CC BY
17
УДК 32
ФУНКЦИОНАЛЬНЫЕ И ПРЕВРАЩЕННЫЕ ФОРМЫ ЛЕГИТИМАЦИИ В СОВРЕМЕННЫХ ПОЛИТИЧЕСКИХ СТРУКТУРАХ
© 2014 г. А.А. Попова
Попова Аксана Александровна -
соискатель, кафедра прикладной
и теоретической политологии,
Южный федеральный университет,
пр. М. Нагибина, 13, г. Ростов-на-Дону, 344038.
E-mail: [email protected].
Popova Aksana Aleksandrovna -Competitor, Department of Applied and Theoretical Political Sciences, Southern Federal University, M. Nagibina Ave., 13, Rostov-on-Don, 344038. E-mail: [email protected].
Анализируется процесс легитимации политической власти. По нашему мнению, неудачи построения демократии в России определяются неготовностью населения к позитивно инициативной осознанной деятельности в политическом процессе. Именно человеческие ресурсы должны выступать в качестве деятельной силы всех преобразований. За гражданином демократического общества собственность и свобода закреплены правовыми нормами. В такой ситуации он уже не подданный, не исполнитель решений, а участник, актор политического процесса, наделенный ответственностью, ориентированный на постоянное саморазвитие в своей субгруппе.
Ключевые слова: образ, установка, потребности, закономерности, индустриальное общество, демократия.
None of the attempts to build the democracy were successful in Russia. First of all, the failures are determined by people unpreparedness to positive initiative realized work in the political process. These are human resources which should become an active force of the converting processes. The property and liberty are the resources approved by the rules of the law and provided to a citizen of the democratic society. In that context, a man is no longer a subject and political decision executive but he is a member and an actor of the political process, provided with responsibility and orientated on constant self-development in his subgroup.
Keywords: from, purpose, needs, rules, industrial society, democracy.
Вопрос легитимации политической власти широко рассмотрен и в западной, и в отечественной политической науке, однако, по-прежнему остается актуальным, поскольку уровень ее в обществе способен меняться и далеко не всегда вследствие объективных причин. Предлагаем проанализиро-
вать процесс легитимации политической власти как совокупности функциональных установок и ожиданий, стереотипов, которыми живет большинство населения, и определение влияния типов общественного развития на выраженность элементов данной совокупности.
История знает много примеров, когда политическая власть, оставаясь легальной, перестает быть легитимной, т.е. пользующейся доверием большинства членов общества. В то же время легитимность политической власти не исключает возможность ее критики, проявления недовольства населения, даже организации выступлений против отдельных направлений политики государства. Но критика, организованные народные митинги не должны ломать сложившиеся структуры института власти, ставить под сомнение устоявшиеся нормы и нарушать принятые в обществе правила политической борьбы. Конструктивная критика политической власти является признаком демократического общества. Для этого субъекты активной критики политической власти должны как минимум позиционировать себя полноправными участниками политического процесса и быть уверенными в стабильности правовой системы, которая закрепила за ними это право. Воспитание активной гражданской позиции у большинства населения государства требует грамотного применения им способов легитимации и времени. Ведь историческая память хранит стереотипы поведения граждан по отношению к политической власти, и если данные стереотипы характерны для тоталитарного или авторитарного режимов, то временной ресурс становится еще более актуален. Правосознание граждан не может формироваться лишь применительно к политической системе. Наличие у них политической культуры в большей степени результат его «роста», переосмысления, переоценки собственной роли в экономической сфере, в частности в профессиональной деятельности.
Например, в современной управленческой теории существуют две парадигмальные определенности наемного работника. Традиционная парадигма создает его образ на основе эмпирической реальности, характерной для промышленного и раннеиндустриального этапа рыночного общества. Исполнитель в этой форме управления представляет собой инструментальную основу реализации управленческих решений и технологий. Человек в таком случае поставлен в положение реализатора воли управляющего. Считалось, что чем эффективней мотивация наемного работника, тем выше его стремление повышать исполнительскую производительность. Влияние на
человека такой формы включения в социализацию привело к «неожиданным» последствиям. Основными параметрами легитимного образа стали стремление к безопасности и к увеличению оплаты труда.
Попытки превратить подобного исполнителя в сознательного и активного актора реализации управленческих решений практически не дают результата, что, кстати, превращает многих руководителей в мизантропов, усомнившихся и даже разочаровавшихся в возможности существования человеческих качеств у подчиненных. Был выявлен парадокс: чем выше активность управленцев, тем больше замыкаются в себе исполнители и демонстрируют свое пассивное отношение к интересам вертикали властного управления и корпорации в целом.
Вторая парадигма основана на интерпретации исполнителей как полноправных членов коллектива, которые выполняют множество функций в процессе воспроизводства корпоративной системы. Управление в этих условиях изменяет свою форму, включив в содержание элемент сотрудничества и другие аспекты демократической организации [1]. В таких группах требуется минимизация бюрократического управления и возможность каждому члену корпорации проявлять свои достаточно уникальные способности. Соблюдение определенных управленческих и организационных принципов позволяет удивительным образом повысить эффективность деятельности. Образ легитимности при этом принципиально изменяется. Установки людей ориентируются на самореализацию и постоянное саморазвитие во всех сферах жизни [2].
Для того чтобы привести в соответствие цели и принципы управления, необходимо уметь совмещать образы системных потребностей и легитимных установок, что позволит понимать поведение членов общества и уметь сознательно воздействовать на установки в процессе легитимации. Попытки насильственным образом совмещать потребности корпорации с легитимными образами оборачиваются деградацией системы и приводят людей к состоянию желания уничтожения системного единства и его управления [3]. Образы легитимности становятся замкнутыми, пассивными, иждивенческими, инфантильными, а попытки реанимации дееспособности исполнителей в подобных условиях - мало-
продуктивными. В корпорации развиваются тотальное недоверие и взаимное игнорирование. Управление становится невозможным.
Идеальный образ объекта при системной организации интерпретации в чистом виде представляет собой опосредованное противоречивое единство элементов и целого. Их противоречивость заключается в том, что они одновременно тождественны и различны, обладают относительной самостоятельностью, а также взаимно изменяются в зависимости от флуктуаций друг друга. Таково, например, поведение людей, которые непосредственно не контактируют, но обладают сходными легитимными установками и организацией. При нашем подходе эти системные закономерности выражаются в тождестве паттернов базового характера и формы легитимности. Паттерн легитимности обладает содержательной реализуемостью в тождественной ему форме, а содержательные воплощения базовых и легитимных системных образов не противоречат друг другу или, на крайний случай, совместимы.
Так, при внутренней форме организации образа легитимности, например в пространстве рынка, его носитель не может милосердно относиться ко всем покупателям, агенты рынка не могут принадлежать к конфликтующим этносам или религиозным конфессиям, их аксиологические ориентации должны быть совместимы. В противном случае различие и конфликтогенность легитимных образов нарушит пропорциональность рыночного обращения, и оно превратится во что-то другое, к примеру в монополизированную коррумпированную структуру, которая организована не на принципах свободы и равенстве прав участников процесса, а на торжестве силы или власти.
При внешней организации образа легитимности на носителей иных (диссидентских) паттернов может оказываться давление как в условной, так и в организованной форме. Так, при социализме получило развитие влияние на легитимные образы «дворовых кумушек», которые были лучшими друзьями участковых милиционеров и других функционеров правовой легитимации. Эта интеграция в настоящее время у многих вызывает ностальгию, поскольку замены подобному воздействию на легитимность в постсоветской России пока нет.
Функциональные формы легитимации означают процессы формирования легитимных, значимых установок поведения в соответствии с системными потребностями. Функциональные паттерны легитимности достаточно просто определить по содержанию. Они являются непосредственными и связаны с базовыми системными паттернами отношениями явного детерминизма. Как правило, они изложены в учебных программах, правовых нормах, уставах, должностных инструкциях и иных регламентирующих документах. Функциональные формы легитимации находятся в поле зрения системы управления, поскольку от их состояния образцов легитимности зависят результаты деятельности корпораций профессиональных, политических, воспитательных, образовательных и иных.
Например, можно выделить легитимацию политического, организационного, спортивного, производственного и иного содержания. Ряд профессиональной или функциональной легитимации можно продолжать бесконечно. Так, в современном мире существует около 40 тыс. родов деятельности. В России в настоящее время насчитывается около 7 тыс. профессий. Причем в современном мире определенная профессия «живет» от 15 до 5 лет, затем ее содержание так меняется, что исполнителей приходится обучать новым приемам и формировать новые легитимные образы.
Однако человек даже в пределах узкопрофессиональной деятельности совмещает множество легитимных образов. Он кроме набора профессиональных установок имеет образы легитимности внешнего облика, носителя различных политических, поведенческих, эстетических, моральных, сексуальных, коммуникативных, когнитивных, религиозных, спортивных и множества других установок. Таким образом, вспоминая Маркса, можно легитимные образы разделить на функциональные, непосредственные и превращенные, опосредованные. Превращенными образами легитимности и установками будем называть свойства индивида, которые непосредственным образом не связаны с его функциональной определенностью, но неизбежны в составе его индивидуальности или присутствуют случайным, привнесенным образом.
Кроме того, введение фактора времени в системную интерпретацию легитимации позволяет конкретизировать формы легитимно-
сти. Так, к превращенным формам образцов поведения следует отнести паттерны, которые сохранили свою значимость, но были сформированы в пространстве прошлого состояния системы. При этом связь между функциональной основой и образцом легитимности затемняется или теряется вовсе. Паттерн легитимности приобретает самостоятельность и возникает потребность его использовать в условиях другой системы. Потребность может быть уместной или иллюзорной. Но не осознав сути легитимации конкретной установки, невозможно формировать эффективное использование управленческих ресурсов. Эта проблема имеет непосредственное отношение к управленческому тренду современной российской политики, ориентированному на инновационные науку и экономику.
В западном пространстве этот процесс развивался естественно-исторически, одновременно формировались и паттерны легитимации. В постсоветской России попытки использовать «инновационные» паттерны без учета соответствующих установок формирования легитимности зачастую не приводят к успеху. Инновационные технологии могут работать только в определенных политических и организационных условиях при наличии демократических установок поведенческого характера [4].
Для осмысления сложной многоуровневой структуры легитимных образов необходимо исследовать их не только в содержательном отношении, но и процессуально, выявить закономерности возникновения и развития. Так же как инновационность, легитимность возникает, внедряется сначала идеологически, а затем технологически-нормативно, потом теряет свою актуальность по мере угасания основания. Превращенность образов легитимации может приводить к их изоляции от базового содержания. В этом случае установки могут воспроизводиться в другом контексте, например в протокольных стереотипах в процессе официального или ритуального общения, часто встречаются в содержании этикета и т.д. Не так уж много людей современного общества помнят и понимают язык цветов, которые преподносят в различных ситуациях, или знают, почему женщины с незнакомыми мужчинами должны здороваться первыми. В данном случае работают культурные коды, происхождение которых известно только спе-
циалистам, эрудитам или любознательным читателям, а также фанатам сетевых коммуникаций. Однако их легитимация демонстрирует культуру социального пространства и носителей подобных установок. В определенных ситуациях такие легитимные образы значительно влияют на эффективность коммуникаций, на формирование политических и иных отношений [5].
В то же время актуальные формы легитимации, которые жестким детерминистским образом связаны с базовыми паттернами воспроизводства системы, могут резко нейтрали-зовываться. Например, в традиционном обществе отношения гуру и его учеников носят неизменный ритуализированный характер. Его обоснованность коренится в потребности власти гуру над его учениками. Он обучает их тому, что они смогут понять только тогда, когда интегрируют технологии. Власть в этом случае требуется для отсечения излишних рассуждений среди учеников, которые затрудняют овладение предметом. Если происходит смена лидера внутри корпорации, то старый гуру меняет легитимные установки на формат ученика, а вчерашний ученик становится носителем образа гуру. Смена масок легитимации необходима для потребностей воспроизводства данной системы, она укоренена содержательно и без изменения параметров макросистемы меняться не может.
Эти же закономерности соотношения содержательных паттернов и установок легитимности свойственны для авторитарной власти. Российская политика имеет высокий уровень проблемности в этом отношении, поскольку у нас перемешаны образы различных политических режимов и в отношении персо-нализации содержательных и установочных образов управления нет устоявшихся технологий, адекватных потребностям общесистемного воспроизводства.
Чтобы приблизиться к пониманию хитросплетений различных паттернов с целью прозрачного осмысления образов легитимности, рассмотрим основные субсистемы в процессе воспроизводства систем с устойчивыми формами организации. Обратимся к образам земледельческого, индустриального и постиндустриального способа организации общества. Этот широкий спектр необходим потому, что в нашем обществе присутствуют многие элементы этих системных организмов, которые
накладывают отпечаток на политическое управление и форму организации членов общества.
Каждый конкретный образ общесистемного, управленческого и легитимных форм воспроизводства связан с определенной целостностью. В этом пространстве любой образ понятен и достаточно прозрачен. В реальности образы имеют достаточно синкретический характер. Они несут в себе следы прошлых системных свойств, отражают побочные формы и могут значительно отличаться от идеальных образов осознания. Процесс формирования образов управленческо-легитимного плана следует начинать с осмысления индустриального общества. Это связано с тем, что его паттерны определяют свойства социальной системности. Образцы, характерные для доиндустриального и постиндустриального способов организации, модифицируются содержанием индустриального устроения либо в консервативном, либо в модернизационном формате. Без учета этих проекций образы прошлого и будущего окажутся слишком абстрактными. Индустриальное общество основано на частной собственности на средства производства или ресурсы и на наукоемких технологиях производства. Институт частной собственности на Западе развивался со времен античности и к началу промышленной революции достиг своей зрелости. Развитая частная собственность позволяет ее собственнику выбирать формы отношения к ней на основе правовых норм и свободного преобразования объекта собственности в качестве ресурсов получения эффекта от деятельности. В отношении системного воспроизводства собственник ресурсов выступает в качестве базового актора, в его задачу входит деятельность по преобразованию своих ресурсов и превращению их в продукты, необходимые ему самому и обществу в целом.
Из субсистемы воспроизводства частнособственнического пространства вытекают и закономерности установок актора как носителя прав на собственность. Человек, обладающий собственностью, ощущает себя и является на самом деле свободным и суверенным в ее границах. Рамки данного образа создаются содержанием собственности, в символическом выражении - размерами капитала, в натуральном - его качественными характеристиками. Например, представитель
среднего класса и олигарх позиционируют себя в пространствах статусности и легитимности по-разному, обладая различными капитальными ресурсами. В то же время собственник ресурсов культурного назначения, например крупный книгоиздатель, и производитель оружия массового потребления будут иметь образы легитимности противоречивого характера. Как носители денежной формы собственности они будут ориентир о-ваны достаточно одинаково, как акторы различных социальных услуг значительно отличаться своими образами.
Границы собственности и способы отношения к ней владельцев и других членов общества в индустриальном обществе формируются на основе правовых норм. Носитель образов собственности не может не владеть правовым пространством, которое по содержанию тождественно условиям сохранности и воспроизводства его частной собственности.
Объединение статусности и правовых условий, формируемых собственностью, побуждает владельца позиционировать себя сознательным и ответственным образом в процессе формирования различных конфигур а-ций легитимности, коммуникативности и социальной организации. Подобная потребность в сознательности и ответственности побуждает человека становиться индивидуальным членом сообщества, который преследует в процессе общения и социализации свои интересы, подчиняя им цели деятельности.
В нашем сознании и идеологии существует представление, что владелец собственности является по своей сути эгоцентристом, рассматривая свое окружение как пространство реализации своих индивидуалистических целей. На самом деле это не совсем так. Эгоцентрические установки характерны для всех людей. Они являются естественными для тех членов общества, которые не занимаются духовным развитием или не захвачены идеями коллективистской или коммуни-таристской идеологии. Во всяком случае любой член общества, имеющий собственность или живущий за счет своего труда, является стихийным или сознательным эгоцентристом. Различия в легитимных установках возникают там, где отличаются формы воспроизводства персональной микросистемы.
В пространстве частной собственности естественным образом возникает потребность в воспроизводстве этой конкретной системы. Но она выступает системой только для собственника. Для всех остальных структур, например, политической, управленческой, налоговой, нормативной, рыночной, партнерской, корпоративной, технологической, данный элемент выступает в качестве субсистемы разного порядка. Поэтому собственник, если он нормальный, будет таким эгоцентристом, который заинтересован в воспроизводстве всех остальных субсистем и систем в целом. Причем заинтересованность такого носителя легитимности не может не превращаться в формы соответствующего вида деятельности, поскольку за него (если брать собирательный образ) никто не позаботится о его персональных потребностях.
Если учесть, что реализация интересов собственника осуществляется в результате жесткой конкуренции, то наш образ эгоцентриста совпадет с рядом черт образа гражданина. Его легитимные установки направлены на активное участие в политическом, экономическом, культурном и других процессах, чтобы «обустроить» нормативностью и организационными аспектами пространство его частной собственности и социального окружения с целью тотального обеспечения воспроизводства как первого, так и второго. Таким образом, эгоцентрист-собственник или гражданин, стремясь реализовать свои персонифицированные интересы, превращается в носителя активистской политической и социальной культуры. Это происходит не всегда. В период «нормального» капитализма, при котором воспроизводство минисистем осуществляется пропорциональным образом, наш активист занимается своими персональными делами. Но когда система начинает давать сбои, гражданин вынужден воздействовать на управление, добиваясь от макросистемной организации принятия нормализующих мер.
В данном случае права пересекаются со свободой, которая в пространстве образов индустриальной организации системы представляет собой дуальное образование. Суть этого противоречия заключается в двойственном характере определения границ свободы. Идеологически она представляет собой символ, отрицающий содержание сословных отношений. Равноправие индустриального
воспроизводства выступает в качестве базового паттерна, без реализации которого не может воспроизводиться прибыль. Свобода актора рынка в пределах его пропорций позволяет ему осуществлять все системные преобразования, необходимые для воспроизводства системности.
Осмысление этого символа вошло в набор базовых принципов индустриальной социальной организации. Однако в индустриальном обществе свобода не является тотальной. Ее содержание ограничено конкретными отношениями, фиксируемыми эмпирическим образом по мере их актуализации. Возникает реальное жизненное противоречие. Идеологически права и свобода выступают в качестве символа, фиксируемого достаточно тотально, без особых ограничений. Он определяет принципы политического и нормативного конструирования социальной структуры. В то же время содержание свободы не может не соответствовать потребностям системного воспроизводства. В этом отношении оно ограничивается в зависимости от степени зрелости индустриальных технологий.
Это противоречие проявляется особенно болезненно в странах с недоразвитыми индустриальными отношениями, в частности в России. В современном глобальном пространстве сложилась политическая «мода» на демократизацию, предпринималось множество попыток осуществить демократический транзит. Практически ни одна из них искусственно создать демократию в качестве способа конструирования системного социального воспроизводства не увенчалась успехом [6]. Эти неудачи связаны с различиями в содержании субсистем, которые необходимо объединять в единую социальную систему. Потребность в согласовании разнородных субсистем осуществляется за счет ограничения членов общества самым различным образом, начиная от экономии на оплате труда и заканчивая репрессиями в отношении создателей символов, например поэтов или философов.
Содержание свободы в пространстве индустриального общества имеет отношение к преобразованию собственных ресурсов и возможности влиять на социально -политическую организацию в границах содержания технологий. Пределами данной свободы являются правовые нормы и институты правового государства, которые позво-
ляют гражданам общества реализовывать свои потребности в достаточно открытой форме социальной системы. В то же время постиндустриальные технологии побуждают членов общества выходить за границы нормативности в различных формах.
Таким образом, поведенческий и легитимный образ актора индустриальной сети представляет собой следующую целостность. Член общества обладает персональными ресурсами, которые превращают его в их самодеятельного преобразователя. Такая позиция требует от носителя образа понимания своего положения в социальной системе, осмысления цели и способов деятельности. Данное содержание реализуется в технологической политической и социальной субсистемах. Потребности деятельности определяют внутреннее отношение к правам и свободам, личность интегрирует эти потребности и институциональные условия, которые осуществляют легитимацию внешним образом.
Поступила в редакцию
Литература
1. Мерсиянова И.В. Власть и общественность: инновационные формы взаимодействия. Новосибирск, 2005.
2. Клок К., Голдсмит Дж. Конец менеджмента и становление организационной демократии. СПб., 2004. 368 с.
3. Хабермас Ю. Отношения между системой и жизненным миром в условиях позднего капитализма. Теория и история экономических и социальных институтов и систем. Структуры и институты // THESIS. 1993. Т. 1. Вып. 2.
4. Социология инноватики: социальные механизмы формирования инновационной среды: материалы конференции. М., 2008.
5. Евдокимов В.А. Интерактивность как качество публичной политики // Полис. 2011. № 5.
6. Липсет С.М., Кен-Рюн Сен, Торрес Д.Ч. Сравнительный анализ социальных условий, необходимых для становления демократии // Международный журнал социальных наук. 1993. № 3.
24 января 2014 г.
