CC BY
55Т.В. Андрианова, А.И. Ракитов ФУНДАМЕНТАЛЬНАЯ НАУКА В ОБЩЕСТВЕ ЗНАНИЙ
Аннотация. Развитие общества, основанного на знаниях, привело к преобразованию структуры науки. Она стала коллективной, коммерциализированной, подверженной фальсификациям и мошенничеству, открытой к СМИ и зависящей от СМИ. Сомнению подвергается даже такое основополагающее понятие, как научный эксперимент. Насколько успешно сможет наука справиться с подобными вызовами, настолько успешным будет и дальнейшее развитие общества.
Abstract. Society based on knowledge leads to reformation of the structure of science. The science has become collective, commercialized, inclined to frauds and falsifications, open to mass press and depended on it. Even such fundamental notion as scientific experiment is doubted. As successful the science could manage with these challenges as successful would be its further development.
Ключевые слова: общество знаний; наука; теория; эксперимент; коллективность; коммерциализация; мошенничество; фальсификация; СМИ.
Keywords: knowledge society; science; theory; experiment; command work; commercialization; fraud; falsification; mass-media in science; grants in science.
Информационное общество в том виде, в каком оно существует сегодня, будет в обозримом будущем создавать все новые направления для расширения и углубления противоречий глобального, регионального и локального масштабов, и более того - консервировать их как в традиционном, так и в модернизированном виде. Возможно, что определяющими тенденциями мирового раз-
вития будут не только противоречия между богатыми и бедными, восточными и западными, северными и южными странами, но в первую очередь - между странами с высоким и низким уровнем образования, способными и неспособными в гигантских и опережающих масштабах развивать и поддерживать науку и наукоемкие технологии, генерировать новую и консервировать старую культуру. Наконец, будут нарастать противоречия между странами, способными на основе внутреннего импульса и развития общественного самосознания вступить на путь радикального самореформирования и обновления и не способными это сделать в обозримом будущем.
В силу этого и ряда других обстоятельств можно, пожалуй, сказать, что развитие информационной экономики и информационного общества в целом позволит хотя бы частично решить некоторые наиболее сложные проблемы развитых стран мира, но вряд ли решит эти проблемы в глобальном масштабе. Более того, ослабление этих противоречий в одних развитых странах, возможно, усилит их в других, например в ресурсодобывающих. Страны с информационной экономикой и высоким общим уровнем информатизации будут все сильнее отрываться по уровню образованности, а следовательно - и по качеству жизни, от других стран мира, в интересах бизнеса, социального и финансового благополучия поддерживая научное и техническое творчество, но преимущественно такое, которое рано или поздно приводит к получению суммарных прибылей и к повышению их объемов.
Во многих работах авторами отмечалось, что термины «информационное общество» и «общество, построенное на знаниях» почти синонимы. Почти, но не полностью. Первый термин как бы подчеркивает технологическую составляющую. И она очень важна, ибо информационные технологии - это единственный вид технологий, культурогенный по своей природе. Другие технологии производят вещи, но не могут продуцировать, поддерживать и развивать культуру, и особенно знания. Если знания не современны, если они не удовлетворительны по количеству и качеству, если подаются в формате, трудном для их усвоения, или недоступны для большинства членов общества, то создать общество, построенное на знаниях, не удастся. Поэтому главное - научиться учиться и производить новые, современные научные и практически полезные знания. И так как главным производителем таких знаний является наука, то центр тяжести всех общественных усилий должен быть перемещен именно туда. Конструктивное развитие требует и диктует необходимость переноса всех усилий государственной
политики и стратегии в сферу науки и образования, развития общественного, ориентированного на знания самосознания, и в конечном счете - трансформации и адаптации российской культуры к современным реалиям. Опыт развитых в информационно-технологическом отношении стран мира показывает, что «земные блага» напрямую зависят от уровня образования, квалификации населения и опережающих темпов развития науки и научно-фундированных технологий. Также совершенно очевидна прямая зависимость производства знаний от развития информационных технологий. Для знаний границы давно стали прозрачными. Более того, знания перемещаются с невиданной ранее скоростью по земле, независимо от того, где, кем и как они были произведены. И основным поставщиком новых знаний, дающих импульс дальнейшему развитию, является наука. Следовательно, роль науки в обществе, построенном на знаниях, первостепенна.
Любая наука в развитом виде представляет собой систему особым образом организованных и упорядоченных знаний, отвечающих критериям научности и относящихся к фиксированной предметной области, за пределами которой данные знания часто лишаются смысла и значения и утрачивают свой познавательный статус. Эти знания строятся согласно принятым в данном сообществе ученых правилам, методам, эталонам и образцам - критериям научности. Общепризнанными критериями научности являются точность, определенность, доказательность, объективность, эмпирическая и экспериментальная подтверждаемость и опровержи-мость, т. е. соответствие принципу верификационизма, постулированному в работах М. Шлика, Р. Карнапа, К. Гемпеля, и принципу фальсификационизма К. Поппера (10). В идеальном варианте при стремлении к некоторому эпистемологическому образцу научные знания должны быть предельно формализованы и выражены в строго построенном языке науки, которым как наиболее абстрагированный от чувственно воспринимаемых вещей является язык математики.
В действительности же этот математический идеал, как и вообще большинство идеалов, труднодостижим, хотя большинство современных наук стремятся к его осуществлению. Несколько гипертрофированным проявлением этой тенденции является ставший банальностью афоризм: «Только то научно, что может быть выражено числом!» Это достаточно утрированное высказывание о математическом выражении как основном признаке научности тем не менее подводит к пониманию наиболее фундаментальной
особенности науки и ее главного, системообразующего принципа. Он состоит в том, что ядром науки, отличающим ее от всех других знаний, и особенно знаний бессистемных, является наличие теории или знаний теоретического уровня. Именно это отличает современную науку от всех других донаучных, протонаучных, предна-учных форм знания. В этих знаниях также нет ничего уничижительного. Просто речь идет о фундаментальной специфичности науки, и именно той науки, которая лежит в основе современных так называемых наукоемких технологий, являющихся фундаментом для построения общества знаний.
Теперь несколько слов о том, почему так важна и почему так нужна фундаментальная научная теория как форма организации и главный двигатель научного познания. Она обеспечивает гигантскую объяснительную, предсказательную и аппликативную мощь современной науки. Именно поэтому даже в современной коммерциализированной науке часто решаются на затраты, окупаемость которых проявится не скоро. Дело в том, что теория в ее чисто модельном представлении, которое реализуется лишь в некоторых разделах современной науки - физике, аксиоматически построенной математике, например, - представляет цепочку высказываний или формул, связанных друг с другом отношением выводимости. Высказывание или формула В выводится из высказывания или формулы А лишь с помощью законов, в основе которых лежат законы логики и правила вывода. Можно построить длинную цепочку, например А, В, С... М, К, где каждое последующее высказывание (формула) выводится из предыдущего лишь на основе формальных правил и учета входящих в эти формулы или правила символов.
Теория, таким образом, позволяет получать эмпирические знания, относящиеся к окружающему нас миру и нашей собственной деятельности, а также инструментам и приборам, формальным образом, не обращаясь до поры и времени к конкретным чувственно воспринимаемым фактам, явлениям или процессам. Исходные и последующие формулы или теоретические высказывания при этом рассматриваются как законы данной предметной области. Хрестоматийный пример - законы классической ньютоновской динамики и закон всемирного тяготения, согласно которым выводятся закономерности движения планет или тел вблизи поверхности земли. Мы получаем возможность описать траекторию их движения и вычислить точку, в которой они находятся в любой момент времени, указать скорость, с которой они будут двигаться,
если нам известны начальные условия движения. И, следовательно, это избавляет нас от необходимости проводить сотни тысяч наблюдений и экспериментов, что на протяжении столетий делали до Ньютона астрологи. Не будем умножать примеры подобного рода. Главное ясно - теория колоссально экономит интеллектуальную энергию и использует эмпирические наблюдения не как единственный источник знания, но как эмпирическую базу для обобщения и построения теории, а также механизмов ее проверки, интерпретации и оценки на достоверность, что в конкретных предметных областях позволяет давать объяснения, делать предсказания и прогнозы. Все это приводит к практической реализации фундаментальных теоретических знаний в создании технических систем и аппаратно-инструментальных средств. Именно поэтому теория чрезвычайно ускоряет развитие познания и, соответственно, основанный на научных знаниях прогресс.
Но как раз в этом пункте возникает следующий вопрос. Дело в том, что впервые теоретические знания и зачатки теории появляются в античной Греции. Но почему же тогда не было создано полноценной теории и науки? Да потому что теория является научной, если она создается на базе определенным образом поставленных экспериментов и ими же подтверждается и опровергается. При этом эксперименты планируются на основе теории, корректируются ею и, в свою очередь, корректируют теорию. Единство теории и эксперимента - сердце и главный двигатель не только современного естествознания, но и современных социальных, гуманитарных и инженерно-технологических наук. Для язычников-политеистов изменение природы, т. е. эксперимент, предполагающий некоторое преобразование и своего рода насилие над природой, был просто немыслим, более того, кощунственен, ибо означал преобразование богов или богоподобных сущностей. Поэтому, отличаясь высокой наблюдательностью и страстью к созерцанию, греки в тоже время были чужды духа экспериментаторства.
До середины XIX в. нововременная наука и технология, приведшая к возникновению индустриального общества, развивались параллельно, почти не имея точек соприкосновения. Первые проявления взаимодействия науки и технологии относятся к середине XIX в. Они заключались в использовании научных, прежде всего химических знаний для решения производственно-технологических задач. Но далее таких точек взаимодействия становится все больше, они сгущаются и, наконец, сливаются в одну линию к 70-м годам XX в. В 90-е годы и до XXI в. наука, с ее опорой на
теорию, становится главным инструментом и механизмом современных инноваций и технологий, а технология пронизывает научные исследования не только в естественных, но и в социальных и гуманитарных науках.
Обнаучивание технологии и технологизация науки становится реальным фактором социального развития. В настоящее время различные политические силы мира взяли на вооружение это явление, разложив перед человечеством пасьянс из самых разнообразных способов достижения «хорошей жизни для всех» с помощью науки и технологии. Странным образом это привело к нарастанию противоречий и конфликтов самого разного свойства, вплоть до военных. И это опять подвергло науку критике со стороны общества, людей с улицы, обывателей.
Наука - это творчество, но основанное не на божественном всемогуществе, а на труде по получению знаний, способности создать нечто новое и переделать старое, изменить мир в соответствии с представлениями человека о должном, добре, хорошей жизни. Таким образом, творчество - это нечто ценностное, субъективное, а научные знания в их классическом понимании - объективны. То есть в настоящее время на данном этапе общественного развития мы пытаемся совместить несовместимое. Именно здесь и проходит грань между классической и современной наукой. Современная наука ориентирована на глобальное распространение и внедрение разнообразных и многочисленных научно-фундированных технологий, в то время как целью классической науки было абстрактное познание мира и постижение «чистой» истины. Она уходила корнями в античную протонауку, очарованную гармонией мира, но отнюдь не озабоченную его усовершенствованием.
С этой точки зрения чрезвычайно важна концепция общества знаний и ее более глубокого понимания. Американский экономист Бурга даже называет информационную экономику экономикой мысли, что подчеркивает не просто важность знаний, но их фундаментальную значимость как основы развития и функционирования современного общества. Именно знания являются фундаментом технологического прогресса, реструктуризации экономики, модернизации социальных институтов, внутренних и внешних взаимоотношений стран.
С появлением Интернета знания оказались в открытом доступе. Интернет представляет собой материализованное воплощение общества знаний. Возникла ситуация не только производства знаний, но и доступности его любому человеку. Последний от-
раслевой доклад о ситуации с Интернетом в РФ показывает это достаточно четко.
Так, на вопрос: «Для каких целей вы чаще всего используете Интернет?» - 65% респондентов ответили: «Для общения», а 46% -«Для образования» (3, с. 61). На вопрос: «Что приходилось делать в Интернете за последний месяц?» - 80% респондентов ответили: «Искать информацию» (3, с. 60). На вопрос: «Новости на какие темы вызывают у вас наибольший интерес?» - респонденты ответили следующим образом: события в мире (40%), политика РФ (36%), деятельность властей РФ (35%), международные отношения (32%), семья, дом, дети (26%), криминальные происшествия (22%), образование, здравоохранение, соцзащита (22%), наука, техника (22%), боеспособность вооруженных сил РФ (21%), культура, искусство (19%), спорт (19%), природные катаклизмы (17%), мода (16%), путешествия (14%), экономика, бизнес, финансы (14%), шоу-бизнес (13%), другое (1,5%) (3, с. 69).
Как видим из данных опроса, поиск информации и знаний в целом превалирует, а если говорить об интересе к определенным предметным областям общественной жизни, интерес к науке и технологии занимает заметное место. Если учесть, что в РФ сейчас 5,2 млн студентов (3, с. 80), 732,3 тыс. научных работников (2, с. 7), т. е. приблизительно 6 млн специалистов, то количество людей, интересующихся наукой и техникой и понимающих направления их развития, оказывается в 2,5 раза больше. Эти данные говорят о массовом интересе, поиске и использовании знаний в повседневной жизни. Таким образом, можно констатировать, что общество знаний стало реальностью.
Казалось бы, информационная экономика и соответствующее ей общество знаний - панацея от всех бед и верный надежный путь к высокому качеству жизни для всех и, следовательно, по замыслу его апологетов, к бесконфликтному существованию. В ней и в нем как будто бы находят место идеалы, сложившиеся в рамках различных культур и традиций. Как будто бы стало возможным всех расположить на одной сцене, которой является наша планета, в рамках общества знаний, основанного на информационной экономике. Возможно, если каждому актеру на этой сцене было бы можно приказать приуменьшить свои амбиции и доброжелательно отнестись к притязаниям других, но этого-то как раз и не происходит. Общество знаний в реальности привело к опасной эскалации конфликтов разного уровня.
Более того, наука в обществе знаний столкнулась с, казалось бы, невообразимым: начали подвергаться сомнению ее основополагающие принципы.
Эксперимент со времен Ф. Бэкона, теоретического и философского основателя новой науки, был основой для получения новых знаний и подтверждения теорий. Со времен Ф. Бэкона, т.е. с начала XVII в. и по конец XX в. значимость его не подвергалась сомнению, а положение в качестве столпа фундаментальной науки было незыблемым.
Однако, в начале 80-х годов К. Кнорр-Цетина (16) выступила с неожиданной концепцией, подвергающей сомнению обоснованность, объективность и доказательность лабораторных исследований и экспериментов в науке. И, как это ни парадоксально, у нее нашлись последователи, а выдвинутые ею аргументы против экспериментальной науки до сих пор активно обсуждаются. Так, Пинч в своей работе «Эпистемическая культура: как наука делает знания» (17) даже называет Кнорр-Цетину создателем нового актуального направления, пионером социологии лабораторных исследований. Возражения Кнорр-Цетиной против объективности современной экспериментальной науки таковы (4).
1. Научные законы имеют трансфактическую природу, а установленные причинно-следственные связи есть не более чем результат искусственно созданных, заданных, сконструированных условий лабораторного эксперимента. Подтверждением этому, по мнению автора, является даже этимология слова «факт». «Ба^ш» в латыни означает «искусственный, искусственно приготовленный», и, следовательно, в самом понятии «факт» заложен конструктивизм, создание некоей реальности, а не отражение реально существующего мира. Искусственное построение лабораторного эксперимента с последующим утверждением о его соответствии реальности скорее фальсифицирует, а не подтверждает реальность, так как лаборатория - это место, из которого природа, реальный мир скорее исключены, изъяты. Лабораторный эксперимент конструируется с определенной заданной целью для получения этих самых фактов, т.е. чего-то искусственно приготовленного, а затем интерпретированного для феноменов реального мира.
2. В современных лабораторных исследованиях существует такое понятие, как политика лаборатории, что априорно отвергает классические представления об объективности и универсальности стандартов научного исследования. Критерии научности трансформируются в соответствии с поставленными целями и решае-
мыми задачами. Современные лабораторные исследования зависят от доступности средств, аппаратуры, лабораторного материала, наконец, от персонала, как исследовательского, так и технического.
3. Современные исследовательские лаборатории давно перестали быть закрытыми научными сообществами, не подверженными в своей деятельности влиянию извне. Скорее они превратились в активных участников общественного процесса, использующих свои профессиональные знания для достижения не только научных, но и экономических, по существу, рыночных, целей. Ученый перестал быть незаинтересованным, не ангажированным субъектом общественного процесса, занятым только поиском объективной истины. С точки зрения ролевой социологической теории, у ученого появились и другие, не менее привлекательные роли - активного пользователя социальных сетей, финансиста, менеджера, инвестора, игрока на бирже.
4. Исследователи вынуждены постоянно рефлексировать по поводу социального и познавательного в своей работе. Внесение социального в познавательный процесс размывает рамки естественно-научного.
5. Фундаментальная наука вовлечена в социальные процессы из-за необходимости привлекать ресурсы разного рода, т.е. брать их у общества и отчитываться перед ним. Поэтому многие принимаемые решения базируются не на научных основаниях. Ученые и до этого привлекали ресурсы, но раньше эти средства брались большей частью у монархов или меценатов и отчитывались ученые за потраченные средства только перед ними. Но отчет перед обществом - это нечто иное, в силу необходимости совместить часто несовместимые общественные интересы.
6. Даже современный научный дискурс, наименее финансово емкий пункт научного исследования, подвергается воздействию общества. Так, Кнорр-Цетина, на основе проведенного ею исследования обсуждения международной группой физиков теории струн, выявила, что участники обсуждения использовали три вида языков -язык участников проекта в зависимости от национальности, язык наблюдений и язык объяснений. Насколько такое многоязычие способствует точности и объективности? Таким образом, социальные факторы все более пронизывают фундаментальную науку.
Таковы претензии Кнорр-Цетиной к современной экспериментальной науке. Скорее всего, самим экспериментаторам все эти рассуждения неведомы. Экспериментаторы продолжают работать и ставить, конструировать эксперименты, потому что сущест-
вуют эксперименты, которые заканчивают одну эпоху и начинают другую. Изобретение персонального компьютера тоже было экспериментом. Можно даже сказать, что произведен он был в закрытом помещении, следовательно, в искусственных условиях, с целью получения цепочки достоверных знаний в виде импульсов, выстроенных в соответствии с заданными целями исследователя.
Тем не менее вышеизложенные постулаты Кнорр-Цетиной обозначают некую проблему, с которой столкнулась фундаментальная наука, а главное, ее руководители и инвесторы. Проблему, достаточно серьезную для существа фундаментальной науки. И возникла эта проблема как раз в обществе знаний, которое на протяжении тысячелетий являлось, казалось, недостижимым идеалом ученых, но материализация идеала обескуражила ученых и поставила перед ними ряд проблем. Оспаривание роли и значения эксперимента - только одна из них.
Фундаментальная наука стала слишком коллегиальной и в этом плане обезличенной, что противоречит принципам классической науки, в которой роль личности ученого и его авторство в отношении открытия всегда были приоритетом. Эта проблема современной науки давно изучается, и мы приведем лишь последнее, с нашей точки зрения, весьма интересное исследование М. Бикарда, Ф. Мюррея, Дж. Гэнза, в котором они постарались досконально исследовать компромиссы, на которые должны идти современные ученые, чтобы и получить финансирование, и заслужить имя в науке (14).
Участие тысяч научных сотрудников в исследованиях, связанных с Большим адронным коллайдером в Церне, и научные статьи, подписанные десятками исследователей, отмечают авторы, ясно демонстрируют изменяющуюся природу научной работы, которая вынуждает большое количество индивидов с различной профессионализацией работать совместно. Однако в то время как требование использовать новые, более дорогие способы организации исследований толкает ученых к созданию крупных групп для совместной работы, система наград в науке остается неизменной. Решение о принадлежности итогов исследования тому или иному автору из группы целиком зависит от индивидуальной репутации авторов и их предыдущего вклада в научные разработки. Традиционно первый автор, подписавший коллективную статью, считается главным экспериментатором, а последний - руководителем проекта. Но если работа, как это было по программе «АТЛАС» с коллайдером, имеет свыше 1000 авторов, как измерить вклад
индивидуального ученого? Фактически такая ситуация обнуляет индивидуальный вклад ученого в разработку. По мере того как возрастает необходимость в большем сотрудничестве, научные работники с высоким уровнем автономности - академические ученые, программисты независимые изобретатели - должны принимать решение либо о том, чтобы продолжить участвовать в таких масштабных проектах в сотрудничестве с другими исследователями с целью достижения результатов в ущерб личным заслугам, либо о том, чтобы воздержаться от сотрудничества, что означает в настоящее время фактически отказ от участия в прорывных разработках. Такая альтернатива весьма болезненна для ученых, ведь они стараются по мере продвижения в своей карьере добиться именно большей свободы, большей автономности в разработках, а объективное развитие науки толкает их к коллективной работе. Но помимо этой возникает еще дополнительная альтернатива -ученый часто должен выбирать среди проектов с большей или меньшей степенью автономности. А проблема альтернативного выбора является уже не чисто научной и исследовательской, а скорее управленческой, фиксирующей вопросы, как достигнуть компромисса между совместной работой и научной репутацией отдельного ученого, как распределить репутационные награды в проекте с большим количеством участников, как стимулировать работу в большой команде, без которой невозможно провести исследование. Помимо управленческой в процессе сотрудничества возникает и когнитивная проблема. Принято считать, что взаимодействие в проекте влияет на расхождения и отклонения в конечных результатах. Но ухудшает или улучшает оно конечный результат? Определенного ответа на этот вопрос пока нет, хотя исследования патентов показали, что один изобретатель делает больше ошибок и неправильных расчетов, чем группа.
Итак, совместный труд группы ученых - это компромисс репутационных вкладов каждого из них. В чем состоит этот компромисс? Прежде всего, в координационных издержках. Ведь координация требует времени, является источником конфликтов (интересов, целей, стимулов), возможно, приводит к трудностям коммуникации, необходимости обучать по ходу исследования или даже переводить и устно, и письменно, если группа международная, требует соблюдения единой процедуры рабочего процесса (рутины исследования), распределения, синхронизации, мониторинга. Если все эти вопросы не проработаны, это приводит к дезорганизации, нехватке времени и в конечном счете - к срыву сроков. В то же
время «производительность возрастает, если члены команды научились работать вместе» (14, с. 1476), отмечают авторы.
Другой набор издержек командной работы лежит в области социальной психологии:
1) хаотичное взаимодействие в группе препятствует продвижению мысли и снижает производительность;
2) неполное изложение мнений из опасений, что другие думают иначе;
3) информационная предвзятость, которая проистекает из желания получить в группе консенсус;
4) все эти недостатки могут пересекаться и становиться гибридными;
5) потеря индивидуальной производительности.
К тому же, помимо репутационного вклада существует и репутационное распределение - второе основное потенциальное ограничение в сотрудничестве. Оно проистекает из того, что репутация важна для построения системы наград ученых и при совместной работе должна быть справедливо распределена между авторами исследования, результаты которого изложены в одной статье. Ведь когда исследователь работает один, то он - единственный получатель репутации, а работа команды требует более сложного распределения. В чем же эта сложность? Она заключается в том, что цитирование - основа системы стимулирования и наград, а уровень цитирования зависит от уровня журнала, его доступности и в конечном счете популярности в научной среде. И сколько бы ни старались отделить качество от популярности (то бишь количества цитат), «следует признать, что качество знания часто определяется широким признанием» (14, с. 1477). Новизна - вот главная цель научного исследования, но она должна быть должным образом передана и представлена. Вот почему уровень журнала столь важен. Формула Р. Мертона: «Новизна + коммуникация = вклад в науку» - актуальна до сих пор. Однако если принять эту формулу, то тогда следует признать, что группа ученых в плане коммуникации может действовать гораздо более эффективно, чем одиночка. Следовательно, сотрудничество играет важную социальную, а не только когнитивную роль. Но признание этого не устраняет противоречие между общим и частным, командным и индивидуальным. Ученый делает работу в команде, но преследует свою личную цель -повышение своей репутации. Вот почему анализ и, главное, вычисление репутационного вклада в командной работе столь актуальны в наукометрии.
Остановимся на эмпирической оценке сотрудничества. Во многих исследованиях качество исследовательской продукции и уровень сотрудничества измеряются уровнем цитирования, а координационные и репутационные издержки не принимаются во внимание. Если же мы рассмотрим, почему выбор делается ученым в пользу командной работы, мы сможем понять причины, по которым ученые идут на компромисс, зная о возможных потерях и в репутации, и во времени. Это потребует нескольких допущений.
1. Предполагаем, что ученый имеет свободу выбора, над каким проектом работать, и представление о виде сотрудничества в каждом из предлагаемых проектов. Для простоты предположим, что ученый имеет полную свободу выбора.
2. Предполагаем, что ученый мотивирован и максимальными возможностями цитирования, и репутационной составляющей.
3. Предполагаем, что ученый имеет фиксированный срок участия в проекте на своем участке исследования.
Тогда обращаемся к «производительной функции» цитирования произведенной работы, которая в определенном временном интервале решает набор задач. Но тогда, согласно Леонтьеву, каждая задача должна выполняться так, чтобы результат не был 0. Каждая задача должна быть выполнена на определенном уровне качества д (8), поэтому предполагаем:
д (8) = Е (К) Т (8), где
Е = продуктивность, соотнесенная с количеством часов Т (8), посвященных задаче;
Т (8) = количество часов, необходимое для решения задачи;
8 = задача;
N = количество сотрудников;
С = координация.
Предполагаем, что Е увеличивается вместе с N. Это наиболее простой способ показать, что специализация увеличивает производительность. Но сотрудничество также требует времени с (К) на координацию. И в таком случае следует сосредоточиться на изменении переменных величин Е, с, N. Предположим, что ученый 1 имеет набор задач 81 в проекте. Если N = 1, то репутационный вклад = 1 независимо от д. Но все меняется, если рассматривается работа в команде. Как же измерить вклад сотрудничества в производительность в целом? Каковы достоинства и недостатки сотрудничества, а также как формируется научная награда для команды? Преимуществами сотрудничества являются разделение труда и специализация. Однако процесс сотрудничества забирает время,
которое может быть использовано для других работ, и прежде всего - собственной, без соавторов. Итак, что предпочесть: совместный проект или индивидуальный?
Допустим, что ученый может работать только над одним своим проектом, и тогда нет проблемы разделения труда, координационных издержек и есть полноценное вознаграждение. Если же преобразовать две модели с представленными переменными - Т = время, С = взаимодействие, Е = производительность - для отдельного ученого и для N команды, то «исходя из данных, ученый должен сделать выбор - сотрудничать, чтобы сделать одну работу с N сотрудниками или две собственных» [14, с. 1479].
Увеличение количества участников N влияет и на распределение времени N1 в совместном проекте по сравнению индивидуальным временем ученого Т1. Оно сокращается по мере увеличения количества участников проекта. «Тогда участие в совместном проекте позволяет ученому сократить время на коллективную работу и заняться своей» [14, с. 1480]. Если же продуктивность командной работы предполагается высокой, то ученый может все усилия сосредоточить на ней. «Только контроль самого ученого за предполагаемыми выгодами от работы того или другого вида может сгладить возможные негативные эффекты» [там же].
Авторы конструируют некоторые гипотезы.
Гипотеза 1. Ученые имеют публикации более высокого качества в те годы, когда они сотрудничают больше. Выбор в пользу совместной работы делается только тогда, когда качество исследования улучшит репутацию ученого. Если ученый делает работу совместно, он получает частичную, фракционную производительность и, следовательно, фракционную репутацию.
Гипотеза 2. В годы, когда ученый сотрудничает больше, количество фракционных публикаций уменьшается, так как сотрудничество может помочь ученому освободить время для собственных проектов.
Гипотеза 3. Фракционная репутация ученого в годы усиленного сотрудничества должна быть не меньше, чем репутация, достигнутая индивидуально.
Чтобы проверить эти гипотезы, авторы исследовали публикационную активность в Массачусетском технологическом институте за 31 год (1976-2006) для специалистов в семи департаментах, в которых идентифицированы 846 научных сотрудников. Исключены из исследования 128, потому что за исследуемый период у них не было ни одной публикации. Еще 57 исключены,
потому что они работали над совместными проектами с более чем 20 участниками; и остается 661 научный сотрудник, отвечающий критериям исследования. Эти ученые за период 1976-2006 гг. работали в течение 5 964 часов и опубликовали 21 054 статей.
Чтобы четче обозначить проблему, авторы определили, что производительность научной работы (Е в формальной модели) не может вычисляться только по цитированию, потому что публикация - это лишь представительская часть всех проектов, это раскрытый финальный результат проекта, но могут быть проекты, которые не ведут к публикации, не заканчиваются этой представительской частью. Следовательно, необходимо учитывать и такие скрытые, латентные показатели производительности ученого, которые могут оказаться как коммерческого, так и военного характера.
В качестве наиболее простейшей формы фракционного подсчета производительности можно взять сумму коллективных статей, в написании которых участвовал ученый. В таком случае степень сотрудничества будет определяться средним количеством соавторов для всех научных публикаций данного года. Итак, для ученого 1 в год t фракционное сотрудничество измеряется как среднее число авторов в публикациях данного года.
«Научное творчество и склонность к сотрудничеству - это переменные, и они варьируются во времени. Поэтому каждый уровень карьерного роста ученого - ассистент, доцент, профессор, почетный профессор, - должен рассматриваться отдельно» [14, с. 1483]. Что касается количественных показателей этого весьма представительного и по количеству, и по качеству исследования, то на 21 054 обследованных публикаций приходится в среднем 3,8 автора, при уровне сотрудничества в исследовательском проекте до 20 человек. Совсем не сотрудничали только 2,6% исследователей. В 64% проектов средний размер группы - 2-4 автора. Относительно ключевого, качественного показателя, измеряемого количеством ссылок на работу, этот показатель составляет в среднем 41,3 цитаты на публикацию. Производительность, измеряемая количеством работ данного ученого в год, составляет в среднем 3,5 статей в год. Исследователи приходят к выводу, что репутация ученого измеряется фракционностью (т.е. совместными работами) + количеством ссылок на совместные работы. «Работа в команде приводит ко многим компромиссам. С одной стороны, ученый получает публикации более высокого уровня. С другой стороны, снижается его индивидуальный вклад и общая самооценка, так как налицо увеличение фракционной репутации. Но результат
таков - ученый, работающий в команде, получает на 60% больше цитирования, чем работающий индивидуально» [14, с. 1491]. И этот результат показывает, насколько изменились облик и самооценка ученого на современном этапе развития науки в обществе, построенном на знаниях.
Проанализированные выше две кризисные для структуры науки точки - сомнения в эксперименте и коллективизация науки -подпитываются постоянно еще одной - коммерциализацией науки. Известен ответ Роберта Гука на предложение королевы Анны увеличить жалованье ученым: «Ни в ком случае, ваше величество, иначе в науке появится много шарлатанов и ищущих материальных выгод, и прибыли людей!» Классическая наука всегда гордилась бескорыстием ученых и единственным стремлением к поиску истины и подчеркивала их. Ситуация начала меняться после Второй мировой войны. Неверно было бы утверждать, что коммерциализация науки вдруг обрушилась на головы ученых. Начиная с послевоенного времени, этот процесс нарастал ввиду увеличивающейся дороговизны научных исследований. Заметим, что производительность труда ученых подсчитывается в США с 1948 г. ежегодно по так называемому индексу TFP - total factor productivity. Он представляет собой сводный показатель инвестиций в исследования, затраченной энергии, материалов и труда. Однако именно с 70-х годов XX в. этот процесс начал интенсивно ускоряться и воплотился в создание полноценного научного бизнеса в виде joint ventures, что выразилось и законодательно в принятом в 1984 г. Конгрессом США «National Cooperative Research Act». Результаты не заставили себя ждать - деятельность научных структур стала намного финансово и коммерчески оправданной. Так, если в 1949 г. общий фактор производительности был равен 42, то в 1979 - 79, 1989 -82, 1999 - 85, 2009 - 99, 2011 - 102. Налицо постоянная производственная отдача от научных исследований и, соответственно, постоянный рост инвестиций в исследования (13). Поэтому не следует удивляться росту инвестиций в науку. Это стало выгодно. Но насколько выигрывает от такого интереса бизнеса фундаментальная наука, как некогда сформировавшаяся обособленная структура общества по поиску истины? Не справедливо ли высказывание Р. Гука? В последние десятилетия XX в. произошло поистине резкое изменение, и инвестирование в науку увеличилось многократно. И это было связано со стремительным развитием компьютерных технологий. Дело в том, что это единственное научное направление, неразрывно связанное с бизнесом. Есть даже термин - элек-
тронная коммерция. Именно в этой дисциплине специалисты способны свободно перемещаться из науки в бизнес и из бизнеса в науку. Постепенно, по мере все большей компьютеризации научного труда, коммерциализация стала охватывать все новые дисциплины, прежде всего биологию, а затем и атомную энергетику. Но, конечно, все это не идет ни в какое сравнение с масштабами коммерциализации в компьютерных дисциплинах. Для информационных технологий коммерциализация обернулась поистине золотым дождем инвестиций.
В нашей стране коммерциализация науки происходила одновременно с коммерциализацией всего народного хозяйства, всей экономики. С учетом этого можно представить, насколько труден был этот процесс. Ведь не было даже каких-то юридических законодательных оснований, а коммерциализацию надо было начинать. Тем не менее с 2000 г. стала увеличиваться, хотя и очень медленно, роль частного бизнеса в научных исследованиях в РФ. При этом в академических организациях наблюдается снижение затрат на фундаментальные исследования в пользу прикладных1. Если в 2008 г. затраты на исследования составили 6,6 млрд руб. и из них 5,1 мдрд руб. были потрачены на фундаментальные исследования, то в 2011 г. при общем увеличении затрат до 8,2 млрд руб. на фундаментальные исследования было затрачено 6,5 млрд руб., т.е. произошло снижение затрат по сравнению с прикладными исследованиями. Из этих сопоставлений данных ясно, что фундаментальные науки полностью финансируются государством, а вот прикладные исследования финансируются частично бизнесом. И это, несомненно, отрадный факт [2, с. 34], который свидетельствует, что современная российская наука находится, как говорится сейчас, в тренде.
Если же сравнивать затраты на научные исследования в РФ с затратами других стран, то эти результаты по объемам финансирования просто несопоставимы, но делать однозначные выводы о качестве исследований, исходя из количества затраченных денег, все-таки не совсем корректно, и такой показатель не может считаться единственно возможным. Зато есть другой, очень очевидный показатель - количество исследователей в расчете на 10 тыс. занятых в экономике. Если в РФ этот показатель в 2011 г. составил 63 человека, то в Великобритании - 76, в ФРГ - 81, в США -95 человек [8, с. 70]. С этими данными соотносятся данные по доле
1 В настоящее время в соответствии с действующим законодательством академические научные организации переданы в ведение ФАНО.
затрат на гражданские исследования к ВВП. Если в РФ эта доля составляет всего 0,8%, то в Великобритании - 1,7%, в ФРГ - 2,8%, в США - 3% [8, с. 71]. Сопоставление этих данных показывает слабость науки, прежде всего фундаментальной, при построении общества знаний в РФ - численность исследователей и затраты на исследования для экономики в РФ непозволительно низки. Показатель низкой занятости исследователей РФ в экономике как раз и демонстрирует недостаточность проникновения результатов и процессов исследований в народное хозяйство. А следовательно, и в общество в целом, в его социальную структуру. Что же получается? В обществе знаний недостаточно представлены создатели и носители этих знаний. Здесь уместно вспомнить высказывание классика: «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя» (В. И. Ленин).
Точно так же нельзя создать общество знаний, свободное от производителей и носителей этих знаний. Ведь такое общество имеет задачу насыщать общество знаниями, а не только просвещать и пропагандировать. Здесь уместно вспомнить слова одного из столпов современной теории общества знаний П. Друкера: «Никакая идея действительно нового никогда не появляется как серьезное, реалистическое, до конца продуманное и разработанное предложение. Она всегда появляется как нащупывание, поиск, прыжок в воду. Наверняка девять из десяти "блестящих идей" в свое время воспринимались как эпиграммы. Из незначительной части оставшихся почти никогда ничего не получалось. Смертность "блестящих идей" почти так же велика, как гибель лягушачьих икринок. Идея - это часть природы, а природа расточительна. В идеях нет недостатка, как нет недостатка в икринках в пруду. Но их должны быть тысячи, чтобы дать жизнеспособный результат. Никогда нельзя знать заранее, какая из тысяч икринок или идей выживет и достигнет зрелости» [15, с. 56]. Поэтому коммерциализация науки однозначно не приводит к построению общества знаний. Важно реальное проникновение науки в экономическую и социальную структуру общества.
Более того, доля исследователей РФ от мировой совокупности исследователей в 2013 г. составила всего 5,7% и на 2013 г. составляет 3000 человек на 1 млн, и это на 30% ниже показателей США, Великобритании и ФРГ [2, с. 7]. И процесс этот нарастает. В 2014 г. численность занятых в фундаментальных исследованиях в РФ составила 262,5 тыс. человек и сократилась на 14,7% по сравнению с 2000 г. Следовательно, согласно Друкеру, и «блестящих
идей» выдвигается примерно на столько же меньше и, соответственно, - еще меньше воплощается в жизнь.
Процесс коммерциализации имеет и ряд негативных следствий. Коммерциализация привела к появлению и, как это ни прискорбно, распространению жульнических открытий, фальсификации результатов, мошенничеству для получения финансирования. Можно перечислить наиболее известные из них. В области точных наук: молекулярные транзисторы Я.Х. Шона, космические двигатели на основе материи с отрицательной массой М. Миллиса, реактор холодного синтеза М. Флейшмана, кварковая бомба Н. Логунова. В области теории эволюции поиски недостающего звена эволюции привели к эоантропу, аборигенам острова Минданао, эмбрионам Геккеля, гесперопитеку, археораптору. Работы известного в области поведенческой экологии исследователя А. Мюллера о благотворных генах и о влиянии стресса на развитие асимметричности частей тела у человека, широко разрекламированные в печати, оказались фальшивкой. Но несомненными лидерами в этом процессе являются медицина и фармакология, что убедительно показано в книге Б. Голдберга «Обман в науке» [1].
Почему столь актуальной оказалась эта проблема в настоящее время? По многим причинам, но прежде всего - из-за грантиза-ции науки. Казалось, что эффективность научной работы и разнообразие направлений повышается, если ученые будут работать по грантам, но на деле оказалось, что эта система привела к потоку фальсификаций, так как ограниченный срок финансирования требует предъявления быстрых результатов, что в науке осуществить не всегда возможно. Также сложно бывает обнаружить и доказать фальсификации или мошенничество с полученными результатами или выводами, ибо это требует новых экспериментов, на которые нужно новое финансирование.
Резюмируя все вышесказанное, подведем итог. В классической науке никогда не было призраков рынка и театра, которые были выявлены Ф. Бэконом как неотъемлемые для социальной структуры общества. Но в настоящее время они не только появились в науке, но в каком-то смысле оказывают активное влияние на исследования из-за необходимости коммуницировать с общественностью посредством СМИ, чего никогда не было ни в до-классической, ни в классической науке [12]. В науке возникла ситуация, когда целые дисциплины классической науки коммерциализируются, и как следствие - ученые постоянно подвергаются искушению «золотым тельцом» и, в подтверждение высказывания
Р. Гука, не всегда выдерживают это искушение. Можно даже определить возникшую в современной науке ситуацию как схожую с необходимостью изгнания торговцев из храма. Но найдется ли такой смельчак? И не распнут ли его?
Итак, коллективизация, коммерциализация, мошенничество, сомнения в необходимости и объективности эксперимента - почти все основополагающие принципы классической науки подвергаются эрозии в обществе знаний. Удержит ли наука свой последний оставшийся пока нетронутым рубеж - фундаментальную теорию? Или и этот принцип будет подвержен пересмотру и уйдет в небытие, в историю, в архив?
Список литературы
1. Голдберг Б. Обман в науке. - М.: Эксмо, 2015. - 286 с.
2. Доклад о состоянии фундаментальных наук в Российской Федерации и о важнейших научных достижениях российских ученых в 2015 г. - М.: Наука, 2016. - 359 с.
3. Интернет в России в 2015 г.: Отраслевой доклад. - М.: Изд-во «Перо», 2016. -90 с.
4. Кнорр-Цетина К. Объектная реальность: Общественные отношения в постсоциальных обществах знаний // Журнал социологии и социальной антропологии. -М., 2002. - Т. 5, № 1. - С. 101-124.
5. Кнорр-Цетина К. Наука как практическая рациональность // Ионин Л.Г. Философия и методология эмпирической социологии / Под ред. Л.Г. Ионина. -М., 2004. - С. 318-331.
6. Миндели Л.Э., Хромов Г.С. Научно-технический потенциал России. Часть 2. -М.: ИПРАН РАН, 2012. - 280 с.
7. Мирский Э.М., Барботько Л.М., Войтов В.А. Наука и бизнес // Наука в России. От настоящего к будущему. / Под ред. В.С. Арутюнова, Г.В. Лисичкина, Г.Г. Малинецкого. - М.: Книжный дом «Либроком», 2009. - С. 401-412.
8. Наука, технологии и инновации России 2012 г.: Краткий статистический сборник. - М.: ИПРАН РАН, 2012. - 88 с.
9. Ракитов А.И. Наука, технология, культура в контексте глобальных трансформаций и перспективы устойчивого развития России // Наука, технология, культура (глобальный процесс и проблемы России): Пробл.-темат. сб. / РАН. ИНИОН. Центр науч.-информ. исслед. по науке, образованию и технологии. -М., 1999. - С. 5-87.
10. Ракитов А.И. Курс лекций по логике науки. - М: Директ-Медиа, 2013. - 173 с.
11. Хромов Г.С. Высокая наука и высокая политика. Науковедческие исследования, 2013: Сб. науч. тр. / РАН. ИНИОН. Центр науч.-информ. исслед. по науке, образованию и технологиям; Отв. ред. Ракитов А.И. - М., 2013. - С. 57-85.
12. Юревич А.В. Наука и СМИ // Наука в России. От настоящего к будущему. / Под ред. В.С. Арутюнова, Г.В. Лисичкина, Г.Г. Малицецкого. - М.: Книжный дом «Либроком», 2009. - С. 412-428.
13. Bozeman B., Link A.N. Toward an assessment of impact from US technology and innovation policy // Science and public policy. - Oxford.: Kings colledge, 2015. -Vol. 42, N 3. - P. 374-393.
14. Bickard M., Murray F., Gans J.S. Exploring trades-offs in the organisation of scientific work: Collaboration and scientific reward // Management science. - Catonsville, USA, 2015. - Vol. 61, N 7. - P. 1473-1495.
15. Drucker P. The age of discontinuity. Underlines to our choosing society. - N.Y., 1968. - 385 p.
16. Knorr-Cetina K. New developments in science studies: The ethnographic challeng // The canadian journal of sociology. - Alberta: Univ. of Alberta press, 1982. - Vol. 8, N 2. - P. 162-179.
17. Pinch T. Epistemic culture. How the science make knowledge by K. Knorr-Cetina // American j. of sociology. - Chicago: Univ. of Chicago press, 2000. - Vol. 105, N 5. - P. 69-83.
