КОГНИТИВНАЯ ДИАЛЕКТОЛОГИЯ
В разделе представлены статьи постоянных авторов, посвященные когнитивному осмыслению диалектной метафоры (статья Д.Н. Галимовой) и метеонимической сферы сибирских говоров как формы обыденного знания (статьи В.П Васильева и Э.В. Васильевой). Стремление проникнуть в глубины познания мира, в те структуры, в которые оказывается облечено полученное знание о нем, движет лингвистами, работающими в русле когнитивного направления, и приводит к возникновению новых разделов когнитивной лингвистики, таких как когнитивная диалектология и когнитивная диалектография (В.П. и Э.В. Васильевы), свидетельствующих о накоплении информации и в какой-то степени ее безграничности даже во вполне определенном и ограниченном поле исследования, будь то диалектная метафора или метеоконцепт.
УДК 800.86/87; 003 Д.Н. Галимова
ФРАГМЕНТ АКСИОЛОГИЧЕСКОЙ КАРТИНЫ МИРА АМУРСКИХ ДИАЛЕКТОНОСИТЕЛЕЙ:
МЕТАФОРИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ «ЖИЗНЬ - ДВИЖЕНИЕ»
В статье представлено описание фрагмента ценностной картины мира жителей сел Амурской области, выполненное на основании анализа метафорических единиц. В качестве базовой ценности отмечена активная деятельность, ее значимость подчеркивается в высказываниях, связанных с работой, здоровьем и жизнью в целом.
Ключевые слова: метафора, миромоделирование, ценностная картина мира.
The article describes a fragment of axiological language mapping of the Amur region villagers which is based on metaphorical analysis. Energetic activity is distinguished as a basic value, its importance is supported by utterances relating to work, health, life.
Key words: metaphor, world modeling, axiological language mapping.
Ценностная картина мира индивида формируется под влиянием традиционной культуры, национальных стереотипов, моральных ценностей, передаваемых от поколения к поколению, и достраивается, корректируется в течение жизни под влиянием внешних и внутренних обстоятельств, обусловленных семейным, социальным, профессиональным положением человека, историческими и политическими факторами. Таким образом, ценностная картина мира содержит общее для представителей одной культуры и специфическое, обусловленное личным опытом человека.
В ценностной картине мира отражаются наиболее значимые для данной культуры смыслы, ценностные доминанты, совокупность которых и образует определенный тип культуры, поддерживаемый и сохраняемый в языке [1].
Ценностная картина мира вербализована: в языке отражена система ценностей, моральные нормы, обычаи и установленные людьми принципы. Изучение лексических единиц помогает описать ценностные доминанты носителей языка. Так, например, выборка и анализ метафорических единиц позволяет реконструировать фрагмент аксиологической модели определенной референтной группы.
Материалом нашего исследования выступили записи речи старожилов сёл Амурской области. Поскольку анализируемые записи сделаны в относительно короткий временной промежуток (в течение 13 лет, с 2000 по 2013 гг.) и большая часть информантов - люди, рожденные в 20-30-е гг. XX в., можно утверждать, что реконструируемая метафорическая модель мира и воплощенный в ней фрагмент ценностной картины мира, с большой степенью точности отражают обыденные («наивные») представления целого поколения диалектоносителей, жителей Амурской области, в частности.
Ценность есть то, что для человека значимо, что определяет жизненные ориентиры его поведения и признается обществом как таковое. Как отмечает Н.Д. Арутюнова, ценность тесно связана с оценкой, это положительная или отрицательная значимость экстралингвистического факта (во втором случае речь идёт об антиценности). Ценностная система отражает представления культуры о норме (ценности) и отступлениях от нее (антиценности) [2].
Анализируя метафорические единицы, отражающие интерпретацию диалектоносителями разных моментов их личной жизни, общественного устройства, мы отметили, что говорящие наиболее часто метафорически подчеркивают такую базовую ценность, как активная деятельная жизнь.
Рассмотрим некоторые подтверждающие нашу мысль высказывания.
Конкретизируя абстрактное понятие «жизнь», диалектоноситель интерпретирует ее как земное или водное пространство. В первом случае бытие человека осознается как направленное движение активного субъекта (жизнь идти, пройти жизнь) через глагол однонаправленного поступательного движения идти в переносном значении. Таким образом, жизнь интерпретируется как линейное движение от начальной точки в определенном направлении к определенному месту: «Чё я знаю. Да жизнь от такую пройшла. Неспокойнаю». В представлении диалектоносителей человек проживает жизнь, как проходит (проезжает) дорогу, часть выделенного ему пути, то есть постоянное перемещение осознается как норма жизни. Результатом таких представлений является выражение всю дорогу, употребляющееся в значении ‘всю жизнь, постоянно на протяжении жизни’: «Раньше сами пекли. Моя мать, покойница, у колхоз пекла. Всю дороуу пекли хлеб. Раньше в кажноуо были печки»; «— Головные уборы как называли? - Головной убор как? Ну, я обычно в платочке всю дороуу».
Помимо этого, интерпретация жизни как земного пространства, на котором обитает человек, предполагает, что живущий должен проявлять свою активность, чтобы обустроить свою жизнь. Метафоры, характеризующие такое поведение человека, выражены глаголами активного действия, значение которых указывает на качества, требующие больших физических затрат со стороны субъекта: «Если хороший муж ещё попадётся, какой попадётся. Ну, если такой вот, можно увернуться, но это надо крутиться много». Таким образом, подчеркивается значимость постоянного движения.
То, что жизнь интерпретируется как перемещение по водному пространству, также предполагает определенную активность со стороны «плывущего» (живущего). Однако метафор, отражающих норму жизни как спокойное плавание, при котором человек держится на поверхности и постоянно движется в выбранном направлении, в диалектном дискурсе мы не отметили, хотя в художественном тексте они присутствуют (см., например, [3]). Зато зафиксированы метафоры, характеризующие отступление от «гипотетической» нормы и отражающие отрицательную оценку «бурного течения жизни». Так, например, подтверждает возможность бытования в диалектном дискурсе образа жизни как перемещения по водной поверхности, а человека как корабля метафора посадить на якорь, используемая в значении ‘Отстранить кого-л. от активной трудовой деятельности по состоянию здоровья’: «Жизнь моя проходила хорошо. Всю жизнь в работе. Доярка. А когда пришлось пенсию получать, то и... На якорь посадили», - прекращение движения расценивается как окончание активного существования, и в целом негативно.
То, что жизнь-движение по водной поверхности должно быть поступательным, косвенно подтверждает и метафора из следующего фрагмента: «Вот там Маруся Брулёва жила. А у неё мужик такой, выпьет - дрался, ревновал её. Ну, она села и уехала куда-то туды вот. А он здесь бултыхается. Пьёт». Неустойчивое положение человека, проявляющееся в отсутствии постоянного места работы, постоянного занятия, крепкого дома, семьи, является отступлением от нормы, получает отрицательную оценку.
Одной из базовых ценностей для наших информантов является работа. Для абсолютного большинства представителей старшего поколения сельских жителей работа -это образ жизни, принятый с самого детства: «Мы всю жизнь в труде были». Эти люди провели жизнь в непрерывном нелегком труде, не получая за это многого, но упорно продолжая трудиться и на работе, и дома. Работа и сейчас занимает основное место в их жизни, и понятия «работать» и «жить» для многих из них практически равнозначны: и то, и другое интерпретируется через глаголы движения. В сознании диалектоносителей закрепилась норма, которая может быть выражена метафорически: «Работать - совершать повторяющиеся однотипные движения», что отражается в метафорах ворочаться, ковыряться, копаться, крутиться, толочься, топтаться, шевелиться и т.п. При этом конкретное действие типа «пилить», «копать», «сеять» не называется, потому что для говорящего важно не само выполняемое действие, а его характер: однотипность,
повторяемость движений: «Раньше <...> кто крутился, как говорится, работал, тот и жил; Тут у меня два брата, вот они мне помогают. Я-то уже не такая. И то понемножку-то толкусь; Тут уже здоровья нету <...> А мы вот ворочаемся, возимся, делаем». Г лаголы вращательного и беспорядочного движения в диалектном дискурсе получают метафорическое значение ‘постоянно быть в работе, хлопотах‘ и используются как синонимы к глаголам работать, трудиться, делать: «Надо же крутиться, работать; Которые живые, тоже живуть, трудются. Валя день и ночь крутится, бедная».
Называют трудовые действия и глаголы физического воздействия на объект ковыряться, копаться: «Хто не хочет (работать), тот живёт хуже, а кто делает помаленьку, копается, тот всё равно.; Сделали урыжу (операцию), а чё толку? Надо ж
ковыряться было, она опять вылезла». Значима для метафоризации значения оказывается сема «слабая интенсивность действия».
Прожившие всю жизнь в труде и привыкшие работать, 70-80-летние старики жизнь свою оценивают как непрерывное действие: «Семьдесят лет, мне уже сидеть на печке надо, ждать, а я ковыряюсь и живу этим». А для некоторых из них и в 80 лет активная беспрерывная работа, как для механизма, является нормой: «Я с утра встаю, пошла курей накормила, как завелась - и до вечера». Эта метафора является дискурсивной реализацией базовой метафорической модели «Жизнь - это движение». Эту же модель отражает метафорическая интерпретация смерти как остановки механизма: «У неуо сердце. Всё. Остановился мотор. Нихто б не спас».
Переданная через метафору негативная оценка невозможности продолжать активный образ жизни достаточно часто появляется в высказываниях диалектоносителей. Болезнь вообще, в силу возраста наших информантов, является одной из самых актуальных тем. Прекращение физической активности интерпретируется как принятие сидячего положения. Заболевший человек лишается физической активности в результате болезни, садится: «Сердце сильно бьётся, вот мне это и уоре, а так мне ничё бы <...> И пела, и плясала, и всё делала. Но теперь села».
Г оворя о части тела, по причине болезни которой человек теряет способность двигаться так же легко, как прежде, диалектоноситель персонифицирует ее в метафорическом высказывании: рука или нога осмысляются как активные субъекты и оказываются «виноваты» в неработоспособности или неподвижности человека, так как подводят его, отказываясь двигаться, не работая: «А щас вот ноги не ходют. Ой, горе. Ноги-то и подвели-то; Всё поплачу, поплачу, а щас ручечки не хочат работать».
Активность, движение является нормой жизни и для деревенского общества. Отсутствие движения, развития в деревне, связанное с распадом колхозов и совхозов, расценивается негативно. Чаще всего об изменениях в постсоветскую эпоху сельские жители говорят как о «развале», «разрушении», «разломе», однако отмечены и такие метафоры, которые интерпретируют прекращение социальной активности людей как остановку движения: «Раньше смотришь, ребята идут, на уармошке играют. Девчаты поют <...> Вот чего сёднишний день все замерли?» Данная метафора также является дискурсивной реализацией базовой метафорической модели «Жизнь - это движение».
Таким образом, метафора движения, как своеобразное зеркало моральных норм, ценностей, отражает значимость активной, деятельной жизни для старшего поколения жителей сел Амурской области. Наши информанты - это крестьяне, имеющие привычку к труду на земле, и, следовательно, «привычку» к постоянному движению, действию, -приняли от своих родителей и от времени такое условие: жить в работе.
ЛИТЕРАТУРА
1. Карасик В.И. Культурные доминанты в языке // Языковая личность: культурные концепты. Волгоград-Архангельск: Перемена, 1996. С. 3-16.
2. Арутюнова Н.Д. Аксиология в механизмах жизни и языка // Проблемы структурной лингвистики - 1982. М.: Наука, 1984. С. 5-23.
3. Павлович Н.В. Язык образов: парадигмы образов в русском поэтическом языке. М.: ИРЯ РАН, 1995. 491 с.
201