.). Детальный анализ данного художественного текста позволяет сделать вывод о том, что И. Макьюэн в своем романе предпринимает попытку снятия оппозиционного напряжения между бинарными константами.
Ключевые слова:
Бинарные оппозиции, дуалистический подход, антиномии, Другой, Макьюэн, деконструкция.
Koshikova A.V.
Lecturer Assistant of Department of Foreign Literature and Comparative Cultural Studies, Kuban State University, e-mail: kav-tutor@mail.ru
Functional roles of binary oppositions in the ideological art system of the novel of Ian McEwan «The Innocent: Or the Special Relationship»
Abstract:
In this paper, we analyze art realization of binary oppositions in the novel by the modern English writer Ian McEwan. For the first time creativity of this author is considered from positions of the binarismic relations. The short insights are presented showing that approach to studying philosophy and culture from positions of a method of antinomy is traced since antiquity. Every era realizes the outlook in its own way, inevitably leaning on the binary system
of coordinates. However, in the 20-21st centuries, dualistic approach becomes a reconsideration subject. In the modern humane studies, there is a trend demonstrating the aspiration to reconsider basic binary constructs, which model life of the person. Literature, which was and remains the mirror displaying the changes happening in consciousness of mankind, reacts inevitably to the transformations directed to criticism of traditional binary constructs. The novel by the English writer «The Innocent: Or the Special Relationship» shows the branched system of coordinates of binary oppositions («self-other», «female-male», «the child-adult, etc.). The detailed analysis of this art text allows us to draw a conclusion that McEwan in his novel undertakes an attempt to remove oppositional tension between binary constants.
Keywords:
Binary oppositions, dualistic approach, antinomy, Another, McEwan, deconstruction.
Начиная с диалектики Платона, мы можем наблюдать, как человеческая мысль в своем стремлении познать основы бытия опиралась на бинарные модели мировосприятия. Платон строил свои диалоги таким образом, что они подводили читателя к изучению антиномий, особенностям и специфике их взаимодействий. Средние века не стали исключением в своем дуалистическом подходе к изучению картины мира. Несмотря на то, что Средневековье имеет в своей основе тео-центричность, в эту эпоху формируется и осмысляется одна из базовых оппозиций «человек - Бог», а также признается двойственный характер человеческой природы. Данный период развития человеческой цивилизации, по мнению знаменитого медиевиста А.Я. Гуревича, основывается на следующих антиномиях: «земное - небесное», «божественное - дьявольское», «духовное - телесное» [1]. Обращаясь к философии Возрождения и Нового времени, нельзя не сказать о взглядах Ж.-Ж. Руссо. Французский философ видел культурный код эпохи Просвещения именно в противопоставлении «естественного» и «искусственного» и, как верно замечает Ю.М. Лотман, подчеркивает при этом непреложный примат первого над вторым [2]. Романтизм с его дво-емирием и весь XIX век в целом обнаруживают дихотомический метод изучения тенденций в культуре. Наибольшего внимания в контексте нашего рассмотрения генезиса дуалистического подхода заслу-
живает великий немецкий философ Иммануил Кант. Именно он пришел к выводу о том, что человеческий разум при всей своей оснащенности не способен преодолеть границы познания, так как сталкивается с неразрешимыми противоречиями. Кант определил четыре таковых конфликта, назвав их антиномиями.
Наш краткий экскурс в предысторию появления и развития системы бина-ризмических отношений показывает, что к XX веку человечество пришло, уже осознав всю противоречивость антиномичных архетипов, и по причине линейности и ри-горичности такого подхода к познанию поставило своей целью преодолеть давление дихотомии, показать недостатки этого метода, а также подчеркнуть относительность многочисленных бинарных оппозиций. Поэтому в гуманитаристике XX-XXI веков выявляется четкая тенденция, заключающаяся в попытке преодоления дво-ичности восприятия мира, которая была заложена еще в античной философии.
В. Руднев в своем известном «Словаре культуры XX века» дает определение бинарной оппозиции как «универсального средства познания мира, которое особо активно использовалось и, главное, было освоено как таковое в XX веке» [3]. Отечественный филолог, культуролог и философ резонно замечает, что уже в самой физиологии человека заложена идея би-нарности: наш мозг имеет два полушария, мы имеем симметричные органы зрения, слуха и дыхания, у нас по две руки и две
ноги. Неудивительно, что и окружающий нас мир нам привычнее воспринимать в двоичной системе кодирования. Исследователи XX века впервые начинают обращаться с дуализмом не только как с методом, но и как с объектом изучения. Особую роль в этом процессе сыграли труды как западных ученых (К. Леви-Стросс, Ж. Деррида, Ж. Делез, Т. Иглтон и др.), так и отечественных мыслителей (Е.М. Ме-летинский, Ю.М. Лотман, М.С. Уваров, В Н. Топоров, В.В. Иванов, И.Н. Сухих и др). Так, К. Леви-Стросс, французский антрополог и культуролог, в своей работе «Структурная антропология» убедительно доказывает, что при реконструкции картины мира любого народа мы наблюдаем различные «пучки, ансамбли» оппозиций, которые помогают человечеству познавать окружающее его бытие [4].
Однако, наряду с пристальным вниманием к изучению биполярности и тенденциями, складывающимися в культуре ХХ-ХХ1 веков, которые знаменовали переход к модернистскому и постмодернистскому сознанию, философская мысль этого времени складывается таким образом, что бинарные оппозиции становятся объектом тотального пересмотра, их линейность и логоцентричность подвергаются сомнению в силу излишней категоричности и ограниченности. В XX веке мы наблюдаем трансформацию антропоцентрической модели культуры. Художественная словесность, которая всегда была зеркалом, отражающим реальность, теперь берет на себя гораздо больше функций. Кризис европейского сознания, ознаменованный смертью Бога (Ницше) и, как закономерное следствие, смертью Автора (Барт), привел к тому, что прежние модели сознания, идеи деконструируются, что проявляется в тектонических сдвигах устоявшейся художественной системы. По мнению ряда исследователей культуры этого времени, «с одной стороны, осознание факта смерти Бога приводит к трагическим последствиям, а с другой - открывает но-
вые возможности для выхода из кризиса, вызванного утверждением нигилизма в духовной сфере общественной жизни» [5:93]. Поэтому в XX веке искусство уже не просто подражает действительности, а творит свою художественную реальность. И создается эта реальность не просто на основании бинарной модели восприятия, а благодаря снятию оппозиционного напряжения, совмещению противоположностей, утверждению множественности точек зрения и смещению «наблюдательной позиции художника».
Так, идея деконструкции базовых бинаризмов становится центральной в философии Ж. Деррида, которая основывается на критическом осмыслении антиномий. По мнению французского ученого, дихотомичную структуру мышления человека необходимо освободить от цен-тричности и примата левосторонней части антиномии над правосторонним, что становится возможным при «переворачивании оппозиции», которое «демонстрирует возможную приоритетность правостороннего элемента» [6: 131-132]. Поэтому стоит заметить, что данная тенденция, направленная на перерождение и провозглашение свободы от крайностей, вовсе не означает тотального отказа от бинарных оппозиций, так как они являются безусловными конструктами, определяющими все наше бытие.
В литературоведческом поле метод бинарных оппозиций тоже не остается незамеченным. Существует ряд диссертационных работ (Ю.А. Сухомлинова, А.Р. Хайрутдинова, Д.А. Субботкин и т.д.) и научных исследований (Е.П. Тарнаруц-кая, Н.В. Соловьева, О.В. Макаревич, С.В. Маслова и т.д.), посвященных изучению авторского художественного мира именно с позиций бинаризма. В данном случае структурообразующая система оппозиций, будучи интегрированной в пространство текста, трансформируется из универсального средства описания бытия в эстетический код произведения, что придает худо-
жественному пространству особую «смысловую глубину в результате функционирования контрастных пар» [7: 3], а изучение дихотомического принципа художественной организации идейного пространства авторской реальности дает наиболее полное представление о мировоззренческой стратегии личностного повествования.
Иэн Макьюэн - одна из знаковых фигур современной английской литературы. Писатель-провокатор, макабрист на протяжении всего своего творческого пути занимается исследованием двойственности человеческой природы, ее противоречивости и загадочности. В произведениях данного британского автора мы находим героев, которые регулярно оказываются в ситуациях психологических конфликтов, которые имеют двойственный характер. В своем диссертационном исследовании Рогаче-ва, анализируя психологизм романов Ма-кьюэна, отмечает, что в художественном пространстве его романов «бинарная оппозиция в связи душевных элементов обладает также свойством стирания границ и «перетекания» одного типа сознания в другой, для чего автор задействует новейшие научные теории, малоисследованные загадки человеческой психики (научно-аналитическая форма)» [8: 35].
Продолжая эту мысль, следует отметить, что именно благодаря семантически емким бинарным оппозициям И. Ма-кьюэн моделирует художественное пространство своих произведений и эстетически осмысляет всю противоречивость и относительность дуалистического подхода к восприятию мира. Зарубежные исследователи поэтики произведений И. Макьюэна также отмечали, что в основе создания его концепции художественного мира лежат бинарные коды, имеющие определенный нравственный смысл и играющие важные функциональные роли. Так, Доминик Хед, профессор современной английской литературы, в своем труде «Иэн Макьюэн» замечает, что бинарные оппозиции, которые структу-
рируют художественное пространство романов Макьюэна на идейном уровне, методично и целенаправленно разрушаются [9: 22]. Авторская стратегия в данном случае направлена на деконструкцию таких оппозиций, как наука и искусство, знание и незнание, взрослый и ребенок и многие другие. В нашем исследовании мы предпримем попытку выделить ключевые антиномии, характерные для творчества данного писателя, а также проследим их функциональные роли в идейно-художественном контексте авторской картины мира на примере романа «Невинный, или Особые отношения».
Произведение было написано И. Ма-кьюэном в 1990 году и посвящено изображению послевоенного Берлина, границы, возникшей между Востоком и Западом. Главный герой - молодой англичанин, недавно вырвавшийся из теплого родительского гнезда и попавший на немецкую сторону в качестве шпиона-связиста, который должен заняться системой про-слушки переговоров русских с их высшим командованием. Как известно, после поражения немецкой армии вследствие оккупации территория столицы была поделена на несколько зон между странами антигитлеровской коалиции: восточную, которую представляла СССР, и 3 западных, которые занимали Великобритания, США и Франция. Уже с первых страниц романа Макьюэн показывает своему читателю, насколько острой была в то время и в тех социально-политических условиях проблема национальной самоидентификации. Так, особое место в тексте занимает подробное изображение первой поездки Леонарда в туннель, на протяжении которой он лицезреет представителей различных секторов и соотносит их с собой, со своим народом, что порождает первую ключевую бинарную оппозицию структурной организации романа - «свой/чужой».
Неслучайно роман открывается беседой Леонарда-англичанина с лейтенантом Лофтингом, который первой своей ре-
пликой задает общий тон всего дальнейшего повествования: «Немцы и русские нам не мешают. Французы тоже. А вот с американцами беда. Они ни в чем толком не разбираются. Хуже того - не хотят учиться, не хотят ничего слушать. Так уж они устроены» [10: 9]. Акцентированное личное местоимение «они» в финальной фразе подчеркивает чужеродность одной нации по отношению к другой, настороженную враждебность к чужакам, которая возникает из-за того, что ОНИ - Другие. Лофтинг, вводящий главного героя в курс дела, подробнейшим образом освещает все предательства американцев, обращая внимание своего «невинного» собеседника на их лицемерие и подлость. Однако Леонард ощущает невольную притягательность этого чужого для него стиля, что усиливается его разочарованием в английском вкусе: «то английское, что было естественным для предыдущего поколения, теперь воспринималось как обуза» [10: 17]. Америка захватила молодого связиста своим духом свободы и демократичности, чего так не хватало чопорной и консервативной английскости. Леонард, очарованный раскованностью, которую себе позволяют представители США не только в одежде, но и в работе, при разговоре с американцем Глассом «смягчал «т» и старался произносить «а» чуть иначе, на американский манер» [10: 20]. Все это делалось из уважения к одной из могучих держав.
Англичанин забывает о своих корнях, подстраивается под Другого (Чужого), чтобы казаться одним из них. Налицо демонстрация проблемы потери национальной идентичности, заостряемая Ма-кьюэном на протяжении всего романа. Бинарная оппозиция «свой/чужой» де-конструируется, мы наблюдаем ее относительность, благодаря инверсии, которую она осуществляет. Чужой становится своим, другость привлекает своей необычностью, «Я» персонажа встраивается в новую систему координат, испыты-
вая пьянящую свежесть новизны. Но несмотря на это, Леонард постоянно ощущает разницу между англичанами и американцами, наполняясь смешанными чувства брезгливости к этому новому образу жизни и одновременно восхищения. Так, когда молодой выходец из Англии попадает в сектор США и впервые видит, как играют в американский футбол, то он, «их единственный зритель, англичанин в немецкой стылой машине, следил за ними с отвращением, но не в силах оторваться» [10: 26-27]. Леонарда раздражает, что «двое взрослых так откровенно забавля-ются»[10: 27] , ведь если бы английские военные вознамерились сыграть крикет, свою национальную игру, то они бы не стали дурачиться, как это делают американцы, а организовали бы матч по правилам. Кстати, неслучайно Макьюэн подчеркивает различия между нациями именно на примере игры. Игра - ритуал, обладающий определенный сводом правил и создающий особое пространство коммуникации, благодаря которому человек моделирует собственные идентификационные парадигмы, отличающие его от представителя другого народа. В контексте нашего исследования дуалистического метода стоит сказать, что сам игровой процесс построен целиком и полностью на бинаризмической системе: «победа/поражение», «можно/нельзя» и, что наиболее для нас интересно, «свой/чужой».
Особое отношение складывается у будущего шпиона и к немцам, которое он оправдывает сложившейся политической ситуацией: «Ни один молодой англичанин, впервые приехавший в Германию, не мог не думать о ней как о стране, потерпевшей поражение, и не испытывать гордости победителя» [10: 14]. Несмотря на то, что Леонарду было всего 14 лет, когда наступил тот день, когда фашистская Германия была повержена, он тем не менее чувствует себя причастным к этой победе, ощущая связь со своими соотечественниками, когда с видом «собственника» ша-
гает по улицам разгромленного Берлина. Немцы также чувствуют себя крайне дискомфортно под гнетом оккупантов, которые заполонили их территорию, и совершенно не рады таким гостям. Макьюэн метко подчеркивает данный факт эпизодом, когда Леонард пытается заказать еду в закусочной, но в силу ограниченных знаний немецкого не может верно произнести с первого раза название блюда, а официант отходит, «словно боясь услышать, как коверкают его родной язык при новой попытке» [10: 15].
Подобное столкновение с представителем другой нации и культуры исследовательница феномена Другости Е.Н. Шапинская определяет как встречу с этническим Другим, которая в современном мире глобализации чревата слиянием одной нации с другими, что особенно характерно для современного поликультурного мира. В результате такой много-голосицы «дезартикулируются старые би-наризмы патриархального логоцентриче-ского дискурса - «колонизируемый/колонизатор», «господствующий/подчиненный», «Запад/Восток» и т.д.» [11: 62] Действительно, проблема национальной самоидентификации личности, которую раскрывает Макьюэн в романе «Невинный, или Особые отношения», есть результат пересмотра полюсов бинарной модели «Я-Другой» в условиях, предлагаемых нам современностью. Сегодня мы становимся свидетелями того, как западная культура, прежде воспринимающая мир как биполярную константу «Запад/ Восток», в рамках которой именно Восток являл собой образ Другого по отношению к европейцу, пересматривает этот ориен-талистский дискурс, находя воплощение другости не только в соседних странах, но и внутри собственной нации. Иными словами, современная культурная обстановка в мире складывается таким образом, что нам предлагается «под Другим понимать не только незападного (национального, постколониального) другого,
но другого как а) внутри Запада... так и внутри б) национальной локальной структуры» [12: 268].
Взяв оппозицию Я-Другой в качестве определяющей для своего романа, Макьюэн в то же время показывает абсурдность этого противопоставления. Мария, возлюбленная главного героя, знакомится с Леонардом после неудачного брака. Ее бывший муж - жестокий и деспотичный садист и алкоголик, держащий в страхе всю округу. Женщина регулярно подвергалась насилию с его стороны, но ничего не могла изменить, так как Отто как бывший сержант умудрился убедить даже полицию в том, что он «герой войны». Ма-кьюэн в одном из своих интервью подчеркивает, что Отто - это демон агрессии, сидящий глубоко и в самом Леонардо, и в каждом из нас. Автор не раз сопоставляет этих персонажей, акцентирует внимание на том, что неопытный молодой англичанин и агрессивный взрослый немец, как ни странно, очень похожи. К такому выводу приходит и сам Леонард, задумываясь о том, что же привлекло в нем достаточно опытную взрослую женщину: «Что ни говори, а Мария выбрала этого человека себе в мужья. Вот к чему все сводилось. Пусть она теперь утверждает, что ненавидит его, но она его выбрала. А потом выбрала Леонарда. Проявление тех же вкусов. И он, и Отто - оба показались ей привлекательными, и это их объединяло, что-то общее в характере.» [10: 180] . «Я» сливается с Другим, об этом нам хочет сказать британский классик, внедряя в пространство своего романа сцену, когда Леонард решается распилить по частям тело убитого по неосторожности соперника, чтобы скрыть следы преступления. Примечательно, что, когда Леонард разрезает туловище пополам и из него вываливаются внутренности, его тошнит, но не от вида «красновато-бурых кусков, мотка тускло-отсвечивающих иссиня-белых, цвета вареного яйца трубок, чего-то черного и фиолетового» [10: 217]. В этот момент герой
макьюэновского повествования думает совсем о другом, о том, «что все это есть и в нем самом» [10: 218]. Границы между Я и Другим стираются, уже нет разницы, что он англичанин и возлюбленный Марии, а то, что осталось от Отто, было немцем, жестко избивавшем бывшую супругу. Бинарные оппозиции сняты, между ними впору ставить знак равенства.
Оппозиция «Я/Другой», связанная во многом с проблемой телесности как средства разграничения, является базовой для антиномии «мужское/женское». Вопрос о различиях мужчин и женщин еще в древности волновал многих философов и мыслителей. Отталкиваясь от ситуации физического разграничения, античная мифология уже тогда встраивала данную оппозицию в ряд классических диадных отношений, таких как «верх/них», «добро/ зло» и т.д., в то же время подчеркивая не только телесные отличительные признаки, но и специфику сознания каждой из структур. На протяжении всего времени существования человечества гендер-ный аспект оставался одним из основополагающих для большинства подходов к изучению мироздания. Можно сказать, что проблема гендера, изначально активно функционирующая в рамках дискурса естественных наук, постепенно занимает все больше места в гуманитарных областях исследования, таких как философия, социология, культурология, и в последнее время очень часто является одной из центральных в литературоведении, становясь объектом анализа с конца XX века. Так, С. де Бовуар в своей известной работе «Второй пол» утверждает, что женщина испокон веков считается Другим по отношению к мужчине, первым Другим, кого он встречает на своем пути и кто отличается от него по целому ряду признаков [13: 38]. Начиная с конца XX века и по наши дни искусство, в том числе и литература, ставит своей задачей пересмотр традиционной бинарной оппозиции «мужское/женское», вследствие чего происходит стира-
ние границ между этими полюсами. Е.Н. Шапинская объясняет эти трансформации теми социальными процессами, которые происходят в современном мире, а также культурными причинами, в результате которых эта базовая оппозиция «постепенно теряет свою жесткость, причем здесь не происходит реверсии, а скорее исчезает принципиальное различие между ее частями» [11: 107].
Творческое пространство романов И. Макьюэна не стало исключением из этой тенденции. Английский классик с большим любопытством обращает свой взгляд на проблему соотнесения в человеке мужского и женского начал. На протяжении всего романа «Невинный, или Особые отношения» Макьюэн подчеркивает гендерный аспект отношений между Леонардом и Марией, усиленный мотивом телесности. В частности главный герой исследует тело своей возлюбленной как другую планету. Английский писатель, который еще в ранних своих рассказах отличался своей склонностью к описанию физиологичности постельных сцен, и здесь остаётся верным своему стилю. Новизна ощущений, которые испытывает Леонард при столкновении с женским телом, подогревается тем фактом, что для героя это первый опыт физической близости с женщиной, первый раз, которого он очень стесняется и боится. Примечательно то, что процесс изучения в силу определенных обстоятельств (зима, неотапливаемая квартира Марии в обнищавшем после поражения Берлине) происходил в полной темноте под огромной горой одеял и теплых вещей, что обостряло различные чувства восприятия. Лишенный возможности из-за холода созерцать тело любимой («В эту пору он редко видел Марию обнаженной, во всяком случае целиком» [10: 98]), Леонард знакомится с телом Другого с помощью других органов чувств: обоняния («он научился любить запахи: запах пота, напоминающий о скошенной траве, и запах ее возбужде-
ния»), осязания («ему нравилось прижиматься щекой к ее животу, упругому от езды на велосипеде, или залезать языком в ее пупок, внутреннее устройство которого было сложным, как у уха») и слуха («он слышал шорох хрящей в ее коленных суставах») [10: 99]. Герой познает тело женщины как альтернативную телесную конструкцию, которая устроена иначе, чем он, а потому представляется ему другой вселенной, которую он увлеченно изучает, Мария «поощряла эти раскопки, эти Erkundungen (исследования)» [Там же]. Леонард и Мария сливаются воедино, процесс соития для них является той ситуацией, когда они становятся одним целым, Я соединяется с Другим и они образуют единую систему, завершенную в своих различиях.
В контексте анализа художественной реализации антиномий данного романа Макьэюна особого внимания заслуживает бинарная оппозиция «ребенок/взрослый». Леонард в начале романа - герой, только что вышедший из теплого родительского угла и мечтающий повзрослеть: «Хватит с него домашнего уюта» [10: 13]. В день заселения в служебную квартиру Марнем встречается взглядом со своим отражением в зеркале, пытается избавиться от очков, которые «по-дурацки оседлали нос», осознавая, что они - аксессуар из прошлой жизни. Леонард пытается адаптироваться к правилам и законам, по которым протекает жизнь взрослых, его коллег, жизнь, которой отныне он должен соответствовать, так как именно ему доверили столь важное дело государственной важности. Однако ему это не очень удается: первый деловой телефонный разговор заканчивается тем, что нетерпеливый собеседник кладет трубку, не дожидаясь, пока Марнем запишет адрес, в результате чего «несмотря на отсутствие зрителей, он покраснел от смущения». А когда американец Гласс, восторгаясь служебной квартирой Леонарда, с завистью восклицает: «Как паршивой сошке из Министерства
почт могли достаться такие хоромы?» -Марнем теряется, не зная, как реагировать на подобное оскорбление, ведь «подобный опыт в его взрослой жизни отсутствовал» [10: 37]. Тем не менее, постепенно молодой англичанин преображается, чувствуя себя все более уверенно, осваиваясь на новой территории и приспосабливаясь к новым жизненным обстоятельствам. Он уже не коверкает названия немецких блюд, делая заказ в закусочной и при этом чувствуя себя «именно тем человеком, образ которого сквозил за этими строчками: свободным, мужественным, серьезным». Окончательное взросление происходит после встречи главного героя с Марией. Несмотря на то, что она старше Леонарда на 5 лет, Макьюэн постоянно подчеркивает ее детскость: «Волосы Марии были удивительно тонкими, как у ребенка, и часто выбивались из-под детских заколок, какие тогда носили женщины», «она стригла ногти по-детски коротко», «От нее по-детски пахло зубной пастой и мылом» [10: 63]. Рядом с ней 25-летний Марнем чувствовал себя по-настоящему взрослым, это ощущение окончательно укрепилось в нем после их первой ночи, которая стала для Леонарда обрядом инициации, полноценного посвящения в тайны взрослой жизни: «Он был горд, чувствовал себя наконец-то остепенившимся, настоящим взрослым» [10: 145]. Особенно заметными для Марнема были изменения, произошедшие в нем, во время его приезда к родителям. Для отца и матери Леонард оставался маленьким мальчиком («Он изменился, стал совершенно другим, но родители не желали это замечать» [10: 151]), и под их влиянием возмужавший было Мар-нем снова превращается в сына, в ребенка. Леонард с ужасом понимает, что не желает возвращаться к прежней жизни, невинности, которая его сковывала и мешала ему жить, потому стремительно решает поскорее вернуться в Берлин, где он не маленький мальчик, а шпион разведки и любовник взрослой женщины.
Подводя итоги, можно сказать, что в романе британского классика мы наблюдаем процесс постоянного перехода от одного компонента бинарной оппозиции к другой. И. Макьюэн буквально скользит по границам, разделяющим антиномии, деконструируя соединяющее их еще с древности напряженное отношение противопоставления, конфликта, противопо-
ложности с помощью демонстрации относительности оппозиций. Матрица этих различий (свой/чужой, мужчина/женщина, ребенок/взрослый и др.) находит отражение в разветвленной системе координат бинаризмов, которая представляет собой каркас, на котором и строится художественное пространство романа современного писателя.
Примечания:
1. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1972. 319 с.
2. Лотман Ю.М. Избранные статьи: в 3 т. Т. 1: Статьи по семиотике и топологии культуры. Таллин: Александра, 1992. С. 9-247.
3. Руднев В.П. Словарь культуры ХХ века. М.: Аграф, 1997. 384 с.
4. Леви-Стросс К. Структурная антропология. М.: ЭКСМО-Пресс, 2001.
5. Бешукова Ф.Б. Влияние идей Ницше на постмодернистскую эстетику // Вестник Адыгейского государственного университета. Мйкоп, 2008. № 3. С. 93.
6. Турышева О.Н. Теория и методология зарубежного литературоведения. М.: Флинта, 2012. 160 с.
7. Сухомлинова Ю.А. Бинарные оппозиции в творчестве Андрея Платонова: дис. ... канд. филол. наук. Самара, 2005. 161 c.
8. Рогачевская М.С. Новые формы психологизма в британском романе XX века: авто-реф. дис. ... д-ра филол. наук. Минск, 2018. 55 с.
9. Head D. Ian Mcewan. Palgrave Macmillan, 2007. 219 p.
10. Макьюэн И. Невинный, или Особые отношения: роман / пер. с англ. В. Бабакова. М.: Независимая газета, 2000. 288 с.
11. Шапинская Е.Н. Образ Другого в текстах культуры. М.: КРАСАНД, 2012. 216 с.
12. Жеребкина И.А. Субъективность и гендер. СПб., 2007.
13. Бовуар С. де. Второй пол. М.; СПб.: Прогресс: Алетейя, 1997. 832 с.
References:
1. Gurevich A.Ya. Categories of medieval culture. M.: Iskusstvo, 1972. 319 pp.
2. Lotman Yu.M. Selected articles: in 3 vol. Vol. 1: Articles on semiotics and topology of culture. Tallinn: Alexandra, 1992. P. 9-247.
3. Rudnev VP. Dictionary of culture of the 20th century. M.: Agraf, 1997. 384 pp.
4. Levi-Strauss K. Structural anthropology. M.: EKSMO-Press, 2001.
5. Beshukova F.B. Influence of Nietzsche's ideas on postmodern aesthetics // Bulletin of Adyghe State University. Maikop, 2008. No. 3. P. 93.
6. Turysheva O.N. Theory and methodology of foreign literary criticism. M : Flinta, 2012. 160 pp.
7. Sukhomlinova Yu.A. Binary oppositions in the works of Andrey Platonov: Diss. for the Cand. of Philol. degree. Samara, 2005. 161 pp.
8. Rogachevskaya M.S. New forms of psychologism in the British novel of the 20th century: Diss. for the Dr. of Philol. degree. Minsk, 2018. 55 pp.
9. Head D. Ian Mcewan. Palgrave Macmillan, 2007. 219 pp.
10. McEwan I. The Innocent, or Special Relations: a novel / transl. from English by V. Babakov. M.: Nezavisimaya Gazeta, 2000. 288 pp.
11. Shapinskaya E.N. The image of the other in the texts of culture. M. : KRASAND, 2012. 216 pp.
12. Zherebkina I.A. Subjectivity and gender. SPb., 2007.
13. McEwan I. The Innocent, or Special Relations: a novel / transl. from English by V. Babakov. M.: Nezavisimaya Gazeta, 2000. 288 pp.
