CC BY
20
ФИЛОЛОГИЯ
М. А. Фокина
ФРАЗЕОЛОГИЗМЫ В СКАЗОВОМ ПОВЕСТВОВАНИИ И НЕСОБСТВЕННО-ПРЯМОМ ДИСКУРСЕ (по произведениям русской прозы ХХ века)
Преамбула. В статье продолжено исследование особенностей функционирования фразеологических единиц (ФЕ) в повествовательном тексте. Даны сравнительные характеристики фразеологических средств создания субъективации и психологизма нетрадиционного нарратива в рассказах В.Я. Шишкова «Таежный волк» и Р. Киреева «Лунные моря в камышах и с водою».
В русской повествовательной прозе ХХ века широко представлены субъ-ектно-речевые планы персонажей: художественный диалог, внутренняя и несобственно-прямая речь. Эта особенность отражает динамику нарративной техники писателей в сторону усиления речевой индивидуализации героев. Рассмотрим рассказ В.Я. Шишкова «Таежный волк» (1926), являющийся разновидностью перволичного нарратива, в котором представлена сложная коммуникативная система: автор -рассказчик-слушатель - персонаж-сказитель -читатель. Произведение построено как рассказ в рассказе и включает в себя сказовое повествование: в тексте, состоящем из пяти частей, попеременно перемежаются речь рассказчика и речь сказителя. С помощью фразеологических средств эксплицитно выражена литературная коммуникация в сфере рассказчик-слушатель -персонаж-сказитель. Рассказчик вспоминает о своих встречах с охотником Баклановым, который поведал ему несколько происшествий из таежной жизни. Фразеологическая конфигурация, характеризующая снисходительно-насмешливое отношение охотника к городскому гостю, пронизана добродушной иронией:
«Он видел во мне человека хоть и хорошего, но городского, для таежной жизни никудышного, несмекалистого, темного и, пожалуй, глуповатого. Над таким чудаком не грех и подшутить и даже слегка поиздеваться: ничего-то он не знает, ничего не подмечает, ни во что не верит, ни в таежные приметы, ни в леших, может заблудиться в трех соснах, может ни за нюх табаку погибнуть. Да разве это человек?!
Однако ироническое отношение ко мне сквозило лишь в его зелено-голубых глазах да в едва уловимых нотках голоса. Когда я нес какую-ни-
будь, по его понятиям, очередную околесицу, он только крякал или тихо посмеивался в бороду и презрительно крутил носом» [8, с. 345].
Фразеологический контекст, являющийся фрагментом речи рассказчика, состоит из двух абзацев и содержит фразеонабор: не грех - прост. 'можно, следует, не предосудительно (сделать что-либо)'; заблудиться в трех соснах - разг. шутл. 'не разобраться в самом простом'; ни за нюх табаку (ни за понюх табака (табаку) -прост. 'совершенно напрасно, зря (пропадать, погибать, губить)'); нес какую-нибудь очередную околесицу (нести околесицу - прост. пренебр. 'пространно, многословно говорить, писать всякие глупости'); дефиниции ФЕ здесь и далее приводятся по словарям: [1; 2; 4; 6; 7]. Перечисленные разговорно-просторечные ФЕ являются цитацией речи охотника Бакланова, включенной в высказывания рассказчика, на что указывает ремарка по его понятиям. Трансформированный оборот нес какую-нибудь очередную околесицу является неодобрительной оценкой речевого поведения городского гостя. Особенности коммуникативного восприятия Бакланова переданы ФЕ крутил носом (крутить носом - прост. неодобр. 'проявлять неудовольствие, несогласие с чем-либо, пренебрежение к чему-либо'), что характеризует его негативную реакцию, выраженную мимикой.
Если оценки охотника содержат явную иронию, то характеристики рассказчика по поводу словесного мастерства таежного сказителя проникнуты откровенной симпатией:
«Как всякий зверолов, как всякий бродяга или странник, Бакланов - поэт в душе... он любит всласть помудрствовать. Его речь то плавна, то бурлива как поток. воздает всему осанну»; «складные его слова были кротки и страстны, как
170
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 2, 2006
© М. А. Фокина, 2006
псалмы»; «Слова его просты, но убедительны, и все на своих местах; он знает толк в словах... в его речи они начинают светиться внутренним огнем, приобретают значительность и вес. В момент душевного подъема его голос становится жутким, вещим, и сам он - как пророк»; «он сумеет отвести душу разговором со встречным деревом, с камнем, со звездой» [8, с. 361, 363, 369].
В приведенных контекстах, рассредоточенно расположенных в разных частях рассказа, содержится большое количество ФЕ, передающих неподдельное восхищение повествователя словесным мастерством героя, очарованного красотой таежной природы. Устойчивый оборот воздает всему осанну трансформирован путем контаминации (узуальные ФЕ воздавать должное -книжн. 'оценивать кого-либо по заслугам, признавать неоспоримым чьи-либо достижения'; петь (восклицать) осанну - книжн. устар. 'превозносить кого-либо'). ФЕ все на своих местах (все на своем месте прост. 'как следует, как полагается'); знает толк (знать толк - 'хорошо разбираться в чем-либо, правильно оценивать что-либо'); приобретают значительность и вес (узуальная ФЕ иметь вес 'пользоваться признанием, влиянием, репутацией в обществе'); отвести душу (разг. 'находить для себя утешение, разрядку, удовлетворение в чем-либо') имеют в своем значении сближенные по смыслу семы, которые, усиливаясь в результате контекстного взаимодействия, создают благоприятный эмоциональный тон всего рассказа. В речи повествователя удачно переплетаются книжные и разговорно-просторечные ФЕ с группой лексем, восходящих к церковно-религиозному культу (осанна, пророк, псалмы), в результате чего интенсифицируется поэтическая окраска высказываний, оценивающих высокие моральные качества простого и незаметного человека, искренне воспевающего все живое вокруг.
Речь сказителя изобилует меткими изречениями, перефразирующими народные пословицы и поговорки или известные философские высказывания. В размышлениях охотника создается серия сентенций, определяющих его жизненное кредо: Умишком жить - носом по земле елозить, хвостом звериным к правде. Умом жить - на корячки встать, мордой человечьей к правде. Умищем жить - на ноги подняться, за сегодняшний краешек правду взять. Эти сентенции основаны на разных видах текстовых
повторов и включают в свой состав ФЕ. Фразеологический повтор умишком жить - умом жить - умищем жить содержит градацию, которая передает усиление рационального начала в жизни человека (узуальная ФЕ жить умом -разг. 'следовать трезвым практическим расчетам; стараться понять, разобраться в чем-либо'). Эта градация семантически конкретизируется использованием лексико-фразеологических средств: носом по земле елозить - на корячки встать (ФЕ на карачки - разг. 'на обе ладони и колени одновременно опуститься, становиться') - на ноги подняться (подняться на ноги -прост. 'стать состоятельным, обеспеченным и независимым от других'). Сентенция в речи сказителя Все на свете крутится, все на свете изменяется: из жизни смерть, из смерти жизнь создает смысловые ассоциации с крылатым изречением Гераклита Все течет, все изменяется.
Речевой портрет сказителя во многом определяют его рассуждения о нравственных принципах таежной жизни. Охотник Бакланов неоднократно использует в своих беседах с рассказчиком метафорические обороты таежная правда, закон тайги (ср. с общеизвестными выражениями сермяжная правда; закон природы; закон джунглей и др.), семантика которых эксплицируется в ряде фразеологических конфигураций:
«Нет, дружок, тайга все планты человечьи может перепутать, с толку сбить. Идешь в тайгу - помалкивай в тряпочку; только звериный нюх имей да сам зверем притворись, забудь, что ты есть человек, а зверь и зверь, только по-лесному умный, в сто раз умнее человека.
И, повернувшись ко мне, по-крепкому добавил:
- Только таежную правду надо помнить, она превыше всех небес»;
«Начальник экспедиции, бывало, говаривал: в книге мудрость, а я говорю: в природе мудрость. Только не вдруг ее, природу-то, поймешь. И пытать природу надо благословясь, да с толком, а то в дураках оставит тебя природа, в такую душевную пропасть заведет, как липку тебя обворует, всю душу разденет догола, в глаза тебе насмеется, плюнет. Щенком заскулишь тогда, удавки себе попросишь, какого ни на есть конца. А ты верь, милый человек, верь в добро, тогда и благо тебе будет. Верь!»;
«И выходит - нечем и незачем гордиться человеку. Человеку, цветку, букашке, камню - по-
моему, одна цена. Бесценная, великая цена» [8, с. 345, 351, 353].
Фразеологические контексты представляют собой жизненные наставления охотника, оспаривающего справедливость утверждения о том, что человек - царь природы. Он говорит о необходимости быть осторожным и бдительным в тайге, где подстерегают опасности: все план-ты человечьи может перепутать (узуальная ФЕ спутать все карты прост. 'сорвать чьи-либо намерения, расчеты; расстроить чьи-либо планы, начинания'); с толку сбить (сбить с толку - разг. 'привести в замешательство, в растерянность, в заблуждение кого-либо'); в дураках оставит (поставить в дураки - разг. 'поставить в глупое, неловкое положение кого-либо'); как липку обворует (ободрать как липку - разг. 'отобрать все дочиста, ограбить кого-либо'); всю душу разденет догола (ср. с узуальной ФЕ обнажить душу 'откровенно и искренне рассказать кому-либо о себе, о своих мыслях, чувствах'); в глаза насмеется, плюнет (плевать в глаза - разг. 'выразить в резкой, неприличной форме крайнюю степень презрения, пренебрежения и т.п. к кому-либо'). Образуется семантическая цепочка процессуальных устойчивых оборотов, создающих градацию и обладающих общими смысловыми признаками в коннотатив-ном плане: с помощью ФЕ сказитель характеризует возможные таежные неприятности, если человек покажет свое невежество и проявит неуважение к природе. Во взаимодействии контактно и дистантно расположенных фразеологизмов усиливаются негативные семы. Отражением классических литературных традиций в рассказе Шишкова является метафорический оборот в такую душевную пропасть заведет, который восходит к сквозному образу бездны, пропасти в русской художественной прозе XIX века.
Предостерегая от опасностей, охотник советует, как необходимо вести себя в общении с живым миром тайги: помалкивай в тряпочку (узуальная ФЕ молчать в портянку - грубо-прост. 'не высказывать вслух свое мнение'); с толком -разг. 'толково; разумно'; звериный нюх (узуальная ФЕ собачий нюх - прост. ирон. 'кто-либо обладает способностью тонко улавливать, подмечать, понимать что-либо скрытое, тайное'). Бакланов убежден, что человек не должен возвышаться над природой, а ему необходимо гармонично слиться с нею, стать ее неотъемлемой
частью. Метафоры одна цена; бесценная, великая цена (ср. с узуальной ФЕ нет цены - разг. 'кто-либо или что-либо обладает достоинствами, отличными качествами'), употребляющиеся в речи сказителя, являются средством выражения авторской позиции. Устами героя утверждается мысль о неповторимости и ценности всего живого на земле, о необходимости бережно сохранять все разнообразное богатство окружающего мира. В этом заключается таежная правда охотника Бакланова.
И в речи рассказчика, и в речи сказителя раскрывается концептуальное содержание произведения, в том числе осуществляется экспликация названия рассказа «Таежный волк», имеющего ярко выраженный позитивный смысл:
«Однажды, много лет назад, к его таежному жилищу подъехали верхами знатные люди: это экспедиция Академии наук. Его наняли проводником; да кого же еще и нанять, раз Бакланов знает всю округу на большие сотни верст? Недаром его зовут - таежный волк»;
«Бумаги у меня, конешно, не было, а содрал большой пласт бересты белой, камень вап нашел и написал вапом так:
"Этому человеку всякую помощь оказывать. Я его от смерти спас замерзшего. Лошадей давать задаром, кормить задаром. Перевозить его от жителя к жителю, до самого Минусинска".
И расписался: "Леонтий Бакланов, таежный волк".
Наградил его всем, вывел на короткую дорогу, и он ушел. Летом дознавался я: приказ мой. Выполнили в аккурате, потому - всяк уважает меня за то, что я всю тайгу наскрозь прошел, что закон тайги держу» [8, с. 349, 356].
В приведенных фрагментах осуществляется сближение позиций рассказчика и сказителя путем использования фразеологического повтора таежный волк (ср. с узуальной ФЕ старый волк - разг. 'бывалый, опытный человек, умеющий переносить невзгоды, неудачи'). В контекстном окружении происходит семантизация заголовка: знает всю округу на большие сотни верст (рассказчик о Бакланове); всяк уважает меня за то, что я всю тайгу наскрозь прошел (Бакланов о себе). Закон тайги, по мнению охотника, заключается во взаимопомощи людей, так как в одиночку в тайге можно погибнуть. ФЕ в аккурате - прост. 'в точности, исправно' - передает уважение таежных жителей к Бакланову,
распоряжения и просьбы которого обязательно выполняются, потому что все знают о его бескорыстии, доброте и справедливости.
Фразеологические средства создания речевых планов рассказчика и сказителя в рассказе В.Я. Шишкова «Таежный волк» формируют сложное коммуникативное пространство текста, отражают динамику сюжета, способствуют усилению субъективации повествования.
В нетрадиционном нарративе, наиболее свойственном русской прозе XX века, ФЕ широко используются в составе несобственно-прямой речи, являющейся «средством создания слитного повествования, в котором дискурсы повествователя и персонажа вступают в сложное взаимодействие, получившее название текстовой (дискурсивной) интерференции» [5, с. 35]. Текстовая интерференция является главной семантической чертой несобственно-прямой речи, где персонаж выполняет функции субъекта сознания и субъекта наблюдения, а повествователь - функцию субъекта речи. В связи с вытеснением прямых форм выражения авторского отношения к изображаемому миру и героям происходит углубление психологического анализа. Двухакцентность, позволяющая повествователю говорить за персонажей, нейтрализует оппозицию положительное - отрицательное, формирует амбивалентность текстовых смыслов, усиливает гуманизм авторских идей и активизирует познавательную деятельность читателя. В несобственно-прямом дискурсе ФЕ обычно являются средством имплицитного выражения повествовательной позиции.
Охарактеризуем особенности функционирования устойчивых оборотов в рассказе Руслана Киреева «Лунные моря в камышах и с водою» (1991). Автор передает раздумья столичного писателя, который вспоминает свое провинциальное детство и размышляет о соотношении жизненной правды и творческого вымысла, о связи жестокой реальности с романтической фантазией. Смысловая антиномия мечта - действительность отражает проблематику произведения и определяет выбор фразеологических средств, характеризующих речевые сферы персонажей в структуре нетрадиционного наррати-ва. Чаще всего фразеологические конфигурации содержат указание на субъект (субъекты) рече-мыслительной деятельности, на коммуникативную ситуацию. Лексемы и ФЕ со значением речи или мысли вводят в контекст несобственно-пря-
мую речь персонажей. Одним из способов образной характеристики героев является их взаимная ирония, созданная фразеологическими средствами. Весь рассказ пронизан мотивом памяти, который связывает два пространственно-временных плана - прошлое и настоящее. Главный герой, беллетрист К-ов, вспоминает свои детские впечатления о сказочных историях, рассказанных во дворе младшим ребятишкам старшеклассницей Алей:
«<...>Лишь общее впечатление осталось, остались аромат и колорит: что-то сказочное, таинственное, с маркизами и принцессами, с пылкой любовью, верностью до гроба и прочими атрибутами романтического театра.
К-ов был самым, пожалуй, страстным, самым внимательным, самым благодарным слушателем. Не она ли, думалось впоследствии, и растормошила мальчишескую фантазию? Не она ли. пробудила вкус к сочинительству? Старшеклассница, так для него и осталась ею, но осталась. там, в детстве, куда он, старея, наведывался все чаще, входил, как в хрустальный дворец, благоговейными шагами, дабы укрыться - на краткий хотя бы миг! - от ветров и холода взрослой жизни.
Среди маркизов обреталась ее мечтательная душа, в воздушном порхала замке и лишь раз опустилась на грешную землю, в самый тяжкий для маленького К-ова, самый беспросветный час» [3, с. 3].
Фразеологические антонимы в воздушном порхала замке (узуальные ФЕ строить воздушные замки; витать в облаках) и опустилась на грешную землю (узуальная ФЕ спуститься (с небес) на землю - книжн. 'вернуться к реальной жизни из мира грез, мечтаний') входят в несобственно-прямую речь главного героя, спустя годы с благодарностью вспоминающего рассказчицу детских сказок. Амбивалентные характеристики старшеклассницы Али наряду с позитивными оценками содержат иронию, которая создается путем трансформаций перечисленных ФЕ: заменой компонента витать - порхать в структуре первого контаминированного оборота; включением прилагательного на грешную (землю) в компонентный состав второго фразеологизма. Ироническая окрашенность повествования является здесь имплицитным средством выражения авторской позиции, представленной точкой зрения повзрослевшего персонажа, который уже понимает всю иллюзорность детских фантазий, но испытывает при этом жизненную
потребность в высоких идеалах, сформированных в детстве. Самоирония и взаимоирония героев получают затем дальнейшее развитие, связывая речевые партии К-ова и Алевтины:
«К-ов в Москве жил, но в город свой наезжал часто и знал про бывшую соседку все. Закончив библиотечный техникум, по специальности не работала - секретарем пошла и на канцелярском поприще этом преуспела. Закованная в броню ироничности (а также косметики), цепко охраняла начальственный бастион: москвич убедился в этом, когда однажды позвонил из гостиницы.
Осторожно назвал себя, присовокупив: помнишь такого?
Тишина наступила в трубке <.> "Читаем, -отозвались наконец... - Читаем-читаем..."
Это означало, что, конечно же, помнят и не только помнят, а внимательно следят за земляком, который приноровился - кто бы думал! -сочинять книги. И еще означало, понял самолюбивый автор, что книги эти ей не очень-то по душе. Слишком заземленные - по сравнению с теми небесными кружевами, что плела когда-то юная сказительница. Слишком много в них скучной, вязкой, не нужной никому правды. Что ж, он не станет спорить с суровым своим критиком... Не станет оправдываться. Разве что напомнит об астрономическом кружке, который помещался. по соседству с ними. <.>
Беллетрист ошибся: не в чрезмерном пристрастии к правде упрекнула Алевтина Николаевна, когда москвич четверть часа спустя предстал перед нею.. .Не в пристрастии к правде, а в лукавом отступлении от нее . <.> . безупречно вежливая, уверенная в себе, все-то на свете знающая и ничего не боящаяся, кроме разве что старости, которая уже запустила в нее, хищница, тлетворные коготки.
Алевтина сопротивлялась - в отличие от К-ова, который шел за бывшей соседкой след в след, не отставал (вот уже и внучка родилась), но которому по душе была распускающаяся осень. <.> С легким сердцем шагал навстречу старости, узнавая и привечая ее, как привечают полузабытого, из детских лет, друга. Да, именно из детских, из того самого хрустального дворца, о котором - не случайно же! - и Алевтина вспоминала, полюбопытствовав вдруг, догадался ли инженер человеческих душ, кто подкинул тогда в палисадник бечеву из-под яблок.
Будто местами поменялись! Или нет, не менялись, просто то, что трепетно пульсировало когда-то в душе тонколицей девочки с косой, не умерло, не исчезло бесследно - бесследно ничто не исчезает! - в сочинителя книг перелилось, точно были они сообщающиеся незримо сосуды. Бесследно ничто не исчезает, иначе безвидной и пустой сделалась бы земля, как тот дрожащий в стеклышках телескопа лунный ландшафт, и беспризорный Дух маялся б, тоскуя по смертным сосудикам, чья затейливая соединенность одна только и способна сохранить вечный огонь.» [3, с. 4-9].
Развернутая фразеологическая конфигурация содержит амбивалентные мнения и оценки, свойственные нетрадиционному нарративу. В контексте ярко представлены неоднозначные характеристики, выявляющие различия и сходства мировосприятия персонажей. Динамика повествования развертывается таким образом, что к финалу рассказа различия стираются и усиливаются сходства, это способствует отражению концептуального содержания произведения, раскрытию смысла названия текста. Постепенно взаимная ирония сменяется возвышенным пафосом, обращенным к вечным человеческим ценностям. Если сначала встреча К-ова и Алевтины пронизана настороженностью и недопониманием друг друга, то затем общие детские воспоминания приводят героев к прежнему состоянию духовной близости. Фразеологические антонимы передают диалектику эмоционального восприятия героя, формируют субъективизм повествования: не очень-то по душе (предположения К-ова о читательских впечатлениях Алевтины); по душе (К-ов о своей приближающейся старости). Писатель включает в авторское слово метатексто-вые комментарии, которые представляют собой попутные уточнения. Одна из таких вставных конструкций выражена ФЕ кто бы думал! (кто бы мог подумать - разг. 'совсем неожиданно, непредвиденно, вопреки ожиданиям'), передающей в форме несобственно-прямой речи ироническое удивление провинциальных жителей, в т.ч. Алевтины, по поводу творческих успехов К-ова, ставшего столичной знаменитостью. Взаимная ирония персонажей представлена перифразами, отражающими особенности общения в сфере писатель (К-ов) - читатель (Алевтина): он не станет спорить с суровым своим критиком (ср. с пушкинским крылатым выражением Ру-
мяный критик мой, насмешник толстопузый); догадался ли инженер человеческих душ (крылатое выражение И.В. Сталина инженеры человеческих душ 'советские писатели'). Размышления беллетриста о взаимодействии реальности и мечты в его книгах выражены текстовыми антиномиями земное - небесное, жизненная правда - творческая фантазия: Слишком заземленные - по сравнению с теми небесными кружевами, что плела когда-то юная сказительница (ср. с узуальными ФЕ плести кружева - прост. ирон. 'кокетничать, заигрывать с кем-либо'; плести околесицу - прост. пренебр. 'говорить глупости'). Здесь метафорический оборот плести небесные кружева подвергается авторскому переосмыслению ('сочинять сказочные небылицы, рассказывать о неосуществимых фантазиях') и ассоциативно взаимодействует с узуальной ФЕ витать в облаках. Если сначала К-ов думает, что в его прозе, по мнению взыскательных читателей, мало возвышенной романтики, то во время встречи с Алевтиной с уверенностью осознает, что сумел все-таки отразить в зрелом творчестве свои детские впечатления о сказочно-волшебном мире. Выразительным средством связи двух пространственно-временных планов повествования, прошлого и настоящего, является повторяющийся метафорический оборот хрустальный дворец, символизирующий высокие жизненные устремления, хрупкую несбыточную мечту: там, в детстве, куда он, старея, наведывался все чаще, как в хрустальный дворец, благоговейными шагами; из того самого хрустального дворца, о котором - не случайно же! - и Алевтина вспоминала. Метафорический оборот хрустальный дворец способствует сближению позиций персонажей, характеризует их духовную общность, передает особенности психологического состояния героев. Здесь прослеживаются ассоциативные связи анализируемого текста с классическими произведениями русской литературы XX века, в которых создается серия аналогичных символов, обладающих пространственной семантикой и отражающих неосуществимость желаний и надежд. Ср.: построил себе несокрушимый храм человеческого спасения; несокрушимый его храм рухнул, как карточный домик (А.М. Ремизов. Часы); потряс колонны и обрушил на себя им самим созданный храм (М. Осоргин. Сивцев Вражек). Сквозные метафоры храм - дворец характеризуют психологическое пространство пер-
сонажей, отражают диссонанс тонкого внутреннего мира героев и суровых жизненных стереотипов, обусловленных конкретными социальными обстоятельствами.
Сближение позиций персонажей осуществляется также путем смыслового взаимодействия ФЕ, создающих фразеонабор: (будто) местами поменялись (узуальная ФЕ поменяться ролями -разг. 'занять положение, которое было свойственно другому лицу, предмету'); сообщающиеся незримо сосуды (сообщающиеся сосуды - физ. 'соединенные между собой в нижней части сосуды, жидкость в которых устанавливается на одном уровне'; ср. с узуальной ФЕ родственные души - разг. 'люди, близкие друг другу по духу, по убеждениям'). Употребляясь в несобственно-прямой речи писателя К-ова, эти ФЕ способствуют объединению повествовательных планов прошлого и настоящего и репрезентируют концептуальное содержание рассказа, имплицитно выраженное повторяющейся философской сентенцией Бесследно ничто не исчезает и метафорическим оборотом вечный огонь. Размышления героя о непреходящем характере высоких духовных интересов, сформированных мечтой и фантазией человека, эксплицируют смысл названия рассказа «Лунные моря в камышах и с водою» (ср. с крылатым выражением А.П. Чехова небо в алмазах). Являясь смысловыми доминантами текста, фразеологические конфигурации представляют собой ключевые фрагменты несобственно-прямого дискурса, отражающего сознание персонажа. Концептуальная точка зрения автора совпадает с идеологическими позициями К-ова, что проявляется в совмещении их речевых планов, т.к. повествователь полностью вербализует мысли героя.
Исследование особенностей функционирования фразеологизмов в рассказах В.Я. Шишкова и Р. Киреева позволяет выявить общие и различные черты их использования в сказовом повествовании и несобственно-прямом дискурсе. В художественных текстах писателей ХХ века преобладает взаимодействие речевых планов рассказчика и сказителя (Шишков), автора и персонажа (Киреев), что способствует субъектива-ции нарратива. Отражением своеобразия разных уровней литературной коммуникации является использование ФЕ, передающих речемыслитель-ные процессы: нес какую-нибудь очередную околесицу; воздает всему осанну; помалкивай в тря-
ФИЛОЛОГИЯ
Н. С. Ганцовская
почку (Шишков); плела небесные кружева (Ки-реев). Шишков индивидуализирует речь персонажа-сказителя путем включения в компонентный состав ФЕ разговорно-просторечных форм: все планты (планы) перепутать; в глаза насмеется; в аккурате; ни за нюх табаку. Писатель также создает авторские обороты, репрезентирующие концептуальное содержание произведения: таежный волк; закон тайги. Развертывание семантики перечисленных ФЕ осуществляется в речевых партиях персонажей (рассказчика и сказителя), что является одним из художественных приемов создания полифонии повествовательной прозы XX века. Ключевые фрагменты перволичного нарратива становятся контекстами порождения нового смысла. Р. Киреев достигает максимальной степени субъективации повествования путем использования ФЕ в составе несобственно-прямой речи персонажей, которая организует нарратив в пределах целого текста.
Таким образом, типологические характеристики нарратива определяют особенности использования ФЕ в художественном тексте: влияют на способы выражения повествовательной точки зрения, которая может быть представлена с помощью фразеологических средств в эксплицированном или имплицированном виде; усиливают аналитизм или психологизм повествования, что зависит от степени объективности - субъективности авторской позиции; формируют специфику всех уровней литературной коммуникации
(автор - читатель, автор - персонаж, персонаж -персонаж); обусловливают приемы нарративной техники писателя, которые в совокупности создают авторскую тактику в повествовательном дискурсе, обеспечивая его структурно-смысловую целостность.
Библиографический список
1. Ашукин Н.С. Крылатые слова: Литературные цитаты, образные выражения / Н.С. Ашукин, М.Г. Ашукина. - М.: Современник, 1996.
2. Жуков В.П. Словарь русских пословиц и поговорок. - 4-е изд. - М.: Русский язык, 1991.
3. Киреев Р. Из поздней прозы // Знамя. -1991. - № 12. - С. 3-25.
4. Мелерович А.М. Фразеологизмы в русской речи: словарь / А.М. Мелерович, В.М. Мокиен-ко. - М.: Русские словари, 1997.
5. Попова Е.А. Коммуникативные аспекты литературного нарратива: Автореф. дисс. ... д-ра филол. наук / Липецкий госпедуниверситет. -Елец, 2002.
6. Фразеологический словарь русского литературного языка: в 2 т. / сост. А.И. Федоров. -М.: Цитадель, 1997.
7. Фразеологический словарь русского языка /сост. Л.А. Войнова, В.П. Жуков, А.И. Молотков, А.И. Федоров; под ред. А.И. Молоткова. -М.: Русский язык, 1986.
8. Шишков В.Я. Собрание сочинений: в 8 т. -М.: Правда, 1983. - Т. 2. - С. 342-374.
Н. С. Ганцовская
ДЕЯТЕЛИ НАУЧНЫХ ОБЩЕСТВ КОНЦА Х!Х В. О СТАТУСЕ, ПРОИСХОЖДЕНИИ КОСТРОМСКОГО АКАЮЩЕГО ОСТРОВА, ОСОБЕННОСТЯХ ЕГО ГОВОРОВ: А.И. СОБОЛЕВСКИЙ, Ф.И. ПОКРОВСКИЙ
Ламанский В.И., председательствующий в отделении этнографии имп. Русского географического общества, в органе общества журнале «Живая старина» (III выпуск за 1891 год, раздел IV «Вопросы и ответы») относительно костромских говоров и специально акающих высказал пожелание: «Желательно иметь побольше подробностей и указаний относительно говоров костромских и получить образчики речи, особенно Галичско-го, Чухломского, Кологривского уездов. Так, в Чухломском гов. (кажется так называемом не
только в Чухломском, но и в Галичском уезде) слова произносятся с высока, с расстановкою, протяжением, напр.: «карми-и-лец, адалжи-и-ка свЪ-Ъ-чек та». Желательно точнейшее определение этой речи с высока» [Ламанский: 211].
Затем А.И. Соболевский в этом же журнале, как бы подхватывая мысль В.И. Ламанского, в 1892 г. во Введении к «Очерку русской диалектологии», характеризуя взаимоотношения акающих и окающих «поднаречий» русского языка, упоминал об акающих говорах в Костромской губернии и объяснял их появление развитием
176
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 2, 2006
© Н. С. Ганцовская, 2006
