CC BY
33
© 2015 Проблемы истории,
филологии, культуры 2015, №3, с. 412-421
С. М. Тиллоева
ФУНКЦИНИРОАНИЕ ЯЗЫКОВЫХ ЕДИНИЦ В АСПЕКТЕ НАЦИОНАЛЬНО-КУЛЬТУРНОЙ СПЕЦИФИКИ (на материале эмотивной лексики русского и таджикского языков)
В рамках антропоцентрической лингвистики вербализация эмоций вызывает большой интерес. В статье рассматривается эмотивная лексика через призму метафорического подхода. Данный подход основан на ряде концептуальных метафор, прилагаемых к эмоциональной лексике. В ходе анализа были выявлены способы репрезентации эмоций с помощью соматической лексики в русской и таджикской языковых картинах мира. Посредством соматической лексики в языке репрезентируются не только внешние проявления эмоций, но и внутреннее состояние человека. При этом общий спектр эмоций и душевных состояний человека достаточно богат и отмечен национальной спецификой.
Ключевые слова: человек, эмоция, когниция, мышление, метафора, концептуализация, конкретное, абстрактное
Как известно, основной задачей антропологической лингвистики является «языковое моделирование человека во всех ипостасях его бытия»1. Эмоциональную сферу человека по праву можно считать одной из ведущих сфер его жизнедеятельности.
Согласно В. И. Шаховскому, любой художественный текст облигаторно воспроизводит эмоциональную жизнь людей. В художественном тексте эмоции наблюдаются не прямо, а через специфические языковые знаки, которые материальны, наблюдаемы и служат для манифестации эмоций2.
И. С. Баженова указывает, что эмоция практически никогда не выражается прямо, а уподобляется чему-то. Поэтому наиболее адекватным лингвистическим описанием эмоций считают описание через метафоры, в которых эти эмоции кон -цептуализируются в языке3.
Суть лингвистического подхода к изучению эмоций В. И. Шаховский сформулировал следующим образом: «Фиксирование эмоциональных процессов проходит посредством психического механизма их отображения в семантике слов, используемых для вербализации эмоциональных отношений. Это отображение кодируется в слове специфическими компонентами его семантики, которые и формируют эмотивность слова. Так эмоции «проникают» в слова, закрепляются в них, «хранятся» в них и при необходимости манифестируются, выражаются и опознаются с помощью этих слов»4.
Тиллоева Саодат Мухаммедкуловна — кандидат филологических наук, доцент кафедры профессионально-ориентированного и языкового образования Уральского государственного педагогического университета. E-mail: [email protected]
1 Мечковская 2004, 67.
2 Шаховский 2008, 14.
3 Баженова 2003.
4 Шаховский 2008, 5-7 .
В своем исследовании мы придерживаемся позиции Ж. А. Вардзелашви-ли, согласно которому «... эмоции — основной компонент коннотации, отражающий факт эмоционального переживания субъектом определенного явления действительности»5, следовательно, коннотация и когниция взаимосвязаны и взаимообусловлены в сознании индивида.
Среди лингвистов не существует разногласий в том, что язык является не только орудием, служащим для передачи мыслей, но и средством выражения эмоций, средством эмоционального воздействия. Эмоции могут быть выражены при помощи различных языковых средств: интонаций, строением фразы, подбором определенных слов и т. д.
В то же время следует различать объективно и устойчиво закрепленную за словом «эмоциональную окраску» и «эмоциональные наслоения», обволакивающие самые разнообразные по своей тематической принадлежности слова в определенных ситуациях.
В качестве такого примера мы рассмотрели некоторые (далеко не все и даже не основные) лексемы, обозначающие эмоции. В своем исследовании мы остановились лишь на глаголах, обозначающих состояние, а также на примерах вербализации негативных эмоций, чувств, душевных состояний человека посредством соматический лексики. Мы ограничились разбором немногих фактов русского и таджикского языков, но подчеркнем, что в самых разных языках эмоциональная лексика имеет много сходных черт.
К глагольной лексике этого рода (эмоциональной) в сопоставляемых языках относятся следующие слова и сочетания: беспокоиться — ба хаячон омадан, ха-вотир шудан; злиться — хашмгин, оташин шудан, ба газаб омадан; стыдиться — шарм доштан, хичолат (изо) кашидан; гордиться — фахр кардан, ифтихор доштан; удивляться — таачуб кардан, ба таачуб мондан, существительные: беспокойство — ноороми, нигарони; боязнь — тарс, бим; возмущение — нафрат, кахр, газаб; прилагательные : беспокойный — ноором(она), норохат; сердитый — бадкахр(она); радостный — хуранд(она); наречия и наречные обороты: боязно — вохиманокаст, вахмангез аст; в ужасе — ба дахшат афтидан; стыдливо — шармгинона; грустно -гамгинона.
Из приведенных примеров становится очевидным тот факт, что при переводе глагольной эмоциональной лексики с русского на таджикский язык превалирующим способом создания номинативных средств является словосочетание. Следует отметить, что словосочетание в таджикском языке выступает как способ, компенсирующий недостаточность словообразовательных средств. Однако этот способ встречается также и в русском языке. При переходе от одного языка к другому мы постоянно сталкиваемся с заменой слова словосочетанием фразеологического, но еще чаще — нефразеологического характера. В словаре 15-20% всех слов переводятся с помощью словосочетаний; это значит, что в другом языке нет однословных способов выражения данного понятия. В текстах число словосочетаний, функционально соответствующих одному слову, возрастает до 25%. Количественные расхождения между языками незначительны: замена слова словосочетанием почти так же часто имеет место при переводе с таджикского на русский, как и с
5 Вардзелашвили 2000, 18-23 .
русского на таджикский. При переводе с русского на таджикский относительно чаще заменяются глаголы: горевать — гам хурдан, гусса хурдан.
В обоих языках некоторые типы словосочетаний используются как регулярные способы выражения лексических значений. Один из компонентов такого устойчивого, но необразного словосочетания при этом десемантизируется, превращаясь в полуслужебный элемент. В таджикском языке многочисленны сочетания существительных с полуслужебными глаголами: фахр кардан, ифтихор до-штан — гордиться.
В русском языке также существуют равнозначные глаголу глагольные необразные сочетания. Они могут отличаться от свободных сочетаний формально, лексически: в них иногда используются глаголы, которые в свободных сочетаниях не употребляются: впасть в отчаяние (=отчаяться).
В целом внутренние номинативные средства в двух языках при сравнении эмоциональной лексики используются следующим образом. Русский язык для создания новой номинативной единицы относительно чаще прибегает к созданию нового слова, используя средства синтетического словообразования. Таджикский язык прибегает к использованию существующих слов в новых сочетаниях.
В своем исследовании к эмоциональной лексике мы относим также слова, которые, не являясь обозначениями эмоций в собственном смысле, включают в свое значение указание на различные эмоциональные состояния субъекта в момент выполнения какого-либо действия или нахождения в каком-то состоянии. Укажем один такой ряд: любоваться — лаззат гирифтан; заглядеться — чашм духта мондан; засмотреться — гарки тамошо шудан.
Необходимо, наконец, учитывать еще один круг слов, не называющих эмоций в собственном смысле, но имеющих к выражению эмоций самое непосредственное отношение. Мы имеем в виду метафору, обозначающую определенный физический симптом чувства. Она была впервые исследована в 1990 г.6 Нас интересует только световая и цветовая метафора типа Глаза горят (сверкают, блестят) от восторга (гнева); Ее щеки порозовели от удовольствия; Он побагровел от стыда и т.п. В таджикском языке: Чашмони баркосор — сверкающие как молнии глаза = чашмони вай барк мезаданд — ее глаза сверкали. Аз газаб сурх шудан — побагроветь от гнева. Бо руи сурх — с румяным лицом; перен. с гордостью.
В этом круге слов в сопоставляемых языках обнаруживается богатейшая синонимия переносных значений, ср. ряды: блестеть, сверкать — дурахшидан, то-бидан, тофтан; загореться, зажечься — дурахшидан, рахшон шудан; засиять, засветиться — дурахшидан гирифтан, нур гирифтан, мунаввар шудан; потемнеть, погаснуть, потухнуть — тира(хира) шудан; покраснеть, побагроветь, зарумяниться — сурх шудан, ранг гирифтан,гулгун шудан, сурх(аргувони) шудан.
В наивной картине мира восприятие, интеллект, воля и физическое поведение трактуются как более или менее независимые системы. Можно видеть, слышать, знать или считать что-то, не испытывая по этому поводу никаких особенных чувств или желаний и не предпринимая никаких действий. Равным образом можно хотеть чего-то и даже делать что-то без всякой эмоциональной, интеллектуальной или перцептивной мотивировки.
Иначе обстоит дело с эмоциями. В развитии эмоции, как они представляются в языке, выделены четыре фазы: а) первопричина эмоции — обычно восприятие (не обязательно непосредственное) и интеллектуальная оценка некоторого положения вещей как желательного или нежелательного для субъекта7; б) собственно эмоция; в) мотивированное интеллектуальной оценкой или собственно эмоцией желание продлить или пресечь существование причин, вызывающей эмоцию; г) мотивированное оценкой, эмоцией или этим желанием последействие или стремление к нему.
Значение, которое придается в наивной картине эмоций возможности их внешнего проявления, подчеркивается тем обстоятельством, что язык часто развивает два ряда средств для выражения собственно эмоций и факта ее внешнего проявления. К таким средствам относятся многозначность, различные аффиксы, лексико-синтаксические конструкции. Так, слова грустно и весело в русском языке имеют два разных значения: будучи в определенном эмоциональном состоянии и выражая определенную эмоцию.
В этих значениях они входят в разные синонимические ряды, в принципе не совпадающие по своему материальному составу; ср. предикативное употребление Ему было грустно, синонимичное Он грустил, и адвербиальное употребление Он грустно посмотрел на меня, синонимичное Он печально (с грустью) посмотрел на меня.
Эквивалентом слова грустно в таджикском языке выступают слова гамгино-на, махзунона. Однако эмоциональное значение данной лексемы передается сочетанием слов, включающих компонент дил; дилам танг шуд — мне стало грустно. Здесь слово дил теряет свой денотативный смысл и приобретает немотивированную коннотацию и с данным значением употребляется в безличных предложениях.
Важный аспект концептуализации эмоций в сравниваемых языках — их отношение к идее света. В целом положительные эмоции, такие как любовь — му-хаббат, радость — хурсанди, восторг — шавку завк, концептуализуются как светлые, а отрицательные эмоции, такие как ненависть — нафрат, тоска — гам, отчаяние — ноумеди, гнев — газаб, бешенство — бадчахли, ярость — бадхаш-ми, ужас — дахшат, — как темные. Поразительно, с какой последовательностью языки проводят эти две идеи. Мы говорим свет любви; Глаза светятся (сияют) от радости (от любви); Глаза светятся любовью; Ее лицо озарилось от радости; Радость осветила ее лицо, но нельзя потемнеть от радости или озариться от гнева. Синтагматические комбинации в сопоставляемых языках здесь полностью совпадают, ср. в таджикском языке: Чашмони у аз хушбахти медурахшиданд — Ее глаза светились счастьем; Чехраи вай аз умед пурнур шуд — Его лицо озарилось надеждой.
В цветовой метафоре даже небольшая примесь темного становится препятствием для характеристики положительной эмоции. Можно зарумяниться от радости, побагроветь от гнева (от злобы), но не побагроветь от радости и не зарумяниться от гнева. При сравнении вышеприведенных синтагматических комбинаций русского языка с таджикскими конструкциями наблюдаются следую-
щие расхождения в компонентах. В конструкции побагроветь от гнева сема побагроветь, десемантизируясь, принимает значение темный и придает слову эмоциональную окраску. Здесь при переводе на таджикский язык невозможно применить единую типологическую модель. Чтобы правильно выразить синтагматические комбинации, свойственные таджикскому языку, необходимо учитывать расхождения между соотносимыми семантическими полями. В таджикском языке преобладают такие лексемы, как хира (тира) — тусклый, темный, мрачный: чашми хира — тусклые глаза; руи хира — потемневше лицо, — которые соответствуют лексеме побагроветь. В примере побагровать от гнева слово побагроветь в русском языке приобретает особое значение темный, мрачный или с лиловым оттенком. В таджикском варианте сема побагроветь передается описательно: сурх шудан — краснеть — и не имеет ничего общего с оттенком мрачный, темный. Однако при включении в данную синтагматическую комбинацию семы газаб (аз газаб сурх шудан — побагроветь от гнева) она (комбинация) приобретает отрицательное значение, т.к. слово газаб — гнев включает в свое значение отрицательную эмоцию.
Далее более подробно рассмотрим примеры вербализации негативных эмоций, чувств, душевных состояний человека посредством соматической лексики. При этом мы, вслед за В. И. Шаховским, признаем, что в языке происходит лишь приблизительная вербализация переживаемых эмоций, поскольку язык в значительной степени отстает в адекватности их оформления: «языковое одеяло» никогда не может покрыть все «эмоциональное тело» человека8: оно уже, с дырками, беднее, примитивнее.
Корпус исследуемого материала в русском и таджикском языках составил примерно одинаковое количество соматизмов: 80 в таджикском и 83 в русском, — что может свидетельствовать об одинаковой релевантности вербализации эмоции в обеих языковых картинах мира. Интересным представляется следующее наблюдение: количество репрезентаций негативных, астенических эмоций значительно превышает количество репрезентаций положительных, стенических эмоций, и данное утверждение справедливо и для русской, и для таджикской языковых картин мира. Так, в таджикском языке это 64% от общего числа проанализированных репрезентаций, в русском языке — 72%. В. И. Шаховский отмечает, что в «лексиконе всех эмоций отмечается дихотомия по типу оценочного знака»9.
Кроме того, общий спектр негативных эмоций и душевных состояний человека, вербализованных в русском языке и репрезентованных соматическими сочетаниями, значительно богаче, чем в таджикском языке. Можно отметить достаточно низкий уровень коммуникативной сдержанности русских, а также стремление к выражению негативных эмоций, переживаний10.
Что касается таджикской языковой картины мира, то склонность таджиков к преувеличению всего негативного отмечается многими исследователями.
Количество соматической лексики, передающей состояния раздражения / гнева / ярости / злости в таджикском и русском языках, составляет 20% и 17% соответственно от общего числа проанализированных соматизмов, репрезентирующих
8 Шаховский 2008, 19.
9 Шаховский 2008, 24.
10 Стернин 2004, 180.
эмоции и чувства. Гнев трактуется как чувствование, аффект, характеризующееся стремлением сломить препятствие, которое понимается как испытываемая несправедливость. По шкале интенсивности менее интенсивным проявлением данной эмоции будет являться раздражение, наиболее интенсивным — ярость.
В таджикском языке репрезентантами данной эмоции являются такие сома-тизмы, как чашм — глаз, асаб — нерв, хун — кровь, даст — рука, талха — желчь, чигар — печень, гурда — почки.
В таджикской языковой картине мира четко определено место локализации гнева: Вай аз шиддати газаб ихтиер аз даст дод (быть вне себя от ярости). В рамках данной группы можно выделить соматизмы, характеризующие состояние субъекта: бадан вачаррос мезанад (тело дрожит от ярости или гнева). Данная эмоция может также сопровождаться разными формами физиологической экстери-оризации — изменение цвета лица, тремор и т.д.: ба руяш чанги лахад залааст (бледный как смерть); хун аз рух гурехтан (бледнеть); Зард аз он гардад марди салим, К-аз рухи у хун бигурезад зи бим (Хусрави Дехлави. Газал). Попытки сдержать гнев также имеют внешнее проявление: лаб газидан (кусать губы).
Следует отметить, что хотя гнев является эмоцией краткосрочной, т.е. проявления данного эмоционального состояния охватывают небольшой временной промежуток («вспышка гнева»), но действия по отношению к субъекту могут продолжаться достаточно длительный срок и в итоге стать причиной данного состояния.
Что касается русской языковой картины мира, то репрезентантами гнева являются, так же как и в таджикском языке, кровь, глаз, сердце, желчь, но, в отличие от таджикского, в русском языке печень, а не почка обладает символическим значением «гнев».
В данной группе также можно выделить соматизмы, характеризующие:
- состояние субъекта, и в данном случае русская языковая картина обнаруживает сходные черты с таджикской языковой картиной мира. В русском языке зафиксировано как внутреннее состояние субъекта (сердце горит, кровь бросилась в голову), так и внешнее проявление данной эмоции (сверкать глазами): Эва-а-а! — удивленно и даже как бы обрадовано, что подозрения ее оказались не пустыми, протянула Семенова и вдруг подскочила на своих больных ногах, сдавленно, зайдясь от бешенства, вскрикнула и долго не в состоянии была выговорить ни слова, только трясла головой (В. Распутин. Живи и помни);
- действия по отношению к объекту гнева в большей части пассивные (держаться за сердце, срывать сердце): Старуха тебя, конечно, не пожалеет, у ей счас все косточки против тебя бренчат (В. Распутин. Живи и помни); объект, вызвавший гнев, воспринимается как помеха, препятствие (сидит в печенках, стоять / становиться поперек горла, стоять комом (колом, костью) в горле). Так же, как и таджикском языке, в русском зафиксировано желание причинить физический вред объекту гнева (перегрызть горло), что может служить признаком высокой степени интенсивности данной эмоции;
- действия по отношению к субъекту, которые можно расценивать в итоге как причину гнева: портить кровь, действовать на нервы.
Кроме того, в русской языковой картине мира нашли свое отражение действия субъекта по отношению к самому себе, что не является типичным для таджикской
языковой картины: портить себе кровь. Представляется, что гнев воспринимается как эмоция, состояние, которое действует разрушительно прежде всего на человека, который эту эмоцию испытывает.
Символическим значением «гнев, злость» в русском языке, так же как и в таджикском, обладает желчь, о чем свидетельствуют примеры из художественной литературы и СМИ: В другое время и в другом месте этот результат, безусловно — сенсационный, не вызвал бы столько желчи11.
Как показывают вышеприведенные примеры, состояния гнева, ярости ассоциируются с горьким вкусом (вкус желчи), в основе многих соматических сочетаний лежит метафора жары.
Довольно значимой является группа соматизмов, репрезентирующих такие эмоции, как печаль, уныние, горе, отчаяние, грусть, тоска: 19% в таджикском языке и 20% в русском языке.
Эмоциями низкой степени интенсивности будут являться грусть, печаль; высокой степенью интенсивности отличаются тоска, горе, отчаяние, уныние. В наивной картине мира печаль воспринимается как нерадостное, невеселое настроение, уныние — это безнадежная печаль, грусть — чувство легкого уныния, печали (книж. поэт), тоска — сильное душевное томление, душевная тревога в соединении с грустью и скукой, горе — беда, несчастие, тоска, печаль. Следствием состояния печали, уныния может стать отчаяние — состояние крайней безнадежности, упадка духа из-за горя, неприятности. Можно отметить еще ряд отличий: грусть — более интимное, личностное чувство, которое, как правило, возникает спонтанно, печаль — это чувство коллективное, не зависящее от настроения отдельной личности, обычно вызванное смертью близкого человека или разлукой с
12
ним .
Когда человек находится в состоянии печали, когда его постигает горе, то естественной реакцией организма являются слезы: чашмон пур аз ашк (глаза, полные слез). Высокая степень интенсивности данного состояния репрезентируется посредством метафорической модели дисфункции органов: дилро вахм зер кард; дил аз хонааш баромад (сердце оборвалось); дил сухт, чигар кабоб шуб (сердце переболело); дил реш-реш мешавад, дил об мешавад (сердце разрывается). Высокая степень интенсивности отчаяния выражается в желании причинения себе физической боли: муи худро кандан, муйканону, руйканон шудан (рвать на себе волосы).
Русская языковая картина мира обнаруживает большое сходство с таджикской. В основе русских и таджикских соматизмов, репрезентирующих горе, печаль, лежат одинаковые образы: глаза на мокром месте, глаза не осушаются, не осушать глаз, выплакать все глаза. Метафорическая модель «дисфункция органов» указывает на высокую степень интенсивности данного состояния (сердце кровью обливается, камень на сердце (душе), сердце перевертывается, свет померк в глазах). Высокая степень интенсивности отчаяния выражается в желании причинения себе физической боли: рвать на себе волосы, хоть головой об стену бейся.
11 Гудавчюс 1993, 16-23 .
12 Стефанский 2009, 23.
Уныние в обеих языковых картинах мира репрезентируется через пространственную метафору: даст афшондан, аз бахри кассе, чизе гузаштан (махнуть рукой на кого -что-л.); в русском языке: опускать руки, складывать руки, руки опускаются (отнимаются), вешать нос.
Значительную группу составляют соматизмы, репрезентирующие страх в таджикском и русском языках (16% и 8% соответственно). Страх является естественным, неотъемлемым чувством человека, он заложен в нем генетически в виде инстинкта самосохранения. Страх — одно из самых древних и самых сильных чувств13. Обращает на себя внимание количественная асимметрия. Ученые отмечают, что концепт тарс, вахм / страх является центральным концептом таджикской культуры, в русском же языковом сознании страх не является «популярной» эмоцией. В таджикском языке репрезентами данной эмоции являются такие соматизмы, как чигар — печень, талха — желчь, дил — сердце, гурда — почки. В репрезентации данной эмоции в таджикском языке основную роль играют следующие метафорические модели:
- холод: у аз тарс ба ларза афтод (от страха у него холод пробежал); тал-хаш кафид (желчь оборвалась); бадан вачаррос мезанад; касс ба ларза меафтад (мороз по коже дерет);
- физическая дисфункция, т.е. концептуализация психического состояния через симптомы, которые «приписываются этому состоянию в обыденном сознании носителя данного языка», а именно: нарушение физиологически важных функций организма — остановка сердца: дилаш аз тапиш монд (у него сердце замерло), интенсивная реакция организма: хун ба сар зад (кровь ударила в голову).
В русском языке репрезентами данной эмоции являются такие соматизмы, как волосы, зуб, нога, кожа. В русской языковой картине мира также представлены такие метафорические модели, как:
- холод (мороз по коже (спине) дерет, мурашки бегают по коже, кровь стынет, мурашки бегают по телу (спине, коже): У меня зуб на зуб не попадал от страха, а Вова вошел в роль, схватил меня за загривок (Сати Спивакова. Не все);
- дисфункция органов (волосы становятся дыбом; волосы шевелятся на голове).
Все выделенные выше метафорические модели представлены в обеих языковых картинах мира, что может свидетельствовать об их универсальности, так как они обусловлены тесной связью с физиологией14. Соматизмы, обозначающие страх как в русском, так и в таджикском языках, выражают, как правило, очень сильное интенсивное чувство. Можно предположить, что для выражения неинтенсивных, слабых эмоций используются другие средства языка.
Стыд, смущение репрезентированы в 5% таджикских соматизмов и в 2% русских. Следует отметить, что во многих исследованиях отмечается количественное превосходство номинаций эмоции стыда по сравнению с другими языками. Можно предположить, что соматическая лексика играет незначительную роль в репрезентации данной эмоции, для этой цели используются другие средства.
В таджикском языке данное состояние реализуется в сочетаниях с соматизма-ми хун — кровь, а в художественной литературе также с помощью слова арак —
13 Рябцева 2005, 120.
14 Баранов 2008, 128.
пот: баруй хун давид (кровь бросилась в лицо); дарруяш араки хунук баромад (на его лице выступил холодный пот); Сози арак ба доман аз он чехра пок, хайф, З-он рашхан хает, ки домон фуру хурад (Чоми. Газал, 90). Сочетание араки инфиол до-штан (шарм доштан) переводится как стесняться: То чехраи ту дар араки шарм гута зад, Хар орзу, ки дар дили манн буд, об шуд (Соиб. Газал).
В русском языке стыд, смущение вербализуется в соматических сочетаниях с компонентами глаз, кровь: не знать куда глаза девать, кровь бросилась в лицо.
Как показывают вышеприведенные примеры, как в таджикском, так и в русском языках среди соматизмов, репрезентирующих стыд, смущение, наиболее продуктивным является образ покрасневшего лица.
Незначительное количество соматизмов репрезентирует презрение / отвращение (2% в русском и таджикском языках). Репрезентантом в таджикском языке является соматизм ру/руй (лицо), в русском — нос, которые вербализуют внешнее проявление данной эмоции: ру гардондан; руй тофтан (воротить нос (рыло, морду)). В русском языке соматическое сочетание плевать в лицо (глаза) также репрезентирует данную эмоцию; образ, лежащий в основе данного фразеологизма, не является типичным для таджикского языка.
В основе таджикских сочетаний с компонентом дандон — зуб, репрезентирующих отвращение, также лежит образ, отсутствующий в русском языке: а) дан-дон доштан — хашму газаб ва кина доштан (иметь ярость, ненависть): Пеш аз ин гар чарх дандон дошт дар кори кассе, Зад гирех, инак ба ахдат хам ба дандон кард боз (Хисрави Дехлави. Девон).
Таким образом, проанализировав соматическую лексику русского и таджикского языков, репрезентирующую эмоциональную сферу, а именно негативные эмоции, можно констатировать, что, с одной стороны, сравниваемые языковые картины мира демонстрируют большое сходство, так как эмоции гнева, страха, отвращения, тоски, печали являются психологической универсалией; с другой стороны, в языке, в частности в соматизмах, находит свое отражение национальная специфика вербализации данных состояний.
Даже этот небольшой материал показывает, что при исследовании лексических единиц, обозначающих эмоций в сопоставляемых языках, необходимо в равной мере стремиться к обнаружению общих и специфических черт эмоциональных лексем и к вскрытию той предположительно единой наивной модели мира, которая лежит в основе всех эмоциональных единиц и мотивирует выбор слов для описания той или иной конкретной ситуации.
ЛИТЕРАТУРА
Баженова И.С. 2003: Обозначения эмоций в художественном тексте (прагматический аспект): дисс. ... д-ра филол. наук. М.
Баранов А.Н. 2008: Аспекты фразеологии. М.
Будаев Э. В. 2007: Становление когнитивной теории метафоры // Лингвокультуроло-гия. 1, 16-32.
Вардзелашвли Ж.А. 2000: Коннотация и ее роль в метафоризации // Славстики в Грузии. 2, 18-23.
Гудавчюс А.Б. 1993: Глубинный уровень отражения культуры в лексической семантике // Исследования по семантике. Уфа, 16-23 .
Иорданская Л.Н. 1990: Лексикографическое описание русских выражений, обозначающих физические симптомы чувств // Машинный перевод и прикладная лингвистика. 16, 3-30 .
Мечковская Н. Б. 2004: Семиотика. Язык. Природа. Культура. М.
Распутин В. 2006: Живи и помни. М.
Руми Ч. 1986: Газалиёт. Душанбе.
Рябцева Н.К. 2008: Язык и естественный интеллект. М.
Стернин И.А. 2004: Контрастивная лингвистика. Проблемы, теории и методики исследования. Воронеж.
Стефанский Е.Е. 2009: Концептуализация негативных эмоций в мифологическом и языковом сознании (на материале русского, польского и чешского языков): автореф. дис. ... д-ра филол. наук. Волгоград.
Табрези Ш. 1974: Мехр ва муштари. Душанбе.
Холматова С. Д., Солехов С., Каримов С. 2004: Фарханги точики ба руси (зери тах-рири). Душанбе.
Шаховский В.И. 2008: Лингвистическая теория эмоций: монография. М.
Шохахмад А. 1996: Фарханги ашъори Камоли Хучанди. Душанбе.
Шукуров М. 1985: Хар сухан чоеву хар нукта макоме дорад. Душанбе.
FUNCTIONING OF LANGUAGE UNITS IN THE ASPECT OF NATIONAL
CULTURAL IDENTITY (Based on Emotive Vocabulary of Russian and Tajik Languages)
S. M. Tiploeva
Within the bounds of anthropocentric linguistics, verbalization of emotions is of a great interest. The present study is an attempt to view emotive vocabulary through the prism of metaphoric approach. The given approach is based upon a number of conceptual metaphors dealing with the emotive vocabulary. The present article expands on the ways of representing negative emotions with the help of somatic lexicon in the Russian and Tajik perception of the world. Not only external manifestations of emotions in the language by way of somatic lexicon are represented but also a person's internal state. The common spectrum of a person's negative emotions and states is diverse and marked by ethnic specificity. The universal and national semantic features of these units in the two languages have been described and classified.
Key words: humanbeing, emotion, cognition, human reasoning, metaphor, conceptualization, concrete, abstract
