CC BY-NC-ND
717
Г.Н. Канинская
ФРАНЦУЗСКОЕ ОБЩЕСТВО И АЛЖИРСКАЯ ВОЙНА (1954-1962 гг.)*
В статье рассматривается реакция французского общества на алжирскую войну 1954-1962 гг., которую развязали французские правительства Четвертой республики, чем во многом способствовали падению этой республики. Пришедший к власти на волне мятежа ультраколониалистов из Алжира де Голль не только создал и возглавил новую Пятую республику, но и предоставил независимость Алжиру. Представлены позиции различных политических партий и их лидеров, а также рядовых граждан в годы войны. Прослежена эволюция взглядов французского общественного мнения в сторону признания независимости алжирского народа. Особое внимание уделяется позиции французской интеллигенции, для которой алжирская война во многом стала знаковым событием. Показано влияние алжирской войны на современное французское общество.
Ключевые слова: «франко-французская война», «война петиций», общественное мнение, де Голль, Пятая республика, антиколониалисты, ультраколониалисты.
Начавшись с восстания 1 ноября 1954 г., алжирская война была «последней крупной национальной драмой» страны1, положившей конец «национальной республиканской идее империи», вдохновлявшей французов со времен революции 1789 г.2 Наряду с этим она стала той отправной точкой отсчета, от которой, во-первых, начала отсчитывать историю нынешняя Пятая республика; во-вторых, закладывался фундамент под Красный Май
© Канинская Г.Н., 2014
* Статья печатается благодаря поддержке Дома наук о человеке г. Парижа.
1968 г., существенно изменивший социокультурную экосистему страны; в-третьих, война заставила французское общество задуматься о собственной идентичности и суверенитете; в-четвертых, на поверку выдвинулись традиционные республиканские ценности - свобода, равенство, братство; наконец, в-пятых, вновь, как это было не раз в истории Франции, в гуще событий оказалась интеллигенция, начавшая, говоря словами известного французского историка Жана-Франсуа Сиринелли, «войну петиций».
Причины алжирской войны наметились сразу же после Второй мировой войны, но уходили своими корнями в еще более ранние годы. Одна из них заключалась в статусе Алжира в составе Франции. Он состоял из трех департаментов: Алжир, Константина и Оран, которые управлялись министром внутренних дел Франции, как и другие департаменты. На деле же положение этих трех департаментов отличалось от департаментов метрополии, потому что, во-первых, управлял Алжиром генеральный губернатор, назначаемый Советом министров, а во-вторых, потому что проживали в Алжире две категории граждан, которые имели неравные права.
С одной стороны, это были французы, наделенные широкими гражданскими правами. Они имели право участвовать во всех выборах, проходящих как в метрополии, так и в Алжире. На деле эти алжирские французы, численность которых составляла чуть больше миллиона, «были продуктом многовекового смешения не только французов, но и выходцев из других стран Средиземноморья, преимущественно итальянцев и испанцев, а также из Германии и Швейцарии, расселившихся в регионе во время французской колонизации». К ним примыкали еще 130 тыс. евреев, «ощущавших себя полностью французами»3. Со временем алжирских французов стали называть «черноногие»4. В официальных французских документах периода алжирской войны эту группу населения Алжира называли «французы европейского происхождения», тогда как другую, представленную более чем 9 млн мусульман, лишенных к тому же политических прав, - «французы североафриканского происхождения». Помимо официальной терминологии, в быту представителей второй группы алжирского населения именовали «аборигены», «мусульмане» или «арабы»5.
Безусловно, европейцы и мусульмане контактировали между собой, но только не в личной сфере, что дало право в 1958 г. молодому тогда социологу П. Бурдье назвать сложившееся в Алжире общество кастовым, а французов - представителями высшей касты6. В 1947 г. Национальная Ассамблея проголосовала за
новый статут Алжира, который несколько улучшил положение мусульманского населения, хотя неравенства не устранил. Согласно статуту, в Алжире создавалась выборная смешанная Ассамблея в составе 120 депутатов с весьма ограниченными полномочиями, особенно в области финансов. Причем 9 млн мусульман выбирали 60 депутатов, т. е. столько же, сколько миллион французов. На муниципальных выборах 1947 г. от мусульманской общины успеха добился Революционный комитет за единство и действие (РКЕД), преобразованный вскоре после начала войны в Алжире во Фронт национального освобождения Алжира (ФНО), известный стремлением к независимости Алжира. Однако французские власти грубо фальсифицировали результаты выборов, и от мусульманской общины в Ассамблею прошли всего 9 представителей от ФНО и 8 от более умеренного Демократического союза за Манифест Алжира (ДСМА), лидером которого в то время был Ф. Аббас.
Махинации с выборами не остались незамеченными и подогревали рост национального самосознания алжирских мусульман. Во Франции в проявлениях национального движения в Алжире видели лишь национализм и не замечали его связи с общим процессом послевоенной деколонизации в мире. Поэтому дальше уступок уровня 1947 г. ни одно последующее правительство Четвертой республики идти не желало. Когда 1 ноября 1954 г. в Алжире вспыхнуло восстание, тогдашний министр внутренних дел и будущий президент Пятой республики Ф. Миттеран отреагировал сразу же и довольно жестко, проведя многочисленные аресты повстанцев и отказавшись от каких бы то ни было переговоров с ними. Выступая 12 ноября в Национальной ассамблее в унисон с премьер-министром П. Мендес-Франсом, он произнес фразу, ставшую сакраментальной для французских колониалистов: «Алжир -это Франция»7.
Поначалу правительству ситуация казалось не такой уж угрожающей, так как ФНО, поднявший восстание в День поминовения усопших, не имел в 1954 г. широкого признания и его действия не одобрялись большинством лидеров алжирских националистов. Поэтому оно считало для себя нецелесообразным предпринимать переговоры с такой неустойчивой силой. В то же время власти в метрополии были убеждены в том, что «акция 1 ноября свидетельствует о болезни Алжира, лечение которой возможно путем ре-форм»8. С этой целью в январе 1955 г. в Алжир был назначен новый генерал-губернатор - Ж. Сустель, слывший либералом, способным понять незападное мышление (он был этнологом). Окруженный
командой либералов, Ж. Сустель приехал в Алжир, где его очень плохо встретили европейские колонисты, сомневавшиеся в успехе реформ, зато его присутствие породило большие надежды у арабской знати, таких как Ф. Аббас и А. Франсис. Колонисты Алжира не желали видеть в стране Сустеля, поэтому 5 февраля 1955 г. спровоцировали падение кабинета П. Мендес-Франса, но его преемник Э. Фор усилил политику репрессий против ФНО, ввел там в июне 1955 г. чрезвычайное положение и по-прежнему не допускал никакой возможности переговоров с повстанцами. При обсуждении в Национальной ассамблее вопроса о предоставлении ему чрезвычайных полномочий по Алжиру он провозгласил, что «Алжирского государства не существует». Его активно поддержал президент Франции Р. Коти, заявив: «В Алжире Родина в борьбе и опасности». Э. Фор обещал добиваться «постепенной политической интеграции Алжира и метрополии, при которой примирятся и будут уважаться религиозные и культурные различия»9.
На деле ситуация в стране становилась все более напряженной, алжирские «французы европейского происхождения» требовали от правительства более решительных действий по «наведению порядка в Алжире». Уже при Э. Форе в европейской коллегии Алжирской ассамблеи раздавались голоса «против политики оставления» и «слабости» правительства, осуждались «ошибки парижан» и расценивалась как преждевременная «политическая интеграция». Главу правительства следующей легислатуры - Республиканского фронта - социалиста Ги Молле, отправившегося 6 февраля 1956 г. с визитом в Алжир, там попросту закидали помидорами. Тогда в марте 1956 г. он тоже добился от Национальной ассамблеи специальных полномочий по алжирской политике. А с 11 апреля 1956 г. его правительство приступило к эскалации алжирской войны, начав регулярную отправку туда призывников. Практически все поколение молодых французов в возрасте 20 лет в период 1955-1962 гг. участвовало в войне, получив название «поколение горцев»10.
С другой стороны, радикализировалась алжирская община. Группа из 61 депутата мусульманской коллегии в Ассамблее заявила, что идея политической интеграции Алжира устарела. Начались жестокости с обеих сторон. Так, 20-21 августа 1955 г. на севере Константины повстанцы истребили 72 француза и 51 алжирца, несогласных с мятежниками. В ответ французы убили 1237 ни в чем не повинных арабов11. В целом Франция потеряла в Алжире около 25 тыс. призывников12.
Наряду с усилением военного присутствия в Алжире с февраля 1956 г. все правительства Четвертой республики повели мощную кампанию в защиту идеи французского Алжира в средствах массовой информации. Например, Ги Молле в радиопередаче 26 марта 1956 г. высказывал твердое убеждение в том, что «нет Франции без Алжира так же, как Алжира без Франции»13.
Тем не менее именно в годы Республиканского фронта стало очевидно, что тот общенациональный консенсус по алжирскому вопросу, который сложился в стране еще в XIX в. и не вызывал сомнений у французов в 1954 г., исчерпал себя. Война в Алжире все более отчетливо приобретала характер не франко-алжирской, а франко-французской, раскалывая общество на две части: антиколониалистов и ультраколониалистов, или сокращенно - «ультра». Первые ратовали за открытие немедленных переговоров с повстанцами, включая ФНО, тогда как вторые считали, что принадлежность Алжира Франции не подлежит обсуждению. Защищая французский Алжир, последние провозглашали себя сторонниками «единства и неделимости Республики», а также уповали на то, что эта защита - «последний шанс Франции сохранить свое величие в условиях нарастающей мощи США»14.
Магистральная линия развития ситуации шла по двум направлениям: с одной стороны, постепенно сокращался лагерь сторонников французского Алжира, что, в свою очередь, толкало оставшихся в нем на отчаянные действия в условиях растущей маргинализации их в обществе. Ж. Сустель создал «Союз за спасение и обновление французского Алжира», целью которого было «объединение всех французов, желающих бороться против пораженчества и духа оставления Алжира независимо от вероисповедания и политических взглядов»15. Формально этот союз объявил себя неполитической организацией. В марте 1957 г. он опубликовал данные о своих членах, где значились имена более 200 парламентариев, высших чиновников, промышленников, преподавателей университетов, генералитета, церковнослужителей.
Следует подчеркнуть еще два важных обстоятельства: в 1956 г. во Франции никто не помышлял о независимости Алжира, и среди политиков за переговоры с алжирцами в основном высказывались представители левых сил. В авангарде шла ФКП, которая одной из первых поддержала лозунг независимости Алжира. В июне этого года депутаты-коммунисты воздержались при голосовании по вопросу о доверии Ги Молле по алжирской политике. В июле состоялся XIV съезд компартии, на котором впервые была затронута
тема алжирской войны. С докладом по этому вопросу выступил генеральный секретарь М. Торез, признав факт существования алжирской нации и стремления ее к национальной свободе16. Как показывает один из известных французских исследователей истории ФКП Ж.-Ж. Беккер, поворот к признанию руководством компартии алжирской нации был подготовлен двумя публикациями советника Французского союза М. Эгрето, увидевшими свет накануне съезда. Одна из них - статья «Признание алжирской нации в интересах Франции» - вышла в теоретическом журнале компартии «Кайе дю коммюнисм», другая появилась в виде отдельной книги под названием «Реальность алжирской нации». Обе должны были послужить руководством к действию для рядовых коммунистов, которые организовывали в это время по всей стране многочисленные собрания под девизом «за мир в Алжире». Примечательно, что если в апреле 1956 г. при ответе на вопрос о том, стоит ли начать переговоры с повстанцами с целью предоставления независимости Алжиру, одинаковое количество французов - 39 % - дало как положительные, так и отрицательные ответы, а 22 % не выразили четкого мнения, то в июле этого года, когда ФКП перестала поддерживать Ги Молле, уже 45 % граждан ратовали за такие переговоры, 23 % выступали против, 12 % предлагали другие решения и 20 % не имели ясного представления17.
Социалистов алжирская война, как пишет французский историк М. Садун, заставила раздираться «между принципами, властью и исторической памятью»18. Объясняется создавшееся положение тем, что социалистическая доктрина обязывала партию выступать против колониализма как орудия классового господства капитала. В то же время СФИО была сторонницей тезиса о том, что в условиях существования колоний метрополия несет зависимым территориям блага цивилизации, что позволит им в нужный час добиться статуса суверенных государств. Поэтому социалисты враждебно относились к алжирскому национализму, считая его движением ретроградным, подавляющим, угрожающим независимости индивида, свободе и равенству по сравнению со светской и гуманистической миссией французских колонистов. Между тем на съезде летом 1956 г. единство противников независимости Алжира было нарушено, и небольшая группа делегатов, увидевшая наличие алжирской нации и признаки алжирского государства, выдвинула идею федерализма. В этом выступлении оппозиционеров официальному курсу руководства СФИО во главе с Ги Молле просматривается вечная попытка социалистов найти некий «третий путь» между капитализмом и ком-
мунизмом. Таким образом, как пишет Ж.-Ф. Сиринелли, в СФИО произошло «короткое замыкание» во взаимоотношениях «поколения Ги Молле» и «алжирского поколения»19. Однако руководство партии твердо отстаивало идею французского Алжира. В этой связи уже упомянутый М. Садун, а также другой видный французский историк Ж. Жюльяр пишут о личной ответственности руководителя СФИО Ги Молле за развязывание войны в Алжире.
В течение 1957-1958 гг. лагерь антиколониалистов пополнился за счет некоторых представителей партий центра - радикалов и МРП. Хотя тут надо сделать оговорку о том, что побудительным мотивом их присоединения к этому лагерю была критика лишь методов алжирской политики правительства Ги Молле. Тон критике задал, как это ни парадоксально, П. Мендес-Франс, правительство которого развязало войну. Однако уже в мае 1956 г. он начал выступать по-иному. Добровольно покинув правительство Республиканского фронта по причине несогласия с его алжирской политикой, он заявлял, что одновременно с «мерами по восстановлению порядка и обеспечению защиты интересов французских граждан» в Алжире должны проводиться «административные, экономические, социальные и культурные реформы»20. В октябре 1956 г. на съезде в партии произошел раскол, противники П. Мендес-Франса -«радикалы-моллетисты» - сгруппировались вокруг А. Мориса, ярого «ультра». Мендесисты же критиковали алжирскую политику всех последующих правительств Республиканского фронта вплоть до падения Четвертой республики.
Менее драматично развивалась ситуация в «главном творце колониальной политики IV Республики» Народно-республиканской партии (МРП), лидеры которой, такие как Ж. Бидо, Ж. Летурно, А. Кост-Флоре, «олицетворяли собой позицию силы в Алжире»21. Тем не менее к 1956 г. часть народных республиканцев, опасавшаяся быть втянутой в Алжире в авантюру подобную Индокитаю, объединилась вокруг П. Пфлимлена и выступала за политические меры, предложенные П. Мендес-Франсом.
Единственной партией, у которой идея защиты французского Алжира силой не вызывала никаких сомнений, был Национальный центр независимых и крестьян (НЦНК). Его руководители генеральный секретарь Р. Дюше, А. Пинэ, П. Рейно и другие, а также рядовые члены «традиционно связывали защиту Империи с мощью Франции»22.
Однако, принимая во внимание утверждение Ш.-Р. Ажеро-на о том, что «алжирская война была в первую очередь войной
политической, в которой решающую роль сыграли не военные опе-рации»23, надо добавить, что заглавную партию в борьбе против этой войны сыграли не политики, а общественное мнение, застрельщиком которого выступила французская интеллигенция. Известные французские специалисты по истории интеллектуальной элиты Ж.-Ф. Сиринелли и Ж.-П. Риу справедливо подчеркивают, что для нее война в Алжире стала «ключевым моментом», своеобразным «золотым веком, одновременно ускорявшим или тормозившим развитие интеллектуального мира», «глубоко задевавшим принципы идентификации целого поколения» и «вызвавшим поворот в истории алжирской войны»24. Ж.-Ф. Сиринелли прослеживает в действиях интеллектуальной элиты как стремление избавиться от «мюнхенского синдрома» молчания с ее стороны, так и ощущение «эффекта Сопротивления», означавшего для противников войны борьбу за свободу, а для сторонников - борьбу за независимость Франции в Алжире25. Один из активных участников событий тех лет Л. Шварц так оценивает значение ее протеста против алжирской войны: «Интеллектуалы были все известны в тот момент. Мы делали историю. Мы переосмысливали события и заставили французов высказаться»26.
Первая информация о сплочении интеллигенции прозвучала в 1955 г. на страницах газеты «Ле Монд», в которой говорилось, что «многие объединяются в комитет действий против продолжения войны в Северной Африке»27. В том же году возникло несколько комитетов борьбы за мир в Алжире, таких как «кружок Жансона», «Комитет действий интеллигенции против продолжения алжирской войны» и др.28 В январе 1956 г. в зале Ваграм в Париже состоялся грандиозный митинг, организованный последним, на котором А. Мандуз приветствовал «сопротивление алжирцев», а Ж.-П. Сартр заявил о том, что «колониализм находится на пути к гибели» и задача интеллигенции «помочь ему» в этом деле, чтобы «освободить и алжирцев, и французов от колониальной тирании»29. С 1956 г. развернулась широкая кампания протеста против войны в прессе, на страницах таких изданий, как «Ле Монд», «Ле Тан модерн», «Эспри», «Франс-Обсерватёр», «Экспресс», «Темуаньяж кретьен», «Пари-Мач». На страницах последнего в эти годы впервые прозвучало слово «война» по отношению к Алжиру.
Символами борьбы пера против алжирской войны стали издательства «Минюи», «Сей» и «Масперо». Последнее было специально создано для этой цели и прославилось тем, что первым в 1961 г.
опубликовало книгу «Проклятые миром» основоположника теории «негритюда», идеолога борьбы против колониализма и разрыва с Западом Ф. Фанона, врача-психиатра мартиниканского происхождения, вставшего на сторону ФНО с 1956 г. Предисловие к ней написал не менее именитый теоретик, автор философии экзистенциализма Ж.-П. Сартр. С начала 1957 г. в печати стали регулярно появляться сведения о пытках, применяемых французской армией в Алжире. «Бомбой замедленного действия» стали книги-свидетельства молодых призывников, основателя журнала «Экспресс» Ж.-Ж. Серван-Шрейбера и П.-А. Симона30. Разоблачительными фотографиями отличился журнал «Пари-Мач». Этот журнал подвергался самой жесткой цензуре со стороны правительств IV Республики. Его публикации по праву можно считать бесценным учебником по новейшей истории, потому что тогда, в середине 50-х гг. ХХ в., редакция собрала информацию об алжирской войне в серии документальных фильмов под названием «Актуальные события и документы для школьников» и ежегодных фотоальбомов под названием «История сегодня»31.
Знаковым событием в истории борьбы интеллектуальной элиты против алжирской войны стала публикация в 1958 г. издательством «Минюи» книги А. Аллега, члена алжирской компартии, некогда редактора журнала «Республиканский Алжир», под названием «Вопрос». В ней автор, сам подвергшийся пыткам, не только рассказывает, но и размышляет о пытках, что в конечном итоге заставило интеллигенцию задуматься не «столько о французской армии, прибегавшей к пыткам, сколько об общественной системе, их допустившей»32.
Практика пыток поднимала вопрос не только о неспособности властей умиротворить ситуацию в Алжире, но и ставила под сомнение правовую основу республиканского государства. Среди представителей интеллектуальной элиты, осудившей алжирскую войну, находились маститые писатели и ученые: Ж.-П. Сартр, Ф. Мориак, Р. Арон, С. де Бовуар, Ж.-М. Доменак, Ж. Кокто, П. Видаль-Наке, Ж. Жюльяр, А. Марру и другие. Правительства IV Республики неоднократно прибегали к санкциям против наиболее активных разоблачителей войны среди интеллигенции. Например, в начале апреля 1956 г. был арестован молодой журналист «Экспресс» К. Бурде за передовицу, где содержался протест против отправки контингента в Алжир, полиция устроила обыск на квартире у профессора А. Марру33. Из-за свирепствования цензуры параллельно общеизвестным национальным изданиям для разоблачения
алжирской войны создавались новые издания. Назовем некоторые из них: «Свидетельства и документы», первый номер которого вышел в июне 1958 г., «Справедливость, свобода», печатавшийся нелегально, «Во имя справедливости, новое Сопротивление».
Однако следует отметить, что интеллектуальная элита, выступая против алжирской войны, руководствовалась разными принципами. Характеризуя их, французские специалисты до сих пор опираются на классификацию, предложенную Р. Жирарде. Он разделил антиколониалистскую интеллектуальную элиту на четыре категории: революционно настроенную типа Ж.-П. Сартра; выразительницу морального протеста дрейфусаровского типа, например, П. Видаль-Наке; замкнутую в духе шовинизма на собственных интересах, в пределах французского географического пространства; носительницу голлистской идеи национального величия34. К тому же особенно затронула алжирская война левую интеллектуальную элиту, разделив ее, по оценке П. Видаль-Наке, на «большевиков, дрейфусаров и тьермондистов»35. Сам он настолько ненавидел Ги Молле, что открыто признавался, что выпил шампанского, узнав о его смерти. С 1956 г. началась, по определению Ж.-Ф. Сиринел-ли, «война петиций» в рядах самой интеллигенции, которая, как он полагает, заложила основы для будущего раскола левых политических сил во Франции и создала предпосылки для роста «новой националистической правой»36. В этом году противопоставление позиций шло по линии «переговоры» или «замирение», а позднее дебаты сдвинулись в сторону сохранения французского Алжира или предоставления ему независимости.
Кульминация наступила в 1960 г., когда в газете «Ле Монд» появился «Манифест 121», в котором наряду с заявлениями о полной поддержке алжирского народа в борьбе за свободу содержался призыв к неповиновению французской армии37. Противники этого «скандального манифеста», т. е. сторонники французского Алжира, но все же осуждавшие действия правительства, издали свой «Манифест французских интеллектуалов», под которым стояло около 300 подписей, в том числе известного историка Р. Арона. В нем отстаивалась цивилизаторская миссия Франции в колониях, а авторы «Манифеста 121» резко осуждались как подстрекатели к дезертирству и были названы алжирской «пятой колонной», стремящейся дискредитировать французскую армию38. Следует подчеркнуть, что в «войне петиций» почти не участвовала коммунистическая интеллигенция. ФКП переживала шок от разоблачений культа личности в СССР, и после «венгерского кризиса» начался отток
ее членов, например, в 1956 г. покинул партию известный историк Ф. Фюре. По «тактическим соображениям» руководство компартии настаивало на том, чтобы ее члены не подписывали «Манифест 121», а тех немногих - Э. Пармелен, Э. Пиньона - чуть было за это не исключили из партии. Естественно, что и власти больше всех преследовали коммунистов, подозревая их в связи с алжирской компартией.
Говоря о роли интеллектуальной элиты в борьбе против алжирской войны, следует отметить особую роль студенчества, в авангарде которого выступали союз студентов коммунистов ЮНЕФ и левонастроенные студенты-католики, объединенные в союз «Христианская студенческая молодежь». Борьба против алжирской войны стала первым опытом солидарных выступлений молодежи накануне студенческого Мая 1968 г. Она формировала молодежь как силу политическую. Как пишут французские исследователи, «если в США формирующую роль играли Элвис Пресли и группа "Битлз", то во Франции эта задача решалась на съездах ЮНЕФ. Кроме того, в недрах студенческого движения за мир в Алжире закладывались основы "тьермондизма" и зарождалось не только новое левое некоммунистическое движение, но и "антимоллетист-ский социализм", группировавшийся вокруг М. Рокара»39.
К концу Четвертой республики алжирская война все больше тревожила рядовых граждан. С 1956 г. начались манифестации протеста, которые устраивали как призывники, так и молодежь, ФКП, прокоммунистический профсоюз ВКТ, Движение сторонников мира. В этом году они затронули 36 департаментов. Появились случаи дезертирства из армии. Всего из 1 млн 200 тыс. солдат за войну дезертировало 500 человек. На всю страну прогремело «дело» молодого призывника А. Лиешти, заключенного в тюрьму за отказ поехать в Алжир. Опросы общественного мнения свидетельствуют о том, что число сторонников французского Алжира среди жителей страны неуклонно сокращалось. Так, в октябре 1955 г. их было 47 %, в феврале 1956 г. - 49 %, в апреле 1956 г. - 40 %, в марте и сентябре 1957 г. - соответственно 34 % и 36 %, хотя в 1957 г. большинство французов - 53 % - не помышляли об оставлении Алжира, выражая недовольство лишь тем, как ведут там дела власти. В этом году всего лишь 26 % опрошенных выражали доверие правительству и считали, что лучше немедленно начать в Алжире переговоры, чтобы ситуация там не стала еще более критической. Вместе с тем отметим, что вплоть до начала 1958 г. алжирская проблема стояла лишь на 6-м месте по степени важности у жителей страны40.
Отношение общества к алжирской войне резко изменилось после того, как 13 мая 1958 г. «ультра», поддержанные армией, подняли в Алжире мятеж, который вскоре перекинулся во Францию. Как известно, путчисты первыми выдвинули идею возвращения де Голля к власти, далее ее подхватили политики в метрополии, затем ненадолго де Голль стал последним премьер-министром Четвертой республики, а вскоре положил ей конец, добившись на референдуме в сентябре 1958 г. одобрения 79,25 % соотечественников плана создания новой Пятой республики и став ее первым президентом.
Против де Голля выступили лишь коммунисты и несколько представителей левых сил, в том числе П. Мендес-Франс и Ф. Миттеран, потому что не одобряли условия его прихода к власти. Но все же в июне 1958 г. 55 % французов полагало, что армия сыграла полезную роль во время путча и 42 % - что Алжир останется французским еще лет десять. Спустя год каждый пятый житель Франции отмечал, однако, что ситуация в Алжире ухудшилась и впервые 71 % из них желал переговоров о прекращении огня, и алжирский вопрос переместился с 6-го на 2-е место по степени важности41. Французские исследователи подчеркивают также, что из-за Алжирской войны между 1956-1958 гг. Франция превратилась в «больного человека» на Западе и оказалась почти в полной международной изоляции. Отмечается, что «даже ее союзники по НАТО вели с ней двойную игру. Все усилия французской дипломатии между 1955-1959 гг. не смогли убедить союзников и традиционных друзей в обоснованности идеи французского Алжира»42.
Между тем, как пишет Ш.-Р. Ажерон, де Голль давно понял, что «Алжир отцов умер, а кто этого не осознал, умрет вместе с ним, и теперь ему осталось только убедить в этом французов, алжирцев и ООН»43. На это у него ушло чуть больше четырех лет: с 1 июня 1958 г. - момента вручения ему инвеституры на формирование правительства - и до референдума 8 апреля 1962 г., предоставившего независимость Алжиру. Примечательно также, что де Голль никогда не говорил, что Алжир - это Франция.
Решив начать действовать на местах, де Голль совершил за это время 25 вояжей по метрополии и выступил в 84 департаментах. Весьма знаменательным стало посещение де Голлем уже в качестве президента в 1959 г. Алжира, где, заслушав обе части населения, он произнес свою знаменитую фразу: «Я вас понял»44, - породив тем самым надежду у «ультра» на то, что власти новой Республики будут до конца сражаться за французский Алжир, а у алжирских повстанцев, напротив, веру в скорое освобождение от французов.
Политические события развивались затем стремительно. Вскоре после возвращения из Алжира, во время визитов 24 и 26 сентября соответственно в Булонь-сюр-Мер и Камбре, де Голль высказался за предоставление самоопределения Алжиру, предложив обсудить этот вопрос на референдуме.
С этого момента обстановка во Франции еще больше накалилась, теперь из сторонников французского Алжира образовалась оппозиция де Голлю. В первых рядах «ультра» оказались крайне правые политики Ж. Изорни и Ж.-Л. Тиксье-Виньянкур, создавшие «Фронт французского Алжира». Однако оппозиционные взгляды выражали и многие соратники президента по вновь созданной им в Пятой республике партии Союз в защиту республики (ЮНР), в том числе и его премьер-министр М. Дебре. Особо выделялись в оппозиции «четыре мушкетера»: Ж. Бидо, А. Морис, Р. Дюше, Ж. Сустель, хотя в 1959 г. СФИО, МРП, радикалы и ЮНР в большинстве своем поддержали де Голля. Сильнее всех против него из-за алжирской политики был настроен НЦНК, но четырех лет, которые понадобились де Голлю, чтобы положить конец войне в Алжире, Центру вполне «хватило для того, чтобы исчезнуть», по меткому определению Т. Бийяра45.
Антиголлистская оппозиция поставила французов перед сложной проблемой выбора: или де Голль, или французский Алжир. Опрос населения метрополии в октябре 1959 г. показал, что большая его часть - 39 % - не желала такой альтернативы, 26 % предпочли де Голля и лишь 4 % - французский Алжир. Причем 57 % респондентов соглашались с включением в число участников переговоров ФНО. В самом Париже 54 % горожан одобряли де Голля и 17 % не одобряли46. Таким образом, большинство простых граждан Франции не желали скатываться на позиции «ультра». Между тем в алжирских департаментах ситуация складывалась иначе. Там французы посчитали себя преданными де Голлем, некоторые политики призывали армию выступить против президента Республики, среди военного руководства нашлись генералы, готовые взять на себя ответственность: Массю, Салан и другие. 24 января - 1 февраля 1960 г. «ультра» провели в Алжире «неделю баррикад», протестуя против парижских властей. Де Голль назвал эти действия «наихудшим ударом по Франции», добился их прекращения, значительно укрепив тем самым свой авторитет в стране. 69 % французов назвали «неделю баррикад» заговором, 14 % - простыми уличными манифестациями, а в целом президента поддержали в феврале 1960 г. 75 % граждан47.
Выступления алжирских французов вызвали негодование жителей метрополии. Если в 1959 г. ровно по 38 % ее обитателей заявляли о солидарности или, напротив, незаинтересованности в судьбе своих соотечественников в Алжире (24 % граждан не высказали никакого отношения), то в 1960 г. лишь 15 % респондентов одобряли «алжирцев», 29 % скорее не одобряли и 41 % крайне не одобряли, а в целом 64 % французов находили идею де Голля об «алжирском Алжире, связанном с Францией», хорошей48. Поэтому, когда он вынес 8 января 1961 г. вопрос о самоопределении Алжира на референдум, 75,26 % жителей метрополии поддержали своего президента, тогда как 72 % алжирских французов сказали ему «нет». Опросы показывают, что к весне 1961 г. положительно относились к идее переговоров с ФНО 78 % граждан, причем 69 % были уверены в том, что Алжир станет независимым, но 50 % от этих последних надеялись, что независимое алжирское государство будет стремиться поддерживать отношения с Францией49.
Однако чем большее число французов поддерживали политику де Голля в Алжире, тем яростнее противодействовали ей «ультра». Крайне правые сторонники французского Алжира образовали в феврале 1961 г. «Секретную вооруженную организацию» (ОАС), дав ей такое название специально, по аналогии с «Секретной армией военных Виши» (АС), существовавшей в годы оккупации Франции гитлеровцами. Летом 1962 г., когда Алжир уже обрел независимость, но оасовцы продолжали бороться с де Голлем, они в знак издевки над главой Французского Сопротивления добавили к названию приставку «Национальный Совет Сопротивления» (НСС), превратившись в ОАС-НСС, и, более того, сделали ее председателем Ж. Бидо, сменившего в годы войны на посту председателя НСС национального героя Франции Ж. Мулена. В Алжире и метрополии у ОАС поначалу было немало симпатизирующих, особенно из числа алжирских французов, испытавших шок от идеи самоопределения Алжира и ощущавших себя брошенными президентом. Оасовцы устроили неудавшийся путч в Алжире 22 апреля 1961 г., организовывали массу покушений в метрополии и в Алжире, в том числе неоднократно покушались на де Голля. Пик их террористической деятельности приходится на весну 1962 г., в разгар переговоров о предоставлении независимости Алжиру, проходивших в Эвиане50.
В действительности, как показывают опросы, действия оасов-цев только прибавили популярности политике де Голля. 30 % граждан, например, требовали смертной казни путчистам, в январе
1962 г. 53 % их не выражали солидарности с французскими алжирцами. А на референдуме 8 апреля 90,7 % соотечественников одобрили своего президента и высказались за предоставление независимости Алжиру51.
Французские исследователи единодушно считают заслугой де Голля то, что в алжирской политике он учитывал как раз мнение не политической элиты, а французского народа, «начавшего испытывать моральный кризис в связи с алжирской войной уже в 1956 г.», а к 1960 г. осознавшего, что «Алжир становится тяжелым бременем» для страны52. Результаты референдума по Эвианским соглашениям они метко называют «кульминационным моментом галлоцентризма»53, а перу одного из них - Г.-М. Бенамону - принадлежит красноречивое сравнение роли Алжира в истории Франции - «французская Атлантида»54.
После предоставления независимости Алжиру оттуда начался исход «черноногих». Во Францию вернулось 800 тыс. репатриантов, для которых начался весьма трудный период адаптации к своей стране. К тому же жители метрополии не очень радушно встречали своих сограждан. Согласно опросам, в августе 1961 г. большинство французов были убеждены в невозможности для них оставаться в Алжире, но при этом 69 % респондентов отказывались платить лишние налоги на их вспомоществование. В сентябре 1962 г. 36 % граждан находили достаточной помощь, оказываемую «черноногим», 31 % - слишком чрезмерной и лишь 12 % - недостаточной55. Особенно тяжело складывалась судьба так называемых арки (по-французски - harkis), т. е. алжирцев-мусульман, находившихся на службе во французской армии. История их долгое время оставалась табу во Франции и лишь недавно стала предметом специального изучения56.
Заметим, что до 1983 г. алжирскую войну вообще не преподавали в школах Франции. Лишь в конце ХХ в. известный французский социолог Режис Дебре, близкий к тогда уже президенту Ф. Миттерану, предложил переосмыслить ее и вписать в глобальный контекст взаимоотношений ближневосточного и средиземноморского мусульманского мира с европейским. Прошло еще более чем 10 лет с тех пор, как на выступление Р. Дебре откликнулись правящие круги Франции. Сближение двух стран в политическом плане началось при следующем президенте Пятой республики -Ж. Шираке, а именно с визита в 1999 г. в Алжир министра иностранных дел Юбера Ведрина. Позже состоялись визиты вновь избранного алжирского президента Абдельазиза Бутефлики во Францию в июне 2000 г. и Жака Ширака в Алжир в декабре 2001 г.,
в марте 2003 г. и в апреле 2004 г. после переизбрания Бутефлики. На фоне потепления двусторонних отношений была даже подписана декларация «об особом партнерстве». Однако заключению договора о дружбе мешало исходящее от Алжира требование официального покаяния со стороны Франции.
Одновременно с политическими жестами «заточили перья» французские исследователи. Вышли в свет монографии разоблачительного характера. В результате 11 июня 2004 г. парламент Франции принял закон, в котором французская нация признавала заслуги «арки», а 27 февраля 2005 г. посол Франции в Алжире назвал в своей речи «непростительной трагедию в Сетифе»57. Вместе с тем, после того как в этом же году во французские учебники внесли тезис о «позитивном моменте в колониальной политике», франко-алжирское потепление заморозилось.
Наконец, нынешний президент Франции Франсуа Олланд 19-20 декабря 2012 г. посетил Алжир. Выступая 20 декабря перед алжирскими парламентариями, Олланд говорил о «страданиях алжирского народа» от колониализма, упомянул, что «бойня в Се-тифе, Гелме и Херрате глубоко запала в историческую память и сознание алжирцев», и подчеркнул, что «колониальная система несправедлива и жестока». Тем не менее слова покаяния со стороны Франции не были произнесены и на этот раз. Глава французского государства всячески подчеркивал, что приехал ради будущего. Таким образом, можно ли полагать, что во французском обществе полностью исчезли отголоски этой «франко-французской войны»? Думается, положительного ответа дать на поставленный вопрос нельзя, что подтверждают регулярно проводящиеся во Франции опросы общественного менния. Например, согласно недавним данным, лишь 26 % французов положительно вопринимают Алжир58.
А в заключение хотелось бы подчеркнуть далеко выходящее за пределы внутригосударственных и двусторонних межгосударственных отношений значение алжирской войны и связанного с ней преодоления прошлого. Причем учитывать это должны не только ученые, но и политики. Не будет преувеличением сказать, что сегодня, как и шестьдесят лет назад, остро стоят такие проблемы, как влияние интеллигенции и общественного мнения на механизм принятия политических решений властей, вопросы национальной идентичности и национального самосознания; значение коллективной исторической памяти во взаимоотношениях между разными странами и народами; наконец, проблема государственной целостности.
Примечания
1 La guerre d'Algérie et les français / Sous la dir. de J.-P. Rioux. P., 1990. P. 161, 184.
2 Ferro M. Le Livre noir du colonialisme. P., 2003. Р. 23.
3 Habri M., Stora B. La guerre d'Algérie. 1954-2004. La fin de l'amnésie. P., 2004. Р. 267-268.
4 Появление названия «черноногие» (pieds-noirs) датируется 1952 г. и географически связано с марокканским городом Касабланка. Там группа молодежи из квартала Маарив, почитателей американского кино и организаторов манифестаций против национализма, выбрала это самонаименование по аналогии с названиями племен американских индейцев. Затем его подхватила местная пресса, далее с помощью прессы метрополии слово пересекло алжирско-марокканскую границу и с 1955-1956 гг. вошло в употребление для обозначения французских алжирцев. Но тогда они не восприняли это название, и оно считалось оскорбительным. Лишь после предоставления независимости Алжиру и массового исхода французских алжирцев во Францию в 1962 г. они сами окрестили себя черноноги-ми, чтобы подчеркнуть свою специфику по сравнению как с алжирцами, так и с французами из метрополии. Подробнее см.: Baussant M. Pieds-Noirs, Mémoires d'exil. P., 2002. P. 396-411.
5 Les hommes et les femmes en guerre d'Algérie / Sous la dir. de J.-Ch. Jauffret. P., 2003. P. 573.
6 Цит. по: Habri M., Stora B. Op. cit. P. 269.
7 Journal Officiel. Assemblée Nationale. Débats parlementaires. 1954. P. 4961, 4967.
8 Berstein S., Milza P. Histoire de la France au XX-e siècle. Bruxelles, 1995. P. 823.
9 Journal Officiel. Assemblée Nationale. Débats parlementaires. 1955. Р. 1768.
10 Во французском языке слово «djebel» обозначает «гора в Северной Африке», отсюда название этого поколения, звучащее как «la génération djebels».
11 Harbi M., Stora B. Op. cit. P. 609.
12 Benamon G.-M. Un mensonge français. Retour sur la guerre d'Algérie. P., 2003. P. 106.
13 La guerre d'Algérie et les français. Р. 16.
14 Ibid. P. 112, 589.
15 Benamon G.-M. Op. cit. P. 142.
16 Ibid. P. 239.
17 Sondages. 1956. № 3. Р. 3-4.
18 Sadoun M. Les socialistes entre principes, pouvoir et mémoire // La guerre d'Algérie et les français. Р. 225.
19 Sirinelli J.-F. Les intellectuels français en guerre d'Algérie // La guerre d'Algérie et les intellectuels français / Sous la dir. de J.-P. Rioux et J.-F. Sirinelli. P., 1991. P. 20.
20 Mendès-France P. Œuvres complètes. Vol. 3: Gouverner, c'est choisir. P., 1986. P. 466468.
21 La guerre d'Algérie et les français. Р. 205.
22 Ibid. P. 206.
23 Ibid. P. 25.
24 La guerre d'Algérie et les intellectuels français. P. 11, 28, 34, 279.
25 Ibid. Р. 21-22.
26 Цит. по: SirinelliJ.-F. Op. cit. P. 212.
27 Le Monde. 1955. 6-7 novembre.
28 La guerre d'Algérie et les intellectuels français. P. 206.
29 Ibid. Р. 276.
30 См.: Servan-Schreiber J.-J. Lieutenant en Algérie. P., 1957; Simon P.-A. Contre la torture. P., 1957.
31 Chominot M. Le "film" de la guerre d'Algérie dans l'hebdomadaire illustré Paris Match (novembre 1954 - juillet 1956) // Harbi M., Stora B. Op. cit. P. 578-579.
32 La guerre d'Algérie et les intellectuels français. Р. 226, 238.
33 См.: La guerre d'Algérie et les français. Р. 16; La guerre d'Algérie et les intellectuels français. Р. 97.
34 Girardet R. L'idée coloniale en France de 1871 à 1962. P., 1972. P. 298. См. также: La guerre d'Algérie et les intellectuels français. Р. 17; Benamon G.-M. Op. cit. P. 114.
35 La guerre d'Algérie et les intellectuels français. Р. 193.
36 SirineUiJ.-F. Guerre d'Algérie, guerre pétition? // La guerre d'Algérie et les intellectuels français. Р. 264, 278, 294.
37 Le Monde. 1960. 6 septembre.
38 Le Carrefour. 1960. 12 octobre.
39 La guerre d'Algérie et les intellectuels français. Р. 175-185.
40 См.: Sondages. 1955. № 3. Р. 3; 1956. № 1. Р. 4; № 2. Р. 4; 1957. № 1. Р. 5; № 3. Р. 3-5; 1958. № 1. Р. 3.
41 Sondages. 1958. № 2. Р. 2; 1959. № 1. Р. 4; № 2. Р. 3.
42 La guerre d'Algérie et les français.P. 622.
43 Ageron Ch.-R. L'opinion française à travers les sondages // La guerre d'Algérie et les français. Р. 34.
44 La guerre d'Algérie et les français. Р. 190.
45 Billard T. Illusions et incohérences des indépendants // La guerre d'Algérie et les français. Р. 222.
46 Sondages. 1959. № 4. Р. 4, 7.
47 Sondages. 1960. № 1. Р. 2.
48 Sondages. 1959. № 2. Р. 6; 1960. № 1. Р. 3-4.
49 Sondages. 1961. № 1. Р. 3; № 2. Р. 5.
50 Подробнее о деятельности ОАС, также о том, как решался вопрос о независимости Алжира, см.: Черкасов П.П. Распад колониальной империи Франции. М., 1985; Он же. Агония империи (Политические кризисы, военно-колониалистские путчи и заговоры во Франции в период алжирской войны 1954-1962 гг.). М., 1979; La guerre d'Algérie et les français. Р. 216; Harbi M, Stora B. Op. cit. P. 175-177, 179-180.
51 Sondages. 1961. № 2. Р. 5; 1962. № 2. Р. 3-5.
52 La guerre d'Algérie et les français. Р. 39, 196, 583.
53 Ibid. Р. 39, 196, 583.
54 Benamon G.-M. Op. cit. P. 55.
55 Sondages. 1961. № 3. Р. 6; 1962. № 3. Р. 7.
56 Hamoumou M., Abderahmen M. L'histoire des harkis et Français musulmans: la fin d'un tabou? // Harbi M., Stora B. Op. cit. P. 317-340.
57 Это событие случилось в Алжире 8 мая 1945 г. В местечке Сетиф во время праздничной манифестации по случаю победы молодой алжирский юноша поднял алжирский флаг и был застрелен французским полицейским. Событие дало толчок массовым волнениям по всему Алжиру, в частности в Гелме и Херрате, во время которых погибло множество мусульман. По поводу жертв цифры до сих пор разнятся: французские историки сейчас называют 8 тыс. убитых и 15 тыс. пострадавших. Долгое время власти Франции называли цифру чуть больше 1 тыс. и вообще не признавали своей ответственности за эту расправу.
58 Fourquet J. Seuls 26 % des Français ont une bonne image de l'Algérie contre 71 % du Maroc et 53 % de la Tunisie [Электронный ресурс] // Atlantico. URL: http://www. atlantico.fr/decryptage/seuls-26-francais-ont-bonne-image-algerie-contre-71-ma-roc-et-53-tunisie-ifop-jerome-fourquet-579187.html (дата обращения: 23.03.2014).
