CC BY
151
Рецепция французской культуры в России
УДК 94 (47) В. А. Сомов*
ФРАНКОФИЛИЯ В СЕМЬЕ ГРАФА АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВИЧА СТРОГАНОВА: КОСМОПОЛИТИЗМ И НАЦИОНАЛЬНОЕ САМОСОЗНАНИЕ РУССКОЙ АРИСТОКРАТИИ ЭПОХИ ПРОСВЕЩЕНИЯ**
Род Строгановых, обладавший огромными богатствами, сыграл заметную роль в русской истории. В XVIII в. Строгановы, только что получившие дворянство, следуя в русле европеизации страны, воспринимали ценности западноевропейской культуры. Французский язык, имевший тогда всемирное значение, служил одним из средств завоевания новой роли в обществе и помогал стать полноправным членом высших кругов, а многолетнее пребывание во Франции способствовало вхождению в ряды европейской элиты. Первым европейцем в роду стал граф А. С. Строганов (1736-1811), с юных лет находившийся под влиянием мыслителей эпохи Просвещения, а позднее усвоивший масонские идеалы. Он получил известность прежде всего как ценитель искусства и меценат. Несколько поколений семьи графов Строгановых, воспитанные за границей, заимствовали дух космополитизма, нашедший выражение во всеобщем увлечении французской культурой. Но франкофилия сосуществовала в них с патриотическими чувствами, и этот союз был замечательной особенностью филантропической и просветительской деятельности графа А. С. Строганова и жизни его потомков.
Ключевые слова: граф Строганов, эпоха Просвещения, франкофилия, космополитизм, национальное самосознание.
V. A. Somov
Francophilia in the Family of Count Alexander Sergeevich Stroganov: Cosmopolitanism and National Consciousness in the Russian Aristocracy in the Era of Enlightenment
The Stroganov family was extremely wealthy and played a notable role in Russian history. In the 18th century, the Stroganov's who had just received the noble status, perceived the value of western European culture following the process of the Europeanization of Russia. The French language, which had a global significance at that time, served as one of the means of gaining a new role in the society and helped them to become full members of the highest
* Владимир Александрович Сомов — научный сотрудник Санкт-Петербургской государственной консерватории имени Н. А. Римского-Корсакова, vassom@inbox.ru.
** Работа выполнена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (проект №13-03-00 109). Автор также благодарит В. С. Ржеуцкого (Deutsches Historisches Institut Moskau) за советы.
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2015. Том 16. Выпуск 3 311
quarters. Many years of residence in France, moreover, assisted the entry into the ranks of the European elite. The first European in the family was Count A. S. Stroganov (1736-1811), from his young age, he was influenced by the thinkers of the Enlightenment and later assimilated the ideals of the Freemasons. He became well known as a connoisseur of art and as a patron. Several generations of the Stroganov family, who were educated abroad, adopted the spirit of cosmopolitanism, which they expressed in a general fascination with French culture. But their francophilia co-existed with patriotic feelings and this combination was the particular feature of the philanthropic activities of Count A. S. Stroganov and of his descendants.
Keywords: Count Stroganov, the Enlightenment, francophilia, cosmopolitanism, national consciousness.
Род Строгановых, обладавший огромными богатствами, сыграл заметную роль в русской истории и с давних пор был известен своим интересом к отечественной культуре. Его представители строили и украшали храмы, собирали богатые библиотеки. В XVIII в. Строгановы приобрели дворянство, а первым в роду получил графский титул Александр Сергеевич Строганов (1736-1811), который был видной фигурой не только русской, но и европейской культуры эпохи Просвещения. Известный прежде всего как ценитель искусства и меценат, Строганов со страстью приобретал живопись, скульптуру, графику, книги, археологические древности, памятники естественной истории. Все эти предметы размещались в его прекрасном дворце на углу набережной Мойки и Невского проспекта. Этот особняк, который находился в самом центре Петербурга, рядом с императорской резиденцией, часто бывал местом придворных праздников, политических акций, литературных, художественных, музыкальных, научных собраний. Сокровища строгановского дворца, приобретенные в Европе, в основном во Франции, были доступны широкому окружению хозяина, от первых лиц Российской империи до студентов Академии художеств, стали известны петербургскому обществу и тем самым оказали влияние на развитие русской культуры.
Строгановы подолгу жили за границей, особенно во Франции, имели множество знакомств в этой стране. Париж и королевский двор в Версале были тогда одним из главных центров притяжения европейской космополитичной аристократии. Сам граф Александр Сергеевич и представители нескольких поколений его семьи владели разными языками, но в первую очередь были франкоязычны. Александр Сергеевич выучил французский язык в детстве, в процессе постоянного общения с домашними учителями. Уже владея французским, он в 1752 г., в возрасте 16 лет, отправился в Grand Tour, входивший тогда в обязательную программу воспитания молодых аристократов [23]. Его сопровождал гувернер Жан Антуан (Antoine), гугенот, приехавший в Россию из Берлина [29, S. 106-107; 27, p. 22; 8, с. 164-177]. Александр Сергеевич побывал в Германии, два года провел в Женеве, ездил по Италии, несколько месяцев жил в Париже. Путешествие длилось четыре года (1752-1756), и все это время он вел регулярную переписку с отцом, Сергеем Григорьевичем [7, c. 366-467; 27, p. 417-496; 14]. Письма Александра Сергеевича составлены на русском, хотя его отец знал французский язык — это было вызвано не только намерением сохранить национальные традиции, но и возможностью расширить круг читателей писем в петербургском обществе и при дворе, где еще не все владели французским. Известно, что отец с гордостью показывал отчеты своего сына
о пребывании за границей. Сам барон Сергей Григорьевич, видимо, не владел иностранным языком свободно: хотя сохранились его французские письма к Жану Антуану, иногда он просит сына объяснить необходимые сведения своему наставнику. Возможно, в составлении писем ему помогали секретари, одним из которых был французский литератор барон Теодор Анри де Чуди (de Tschoudy), который впоследствии осуществил в Петербурге издание первого русского журнала на французском языке «Caméléon littéraire» [15].
Основной целью поездки Александра Сергеевича за границу было обучение в Женевской Академии (так тогда назывался университет). Строганов слушал лекции на французском (вероятно, индивидуально), он еще не знал латыни, на которой тогда велось преподавание в Женеве. В 1754-1755 гг. Александр Сергеевич совершил длительное путешествие по Италии, где встречался со многими любителями искусства, в т. ч. с французами. Он вращался в академической и в художественной среде, усваивал правила и обычаи Литературной республики и Республики ученых.
В сентябре 1755 г. Александр Сергеевич направился во Францию, где провел несколько месяцев. Цель его путешествия — Париж. По пути он остановился в Лионе, а оттуда снова поехал в Женеву, чтобы познакомиться с Вольтером. Как проходила эта встреча — неизвестно, но сам Александр Сергеевич сообщил отцу, что философ вручил ему полученное из Парижа письмо, в котором говорилось о землетрясении в Лиссабоне, — событии, которое поразило тогда европейцев. В свою очередь, молодой человек послал этот текст в Петербург — так он принял участие в одной из значительных дискуссий своего времени [7, с. 447-448; 14, № 73]. В Париже Александр Сергеевич продолжил занятия. Он встречался в основном с учеными и торговцами, начал приобретать живопись, предметы естественной истории. 23 февраля 1756 г. Строганов писал отцу: «Париж велик и хорош, но в оном весьма трудно иметь знакомство с большим дворянством, такому человеку как я, который не любит играть в карты» [28, с. 485]. Но со временем парижская жизнь все больше увлекала его. Он просил продлить пребывание во французской столице, отец, напротив, настаивал на его отъезде. В сентябре 1756 г. Александр Сергеевич покинул Париж и вскоре, получив известие о смерти отца, вернулся в Россию.
Спустя 15 лет, в 1771 г., граф Строганов снова отправился за границу, на этот раз вместе с женой Екатериной Петровной (урожденной княжной Трубецкой, 1744-1815). Второе пребывание во Франции, в отличие от первого, продлилось более восьми лет, до 1779 г. Теперь Александр Сергеевич — камергер императорского двора и член государственной коллегии иностранных дел [10, с. 7, 76]. Он занимал видное положение в парижском обществе не только как владелец огромного состояния, обладатель высокого придворного и государственного чина, но и благодаря своей образованности, познаниям в науках, литературе и искусствах. По приезде Строгановы обосновались на улице Ришелье (Richelieu), в квартале, где находилась Королевская библиотека, лавки антикваров, книгопродавцев. Неподалеку жили Дидро и Гримм. Александр Сергеевич привез из Петербурга письмо от Фальконе к Дидро. В ответном письме к Фальконе философ сообщал, что графа трудно застать дома, так как «он беспрестанно в бегах ввиду своего деятельного характера, любознатель-
ности, желания увидеть и научиться» («promené sans cesse par son activité, sa curiosité, le desir de voir et de s'instruire») [26, p. 48-49, 71-72]. Вероятно, Дидро, который собирался ехать в Петербург, расспрашивал Строганова о России. Перед самым отъездом в конце мая 1773 г. философ писал Фальконе: «Я тесно связан с Господином и Госпожой Строгановыми» («Je suis lié étroitement à Mr. et Mad.e de Strogonoff») [26, p. 229-230].
Некоторые сведения о пребывании графа в Париже, его круге общения можно найти в донесениях агентов французских властей, призванных следить за иностранцами, хранящихся в архиве Министерства иностранных дел Франции [21; см. также об этом: 31, p. 131, 137, 145, 310, 430, 493]. В этих донесениях Строганов упоминается прежде всего в разделе «Иностранные посланники», что свидетельствует о его высоком статусе.
Агенты сообщают, что Александр Сергеевич регулярно видится с русскими аристократами, живущими во Франции, посланником князем Барятинским и его родственниками, дипломатами европейских государств, другими иностранцами. Строгановы бывают в салонах мадам Неккер (Necker), маркизы де ля Ферте-Эмбо (de la Ferté-Imbault), дочери мадам Жоффрен (Geoffrin). Они вместе с другими знатными иностранцами посещают театры (Comédie Française, Comédie Italienne), проводят время за картежным столом и развлекаются другими играми («des jeux de sociétés»). Подражая французской аристократии, Строгановы сами держат салон. Александр Сергеевич часто устраивает обеды, ужины и даже концерты в своем загородном доме в Пасси (Passy). Так, 15 января 1779 г. граф
дал концерт и ужин на тридцать персон <...> Картами заправляли банкометы из Пале-Рояль, которые проиграли, а все остальные оказались в выигрыше, за исключением господина графа Строганова» (« a donné un concert et un souper de trente couverts. <...>. Le jeu a été tenu par les banquiers du Palais Royal qui ont perdus; et tout le monde a gagné excepté M. le comte de Stroganow») [21, № 28. Fol. 33 v.].
Вспомним, что в юности граф сожалел о своем неумении играть в карты, которое ограничивало его в контактах с высшим обществом. По-видимому, он так и не освоил игру, но старался соответствовать статусу знатного парижанина.
Строгановский дом стал одним из популярных парижских салонов, наравне с салонами маркизы Дюдеффан (du Deffand), мадам Жоффрен, в нем бывало множество видных гостей. «Русские дамы, которые присутствуют здесь, делают этот дом приятным» («Les Dames Russes qui sont ici rendent la maison agréable»), доносят полицейские агенты [21, № 4. Fol. 77-77v.].
Сам Александр Сергеевич в письмах из Парижа сообщал вице-канцлеру Александру Михайловичу Голицыну о том, как его принимают в Версале, а также новости политической и художественной жизни. Как правило, эти письма на французском, однако именно на русском языке (4/15 февраля 1773), он рассказывает Голицыну об инциденте, когда графиня Екатерина Петровна сумела защитить честь Российской империи:
Жена моя ужинала тому назад с неделю у Дюка Д'Орлеан. За столом сидела она подле некакой старухи, которая начала всякие сумасбродства об России врать. Жена моя с умеренностию на оное отвечала. Дюк Д'Орлеан сведал об оном,
на третий день прислал ко мне с извинением, что в его доме такое неистовство случилось и при том уверить меня, что он навсегда отказал от дома сей бешеной женщине. Сему примеру последовали много знатнейших людей здешняго города и так сия грубиянка почти из всех лутчих домов изгнана [16, Ф. 1263, оп. 1, д. 3323, л. 1-1 об.].
Выбор русского языка в данном случае был явно намеренным. Космополитичный образ жизни мог прекрасно сочетаться с острым чувством патриотизма: граф расценивает себя как представителя Российской империи и чутко относится ко всему, что затрагивает честь его нации.
Связи Строганова во французском обществе, его контакты с европейской элитой были упрочены вступлением в масонство. Он был посвящен в Париже в 1773 г., стал членом нескольких лож и достиг высоких степеней [30, p. 452; 22, p. 520-521]. Масонские ложи, как и парижские салоны, были тем местом, где граф встречал аристократов, политических деятелей, ученых и философов, писателей, художников, скульпторов, музыкантов. В 1778 г. он участвовал в церемонии принятия Вольтера в ложу Девяти Сестер (Loge de Neuf Soeurs). Масонами были близкие ему люди, например художник-пейзажист Гюбер Робер (Robert), а также гувернер его сына Жильбер Ромм (Romme).
В Париже граф посещал лавки антикваров, мастерские художников, академические салоны. Именно тогда были сделаны основные приобретения для его коллекции живописи, на которую он тратил огромные средства. Он покупал предметы искусства не только для себя, но и для своих соотечественников, в том числе для императрицы. Французские художники Жан Батист Грез (Greuze), Элизабет Виже-Лебрен (Vigée-Le Brun) и др. создавали портреты графа и членов его семьи. Композиторы, в их числе знаменитый Гретри (Gretry), посвящали графу и его жене свои сочинения [21, № 3. Fol. 37v.; см. также: 8, с. 19].
Из всех русских аристократов, живших в Париже в то время, граф Строганов был особенно тесно вписан во французское светское общество. На поддержание статуса своего дома он тратил огромные суммы, что существенно расстроило его состояние [31, p. 131, 145, 444-446]. Но Строгановы не спешили покидать Париж и откладывали свой отъезд. Наконец 29 августа 1779 г. они уехали в Россию. По сообщению полицейского агента,
господин Граф уплатил в последние дни 400 тысяч ливров и оставил еще много долгов. Отъезд произвел сильное впечатление на госпожу графиню Строганову, кажется, что здоровье ее пошатнулось из-за этого (M. le comte a payé ces jours derniers plus de 400 000 #, et a encore laissé beaucoup de dettes <...>. Ce départ a fait beaucoup d'effet à Made. la Comtesse de Stroganow, et sa santé en a même paru alterée). [21, № 30. Fol. 90-91].
Гримм писал Екатерине II 27 октября (7 ноября) 1779 г. об отъезде Строганова:
Долгое пребывание здесь почти натурализовало его, следовательно, он оставил много друзей и о нем многие сожалеют. Он был бы неблагодарен, если бы забыл Париж (Son long séjour l'aurait presque naturalisé ici; il a par consequent laissé beaucoup d'amis et beaucoup de regrets. Il serait ingrat, s'il oubliait Paris) [2, c. 68].
Екатерина в ответ заметила 7 декабря 1779 г.: «Строганов не опасается забыть Париж, у него только это на устах» («Stroganof n'a garde d'oublier Paris: il n'a que cela à la bouche)» [4, c. 166].
Grand Tour по Европе и долгая жизнь во Франции дали графу Александру Сергеевичу возможность развить свой литературный и художественный вкус, ознакомиться с новейшими тенденциями науки, искусства и архитектуры. Вернувшись в Россию, он стремится воплотить этот опыт, украшая свой дворец, создавая собственные художественные и научные коллекции, всемерно участвуя в духовной жизни русской столицы, не случайно в Отечестве его ценили прежде всего как любителя искусств и мецената.
Уже после своего первого европейского путешествия Александр Сергеевич становится деятельным членом кружка любителей французской литературы, который объединял русских франкофилов и иностранцев, живущих в Петербурге. Не случайно этот кружок П. Н. Берков назвал «франко-русским салоном» [1, с. 240-262]. Одна из рукописей Строгановского архива — тетрадь для записи выданных книг, позволяет нам получить представление о возможных членах этого сообщества [12, Ф. 18, № 37]. В тетради, где почти все записи сделаны по-французски, зафиксированы имена примерно 50 посетителей дома Строганова, читателей его библиотеки. Это сама Екатерина II, государственные и военные деятели, придворные, дипломаты, ученые, писатели, художники. Почти все книги были на французском языке, а среди авторов мы находим имена д'Аламбера (d'Alembert), Боссюэ (Bossuet), Фенелона (Fénélon), Грессе (Gresset), Гельвеция (Helvetius), Монтескье (Montesquieu), но чаще всего встречается имя Вольтера. Это писатели, о которых тогда говорили при дворе и в высшем обществе, книги, которые вскоре были переведены на русский язык [19].
Литературные интересы самого Александра Сергеевича отражены в тетради, озаглавленной «Дух моего чтения» («Esprit de mes lectures»), которая, судя по многим ошибкам во французском языке, была составлена в юности, возможно, еще во время первой поездки в Европу. В этой рукописи выписки из французских книг распределены в особом порядке, по темам: «De la liberté», «De la Police» и т. д. Авторы — Билефильд (Bilefield), Монтескье (Montesquieu), Фридрих Великий и, конечно, Вольтер [17, Ф. 1278, оп. 1, д. 3, л. 80-110].
Строгановский дворец был открыт для гостей, и французский язык был главным средством общения этого многонационального космополитичного собрания. Ученые из Женевы, Жан-Анри Пикте (Pictet) и Жак Андре Малле (Mallet), которые побывали в Петербурге в 1768-1769 гг., встречали у Строганова много иностранцев. Женевских гостей в доме русского вельможи удивляли смесь людей разного звания и происхождения, множество слуг, в том числе французов, сама атмосфера этих обедов, сочетание свободных речей, простоты в обращения хозяина и азиатской пышности дома [32, p. 97-98, 135, 237-238, 266].
Подобный же контраст замечал спустя много лет, в начале XIX в., граф Адам Чарторыйский. Он писал об А. С. Строганове:
Граф, живший долгое время в Париже, усвоил там навыки, которые представляли резкую противоположность с его старыми московскими привычками. В его
доме говорили о Вольтере, о Дидро, о парижском театре, обсуждали достоинства картин великих мастеров <.. .> и, наряду с этим, здесь же накрывался огромный стол, и к обеду являлись гости без всякого приглашения, прислуживала целая вереница рабов, а беспорядок в делах выдавал происхождение этих сибирских богатств. <.. .> Он представлял из себя странную смесь энциклопедиста и русского старого боярина. С умом и речью француза он соединял чисто русский нрав и привычки. <...> В силу природных наклонностей и благодаря убеждениям, заимствованным у французов, граф был либерален в своих воззрениях и стремлениях [19, с. 60-61, 262-263] (Le comte, qui avait longtemps vécu à Paris, y avait pris habitudes qui faisaient un singulier contraste avec ses anciennes coutumes moscovites. On y parlait de Voltaire, de Diderot, du Théâtre parisien, on y discutait le mérite des tableaux des maîtres, dont le propriétaire possédait une riche collection; — et à côté de cela, on voyait dresser une table immense, où l'on venait diner sans y être invité, où l'on était servi par une nuée d'esclaves, — où le desordre des affaires signalait l'origine de ces richesses sibiriennes. <...> Il y avait en lui un singulier mélange de l'encyclopédiste et du vieux boyard russe. Il avait l'esprit et le propos français, les moeurs et les habitudes russes. <...> Les penchants naturels du comte et ses opinions françaises étaient donc libéraux en paroles et en voeux [25, c. 45-46, 298-299]).
Парижский опыт оказался особенно полезным, когда в 1800 г. Строганов был назначен директором Императорских библиотек и президентом Императорской Академии художеств — учреждений, которые испытали значительное воздействие французской культуры. На этих должностях он сменил француза-эмигранта графа Шуазель-Гуффье (Choiseul-Gouffier). В подчинении Строганова либо под его покровительством было немало французов. Александр Сергеевич лично способствовал приезду многих из них в Петербург, еще со времени своего Grand Tour он занимался приглашением иностранных специалистов в Россию.
В Петербурге граф издал каталог своей картинной галереи, составленный на французском языке. Работая над ним, граф ориентировался на подобные каталоги французских собраний [33]. Основные приобретения для библиотеки также были сделаны в Париже, хотя она регулярно пополнялась иностранными книгами и в самой России, благодаря сложившейся к концу XVIII в. сети комиссионеров-книготорговцев. В начале XIX в. эта коллекция насчитывала примерно 4 тыс. 800 заглавий, а иностранный фонд, в котором преобладали французские книги, — более 3 тыс. заглавий [5, c. 225; 18, c. 244-245].
В то же время граф всемерно содействовал развитию отечественной культуры. Его личная библиотека стала своеобразным общественным «Кабинетом для чтения». В его доме были оглашены проекты устройства Публичной библиотеки и Собрания, старающегося о переводе иностранных книг. Строганов принял участие в составлении «Словаря Академии Российской.». Позднее он призывал к написанию истории России, заботился о пополнении императорской Публичной Библиотеки русскими книгами, стремился открыть ее для более широких слоев общества [9]. Граф провел значительные реформы в Академии художеств, расширил преподавание научных предметов, а его дворец был открыт для занятий воспитанников Академии, которые учились, копируя предметы его собраний. Многие художественные проекты, реализованные Строгановым в России, происходили из конкретных парижских образцов 1770-х гг. [28, c. 55, 92, 265].
В конце жизни главным делом Александра Сергеевича было строительство Казанского собора, ставшего одним из символов имперской столицы. Создатель этого памятника, воспитанник Строганова, архитектор А. Н. Воронихин, учился по воле графа именно в Париже.
Во Франции родились дети Строганова, здесь же перед отъездом в Россию он нашел воспитателя для своего сына: молодого ученого, поклонника идей Руссо Жильбера Ромма [34]. Граф Александр Сергеевич сам руководил воспитанием сына, так как по возвращении в Россию расстался с женой. В Петербурге графиня Екатерина Петровна увлеклась И. Н. Римским-Корсаковым, фаворитом Екатерины II. По свидетельству французского дипломата Корберона (Corbéron), «Строганов смотрел на эти отношения с парижским спокойствием» («Stroganof voyoit cet arrangement avec la tranquillité parisienne») [24, c. 328]. Графиня Екатерина Петровна, жившая с тех пор отдельно от семьи, хранила самые лучшие воспоминания о Париже. По словам И. М. Долгорукова, «там она беспрестанно была в сообществе Мармонтеля, Вольтера и прочих философов». Скорее всего, графиня преувеличивала свою близость к властителям умов, но можно вполне доверять свидетельству о том, что «она до крайности любила словесность, наипаче французскую, ибо привыкла к тому наречию более, нежели к своему природному» [3, c. 21-22].
Сын Строгановых, граф Павел Александрович, провел во Франции первые 8 лет своей жизни и его первым языком стал французский. Лишь позднее он выучил русский, что входило в программу, составленную совместно его отцом и французом-гувернером. Одним из главных образовательных элементов стало длительное путешествие Павла по России, в ходе которого юноша должен был познакомиться со своей страной и ее культурой до того, как ехать в Grand Tour по Европе. Программа его чтения также включала немало книг на русском языке. В 1786 г. Павел Александрович вместе с Жильбером Роммом проехали через Германию в Женеву и затем во Францию. В начале 1789 г. путешественники отправились в Париж, чтобы изучать естественные и точные науки. Ромм сообщал Александру Сергеевичу, что Павел интересуется также историей и «французской изящной словесностью» («belle littérature française») [35, p. 689]. В соответствии с семейной традицией, отцу из Парижа Павел писал по-русски [28, p. 498-499]. «Будь добрым русским, подчиняйся требованиям страны, где родились все твои», указывал ему отец [11, c. 34]. Когда же Павел Александрович слишком увлекся политическими событиями, ему пришлось — по приказу императрицы и по требованию отца — покинуть Париж. В начале XIX в. он был одним из самых видных государственных деятелей Российской империи, соавтором александровских реформ и участвовал в битвах против наполеоновских войск. В одном из этих сражений, в битве при Краоне (Craonne) в 1814 г., погиб его сын граф Александр Павлович.
В 1817 г., после смерти Павла Александровича, единственной наследницей огромных строгановских владений стала его вдова, графиня Софья Владимировна (1775-1845). В детстве она много путешествовала за границей, несколько лет жила во Франции со своей матерью Натальей Петровной Голицыной, знаменитой «усатой княгиней» («princesse moustache»), которая славилась галломанией. В результате подобного воспитания Софья Владимировна не-
достаточно знала русский язык, всю жизнь даже с членами своей семьи переписывалась по-французски.
Графиня продолжила семейные традиции благотворительности, уделяла внимание просвещению крестьян, населявших ее земли. Она привела в порядок доставшееся ей расстроенное хозяйство, следила за состоянием дворцов. Именно Софья Владимировна поручила заново описать семейную библиотеку. Каталоги, составленные по ее распоряжению, почти все выполнены на французском языке. Графиня много читала, она создала специальные коллекции для себя самой: «моя малая библиотека» («ma petite bibliothèque»), «моя сельская библиотека» («ma bibliothèque de la campagne»), etc. [5, с. 225]. В письмах Софьи Владимировны к дочерям часто идет речь о литературе, занятиях языками, не только иностранными, но и церковнославянским [13, Ф. 669, № 54, л. 4, 6]. Возможно, эти рассуждения графини Строгановой являются одновременно и отзвуком дебатов того времени, нашедших выражение в литературной галлофобии, и отражением семейной традиции.
* * *
В XVIII в. Строгановы, как и другие русские аристократы, следуя в русле европеизации страны, восприняли ценности западноевропейской культуры. В их семье этот процесс следовал за приобретением нового социального статуса, т. е. получением дворянства. Французский язык, имевший тогда всемирное значение, служил одним из средств завоевания новой роли в обществе и помогал стать полноправным членом высших кругов, а многолетнее пребывание во Франции способствовало вхождению в ряды европейской элиты. Первым европейцем в роду Строгановых стал граф Александр Сергеевич, с юных лет находившийся под влиянием мыслителей эпохи Просвещения, а позднее усвоивший масонские идеалы. Несколько поколений этой славной семьи, воспитанные за границей, заимствовали дух европейского космополитизма, нашедший в то время выражение во всеобщем увлечении французской культурой. Но франкофилия сосуществовала в них с патриотическими чувствами, и этот союз был замечательной особенностью филантропической и просветительской деятельности графа Александра Сергеевича Строганова и жизни его потомков.
ЛИТЕРАТУРА
1. Берков П. Н. Ломоносов и литературная полемика его времени. — М.; Л.: Изд-во Академии Наук СССР, 1936.
2. Гримм Фр.-М. Письма Гримма к императрице Екатерине II / Изд. Я. К. Гротом. — СПб.: Типография императорской Академии наук, 1885 (Сб. ИРИО. Т. 44).
3. Долгоруков И. М. Капище моего сердца или словарь всех тех лиц, с коими я был в разных отношениях в течение моей жизни / Изд. подготовил В. И. Коровин. — М.: Наука, 1997.
4. Екатерина II Письма императрицы Екатерины II к Гриму / Изд. Я. К. Гротом. — СПб.: Типография императорской Академии наук, 1878. (Сб. ИРИО. Т. 23).
5. Елагина Н. А., Сомов В. А. Каталоги библиотеки графов Строгановых в отделе рукописей РНБ (К вопросу о реконструкции строгановского книжного собрания) // Западноевропейская культура в рукописях и книгах Российской национальной библиотеки. — СПб.: Дмитрий Буланин, 2001. — С. 222-235.
6. Кузнецов С. О. Не хуже Томона: Государственная, меценатская, собирательская деятельность рода Строгановых в 1771-1817 гг. и формирование имперского облика С.-Петербурга. — СПб.: Нестор, 2006.
7. Кузнецов С. О. Пусть Франция поучит нас «танцовать». — СПб.: Нестор, 2003.
8. Кузнецов С. О. Путешествие в Европу 1752-1757 гг. Ж. Антуана и барона А. С. Строганова // Франкоязычные гувернеры в Европе XVII-XIX вв. / Под редакцией А. В. Чудинова и В. С. Ржеуцкого. — М.: ИВИ РАН, 2011. — С. 164-177.
9. Ландер И. Г.; Михеева Г. В. 1800-1811: Александр Сергеевич Строганов // История библиотеки в биографиях ее директоров: 1795-2006. — СПб., 2006. — С. 31-49.
10. Месяцослов с росписью чиновных особ в государстве на лето от Рождества Христова 1778. — СПб.: При Имп. Академии наук, [1778].
11. Николай Михайлович, вел. кн. Павел Александрович Строганов: Историческое исследование эпохи Александра I. — СПб.: Тип. Экспедиции заготовления государственных бумаг, 1903. — Т. 1.
12. Отдел рукописей Библиотеки Российской Академии наук. — Ф. 18.
13. Отдел рукописей Российской национальной библиотеки. — Ф. 669.
14. Писаренко К. А. Из семейной хроники рода Строгановых: Письма барона А. С. Строганова отцу из-за границы. 1752-1756 г. // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2005. — [Т. XIV]. — URL: http://feb-web.ru/feb/rosarc/default.asp?/feb/rosarc/ rae/rae.html (дата обращения: 14.02.2014).
15. Ржеуцкий В. С. В тени Шувалова: Французский культурный посредник в России барон де Чуди // Новое литературное обозрение: Теория и история литературы, критика и библиография. — 2010. — № 5 (105). — С. 91-124.
16. Российский государственный архив древних актов. — Ф. 1263.
17. Российский государственный архив древних актов. — Ф. 1278.
18. Сомов В. А. «Кабинет для чтения» графа А. С. Строганова (Иностранный фонд) // Век Просвещения. — М.: Наука, 2006. — Вып. 1. — С. 232-269.
19. Сомов В. А. Круг чтения петербургского общества в начале 1760-х годов (Из истории библиотеки графа А. С. Строганова) // XVIII век. — Сб. 22. — СПб.: Наука, 2002. — С. 200-234.
20. Чарторыйский А. Мемуары князя Адама Чарторижского. — М.: К. Ф. Некрасов, 1912. — T. 1.
21. Ministère des Affaires étrangères. Archives diplomatiques. Sér. Contrôle des étrangers.
22. Bacounine T. Répertoire biographique des francs-maçons russes (XVIIIe et XIXe siècles). — Paris: Institut d'études slaves, 1967.
23. Berelowitch Wl. La France dans le «Grand Tour» des nobles russes au cours de la seconde moitié du XVIIIe siècle // Cahiers du Monde russe et soviétique. — XXXIV (1-2). Janvier-juin 1993. — P. 193-210.
24. Corberon M. D., baron de. Un diplomate francais à la cour de Catherine II, 1775-1780: journal intime du chevalier de Corberon. / Publié d'après le manuscrit original, avec une introduction et des notes par L.-H. Labande. — Paris: Plon-Nourrit et cie, 1910. — T. 2.
25. Czartoryski A. Mémoires du prince Adam Czartoryski et correspondance avec l'empereur Alexandre Ier. — Paris: E. Plon, Nourrit et cie, 1887. — Т. 1.
26. Diderot D. Correspondance. — T. XII (Janvier 1772 — Juin 1773) / Recuillie, établie et annotée par Georges Roth — Paris: Les Éditions de Minuit, 1965.. — T. 12.
27. Les Français en Russie au siècle des Lumières: Dictionnaire des Français, Suisse, Wallons et autres francophones en Russie de Pierre le Grand à Paul Ier / Sous la direction de Anne Mezin & Vladislav Rjéoutski. — Ferney-Voltaire: CIEDHS, 2011. — T. 2.
28. Jaeger S. Alexander S. Stroganov (1733-1811): Sammler und Mäzen in Russland der Aufklärung. — Köln; Weimar; Wien: Böhlau Verlag, 2007 — (Studien zur Kunst. 5).
29. Kämmerer J. Russland und die Hugenotten im 18. Jahrhundert (1689-1789). — Wiesbaden: in Komission bei Otto Harrassowitz, 1978. — (Schriften zur Geistesgeschichte des Östlichen Europa / herausgegeben von Hans Georg Beck, Alois Schmaus, Georg Stadtmüller und Edgar Hösch. Bd. 13).
30. Le Bihain A. Francs-maçons parisiens du Grand Orient de France (Fin du XVIIIe siècle). — Paris: Bibliothèque natonale, 1966.
31. Lilti A. Le monde des salons: Sociabilité et mondanité à Paris au XVIIIe siècle. — Paris: Fayard, 2005.
32. Pictet J.-L.; Mallet J. A. Deux astronomes génévois dans la Russie de Catherine II. Journaux de voyage en Laponie russe de Jean-Louis Pictet et Jacques-André Mallet pour observer le passage de Vénus devant le disque solaire 1768-1769 / Publiés par Jean-Daniel Candaux, etc. — Ferney-Voltaire, CIEDHS, 2005.
33. Stroganov A. S. Catalogue raisonné des tableaux qui composent la collection du comte A. de Stroganoff. — Saint-Pétersbourg, de l'imprimérie du Corps des cadets Nobles, 1793.
34. Tchoudinov A. Un adepte de Rousseau en Russie: Gilbert Romme, éducateur du comte Pavel Stroganov // Le précepteur francophone en Europe (XVIIe — XIXe siècles) / Sous la direction de Vladislav Rjéoutski et Alexandre Tchoudinov. — Paris: L'Harmattan, 2013. — P. 295-318.
35. Tchoudinov A. Quatre lettres de Gilbert Romme et de Pavel Stroganov écrits de Paris en 1789-1790 // Les Archives de l'Est et la France des Lumières: Guide des archives et inédits / Sous la direction de Georges Dulac et Sergueï Karp. — Ferney-Voltaire: CIEDHS, 2007. — P. 682-695.
