CC BY
28
11. Sposoby sozdaniya amerikanskogo voennogo termina. Available at: https://vuzlit.ru/841420/sposoby_sozdaniya_amerikanskogo_voennogo_termina
12. Brejter M.A. Anglicizmy v russkom yazyke: istoriya i perspektivy: Posobie dlya inostrannyh studentov-rusistov. Vladivostok: Izdatel'stvo «Dialog», 1995.
13. Krysin L.P. Inoyazychnye slova v sovremennoj zhizni. RusskijyazykkoncaХХstoletiya. Moskva, 1996.
14. Sovetskaya voennaya 'enciklopediya. Available at: http://voennaya-'enciklopediya.rf/sovetskaya-voennaya-'enciklopediya
15. Voenno-morskoj slovar'. Moskva: Voenizdat, 1989.
Статья поступила в редакцию 04.12.21
УДК 811.161.1'367.635:81'38
Tokarchuk I.N., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Far Eastern Federal University (Vladivostok, Russia), E-mail: tockarchuck.ira@yandex.ru
FUNCTIONAL AND STYLISTIC POTENTIAL OF THE PARTICLES IN THE LITERARY TEXT (BASED ON B. PASTERNAK'S NOVEL "DOCTOR ZHIVAGO").
The article deals with the stylistic aspect of Russian particles functioning. Various stylistic effects achieved by using these auxiliary words, selected from the text of B. Pasternak's novel "Doctor Zhivago", are discussed. Special attention is given both to the roles of particles in creating a hero's speech characteristic, and to comparison of the features of these units functioning in direct and author's monologic speech. It has been revealed that dialectal and vernacular particles, as well as those with a bookish stylistic coloring, act as speech markers of the book characters identifying their backgrounds as representatives of different social classes, which reflects the idea of civil confrontation in the novel. The function of obsolete particles is to create the atmosphere of the described historical epoch. In monologic speech, particles can act as indicators of the transition from traditional narrative to free indirect discourse.
Key words: particles, literary text, stylistic aspect, stylistic effect, speech characteristics.
И.Н. Токарчук, канд. филол. наук, доц., Дальневосточный федеральный университет, г. Владивосток, E-mail: tockarchuck.ira@yandex.ru
ФУНКЦИОНАЛЬНО-СТИЛИСТИЧЕСКИЙ ПОТЕНЦИАЛ ЧАСТИЦ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ
(НА МАТЕРИАЛЕ РОМАНА Б. ПАСТЕРНАКА «ДОКТОР ЖИВАГО»)
Статья посвящена стилистическому аспекту функционирования русских частиц. На материале текста романа Б. Пастернака «Доктор Живаго» рассматриваются разнообразные стилистические эффекты, средством достижения которых являются эти служебные слова. Особое внимание уделяется роли частиц в создании речевой характеристики персонажа, а также сопоставлению особенностей функционирования данных единиц в прямой и авторской монологической речи. Установлено, что диалектные и просторечные частицы, а также имеющие книжную стилистическую окраску выступают в качестве маркеров речи героев данного произведения со стороны их социальной принадлежности как представителей разных сословий, что отражает идею о гражданском противостоянии в романе. Функция устаревших частиц состоит в создании колорита описываемой исторической эпохи. В монологической речи частицы могут выполнять роль индикаторов перехода от традиционного нарратива к свободному косвенному дискурсу.
Ключевые слова: частицы, художественный текст, стилистический аспект, стилистический эффект, речевая характеристика.
Целью исследования, результаты которого представлены в настоящей статье, является определение функционально-стилистического потенциала частиц в романе Б. Пастернака «Доктор Живаго», чем обусловлена постановка следующих задач: установить количество и состав частиц в прямой и авторской, диалогической и монологической формах речи; охарактеризовать особенности функционирования частиц с разной стилистической окраской в прямой речи персонажей, а также в авторской монологической речи; определить роль частиц в формировании речевых характеристик персонажей / групп персонажей, а также функциональную значимость частиц в выражении авторских идей в романе.
Актуальность исследования заключается в том, что, во-первых, частицы как коммуникативно-прагматические знаки остаются популярным объектом современной русистики: несмотря на интерес лингвистов к данному классу служебных слов в течение нескольких десятилетий и значительные результаты изучения семантических и разнообразных функциональных свойств этих единиц, обнаруживаются новые аспекты для их исследования, в том числе - стилистические возможности частиц. Во-вторых, выбранное в работе направление исследования ориентировано на проблемы функциональной стилистики, поскольку связано с вопросом отбора языковых средств в тексте художественного произведения и изучением феномена идиостиля.
Новизна исследования определяется тем, что впервые проанализирован состав и особенности функционирования частиц в тексте романа Б. Пастернака «Доктор Живаго» с приведением количественных данных. Материалом исследования послужили извлечения из прозаической части романа Б. Пастернака «Доктор Живаго» [1], полученные методом сплошной выборки. Практическая значимость работы связана с возможностью использования предложенного подхода при проведении аналогичных исследований, а имеющийся фактический материал может стать базой для дальнейшего изучения частиц в контексте данного художественного произведения.
Стилистический аспект изучения частиц
Актуальным вопросом изучения одного из классов служебных единиц русского языка - частиц - является их функционирование в устной и письменной, разговорной и диалектной речи, в диалоге и монологе, в текстах различных стилей, жанров, композиционных типов, в том числе - в языке художественной литературы. Подход, ориентированный на необходимость учета сферы употребления частиц, был намечен в работе А.Ю. Чернышевой [2, с. 36-41], а в монографии Е.А. Стародумовой был определен как стилистический аспект в ряду других функциональных аспектов (коммуникативного, грамматического, текстового), противопоставляемых собственно семантическому [3, с. 35]. В последние десятилетия исследования такого рода заметно активизировались - на базе накопленных сведений о семантике и прагматических свойствах частиц, об их
функциях на разных уровнях языка и речи. В частности, определена роль отдельных единиц и их разрядов в пространстве художественного текста как средства создания художественного приёма, речевого портрета персонажа, передачи черт характера героя, выражения мотива или идеи произведения, его тональности и под., установлены закономерности употребления частиц в функционально-смысловых типах и повествовательных формах речи и т.д., вплоть до квалификации частиц как примет индивидуальной авторской манеры. Реализуясь в художественном тексте, частицы, как и слова других грамматических классов, приобретают эстетическую функцию.
Наши наблюдения показывают, что в романе Б. Пастернака «Доктор Живаго» богатый семантико-функциональный потенциал частиц используется для достижения разнообразных стилистических эффектов и, следовательно, реализации художественного замысла автора, благодаря чему эти единицы могут считаться значимым художественным средством в языке данного произведения и показателем индивидуальной манеры писателя.
Функционирование частиц в тексте романа Б. Пастернака «Доктор Живаго»: общая характеристика
На основе анализа прозаической части текста рассматриваемого романа общим объемом в 480 страниц выявлено 157 частиц (за исключением не и ни, а также бы, которые намеренно не фиксировались, поскольку, по нашему мнению, требуют отдельного изучения в силу своей семантико-функциональной специфики и частотности) и 3 009 случаев их употребления. Наиболее представленными в количественном отношении являются частицы еще (335 употреблений), же и вариант ж (всего 302 употребления), только (260 употреблений), вот (242 употребления). Многие частицы имеют единичные употребления, например, абсолютно, аж, ан, ать, воистину, инда, инно, ну-ка, оно и, определенно, отнюдь не, положительно, практически, рази, сём, чисто, эва, эвона что, явно и др.
Характер употребления частиц в языке данного произведения отчетливо различается в зависимости от формы речи: с одной стороны, это прямая речь персонажей, т.е. фрагменты, репрезентирующие устную речь (собственно диалогическую по форме, а также представляющую собой монологические фрагменты), а с другой - авторская монологическая речь. Данные различия отражаются как в составе частиц, так и в их количественных характеристиках. По нашим подсчетам, частиц, представленных только в прямой речи героев, - 97, а единиц, встретившихся только в авторской речи, - 11. Такое соотношение в целом соответствует результатам наблюдений Е.А. Стародумовой, касающихся сопоставления количества частиц в диалогической и монологической речи в одном художественном произведении [3, с. 39]. Состав частиц в целом имеет следующие особенности: такие единицы, как еще бы, как же, вишь, ишь, мол, де, ну, ну-ка, так и есть, то-то и, чай, небось и мн. др., зафиксированы только в «отражен-
ной форме диалога» [там же, с. 51], большая их часть имеет разговорный характер. В авторской же речи отмечены частицы, относящиеся к нейтральной либо книжной лексике: абсолютно, далеко не, практически, явно, отнюдь не и нек. др. Эти слова отсутствуют не только в диалогах, но и в адресованных собеседнику-персонажу в рамках изображаемой ситуации общения монологах героев. В обеих формах речи используются частицы вообще, даже, еще, именно, как раз, просто, пусть, только, уже, всё же и под., имеющие нейтральный, межстилевой характер.
Функции частиц в прямой речи персонажей романа «Доктор Живаго»
Частицы, представленные в прямой речи персонажей, способствуют достижению определенных стилистических эффектов, наиболее значимыми из которых являются следующие: 1) создание иллюзии разговорности (имитация живой - естественной, непринужденной, спонтанной речи, часто сниженной и/или экспрессивной); 2) речевая характеристика персонажа, а именно - выражение таких его особенностей, как социальная принадлежность, уровень образованности, интеллект и под., а также душевное состояние персонажа в момент речи.
Так, персонажи - представители «низших» сословий регулярно употребляют просторечные и разговорные частицы, что несвойственно героям «интеллигентского» круга. Например, в тексте романа зафиксирована частица неужели (21 употребление) и несколько её вариантов: неужто (3 употребления), нешто (11) и нужли (2). Если межстилевая, тяготеющая к книжной речи неужели представлена в основном в речи главных героев - выходцев из высшего сословия (Юрий Живаго, Анна Ивановна Громеко, Тоня Громеко, Лара Антипова), а устаревшая и квалифицируемая как просторечная неужто [4, с. 388; 5, с. 94] тоже встречается в их речи, хотя и значительно реже, чем неужели (ср. 3 случая и 21 соответственно), то просторечная нешто и диалектная нужли характеризуют речь только представителей низов (чернорабочий и сторож Павел, мастеровой Худолеев, дворник Маркел, солдат Памфил Палых, часовой и др.). Перечисленные единицы реализуются в типах употреблений, зафиксированных для неужели и неужто в [6, с. 53; 5, с. 92-93; 7, с. 225]. Все случаи употребления частицы нешто в тексте романа соответствуют тому типу, пример которого приводится в «Списке частиц и частицеподобных единиц» под номером 1 [6, с. 53], ср.: из речи Памфила Палых: Нешто я маленький? Нешто я в армии не служил?
Особый интерес вызывает слово нужли, не зафиксированное в словарях современного русского языка, а также в словаре В.И. Даля. Несмотря на то что в «Словаре русских народных говоров» отдельной словарной статьи этой частицы тоже нет, её вариант нужли-ж присутствует в словарной статье другого слова в составе иллюстрирующего предложения (пример 1898 г.) [8, с. 133], кроме того, представлена словарная статья вопросительной частицы неужли и неужлиж, а также нужлишь как вариантов неужели (примеры 1960 и 1972 гг.) с отнесением к тульскому и калужскому говорам [9, с. 191, 313]. В статье В.И. Меркуловой «Частицы в говорах Орловской области: семантика и функционирование» слово нуж-ли дается как вариант диалектной частицы неужли с ударением на последнем слоге (нужл'и) [10, с. 325]. В Национальном корпусе русского языка зафиксировано всего 2 употребления искомой частицы, причем оба - из романа «Доктор Живаго»: в речи дворника Маркела (1) и бельевщицы Тани, дочери Юрия Живаго, волею судьбы оказавшейся в простонародной среде и воспитывавшейся в семье, очевидно, выходцев из соответствующих губерний, носителей соответствующих говоров (2), ср.: (1) Эх, матушка-барыня, нужли б я без вас этой платейной антимонии не обосновал? - в риторическом вопросе, адресованном собеседнику, для выражения недоумения и мягкого упрека, а также «для выражения уверенности в противоположном ответе» [7, с. 225]; (2) Нужли, я думаю, и я вместе с тётей Марфушей не в своём уме, что со мной всякая живая тварь, всякая машина бессловесная ясным русским языком говорит? - как и в предыдущем случае, в риторическом вопросе, но обращенном к самому себе с целью выражения уверенности в противоположном ответе.
Аналогичные соответствия между межстилевыми, нейтральными частицами и их просторечными вариантами наблюдаются в случаях хушь, хушь бы (6 употреблений, варианты частиц хоть, хоть бы), рази (1 употребление, вариант слова разве), пущай (1 употребление, вариант частиц пускай и пусть), быдто (1 употребление, вариант частицы будто). Благодаря контрасту между этими вариантами подчёркиваются различия между персонажами, а также персонажами и автором.
К рассматриваемой группе фактов относится и пара аль и или. Именно вариант аль, зафиксированный в «Словаре русских частиц» как просторечная или устаревшая частица [5, с. 28], используется главным героем романа в одном из ключевых эпизодов в его судьбе - при побеге от партизан, где он находился против своей воли. На требование часового: Стой! Стрелять буду! Кто такой? Говори порядок Юрий Андреевич отвечает: Да что ты, братец, очумел? Свой. Аль не узнал? Доктор ваш Живаго. Являясь чужим для общества партизан и не разделяя их идеи, но будучи вынужденным приспосабливаться к этому окружению, герой подражает им, намеренно используя языковые средства, снижающие характер его речи, с целью беспрепятственно пройти патрульный пост и не обнаружить свой план ухода. Частица аль в начале вопросительной реплики, «указывая на то, что у говорящего появилось некоторое предположение, выражает просьбу подтвердить или опровергнуть его» [там же], в то же время выступает в роли
маркера речи определенной группы людей - воинства партизан, состоящего в основном из представителей низов. Употребление этой просторечной частицы в ответной реплике часового показывает, что он признаёт Живаго за своего и доверяет ему, поскольку здесь аль «выражает утверждение противоположного сказанному» [там же], ср.: Ступай по свою рябину ненормальный. Аль мне жалко?
Вместе с тем в тексте романа может быть выделен целый ряд слов, которые употребляются только персонажами из «просвещенных верхов» (пастерна-ковское определение): это имеющие книжный характер едва ли, воистину, определенно, решительно и нек. др. Так, слово едва ли, которое «воспринимается как более книжное по сравнению с вряд ли» [3, с. 266-268], встречается 9 раз, 6 из которых - в прямой и в несобственно-прямой речи Юрия Живаго, например: - /.../ Ты едва ли представляешь себе, какую чашу страданий испило в эту войну несчастное еврейское население. Синонимичное вряд ли в тексте романа не зафиксировано, причиной чего могут выступать личные авторские предпочтения -возможно, с учетом тонких прагматических различий в значении этих единиц, на которые указывает Е.А. Стародумова: «Вряд ли связано с такими состояниями говорящего, как неосознанное сомнение, нежелание давать категорический отрицательный ответ, а едва ли - со знанием или предположением, допущением каких-либо препятствий, результатом чего и является сильное сомнение» [там же]. Значение другой частицы с книжной окраской - решительно, употребленной 4 раза, состоит в «указании на исчерпывающее проявление признака, объекта» [там же, с. 135, 142-144], например: - Здравствуйте, хорошие мои. Всё, решительно всё чувствую и насквозь, до конца всё понимаю (Виктор Ипполитович Комаровский). См. также примеры имеющих по 1 употреблению воистину и определенно: Но и в таком виде она остается большим современным городом, единственным вдохновителем воистину современного нового искусства (из дневниковых записей Юрия Живаго); - Не спорьте. Меня не проведешь. Где-то определенно разговаривали, - раздался начальственный, всеотчетливый, петербургский голос полковника.
Таким образом, частицы в пространстве данного художественного текста выступают в качестве одного из тех языковых средств, которые маркируют речь персонажей со стороны их социальной принадлежности и уровня образованности, тем самым указывая на несходство героев - выходцев из рабоче-крестьянского сословия и представителей интеллигенции и буржуазии. Это противопоставление, в свою очередь, отражает идею о гражданском противостоянии в романе.
Помимо собственно разговорных, просторечных, диалектных, книжных частиц, в прямой речи героев романа встречаются и устаревшие слова ан, ин, инда, инно, сём, чай и др. Их функция может быть оценена как создание колорита прошедшей эпохи, определенного исторического периода, например: - /.../ Говорят, бегунчики тебе какие-то являются. /- Ну ин ладно, доктор. Я не всё тебе сказал. /.../; Руки-ноги дрожат, только и забот - день и ночь обнявшись с косушкой, как с женой; нос себе налакал инда как селезень /.../; - Эй, Фёдор Нефёдыч! - неизвестно почему, мужским величаньем понукал старик кобылу, прекрасно, и лучше седоков, сознавая, что она кобыла. - Инно жара кака ана-фемска! Яко во пещи авраамстии отроци персидстей! и под. Следует отметить характер функционирования частицы сём, которая «всегда предшествует глаголу-сказуемому, употребляется только в предложениях, сообщающих о действии 1 лица: /.../ Сём пойдём к нему» [11, с. 225]. В отрывке из речи Васи Брыкина условия употребления этого слова иные, ср.: Прибежал Горлан и сём лапами землю разгребать в проталине, где была картошка в ямке. Очевидно, что частица используется при описании действий 3 лица, а ее значение можно подвести под давай, выражающее скорее «неожиданность начала действия» [5, с. 56], чем побуждение к действию, более соответствующее сём - по вышеприведенной трактовке из «Русской грамматики».
Другая отмеченная нами функция частиц в прямой речи - способность передавать душевное состояние героя. Данный эффект достигается за счёт насыщения речи персонажа разными частицами, увеличения их количества на фоне других фрагментов прямой речи этого же персонажа в других эпизодах, например, во взволнованной речи Лары, когда она говорит с Юрием Живаго при их первой встрече у неё дома, а также в её разговоре с Евграфом Живаго. В связи с этим особое внимание на себя обращает трехэлементное сочетание не правда ли, которое квалифицируется как частица авторами «Объяснительного словаря русского языка» [7, с. 221]. Целью вопросительного высказывания не правда ли?, обращенного к собеседнику, является «выражение приглашения согласиться со сказанным» [там же]. В рассматриваемом произведении данная единица получает и стилистическую нагрузку, поскольку, во-первых, является средством, маркирующим речь Лары Антиповой, о чем, в частности, говорит в разговоре с Юрием Живаго ее муж Павел Антипов-Стрельников, называя фразу «любимым выражением жены», во-вторых, может выражать эмоциональное состояние героини, в-третьих, переходить в речь других героев, близких Антиповой. Типичную для своей речи частицу не правда ли в диалоге с Евграфом Живаго накануне похорон Юрия Андреевича Лара употребляет 12 раз, что демонстрирует растерянность, неуверенность героини и её потребность в поддержке другого, например: /.../ Здесь дорога мне каждая мелочь. А сейчас я не в состоянии. Не правда ли? Я слишком взволнована. Я немного помолчу, передохну, соберусь
с мыслями. Не правда ли? /- О, конечно, конечно. Пожалуйста. /- Не правда ли?/- Разумеется /.../. Предположение же о том, что Лара символически делится своей фразой не правда ли с теми, кого любит, подтверждается Е.А. Орловой: «Персонажи близки друг другу не только столкновением, столь частым в романе. Встречи становятся одним из моментов, в которых происходит передача «информации» персонажа, его идей, части его сознания другому. /.../ каждый персонаж приобретает частичку другого» [12, с. 139]. Так, доктор Живаго начинает использовать данную частицу после встречи с Антиповой в Мелюзеево, например, в диалоге с Мишей Гордоном на фронте: Но, понимаешь ли ты, он был по-русски естественен и трагически выше этой пошлости. Ведь в России немыслима эта театральщина. Потому что ведь это театральщина, не правда ли? Накануне своей смерти Антипов-Стрельников в разговоре с Живаго в Варыки-не несколько раз произносит не правда ли, пытаясь уловить образ жены, давно им утраченной, ср.: - Вы держались за противоположные концы ковра, она откидывалась, высоко взмахивая руками, как на качелях, и отворачивалась от летевшей пыли, жмурилась и хохотала? Не правда ли? Как я знаю ее привычки! А потом вы стали сходиться вместе, складывая тяжелый ковер сначала вдвое, потом вчетверо, и она шутила и выкидывала при этом разные штуки? Не правда ли? Не правда ли?
То же самое можно сказать и о других персонажах «интеллигентной» среды, которые склонны к обсуждениям, размышлениям, рассуждениям, чей голос всегда направлен «вовне». Их речь насыщена такими частицами, как вот, же, бы, ли, ведь, которые выражают логические связи и оказывают разнообразное воздействие на адресата, - эта черта является общей для целой группы персонажей и требует отдельного рассмотрения. Считаем необходимым отметить, что речь самого главного героя затруднительно охарактеризовать с точки зрения использования частиц (в прямой диалогической речи, в адресованных «устных» монологах, в письмах, в дневниковых записях, в свободном косвенном дискурсе), но можно указать на несколько особенностей.
Во-первых, в речи Юрия Живаго - вне зависимости от ее формы - практически отсутствуют редкие диалектные или просторечные единицы и используются некоторые книжные - впрочем, как и в речи других персонажей из его круга, о чем говорилось выше. Во-вторых, герой часто использует конструкцию с частицей-связкой это для объяснения уникальных событий, происходящих в его судьбе, например: Сознание - это зажженные фары впереди идущего паровоза; Мне кажется, социализм - это море, в которое должны ручьями влиться все эти свои, отдельные революции, море жизни, море самобытности и др. Насыщенность его речи подобными конструкциями можно связать, с одной стороны, с его профессией, а с другой - с поэтическим всеобъемлющим мышлением героя. Живаго не только медик и талантливый диагност, но и «врач мыслящий», поэт, способный дать определение и объяснение всему: историческим событиям, социальным явлениям и т.д.
Еще одна черта речевого портрета главного героя - постоянные, многократно повторяющиеся восклицания, связанные с гиперчувствительностью персонажа и часто оформленные экспрессивными частицами как, какое, что за, например: Завел шарманку, дьявол! Заработал языком! Как ему не стыдно столько лет пережевывать одну и ту же жвачку? - вздыхал про себя и негодовал Юрий Андреевич. - Заслушался себя, златоуст, кокаинист несчастный. Ночь ему не в ночь, ни сна, ни житья с ним, проклятым. О, как я его ненавижу! Видит бог, я когда-нибудь убью его; «Нет, это неподражаемо! - думал доктор. - Какое младенчество! Какая близорукость! Я без конца твержу ему о противоположности наших взглядов, он захватил меня силой и силой держит при себе, и он воображает, что его неудачи должны расстраивать меня, а его расчеты и надежды вселяют в меня бодрость. Какое самоослепление! Интересы революции и существование Солнечной системы для него одно и то же» ; А теперь где он и что с ним? Лес, Сибирь, партизаны. Они окружены, и он разделит общую участь. Что за чертовщина, что за небывальщина.
Перечисленные особенности функционирования частиц характерны и для речи других персонажей из круга Живаго, но тем не менее в речи Юрия Андреевича как центрального героя романа имеют наибольшую представленность.
Частицы в авторской монологической форме речи в романе «Доктор Живаго»
Наблюдения над авторской монологической формой речи в романе и, в частности, несобственно-прямой показывают, что частицы могут выступать в качестве индикаторов перехода от традиционного (третьеличного) нарратива к свободному косвенному дискурсу, или персональной форме. Особенно отчётливо этот эффект наблюдается, например, в сцене описания возвращения лавочницы Галузиной с заутрени (книга вторая, часть десятая, глава 3). Первые абзацы главы представляют собой речь повествователя, который создает картину объективной действительности - возвращение героини домой из церкви по причине плохого самочувствия, описывая ее тревожное душевное состояние: /.../ Через четверть часа от монастыря послышались приближающиеся шаги по мосткам тротуара. Это возвращалась к себе домой лавочница Галузина с едва начавшейся заутрени. Она шла неровною походкою, то разбегаясь, то останавливаясь, в накинутом на голову платке и расстёгнутой шубе. Ей стало нехорошо в духоте церкви, и она вышла вышла на воздух, а теперь сты-
дилась и сожалела, что не достояла службы и второй год не говеет. Но не в этом была причина её печали. Днём её огорчил расклеенный всюду приказ о мобилизации, действию которого подлежал её бедный дурачок сын Терёша. Она гнала это неудовольствие из головы, но всюду белевший в темноте клок объявления напоминал ей о нём/.../. Затем автор «уступает» своё право на речевой акт самой героине. Последние шесть абзацев представляют собой свободный косвенный дискурс - внутренние размышления Галузиной, рассуждения о своей горькой участи, о последствиях войны, воспоминания о прекрасной жизни в доме отца. Частицы выступают в качестве одного из средств выявления субъекта оценки - наряду с вводно-модальными словами, междометиями, оценочной лексикой, вариантами имен собственных, разговорным синтаксисом, что видно как по составу частиц, так и по их количеству, ср.: /./ Светлый праздник на носу, а в доме ни живой души, все разъехались, оставили её одну. А что, разве не одну? Конечно, одну. Воспитанница Ксюша не в счёт. Да и кто она? Чужая душа потёмки. Может, она друг, может, враг, может, тайная соперница. Перешла она в наследство от первого мужнина брака, Власушкина приёмная дочь. А может, не приёмная, а незаконная? А может, и вовсе не дочь, а совсем из другой оперы! Разве в мужскую душу влезешь? А впрочем, ничего не скажешь против девушки. Умная, красивая, примерная. Куда умнее дурачка Терёшки и отца приёмного/.../.
В таких случаях частицы могут быть отнесены к эгоцентрическим элементам текста, которыми 3-е лицо распоряжается, как если бы оно было 1-м [13, с. 918]. Однако чёткую границу между собственно авторской речью (традиционным нарративом) и свободным косвенным дискурсом в тексте романа Б. Пастернака даже при подробном анализе эгоцентриков бывает провести сложно, что отмечает и Е.В. Падучева, поскольку «часто неясно, кто является субъектом восприятия» (повествователь или кто-то из персонажей) [14, с. 279, 281]. Так, во многих случаях вызывает затруднения определение границы между авторской речью и несобственно-прямой речью доктора Живаго (например, в описаниях сцен созерцания Юрием Живаго природы или окружающей обстановки и присутствующих лиц), что, очевидно, обусловлено близостью автора и главного героя. Об этом пишут многие исследователи, в том числе Д.С. Лихачёв: «Примечательно, что между поэтической образностью языка автора и поэтической образностью речей и мыслей главного героя также нет различий. Автор и герой - это один и тот же человек, с одними и теми же думами, с тем же ходом рассуждений и отношением к миру. Живаго - выразитель сокровенного Пастернака» [15, с. 8]. Более того, подобная нерасчленённость сознания автора и сознания героя, которая не всегда поддается лингвистическому анализу, а иногда бывает сложна для читательского восприятия, что является доказательством мастерства автора и глубины исполнения самого художественного текста.
Проведенное исследование показывает целесообразность изучения частиц в собственно стилистическом аспекте, а именно - с точки зрения выявления особенностей их функционирования в рамках конкретного художественного произведения: установление состава частиц, учета их количественных характеристик - при разграничении разных форм речи и дифференциации речи отдельных персонажей и групп персонажей, учет стилистической отнесенности той или иной единицы, определение функционально-стилистической нагрузки отдельных частиц или групп частиц. Такой подход позволяет расширить представления как о функциональных возможностях частиц, так и об особенностях языка писателя.
В целом было установлено, что для языка романа Б. Пастернака «Доктор Живаго» характерно использование частиц разных семантических, функциональных, стилистических разрядов для решения творческих задач, воплощения авторских идей, создания ярких художественных образов. Несмотря на малочисленный или даже единичный характер употреблений ряда рассмотренных в работе частиц, каждая из них обладает определенной функционально-стилистической значимостью: присущие частице индивидуальные семантические и стилистические особенности и ее вхождение в группу единиц с подобными свойствами делают ее средством достижения конкретных стилистических эффектов. Показательны для языка данного произведения различия в составе частиц в прямой диалогической речи и авторской монологической, в связи с чем выделены собственно стилистические функции частиц - создание иллюзии разговорности и формирование речевых характеристик персонажей. Кроме того, в тексте романа «Доктор Живаго» частицы могут выступать в качестве индикаторов перехода от третьеличного повествования к свободному косвенному дискурсу, впрочем, не всегда очевидного, что является специфической чертой писательской манеры Б. Пастернака.
Представленный в работе подход может быть использован при проведении аналогичных исследований как отдельных частиц, так и их групп / разрядов на материале других художественных текстов. Перспектива дальнейших исследований частиц в контексте романа Б. Пастернака может быть связана с необходимостью специального изучения отдельных единиц (например, частиц, использующихся в авторской монологической речи, в свободном косвенном дискурсе, а также частотных единиц типа вот, же, ли, ведь и др.). Кроме того, на имеющейся эмпирической базе могут быть проведены сопоставительные исследования, касающиеся выявления функциональных аналогов русских частиц при переводе романа «Доктор Живаго» на другие языки.
Библиографический список
1. Пастернак Б.Л. Доктор Живаго. Москва: Gоветский писатель, 1989.
2. Чернышева А.Ю. Проблемы функционирования частиц в сложном предложении. Автореферат диссертации ... доктора филологических наук. Москва, 1997.
3. Стародумова Е.А. Частицы русского языка (разноаспектное описание). Владивосток: Издательство Дальневосточного университета, 2002.
4. Русская грамматика: в 2 т. Москва: Наука, 1980; Т. II.
5. Шимчук Э., Щур М. Словарь русских частиц. Берлин: PeterLang, 1999.
6. Стародумова Е.А. Русские частицы. Владивосток: Издательство Дальневосточного университета, 1997.
7. Объяснительный словарь русского языка: Структурные слова. Москва: ООО «Издательство Астрель», 2002.
8. Словарь русских народных говоров: в 52 вып. Ленинград: Наука, 1985; Выпуск 20.
9. Словарь русских народных говоров: в 52 вып. Ленинград: Наука, 1986; Выпуск 21.
10. Меркулова В.И. Частицы в говорах Орловской области: семантика и функционирование. Русские народные говоры: прошлое и настоящее. Кострома: КГУ им. Н.А. Некрасова, 2015: 319 - 327.
11. Русская грамматика: в 2 т. Москва: Наука, 1980; Т. I.
12. Орлова Е.А. Сознание и бытие героев Б.Л. Пастернака: на материале прозы писателя. Диссертация ... кандидата филологических наук. Волгоград, 2008.
13. Падучева Е.В. Игра со временем в первой главе романа В. Набокова «Пнин». Язык. Личность. Текст. Москва, 2005: 916 - 931.
14. Падучева Е.В. Семантические исследования (Семантика времени и вида в русском языке; Семантика нарратива). Москва: Школа «Языки русской культуры», 1996.
15. Лихачёв Д.С. Размышления над романом Б.Л. Пастернака «Доктор Живаго». Б.Л. Пастернак. Доктор Живаго. Москва: Советский писатель, 1989: 5 - 16.
References
1. Pasternak B.L. Doktor Zhivago. Moskva: Sovetskij pisatel', 1989.
2. Chernysheva A.Yu. Problemy funkcionirovaniya chastic v slozhnom predlozhenii. Avtoreferat dissertacii ... doktora filologicheskih nauk. Moskva, 1997.
3. Starodumova E.A. Chasticy russkogo yazyka (raznoaspektnoe opisanie). Vladivostok: Izdatel'stvo Dal'nevostochnogo universiteta, 2002.
4. Russkaya grammatika: v 2 t. Moskva: Nauka, 1980; T. II.
5. Shimchuk 'E., Schur M. Slovar'russkih chastic. Berlin: PeterLang, 1999.
6. Starodumova E.A. Russkie chasticy. Vladivostok: Izdatel'stvo Dal'nevostochnogo universiteta, 1997.
7. Ob'yasnitel'nyj slovar'russkogo yazyka: Strukturnye slova. Moskva: OOO «Izdatel'stvo Astrel'», 2002.
8. Slovar'russkih narodnyh govorov: v 52 vyp. Leningrad: Nauka, 1985; Vypusk 20.
9. Slovar'russkih narodnyh govorov: v 52 vyp. Leningrad: Nauka, 1986; Vypusk 21.
10. Merkulova V.I. Chasticy v govorah Orlovskoj oblasti: semantika i funkcionirovanie. Russkie narodnyegovory:proshloe inastoyaschee. Kostroma: KGU im. N.A. Nekrasova, 2015: 319 - 327.
11. Russkaya grammatika: v 2 t. Moskva: Nauka, 1980; T. I.
12. Orlova E.A. Soznanie ibytie geroevB.L. Pasternaka: na materialeprozy pisatelya. Dissertaciya ... kandidata filologicheskih nauk. Volgograd, 2008.
13. Paducheva E.V. Igra so vremenem v pervoj glave romana V. Nabokova «Pnin». Yazyk. Lichnost'. Tekst. Moskva, 2005: 916 - 931.
14. Paducheva E.V. Semanticheskie issledovaniya (Semantika vremeni i vida v russkom yazyke; Semantika narrativa). Moskva: Shkola «Yazyki russkoj kul'tury», 1996.
15. Lihachev D.S. Razmyshleniya nad romanom B.L. Pasternaka «Doktor Zhivago». B.L. Pasternak. Doktor Zhivago. Moskva: Sovetskij pisatel', 1989: 5 - 16.
Статья поступила в редакцию 05.12.21
УДК 811.161.1
Zhao P., postgraduate, Department of Russian Linguistics, Faculty of Philology, Lomonosov Moscow State University (Moscow, Russia),
E-mail: veralera1@yandex.ru
THE HYPHENATED SPELLING OF PARTICLE ЛИ IN THE HISTORY OF RUSSIAN SPELLING. The article studies a hyphenating particle ли (ль) in the 19th century. The article's task is to specify a codified and common spelling norm, trace its dynamics and find out which role the hyphenated use of particles played at this stage. Particle spelling codification is represented in academic dictionaries and grammars of the 19th century. Usage is specified by the method of continuous sampling on the material posted in the "National Corpus of the Russian Language". The article presents the following facts of codification and patterns of the use of a hyphen in the design of words of this part of speech. The Dictionary of the Russian Academy standardizes separate spellings of ли (ль), and in the text of the dictionary separate and continuous uses vary, hyphenated ones not being found. However, throughout the 19th century, the particle ли (ль) is used in actual spelling with a hyphen, though the number of separate spellings exceeds the number of hyphen cases. Having analyzed the patterns with the particle ли (ль), Ya.K. Grot finally legalized their separate spelling in the works of analytical and codifying nature at the end of the 19th century.
Key words: history of Russian spelling in 19 century, usage and codification, spelling of particle ли (ль), continuous, hyphenated and separate spelling.
П. Чжао, аспирант, Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, г. Москва, E-mail: veralera1@yandex.ru
ДЕФИСНОЕ НАПИСАНИЕ ЧАСТИЦЫ ЛИ В ИСТОРИИ РУССКОЙ ОРФОГРАФИИ
Статья посвящена написанию через дефис частицы ли (ль) в XIX веке. Цель статьи - установить кодифицированную и узуальную норму правописания, проследить ее динамику и выяснить, какую роль играло дефисное употребление частицы на данном этапе. Кодификация орфографии частицы представлена в 2-х изданиях «Словаря Академии Российской» (1789-1794 гг и 1806-1822 гг) и в «Словаре церковнославянского и русского языка» 1847 г., а также в рекомендациях грамматик XIX в. Материал словарей рассматривается также как источник сведений об узуальном употреблении частиц. Узус устанавливается методом сплошной выборки на материале, размещенном в «Национальном корпусе русского языка» (подкорпусе текстов в старой орфографии). В результате анализа узуса и текстов словарей XIX в. выявлена неустойчивость данного участка орфографической системы русского письма на протяжении всего XIX столетия. «Словарь Академии Российской» нормализует раздельные написания ли (ль), а в тексте словаря варьируются раздельные и слитные употребления, дефисных же не обнаружено. Однако на протяжении всего XIX в. частица ли (ль) пишется в узусе черед дефис, хотя число раздельных написаний превышает количество дефисных. Я.К. Грот, проанализировав закономерности употребления частицы ли (ль), окончательно узаконил ее раздельное написание в работах аналитического и кодифицирующего характера в конце XIX в.
Ключевые слова: история русского письма XIX в., узус и кодификация, орфография частицы ли (ль), слитное, дефисное и раздельное написание.
Проблема разграничения слитных, дефисных и раздельных написаний является одной из самых актуальных в современном русском письме.
Цель настоящего исследования — рассмотреть этапы становления в течение XIX в. орфографии частицы ли (ль): установить кодифицированную и узуальную норму правописания, проследить ее динамику и выяснить, какую роль играло дефисное употребление частицы на данном этапе.
Для достижения поставленной цели предполагается решить следующие задачи:
- сопоставить рекомендации по правописанию частицы ли (ль) двух изданий «Словаря Академии Российской» (САР): первого (1789-1794 гг.) [1] и второго (1806-1822 гг) [2];
- сравнить рекомендации САР с нормами, изложенными в «Словаре церковнославянского и русского языка» 1847 г [3];
- установить правила употребления частицы ли (ль), кодифицированные в грамматических сочинениях XIX столетия;
