CC BY
155
Вестник Челябинского государственного университета. 2016. № 5 (387).
Философские науки. Вып. 40. С. 69-74.
УДК 13:159.922
ББК 87.2+88.4+88.6
ФУНКЦИИ ИЗМЕНЁННЫХ СОСТОЯНИЙ СОЗНАНИЯ В КУЛЬТУРЕ:
ТВОРЧЕСТВО
А. В. Ярославцева
Новосибирский государственный медицинский университет, Новосибирск, Россия
Рассматривается связь творчества с изменёнными состояниями сознания, отстаивается тезис о том, что когнитивная (творческая) новизна является функцией от когнитивного разнообразия, когнитивной сложности, которые подразумевают наличие девиаций в состояниях когнитивной системы, многообразие состояний сознания, когнитивной системы в целом.
Ключевые слова: сознание, состояния сознания, изменённые состояния сознания, творчество, культура.
Одно из важнейших видоспецифических отличий человека — культура. Понятие «культура» охватывает результаты творчества людей, не называет ничего кроме результатов творчества людей. Поскольку человек адаптируется к среде, обновляет человеческое социальное бытие посредством культуры, творчество имеет ключевое значение для выживания человечества как вида. Это порождает огромный интерес к «механизмам» творчества, знание которых может позволить сознательно культивировать творческие способности или, как минимум, не препятствовать развитию творческого потенциала людей. Статья посвящена связи творчества со множеством состояний сознания, отличающихся (отклоняющихся) от нормального, то есть со множеством изменённых состояний сознания (ИСС).
Философы давно обратили внимание на связь творчества с изменёнными состояниями сознания. Платон, типологизируя изменённые состояния сознания, которые у него предстают как «виды одержимости и неистовства», говорил, в частности, что «третий вид одержимости и неистовства — от Муз, он охватывает нежную и непорочную душу, пробуждает её, заставляет выражать вакхический восторг в песнопениях и других видах творчества и, украшая несчётное множество деяний предков, воспитывает потомков. Кто же без неистовства, посланного Музами, подходит к порогу творчества в уверенности, что он благодаря одному лишь искусству станет изрядным поэтом, тот ещё далёк от со-
Земля похожа на гигантское животное, или, скорее, на неодушевлённый овощ.
И. Ньютон
вершенства: творения здравомыслящих затмятся творениями неистовых» [5. Федр, 245а].
Шопенгауэр, ссылаясь на Сенеку, утверждает, что Аристотель как-то замечал, что «не было ещё ни одного великого ума без примеси безумия» [9. C. 169]. Шопенгауэр также высказывает мнение, что «у гениальности и безумия есть такая грань, где они соприкасаются между собою и подчас переходят друг в друга, и даже поэтическое вдохновение признавалось видом безумия», и в качестве подтверждения цитирует Горация, говорящего о сходстве первого и второго: «Сойди же с неба, о Каллиопа, дай, Царица Муз, мне долгую песнь — пускай то флейты ль звук, иль голос звонкий, дивные ль струны кифары Феба, вы слышите? Иль сладко безумье так прельщает слух и зренье моё?» [1. III, 4], ссылается на то место трактата «О прорицании [дивинации]» Цицерона, где последний утверждает: «Часто ещё бывает, что наш дух сильнейшим образом возбуждается <..> И это возбуждение как раз и свидетельствует о наличии в душе человека божественной силы... Демокрит даже отрицал, что кто-нибудь может быть великим поэтом, если ему не свойственно состояние исступления (furor). То же говорит и Платон. Пусть он называет это исступлением, если ему нравится, важно, что он это исступление восхваляет...» [8. I, 37]. Шопенгауэр интерпретирует «Торквато Тассо» Гёте как произведение, где «перед нами изображено не только страдание, характерное мученичество гения как такового, но и его постепенный переход к безумию» [9. C. 170].
Интерес Шопенгауэра к соответствующей проблематике, в свою очередь, существенно связан с формированием в XIX столетии психиатрии, сопряжённым с появлением патографии. Знакомство Шопенгауэра с патографическими описаниями одарённых людей, а также достаточно серьёзное отношение к этой разновидности медицинского творчества, получившего широкое распространение в европейской и отечественной психиатрии, подтверждается, в частности, фразой: «факт непосредственной близости между гениальностью и безумием подтверждается биографиями очень гениальных людей, например Руссо, Байрона, Альфьери, и анекдотами из жизни других» [9. С. 170].
Появление патографии свидетельствует о том, что одарённые люди, внёсшие особенно крупный вклад в культуру, сразу же попали в поле зрения вновь появившейся отрасли медицинского знания и практики и уже не выходили из него. XIX век был примечателен тем, что множество изменённых состояний сознания было медикализировано: отдано в ведение психиатрии, что являлось одновременно следствием и причиной возникновения психологии как науки и психиатрии как отрасли медицинского знания. Таким образом, работы па-тографов обозначают начальный пункт не только сугубо медицинского, но и современного взгляда на ИСС и культуру, в котором все гении выглядят сумасшедшими и/или демонстрирующими деви-антное поведение и мышление, а всё девиантное в поведении и мышлении является уделом психиатрии. Собственно, этим же фактом, то есть неустанным медицинским вниманием к процессам творчества, значительно обусловлено само присутствие вопроса о связи творчества и изменённых состояний сознания в современной философской литературе.
С другой стороны, несмотря на медикализа-цию изменённых состояний сознания, медицина прошлого и настоящего существенно подвержена культурному влиянию в этом вопросе. И. Е. Сироткина отмечает, что, конечно же, невозможна точная постановка медицинского диагноза через много лет после смерти — то есть то, чем занимались патографы прошлого и настоящего. Поэтому патография медицинским экспертным авторитетом санкционирует общекультурную точку зрения на людей, создающих и обновляющих культурные содержания: «Болезнь в патографии — не результат медицинского исследования, не вывод, а предпосылка. Патограф начина-
ет с того, что его герой болен (вариант: страдает фрейдистскими неврозами и комплексами), и эту идею он получает из культуры <..> хотя авторы патографий и претендуют на то, чтобы открыть нечто новое в писателях, они лишь санкционируют уже существующее мнение об их болезни, будь это мнение справедливо или нет» [6]. Такое влияние культуры на рассматриваемую отрасль медицинского знания также не должно вызывать у нас удивление. В системах представлений об изменённых состояниях сознания, как и в знании в целом, очень важную роль играют ценности [13], которые просто не могут иметь исключительно медицинское происхождение. При этом фактически психиатрия тесно вовлечена в решение задачи обеспечения социальной безопасности, что опять же делает психиатрическое действие мотивированным преимущественно социокультурной ситуацией, а не сугубо медицинскими целями и ценностями [10].
Что же касается причин, вызвавших в культуре чёткую ассоциативную связь между гением и безумием, то Сироткина отмечает: медицинские биографии гениев часто исходят из романтической концепции творчества, непосредственно предшествовавшей появлению психиатрии и обладавшей большим культурным влиянием — идеи о том, что «творчество по своей иррациональности, спонтанности, стихийности сродни болезни. Эта, всё ещё зажигающая воображение читателя идея восходит к древнегреческому мифу об "энтузиазмосе" — огне, который боги посылают своим избранникам. Те, кого коснулся божественный огонь, становятся пророками и поэтами. В восемнадцатом веке, вспомнив об этом мифе, романтики назвали себя "божественными безумцами". С их лёгкой руки спонтанность, интуиция, эмоциональность стали почти обязательными свойствами гения. По словам историка, "гений теперь понимался не как специфическая способность, которой обладает творческий человек, а как некая владеющая им самим сила" [Schaffer 1990, 83]. Однако подчёркивание бессознательной, "не от мира сего" природы творчества не прошло романтикам даром. Когда гением заинтересовались врачи, они превратили то, что прежде считалось божественной болезнью, в медицинский диагноз [Porter 1987, 65]» [6]. Иными словами, передача безумия, которое до этого уже было прочно связано в культуре с гениальностью, в ведение психиатрии весьма органично провоцировало врачей, которые, как
и их лишённые медицинского образования современники, принадлежали к определённой культуре, ассоциировавшей творческие способности и безумие, на постановку диагнозов гениям.
Классические психологические работы, посвя-щённые изменённым состояниям сознания, отстаивают наличие причинно-следственной связи между ИСС и творческими актами: «человек всегда стремился вызвать у себя ИСС в попытке получить новое знание, вдохновение или опыт... Известны многочисленные примеры внезапного озарения, творческого инсайта и разрешения сложных проблем, случающихся у человека, когда он погружён в такие ИСС, как транс, дремота, сон, пассивная медитация или наркотическая интоксикация» [4]. В качестве обоснования наличия этой связи психологи также используют положения о превербальном и преимущественно бессознательном характере творчества.
Помимо этого, современность увязывает гениальность и когнитивные расстройства нейрологи-ческим способом: в известной статье коллектива авторов (Андреас Финк, Матиас Бенедек, Бернард Вебер и др.) «Творчество и шизотипия с точки зрения нейронауки» сообщается, что в эксперименте с использованием метода магнитно-резонансной томографии было обнаружено сходство моделей функциональной активности мозга «нормальных» людей в процессе творческой идеации [в психологии это способность порождения образов актуально невоспринимаемых стимулов и произвольного оперирования этими содержаниями сознания. — Примеч. авт.], с одной стороны, и у лиц с психометрически выявленной ши-зотипией [одно из расстройств шизофренического спектра. — Примеч. авт.], с другой [12]. Идея эксперимента возникла не на пустом месте. В рассматриваемой статье приводится обширный перечень работ когнитивных психологов, которые в той или иной форме высказывали утверждение о сходстве творческого мышления с «психотическим» или «шизофреническим» и пытались объяснить этот феномен.
Философы придерживаются указанной точки зрения, подкрепляя её новыми аргументами, объяснительными моделями.
К. Ясперс, психиатр и гениальный философ, отмечал, что «специального эмпирического исследования заслуживает вопрос о том, какие формы болезней несут в себе не только разрушительное, но и позитивное значение. В связи с патогра-фиями выдающихся людей то и дело возникает
следующая дилемма: проявляется ли творческий дар этих людей вопреки болезни или выступает в качестве одного из её следствий. В пользу последней возможности свидетельствуют такие феномены, как повышенная творческая продуктивность при гипоманиакальных фазах, появление содержательных элементов эстетического характера во время депрессивных состояний, метафизический опыт, связанный с шизофреническими переживаниями. Вопрос о возможном позитивном значении болезни возникает и в связи с некоторыми историческими событиями» [11].
Согласно Е. Н. Князевой, живой организм, понимаемый как сложная адаптивная система, допускает хаос, который, с одной стороны, делает систему более гибкой и позволяет лучше приспосабливаться к условиям окружающей среды, с другой — делает её хрупкой и уязвимой [2. С. 263]. Человеческий организм и с когнитивной точки зрения может быть представлен как сложная адаптивная система, «балансирующая на краю хаоса». Творчество в этом случае будет шагом к усложнению и улучшению структуры. Возможность эволюции (самоорганизации) сложных систем, безусловно, является преимуществом, однако это преимущество необходимо сопряжено с существенным недостатком — возможностью катастрофического, разрушительного сценария развития событий, которая также актуальна для сложных адаптивных систем. С этой точки зрения, гений самым естественным образом «балансирует между мудростью и безумием» [Там же. С. 265].
Психическая организация одарённых, наиболее успешных в творчестве людей неустойчива. Это придаёт их когнитивным процессам необходимые для творчества гибкость, пластичность, дивергентность — и одновременно совершенно объективным образом сближает талантливых с сумасшедшими; объясняет стремление творческих людей к когнитивным состояниям, отчасти сходным с психотическими [Там же. С. 266-271].
Связь творчества и изменённых состояний сознания отмечается в современности на уровне обыденного мировоззрения: «художник должен быть немного или сильно сумасшедшим, чтобы творить», «люди творческие часто немного отличаются своим поведением, но это только потому, что их сознание в постоянном творческом мыслительном процессе», «каждый художник по-своему ненормален, и это нормально» — такого рода комментарии к коллективному
обращению, направленному против принудительного помещения известного отечественного художника в психиатрическую клинику, являются типичными и находят поддержку у аудитории [7], одновременно свидетельствуя о том, что точка зрения, связывающая необходимой связью гениальность и девиантность и в наши дни имеет общекультурное значение.
Можно ли считать, что философы, интересовавшиеся этим вопросом, психологи, учёные, занимающиеся поиском нейрологических коррелятов сознания, обнаружили случайные связи, име -ли дело с простыми, ничего не значащими совпадениями, а общественное мнение и вовсе не стоит принимать в расчёт?
Здравый смысл нам подсказывает, что творчество, создание нового, ранее не существоваше-го, требует отклонения, выхода за пределы уже имеющегося, причём не только в плане результатов, но и в плане состояний когнитивной системы. Если мы делаем всё, как обычно, то получаем обычный результат, на который мы, собственно, и рассчитываем. Воспроизводимость результатов при наличии отработанной технологии, включая возможность достижения таким способом редких, уникальных и особо ценных когнитивных состояний — йогического самадхи, ригпа Дзогчена, «пробуждения» в буддизме — представляет безусловную ценность для человеческой культуры. Однако культура нуждается в обновлении, а для того чтобы получить существенно новый результат, необходимо придерживаться достаточно нетривиального образа мышления и действия. Привычные модусы функционирования когнитивной системы дают нам возможность получать вполне знакомые результаты. Значимое культурное творчество — результат отклонений от нормы, в том числе в когнитивной сфере — и оно не может быть чем-либо иным: «творческая способность — это способность неожиданно, иначе соединить, может быть, даже известные вещи, радикально переструктурировать элементы, в результате чего в исследуемом или конструируемом предмете обнаруживается новый смысл» [2. С. 266]. Иными словам, творчество — это девиация.
Далеко не все отклонения удачны в плане решения жизненных вопросов. Так, К. Ясперс отмечал, что психозы можно интерпретировать как неудачные попытки решить экзистенциально важную проблему: «в крайних проявлениях психозов можно усмотреть нечто символическое
для человека в целом и понять их как искажённые и извращённые попытки осуществления и развития граничных экзистенциальных ситуаций, общих для всех нас» [11]. Это верно и относительно культурного творчества.
Не все необычные действия ведут к культурно ценным результатам, не всё отклоняющееся в познании имеет культурное значение. То есть нельзя на самом деле утверждать, что нет никакой разницы между гением и сумасшедшим.
А. Шопенгауэр делает очень ценное замечание, что гения отличает не только специфическая способность к познанию [идей] вещей, независимая от закона достаточного основания, но и приобретённое искусство делать доступным своё видение существующего другим людям: «Художник заставляет нас смотреть на мир его глазами. То, что у него такие глаза, что он познаёт сущность вещей вне всяких отношений, — это и есть прирождённый дар гения; но то, что он способен разделить с нами этот дар, дать нам свои глаза, это приобретённая техника искусства» [9. С. 172-173].
Отличие гения от помешанного — не в способности к девиации, которая присуща и тому, и другому, а преимущественно в способности обогащать культуру культурно ценными содержаниями. С точки зрения Шопенгауэра, эта способность достигается путём усвоения технической стороны искусств или, более широко, уже имеющихся культурных содержаний, методологии их «производства».
При этом нормальный гений, или гений, успешно преодолевающий свою ненормальность, — нонсенс, то есть бессмыслица. И он не может быть отклоняющимся только в плане собственно культурно ценного творчества, потому что когнитивная система, как и организм человека, сам человек — холистическое целое.
Физиологические, биохимические, поведенческие отклонения от нормы, которые массово отмечались патографами [3], наблюдаемые у тех людей, которые существенно превышают норму культурного творчества (то есть у гениев), являются ожидаемыми и несущественными в плане характеристики творческой способности человека, поскольку если человек творящий является целым, то на всех уровнях, на которых протекают процессы творчества — нейрохимическом, идеальном, включая уровень принципов и стратегий, — мы должны признать наличие девиаций, если признаём наличие какой-либо корреля-
ции между происходящим в организме человека и происходящим в его сознании.
Несмотря на то что только отдельные когнитивные девиации имеют культурную ценность, творчество без них немыслимо. Творчество невозможно без изменённых состояний сознания, необходимым образом связано с вариабельностью состояний когнитивной системы. Можно даже предположить, что качество и масштаб творческих процессов прямо связаны с разнообразием и масштабом доступных изменённых состояний сознания.
Именно мера изменчивости, девиантности, сложность организации когнитивной систе-
мы, которая проявляется, в том числе, в широте спектра доступных состояний сознания, обеспечивает возможность культурного творчества, созидательной активности в целом.
В вопросе о связи творческой способности с изменёнными состояниями сознания мы достаточно единодушны (здравый смысл, естественнонаучные и гуманитарные дисциплины): когнитивная (творческая) новизна может рассматриваться как функция от когнитивного разнообразия, когнитивной сложности, которые подразумевают наличие девиаций в состояниях когнитивной системы, многообразие состояний сознания.
Список литературы
1. Гораций, Квинт. Оды [Электронный ресурс] / Квинт Гораций. — URL: http://royallib.com/book/ goratsiy_kvint/odi.html
2. Князева, Е. Н. Энактивизм: новая форма конструктивизма в эпистемологии / Е. Н. Князева. - М. ; СПб. : Центр гуманитар. инициатив ; Универ. кн., 2014. - 352 с.
3. Ломброзо, Ч. Гениальность и помешательство / Ч. Ломброзо. - М. ; Азбука, 2015. -352 с.
4. Людвиг, А. М. Изменённые состояния сознания [Электронный ресурс] / А. М. Людвиг // Тарт Ч. Изменённые состояния сознания / пер. с англ. Е. Филиной, Г. Закарян. - М. : Эксмо, 2003. - 288 с. - URL: http://www.universalinternetlibrary.ru/book/12589/ogl.shtml
5. Платон. Собрание сочинений : в 4 т. / Платон. - М. : Мысль, 1993. - Т. 2. - 528 с.
6. Сироткина, И. Е. Патография как жанр: критическое исследование [Электронный ресурс] / И. Е. Сироткина // Мед. психология в России. - 2011. - № 2. - URL: http://www.medpsy.ru/mprj/archiv_ global/2011_2_7/nomer/nomer10.php
7. Спасём жизнь московскому художнику Лахтунову Павлу Павловичу [Электронный ресурс] : пи-тиция на сайте Change.org. - URL: https://www.change.org/p/спасем-жизнь-московскому-художнику-лахтунову-павлу-павловичу
8. Цицерон, Марк Туллий. О дивинации [Электронный ресурс] / Марк Туллий Цицерон // Цицерон Марк Туллий. Избранные сочинения. - URL: http://royallib.com/book/tsitseron_mark/izbrannie_sochineniya.
9. Шопенгауэр, А. Собрание сочинений : пер. с нем. : в 6 т. / А. Шопенгауэр / под общ. ред. А. Чаныше-ва. - M. : TEPPA : Республика, 1999. - Т. 1 : Мир как воля и представление. - 496 с.
10. Ярославцева, А. В. Патологически изменённые состояния сознания: эпистемологический и этический анализ / А. В. Ярославцева // Вестн. Томс. гос. пед. ун-та. - 2013. - Вып. 5 (133). - С. 99-104.
11. Ясперс, К. Общая психопатология [Электронный ресурс] / К. Ясперс. - URL: http://royallib.com/ book/yaspers_karl/obshchaya_psihopatologiya3.html
12. Fink, A. Creativity and schizotypy from the neuroscience perspective [Электронный ресурс] / A. Fink, M. Benedek [et al.]. - URL: http://scottbarrykaufman.com/wp-content/uploads/2013/10/Fink-et-al.-2013.pdf
13. Yaroslavtseva, A. Vl. Axiological foundation in altered states of consciousness studies / A. Vl. Yaroslavtseva // Eastern European Scientific Journal (Gesellschaftswissenschaften). - 2014. - № 4. - Pp. 153-162.
Сведения об авторе
Ярославцева Анна Владимировна — кандидат философских наук, доцент кафедры философии, Новосибирский государственный медицинский университет. Новосибирск, Россия. almarlis@yandex.ru
74
A. B. ApocnaBqeBa
Bulletin of Chelyabinsk State University. 2016. No. 5 (387). Philosophy Sciences. Issue 40. Pp. 69-74.
FUNCTIONS OF ALTERED STATES OF CONSCIOUSNESS IN THE CULTURE: CREATION
A. V. Yaroslavtseva
Novosibirsk State Medical University, Novosibirsk, Russia. almarlis@yandex.ru
Since man is adapted to the environment, renews human social life through culture, creativity is crucial for the survival of mankind as a species. This creates a huge interest in the "mechanisms" of creativity, the knowledge of which can afford to consciously cultivate the creative ability, or at least not hinder the development of the creative potential of the people. The article deals with the relationship of creativity to the set of states of consciousness that is different from the normal, i. e., with a plurality of altered states of consciousness (ASC). We consider the connection between creativity and altered states of consciousness in philosophy, psychology, medicine, and neuroscience. It is advocated the idea that cognitive (creative) novelty is a function of the cognitive diversity, cognitive complexity, which implies the existence of deviations in the states of cognitive system, a variety of states of consciousness and the cognitive system as a whole.
Keywords: consciousness, states of consciousness, altered states of consciousness, creativity, culture.
References
1. Horacio, K. Ody [Odes]. Available at: http://royallib.com/book/goratsiy_kvint/odi.html (In Russ.).
2. Knyazeva E.N. Enaktivizm: novayaphorma konstruktivizma v epistemologii [Enactivism: a New Form of Constructivism in Epistemology]. Moscow, St. Petersburg, 2014. 352 p. (In Russ.).
3. Lombroso Ch. Genial'nost' ipomeshatel'stvo [Genius and Insanity]. Moscow, Azbuka Publ., 2015. 352 p. (In Russ.).
4. Ludwig A.M. Izmenennye sostoyaniya soznaniya [Altered States of Consciousness]. Tart Ch. Izmenennye sostoyaniya soznaniya [Altered States of Consciousness]. Moscow, Eksmo Publ., 2003. 288 p. Available at: http:// www.universalinternetlibrary.ru/book/12589/ogl.shtml (In Russ.).
5. Platon. Sobranie sochineniy [Collected Works in 4 vol. Vol. 2]. Moscow, Mysl' Publ., 1993. 528 p. (In Russ.).
6. Sirotkina I.E. Patographiya kak zhanr: kriticheskoye issledovaniye [Pathography as a Genre: a Critical Study]. Meditsinskayapsihologiya v Rossii [Medical Psychology in Russia], 2011, no. 2. Available at: http://www. medpsy.ru/mprj/archiv_global/2011_2_7/nomer/nomer10.php (In Russ.).
7. Spasem zhizn' moskovskomu hudozhniku Lahtunivu Pavlu Pavlovichu [Save the Life of the Moscow Artist Pavel Pavlovich Lahtunov]. Change.org. Available at: https://www.change.org/p/cnaceM-®H3Hb-MOCKOBCKOMy-xyg0®HHKy-naxTyH0By-naBny-naBn0BMy (In Russ.).
8. Cicero Mark Tulliy. O divinatsii [About Divination]. Cicero Mark Tulliy. Izbrannye sochineniya [Selected Works]. Available at: http://royallib.com/book/tsitseron_mark/izbrannie_sochineniya.html (In Russ.).
9. Schopenhauer A. Sobraniye sochineniy [Collected Works in 6 vol. Vol. 1. The World as Will and Representation]. Moscow, TERRA-Knizhnyi klub; Respublika Publ., 1999. 496 p. (In Russ.).
10. Yaroslavtseva A.V. Patologicheski izmenennye sostoyaniya soznaniya: epistemologicheskiy i eticheskiy analiz [Pathologically Altered States of Consciousness: the Epistemological and Ethical Analysis]. Vestnik Tom-skogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta [Bulletin of the Tomsk State Pedagogical University], 2013, no. 5 (133), pp. 99-104. (In Russ.).
11. Jaspers K. Obshchaya psihopatologiya [Common Psychopathology]. Available at: http://royallib.com/book/ yaspers_karl/obshchaya_psihopatologiya3.html (In Russ.).
12. Fink A., Benedek M. et al. Creativity and schizotypy from the neuroscience perspective. Available at: http://scottbarrykaufman.com/wp-content/uploads/2013/10/Fink-et-al.-2013.pdf
13. Yaroslavtseva A.Vl. Axiological foundation in altered states of consciousness studies. Eastern European Scientific Journal (Gesellschaftswissenschaften), 2014, no. 4. pp. 153-162.
