CC BY
64
#
Кроме того, в церковной ограде под аркой размещались листки для чтения религиозно-нравственного содержания. Это были отдельные листы большого формата, содержащие текст, набранный крупным шрифтом на цер-ковно-славянском языке, которые были наклеены на прочный картон и прибиты к стене [11].
Как показывал опыт, народ с охотой читал книжки и листки духовно-нравственного содержания, издаваемые Троице-Сергиевой лаврой. Церковь находилась в центральной части города на Спасской площади (ныне площади Ленина), что обеспечило успех задуманного дела.
Исторический опыт общеобразовательной и культурно-массовой работы провинциальных публичных библиотек остается востребованным при разработке стратегии развития библиотечного дела в современных условиях, и прежде всего просветительской и образовательной деятельности.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Свод законов Российской империи. Т. 1-15. -СПб., 1857. - С. 62.
2. Энциклопедический словарь. СПб.: Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон, 1890-1894. - Т. 3а. Бергер-Бисы. - 1891. - С. 799.
3. География Владимирской губернии. Курс роди-новедения. Руководство к изучению Владимир-
ской губернии / Сост. учитель Владимирского городского училища И. С. Смирнов. - Владимир, 1896. - С. 107.
4. Журов Ф. Г. Исторический очерк г. Шуи. - Владимир, 1890. - С. 159.
5. Розанова Л. А. Шуйские родники. - Шуя, 2007.
- С. 17.
6. Лядов И. М. Историческая и современная записка о городе Шуе. - М., 1863. - С. 128.
7. Систематический каталог книг и журнальных статей, находящихся в земской публичной библиотеке в городе Шуе. - Владимир-на-Клязьме, 1891. - С. 150.
8. Бальмонт К. Под новым серпом: Избр. стихотворения и проза / Сост., вступ.ст. примеч. Л. Н. Таганова; прил. О. К. Переверзева. - Иваново, 2007. - С. 228.
9. Грамматин А. С. Грамматины. История рода священнослужителей Владимирской епархии / Ред. А. А. Бовкало. - Сер. «Свод поколенных росписей». - Вып. 9. - СПб., 1999. - С. 23.
10. Шуйский литературно-краеведческий музей Константина Бальмонта. 2879/1. Повременная церковно-приходская летопись Владимирской епархии г. Шуи Спасской церкви.
11. Грамматин Д. Опыт устройства уличных библиотек // Владимирские епархиальные ведомости.
- 1895. - № 17. - С. 431-434.
ФРАНЦУЗСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В СОВЕТСКОЙ ПРЕССЕ И ОБЩЕСТВЕННОМ СОЗНАНИИ ВРЕМЕН ПЕРЕСТРОЙКИ
THE FRENCH REVOLUTION IN THE SOVIET PRESS AND THE PUBLIC CONSCIOUSNESS SINCE PERESTROIKA
С. С. Алдошин
В статье освещаются основные направления дискуссий и споров вокруг 200-летнего юбилея Французской революции, разгоревшихся на страницах советских газет и научно-популярной литературы в период его празднования. Отражены новые веяния в сравнении Французской и Октябрьской революций, учитывая реалии гласности и перестройки.
Ключевые слова: Французская революция, 200-летний юбилей, перестройка.
S. S. Aldoshin
The article highlights the main areas of discussions and disputes around 200 year anniversary of French Revolution that erupted in the pages of Soviet newspapers and popular scientific literature in the period of celebration. Reflected new trends in comparison of French and October Revolutions, given the realities of glasnost and perestroika.
Keywords: French Revolution, 200-th jubilee, perestroika.
Двухсотлетний юбилей Французской революции на ее родине был встречен парадами, торжественными речами и народными гуляньями. Подогретый прессой интерес к героям и антигероям революционной эпохи вылился во множестве публикаций: как новых иссле-
дований, так и переизданий исследований, ставших уже классикой; многочисленные опросы общественного мнения выявили, как изменилось отношение французов к своей революции (см., напр., [1]). Впрочем, несмотря на то что большинство опрошенных сочло революцию необходи-
Ф
мой, тем не менее вокруг празднования разразились споры (см., напр., [2]). Таким образом, множество общеупотребительных терминов - Национальное собрание, Учредительное собрание, Конвент, левые и правые, друзья народа и враги народа, санкюлоты, якобинцы и жирондисты, патриоты и эмигранты, Кобленц и Вандея - впервые прозвучало в те годы именно во Франции.
Дискуссия, которая имела место в нашей стране, приобрела, как и следовало ожидать, своеобразный оттенок. Советское общество, воспитанное на идее близости двух революций - Октябрьской и 1789 г. - откликнулось на юбилей огромным количеством статей, монографий и публикаций самого различного толка. Сменяя друг друга на страницах научных журналов, споры, которые шли вокруг французской революции, вышли на просторы прессы. Подогреваемые вовсю продолжающейся перестройкой, эти споры привели к тому, что перипетии революции, интерес к которым был раньше лишь уделом историков, стали интересны всему советскому обществу. Ученые, журналисты, представители власти - все хотели выразить свое отношение к идеалам 1789 г., к террору 1793-1794 гг., к термидору.
Советская пресса встретила юбилей по-своему. Помимо переписывания многочисленных штампов, общество, уже вовсю пользующееся плодами перестройки, гласности и нового мышления, не могло не обновить свои взгляды и на такой «столп» советской идеологии, как преемственность революции Французской и Октября.
Вот как один из крупнейших исследователей проблемы - Н. Н. Молчанов характеризовал обсуждение Французской революции в советской историографии: «Нынешняя годовщина - едва ли не первый юбилей, который советская историческая наука встречает не фанфарным единогласием, а жесткой, прямо-таки "революционной" дискуссией» [3]. Действительно, историография французской революции с началом перестройки начала ставить перед исследователями вопросы, которые раньше решались чисто идеологически.
К сожалению, тема революции 1789 г. все еще была в плену идейных взглядов журналистов. Всесторонняя критика сталинизма, разразившаяся с новой силой в это период, нашла в терроре якобинцев своего «брата-близнеца». Однако, в отличие от 1920-х годов, когда террор подавался как «высший подъем революции», теперь террор стал «ужасом сталинизма». «Великая французская революция оказалась исключительно пригодной для создания теоретической базы сталинизма. Легендарный якобинский террор стал просто находкой для этого! Именно поэтому времена террора... объявили "периодом высшего подъема революции"» [4]. Политический миф - «большевики-якобинцы», - выработанный во многом для оправдания сталинского террора, как прецедент в истории, получил новую жизнь, теперь уже в ином качестве.
Поиском продуктивных гипотез, анализом универсальных целей Французской и Октябрьской революции занято зарождающееся новое общество. Новые идеи, демократические перспективы отражаются в идеалистическом понимании перестройки: «Наша перестройка - продолже-
ние гуманистических традиций обеих революций» [5, с.
193]. Новый путь, выбранный СССР, «путь перестройки, цель которой - радикальное обновление общества» [5, с.
194], не мог определяться ничем иным, кроме отказа от ужасов сталинских репрессий. Эта рефлексия общества, последовавшая за отказом от идеи мировой революции.
В связи с этим интересно понять, какую же позицию занял ЦК КПСС в дискуссии о роли и месте французской революции в истории. Чтобы разобраться в этом, воспользуемся текстом доклада Члена Политбюро ЦК КПСС, секретаря ЦК КПСС А. Н. Яковлева на торжественном собрании представителей советской общественности, состоявшимся в Москве 11 июля. Конечно, как и раньше, революция воспринимается как объективное движение вперед. «Народные массы стремились не только к политическому равенству, но и к равенству социальному» [6]. Но новые веяния, перестройка и гласность коснулись и позиции ЦК. Революция теперь рассматривается через призму отказа от идеологической догматизации событий: «Обновленное, освобождающееся от догм сознание перестройки, как, пожалуй, никогда, настроено на новое прочтение многих исторических явлений и событий. <...> Уроки истории извлекаются сегодня не для обновления прежней системы догматов, а для решительного отказа от них» [6].
Пытаясь понять причины неудач якобинцев, А. Н. Яковлев, конечно, хочет понять и причины, приведшие к сталинскому террору: «Свобода оказалась ограниченной, царство разума - идеализированным, ожидания - обманутыми, возвышенность справедливости и равенства - низведенными до параграфов закона, благородство нравственности и совестливости - зараженными лицемерием, святая вера в идеалы - фарисейством» [6]. Вообще, как и следовало ожидать, тема сравнения революции 1789 г. и Октября является доминирующей в докладе. В этом, конечно, нет ничего удивительного - это традиция советской исторической мысли. Однако мы отчетливо видим, как меняются приоритеты: «Октябрь раздвинул гуманистические горизонты французской революции, но, конечно, не поставил им предела. Думаю, что никогда не наступит такое время, когда можно будет сказать, что права и свободы личности достигли совершенства, дальнейшее их движение и развитие остановилось» [6]. Октябрьская революция 1917 г. теперь не видится конечным пунктом развития свободы.
Весьма сентиментально и вместе с тем показательно звучит риторический вопрос А. Н. Яковлева о том, почему благие идеи и начинания Октября сменились «реками безвинной крови». «И когда мы сегодня мучительно недоумеваем, как получилось, что страна, партия ленинцев приняли диктатуру посредственности, смирились со сталинщиной, реками безвинной крови, - нельзя не видеть, что среди причин, удобривших почву авторитарности и деспотии, оказалась и болезненная вера в возможность форсировать историческое развитие, идеализация революционного насилия, восходящая к самим истокам европейской революционной традиции» [6].
Но как же направляющая роль партии, которая, в общем-то, должна была себя дискредитировать еще в
годы сталинских пятилеток? И вот как отвечает на этот вопрос докладчик: «Правда о себе - удел мужественого и сильного. Победить можно только с правдой. Партия, которая жила бы "легендами", тщеславными иллюзиями, -такая партия обречена» [6]. Вот так, партия должна посмотреть на себя со стороны, понять свои просчеты и недоработки и продолжать направлять советское общество.
Весьма показателен тот факт, что рассмотрение перестройки как «революции без гильотин» типично для общественной мысли образца 1989 г. И это неудивительно, если задуматься о том, какие тектонические сдвиги происходят в это время в общественном сознании. «Социализм - динамическое общество. В нем под влиянием внутренних процессов, а также взаимодействия с внешней средой постоянно накапливаются элементы нового содержания... Во всяком случае, перестройка советского общества ставит своей целью глубочайшие радикальные изменения во всех сферах общественной жизни» [6]. Вообще, идея о перестройке как о бескровной революции заняла свое место не в одной статье, посвященной 200-летнему юбилею революции французской (см., напр., [7]).
Как мы видим, официальная позиция ЦК КПСС полностью соответствует тому духу перестройки и обновления, который уже не первый год пропагандировался.
Конечно, вопросом правомерности сравнения якобинцев и сталинизма задавалась в гораздо большей степени, чем верхушка партии, советская общественность. В. Седых в своей статье «Великая революция с дистанции в 200 лет» озвучивает широко распространенную трактовку - несоизмеримость средств Сталина с последствиями: «Но правомерно ли, как это делают некоторые историки и публицисты, сравнивать якобинскую диктатуру со сталинскими преступлениями? Нельзя забывать о том, что неоправданные репрессии сотрясали наше общество в период мирного строительства - и 20, и 30 лет спустя после Великого Октября и гражданской войны, когда давно уже были подавлены контрреволюционные силы. Причем, как выяснилось впоследствии, репрессиям подверглись верные своей Родине, социалистическим идеалам коммунисты и другие советские люди, что деформировало гуманный облик социализма. Что же касается Робеспьера и его друзей, то они действовали в грозовые годы гражданской войны и иностранной интервенции, когда революция и республика подверглись смертельной опасности.» [8]. Оправдание в духе классической советской историографии, однако, как мы видим, изменился настрой к собственной истории.
Не меньший интерес представляет и та часть советской прессы, которая, помимо переоценки на фоне Французской революции революции Октябрьской, задается вопросами относительно нового пути советского общества. Так, например, К. Е. Джеджула, П. А. Сергиенко размышляют над лозунгами Французской революции: «Мы говорили "Равенство" - и насаждали худшую уравниловку во всем, подрывая этим не только стремление повышать производительность труда, искать новое, передовое, но и формируя пассивность, инертность и благодушие, что неизбежно привело к застою общества, отставанию страны
от развитых государств мира, и в то же время порождали различные привилегии, неравенство и социальную несправедливость» [9]. Таким образом, мы видим, что украинские авторы стремятся не только понять, почему идеи, рожденные 1789 годом, превратились в советской стране в прямую их противоположность, но и осознать, к каким последствиям это привело.
Авторы также задаются вопросом, почему «Братство» обернулось событиями в Алма-Ате, Нагорном Карабахе, Грузии: «Мы говорили "Братство" - и так долго и бездумно восторгались им, что чуть не потеряли вообще некоторые немногочисленные народы Севера и Дальнего Востока. А за этим зрели события в Алма-Ате, Нагорном Карабахе, Грузии, Фергане. И теперь партии приходится искать сложные, неординарные решения всех этих проблем и противоречий. Они могут быть решены совместными усилиями всех наций и народностей на принципах социалистического интернационализма, социальной справедливости и уважения чувств и чаяний народов» [9]. Как видно из этой цитаты, несмотря на всю остроту поставленных вопросов, предложенные решения не лишены идеологической окраски и даже некоторой наивности в духе социализма.
Как известно, Всеобщая декларация прав человека впервые была опубликована в массовой советской печати лишь в 1989 г. на страницах «Литературной газеты» [10], хотя Советский Союз присоединился к декларации в 1948 г. Являясь прямой наследницей французской Декларации прав человека и гражданина 1789 г. (с которой советский читатель мог ознакомиться гораздо раньше), Всеобщая декларация для большинства населения СССР являлась недоступной. Конечно, этот факт не мог не удивить общественность, затронутую перестройкой. В. П. Смирнов, прослеживая трансформацию идеи всеобщего равенства, закрепленную в Декларации прав человека и гражданина, ставшую основой Всеобщей декларации прав человека, приходит к выводу: «К сожалению, эти требования (Всеобщей декларации прав человека. - С. А.) выполняются далеко не везде и не всегда. Долгое время они не соблюдались и в Советском Союзе. Объявив советскую Конституцию 1936 г. "единственной в мире до конца демократической конституцией", Сталин фактически ликвидировал основные демократические свободы, постоянно прибегал к политическим преследованиям и необоснованным массовым репрессиям. В 1948 г. Советский Союз присоединился к Всеобщей декларации прав человека, но ее текст в течение 40 лет не публиковался.» [11]. Однако автор отмечает, что, несмотря на такое положение вещей, в Советском Союзе идеалы Великой французской революции имеют «непреходящее всемирно-историческое значение принципов демократического политического устройства, свобод и прав человека, в разработку которых крупный вклад внесла Великая французская революция. Эти принципы - одно из величайших достижений человеческой цивилизации.» [11].
Итак, что же такое образ Французской революции для советских людей в 1989 г.? С одной стороны, веяние перестройки повернуло взгляды общественности СССР практически на 180 градусов. И это не могло не коснуться героев и
образов 1789 г. Размышляя над историей Франции конца XVIII - начала XIX вв., сравнивая историю советского государства с республиканской Францией, отечественные публицисты хотят понять, куда движется исторический процесс в нашей стране. Кто-то в перестройке видит «революцию без гильотин», указывая, что для победы демократического общества и родина Прав человека и гражданина прошла через череду режимов и четырех революций. «Революция - не единовременный акт. Это целая эпоха, растягивающаяся иногда на десятилетия» [12]. Тем не менее понимание необходимости и неизбежности как революции Французской, так и Октябрьской - неотъемлемая часть идейного наследства Советского Союза, России. Наиболее четко, на наш взгляд, отношение к обеим революциям сформулировал Л. Ионин: «Французская революция живет во всех последующих, в том числе и в нашей, век которой оказался долгим -весь XX век. Наша революция многое принесла в мир, многому научила человечество - к чему нужно стремиться, а чего нужно бояться. Она еще раз умудрила человечество, которому, впрочем, любая мудрость не впрок. Она еще не закончена. Мы не можем ведать о плодах, которые она принесут. Жаркое лето 1989-го будит и надежды, и страхи, как и другое жаркое лето 200 лет назад» [12].
Дискуссии, оставшиеся на станицах советской прессы, в какой-то мере отразили отношение советских людей к реалиям перестройки. Являясь в сознании современников «революцией без гильотин», перестройка, как и революция 1917 г., стала поворотным моментом. Как и Октябрь, перестройка определялась за счет сравнения с ошибками и завоеваниями 1789 г.; как и после 1917 г., отношение к Французской революции стало лакмусовой бумажкой, показывающей тенденции и отношение общества не только к будущему собственной страны, но и к общечеловеческим ценностям.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Большаков В. Позолоченный гений свободы // Правда. - 1989. - 30 июля.
2. Вовель М. Дискуссии вокруг двухсотлетия Революции // Мировая экономика и международные отношения. - 1989. - № 7.
3. Молчанов Н. Бастилия: вчера, сегодня... завтра? // Комсомольская правда. - 1989. - 14 июля.
4. Молчанов Н. Путь к Термидору. Террор в Великой французской революции // Московские новости. - 1989. - 16 июля.
5. Сироткин В. Г. Франция: 200 лет без Бастилии. - Киев, 1990.
6. Великая французская революция и современность. Доклад Члена Политбюро ЦК КПСС, секретаря ЦК КПСС А. Н. Яковлева на торжественном собрании представителей советской общественности, состоявшимся в Москве 11 июля // Советская культура. - 1989. - 15 июля.
7. Эйдельман Н. Завершая эпоху революций // Московские новости. - 1989. - 16 июля.
8. Седых В. Великая революция с дистанции в 200 лет // Коммунист. - 1989. - № 11.
9. Джеджула К. Е., Сергиенко П. А. Предвестница свободы, равенства, братства // Коммунист Украины. - 1989. - № 7.
10. Литературная газета. - 1989. - 25 января.
11. Смирнов В. П. Великая французская революция и современность // Мировая экономика и международные отношения. - 1989. - № 7.
12. Ионин Л. Революция продолжается // Новое время. - 1989. - № 28.
