УДК 882
ФОРМЫ И ФУНКЦИИ ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНЫХ СВЯЗЕЙ
МЕЖДУ ПРОИЗВЕДЕНИЯМИ А. С. ПУШКИНА
И РОМАНОМ М. А. БУЛГАКОВА «БЕЛАЯ ГВАРДИЯ»
© 2013 Гаджиева М.Д.
Дагестанский государственный университет
Статья посвящена исследованию различных видов интертекстуальных связей между произведениями А. С. Пушкина и романом М. А. Булгакова «Белая гвардия».
The article deals with various types of intertextual links between the A.Pushkin's works and "The White Guard" novel by Mikhail Bulgakov.
Ключевые слова: интертекст, цитата, аллюзия, реминисценция, образ, интертекстуальная связь.
Keywords: intertext, quotation, allusion, reminiscence, image, intertextual relationship.
М. А. Булгаков остро ощущал необходимость прочной связи
современности с русской и мировой культурой, с тем, что традиционно называют истоками, корнями. Он не мыслил настоящее искусство в отрыве от традиции. На эту особенность творческого метода писателя обратили внимание многие исследователи. Касательно «Белой гвардии» булгаковеды безоговорочно обнаруживают ярко выраженную русскую литературную традицию, в частности, пушкинскую. Выражается это, прежде всего в том, что один из эпиграфов к роману представляет собой цитату из повести А. С. Пушкина «Капитанская дочка».
Многие исследователи
придерживаются одностороннего
толкования функции эпиграфа. В частности, В. Лакшин [10], М. Чудакова [22], Л. Яновская [25], И. Бэлза [4], В. Мусатов [15], Е. С. Роговер [18], И. Золотусский [9] понимают снежную метель, заставшую в пути пушкинских героев, как намек на революционную метель. «Буран» - это не только явление природы. Это мужицкая революция» [9]. Второй эпиграф, по мнению Золотусского, расширяет «русский «буран» до «бурана» в мировом масштабе» [9. С. 148]. Е. Б. Скороспелова видит в образе
разбушевавшейся стихии булгаковскую трактовку истории, суть которой -иррациональный разрушительный
характер [20]. А. В. Ламзина считает, что вместе с ключевым пушкинским образом метели в роман Булгакова вводятся и переосмысливаются важные для Пушкина темы народного бунта, нравственного выбора, долга, чести [11]. Л. А. Блинова понимает нахождение пушкинского текста в булгаковском романе как транспозицию основных тем и идей всего творчества Пушкина, а в особенности темы толпы [1].
Говоря о роли первого эпиграфа, Яблоков указывает на то, что он «актуализирует образ исторической катастрофы как катастрофы природной» [24]. По мнению В. И. Сахарова, «первый эпиграф к «Белой гвардии» задает тон» [19]. Исследователь развивает мысль Золотусского о том, что эпиграф указывает на заблудившихся в буране революции людей. Однако автор обнаруживает многофункциональность цитаты: «Этим же эпиграфом писатель указал и на свою непрерывающуюся связь с классической традицией,.. с историзмом Пушкина» [19. С. 65]. Связь эта отражается в общей тематике (Гражданская война в России), в методе («эта тема дает необходимую высоту взгляда автора на исторические события»
[19. С. 65]), в жанре («подобно «Капитанской дочке» «Белая гвардия» -не только исторический роман, где гражданская война увидена ее свидетелем и участником с определенной дистанции и высоты, но и своеобразный роман воспитания» [19. С. 66]). Кроме того, мотив возможного сжигания в печи «Капитанской дочки» - символ уходящего культурного уклада.
Лишь некоторые исследователи обращают особое внимание на иные формы интертекста в романе Булгакова, помимо прямой цитаты из «Капитанской дочки». Г. А. Лесскис кратко комментирует каждое упоминание имени Пушкина или его героев в романе [12]. С. Н. Шошура проводит обстоятельный сравнительный анализ двух образов: Шполянского и Онегина [23]. Н. Д. Гуткина в своей диссертации «Роман М. А. Булгакова «Белая гвардия» и русская литературная традиция» метко замечает, что «в тексте романа «Белая гвардия» идет интенсивный поиск и осмысление «чужого», переплавленного в
лаборатории писательской мысли в свое, «родное», необходимое для воплощения авторского замысла» [8]. Автор работы проводит обстоятельный сравнительно-сопоставительный анализ романа Булгакова с произведениями русской и мировой литературы, приходя к выводу о подлинной литературности писателя.
В рамках данной статьи попытаемся обозначить все возможные проявления интертекстуальных связей между произведениями А. С. Пушкина и романом М. А. Булгакова «Белая гвардия», определить их идейно-художественные и композиционные функции.
Первым таким проявлением, безусловно, следует считать эпиграф, который отсылает нас к «Капитанской дочке». Указания на автора нет, как нет и ссылки на источник второго эпиграфа. М. А. Гаджиев в статье «Пушкинские традиции в романе М. А. Булгакова «Белая гвардия» говорит о том, что подобный прием придает роману А. С. Пушкина «характер вневременной, вечной Книги» [7].
Эпиграф в совокупности с другими рамочными компонентами наиболее явно обнаруживает «присутствие автора в произведении, его ориентацию на определенного адресата» [13]. Поэтому заглавие и эпиграфы, как составляющие рамочного комплекса, отражают основную идею произведения. Показательным является то, что Булгаков вынес в заглавие эпитет «белый». К. Станиславский, беспокоясь о
прохождении через цензуру «Дней Турбиных», первоначально названных, как и роман, - «Белая гвардия», настоятельно советовал Булгакову освободиться от него. Но писатель дорожил именно этим словом. Он согласен был и на «крест», и на «декабрь», и на «буран» вместо «гвардия», но определением «белый» поступиться не хотел. И далеко не из-за политических воззрений. Белый цвет -символ нравственной чистоты: белый декабрь, белая скатерть, белый снег, Белая Церковь, белый гроб, белый Днепр, белый щит...
Творчество Пушкина насыщено описаниями зимних пейзажей. Почему Булгаков выбирает в качестве эпиграфа цитату из «Капитанской дочки» и именно данный отрывок? Обратимся к его тексту: мелкий снег - хлопья - метель -буран. То есть вьюга предстает перед нами как стремительно развивающееся явление, что подчеркивается словами «вдруг», «мгновенно». Эхом эта стремительность отзывается в тексте романа: «дни. летят как стрела», «он стремительно подходил к половине. Восемнадцатому году скоро конец» [3. С. 238-240]. Кроме того, в романе снежная зима - это не только вьюжная: то налетает «жгучая вьюга» [3. С. 258], то идет «крупный мягкий снег» [3. С. 321], то «жидкий снежок» [3. С. 421].
Образ вьюги, бурана - один из важнейших в творчестве Булгакова, а в «Белой гвардии» особенно. Действие романа длится в течение двух зимних месяцев - декабрь и январь, захватывает первые дни февраля. Таким образом, зимняя метель сопровождает героя романа на протяжении всего повествования. В творчестве Пушкина
зима ярка, выразительна и, что самое главное, разнообразна. Это и морозное утро, освещенное ярким солнцем, то есть «светлая рама», как ее назвал П. Г. Воробьев; и мятежное, вихревое движение враждебных человеку «темных сил» [6]. Булгаков же выбирает объектом изображения вторую «ипостась» зимы.
Как уже было сказано, большинство исследователей придерживаются
одностороннего толкования функции эпиграфа. На страницах романа часто упоминания о метели сопровождают повествование о революции. Но сводить идейные функции эпиграфа только к теме революции было бы ошибочным.
Обратим внимание на способ изображения Пушкиным исторического события: «Народ показан не только в его реальности, но и в его скрытых возможностях» [21]. Пушкин смотрит на историческое нетрадиционно. Он стремится объективно подойти к изображаемому. Например, в
«Капитанской дочке» жестокость проявляют не только пугачевцы, но и правительственный лагерь. Ту же объективность наблюдаем и у Булгакова: «белые» в его романе не несут на себе клеймо «врагов», они изображены «изнутри», как отдельные личности, положительные, отрицательные, смелые, трусливые - разные и настоящие. В. В. Бузник отмечает, что среди рядовых читателей «Белой гвардии» были те, кто «видел в романе не идеологическое оружие, а уникальную возможность узнать неподдельную правду о себе и людях, о жизни в целом» [2]. На «историческую подлинность написанного Булгаковым в романе» обращает внимание А. Варламов [5].
Из повести Пушкина перекочевала на страницы романа Булгакова и тема чести. Герои романа делятся на людей чести и людей бесчестных. Люди чести - это обитатели Дома. Именно с описания Дома Булгаков и начал свой роман. Первоначально он не знал, выйдет хорошо или плохо, но ему хотелось передать, как хорошо, когда дома тепло, часы, бьющие башенным боем в столовой, книги, мороз. И это удалось писателю с определенной точностью.
Вьюга ведет себя по-разному, в зависимости от места, где разворачиваются события. В центральной части романа, в Городе, читаем: «очень сильно мело... Крутило и вертело, и капитан тыкался в холодном визге метели, как слепой» [3. С. 379]. Но когда Николка начинает приближаться к Дому, картина предстает иная: «Пока он пересек Подол, сумерки совершенно закутались, и суету и тревогу смягчил крупный мягкий снег» [3. С. 375].
Таким образом, снег - бинарное явление: с одной стороны - это «белый» символ чистоты, духовности, высокой нравственности, чести, мучений, а с другой - символ вихря, бурана, в том числе и революционного. Образ Креста, переходящего в меч, совмещает в себе обе стороны символа, выводя их до масштабов общечеловеческих,
вселенских.
Одной из функций эпиграфа является связь вновь созданного произведения с источником цитаты. Булгаков
продолжает диалог с автором цитаты в тексте романа практически на всем его протяжении. Мы обнаружили не менее 11 прямых или косвенных отсылок к Пушкину, включая явные переклички в описании зимней природы, о которых говорилось выше.
Важной оказывается для Булгакова необходимость оживить приметы Дома, наполнить их глубиной, наделить душой. Наряду с одушевленными часами, печкой Саардамский плотник, в 3 главе первой части в действие вступает «темно-красный театральный капор», из-под коробки которого глядела когда-то Елена, «как Лиза из «Пиковой дамы», на что дважды обращает внимание Булгаков [3. С. 272]. Булгаков - поклонник театра и оперы, блестящий драматург - в данном эпизоде отсылает читателя к опере П. И. Чайковского «Пиковая дама».
Пушкинская Лиза была одета в капот и шляпу. В либретто М. Чайковского не уточняется, в какую именно шляпу. Но наверняка это был именно капор. В повести Пушкина в ситуации, когда графиня собирается на прогулку, затем вдруг не желает идти, главным обыгрываемым элементом оказываются
книга и верхняя одежда Лизы. «И вот моя жизнь!» - подумала Лиза [17]. Если данный эпизод скорее комичен, то булгаковская ситуация крайне трагична. Все в прошлом: и капор, который уже потерт, и театр, и тонкий запах духов и пудры, и, главное, Тальберг. В настоящем только «черная громадная печаль», одевающая голову Елены. Сцена начинается с монолога перед лампой, на которой вместо абажура капор. Постепенно отрывочный монолог Елены перерастает в диалог: капор «спрашивал: А что за человек твой муж?» Отвечает Турбин. Он не слышал ни Елены, ни капора. Но все в Доме живет одним духом, единым дыханием. Уважение, честь - в основе всех ценностей семьи Турбиных, и этого главного нет в Тальберге. «Квартира молчала.», соглашаясь [3. С. 274]. Примечательно также, что в повести Пушкина герои в финале остаются живы, а в опере П. И. Чайковского умирают. Случайно или намеренно Булгаков выбирает «наказанных» героев, отдавая
предпочтение возможно более справедливому варианту финала известного сюжета.
Третьей прямой отсылкой к Пушкину в романе Булгакова оказывается настойчивое сравнение поэта
Шполянского с Евгением Онегиным. Автор «Белой гвардии» упоминает об их сходстве 6 раз [3. С. 345, 346 (3 раза), 349, 450]. И вновь Булгаков, вероятнее всего, отсылает читателя скорее не к литературному Онегину, а к оперному, сценическому. Во-первых,
подчеркивается именно внешнее сходство. А Пушкин практически не дает портретной характеристики своего героя, разве что:
Острижен по последней моде;
Как dandy лондонский одет. [16].
Во-вторых, акцентные детали внешности Шполянского не встречаются у Онегина (знаменитые «черные онегинские баки» [3. С. 450]). Лесскис предполагает, что здесь «скорее может идти речь о внешнем сходстве Шполянского с тем или иным театральным воплощением образа Онегина. или о сходстве с каким-
нибудь иллюстративным образом (например, репинским изображением дуэли Онегина с Ленским)» [12. С. 102].
Активно подчеркивая сходство Шполянского с героем Пушкина, Булгаков добивается противоположного результата. Внешняя близость образов оборачивается внутренней полной противоположностью. Шполянский -поэт, ведет насыщенную светскую жизнь: перечисления его каждодневных занятий заставляют вспомнить наполненную привычными событиями столичную жизнь Онегина [16. С. 402]. Оба героя «скучают», но если Онегину «наскучил света шум» [16. С. 413], то Шполянский -от того, что «давно не бросал бомб» [3. С. 345]. Пустой духовно, ведущий непрерывно двойную жизнь, человек с двойным дном, Шполянский
противопоставляется честному, прямому, являющему «души прямое благородство» [16. С. 475] Онегину. Опустошенность Онегина - иная. Нежелание принять этот пошлый, ничтожный свет, неспособность найти свое место в нем делают его «лишним». А Шполянский «свой» в этом мире приспособленцев и двуличных лидеров.
М. Булгаков упоминает Онегина также при описании родной для Турбиных гимназии [3. С. 309]. И вновь Пушкин привязывается к тому, что уже в далеком, но таком теплом прошлом.
Таким образом, М. Булгаков обращается к тексту и имени Пушкина не менее 11 раз [3. С. 237, 232, 272, 306, 309, 325, 345-349, 450]. Прибегая к разным видам интертекстуальных связей, автор создает диалогические межтекстовое поле. Влияние Пушкина на Булгакова сложно переоценить. Писатели сходятся во многом. И в историзме, и в изображении гражданской войны (два пласта, беспристрастность; жестокость обоих «лагерей»), и в культе долга, чести и человечности. Оба писателя «совпадают» в своих взглядах и на причины описываемых исторических событий. Лотман, анализируя идейную структуру повести Пушкина, пишет: «Увидев раскол общества на две противопоставленные, борющиеся силы, он понял, что причина подобного раскола
лежит. не в низких нравственных свойствах той или иной стороны, а в глубоких социальных процессах, не зависящих от воли или намерений людей. Поэтому Пушкину глубоко чужд односторонне-дидактический подход к истории... Он видит, что у каждой стороны есть своя, исторически и социально обоснованная «правда» [14]. Сравним со словами Елены, обращенными к богородице: «Все мы в крови повинны, но ты не карай» [3. С. 468]. Обе стороны правы, обе стороны повинны. С одной стороны, честь -мерило всего и всегда, фундамент любых человеческих отношений. С другой стороны, ни честные, ни бесчестные не виновны в сложившейся исторической обстановке.
В результате анализа
интертекстуальных явлений между произведениями А. С. Пушкина и романом М. А. Булгакова «Белая Примечания
гвардия» мы пришли к следующим выводам:
М. Булгаков в своем романе обращается к тексту и имени Пушкина не менее 11 раз (эпиграф, цитаты, аллюзии, упоминания имен персонажей).
Первый эпиграф к роману обнаруживает тесную связь творчества М. А. Булгакова с творчеством А. С. Пушкина, что прослеживается в методе автора (стремление к емкому лаконизму; объективное изображение
действительности; историзм), в системе образов (деление героев на людей чести и людей бесчестных, образ вьюги), в тематике и проблематике произведения (заблудившийся человек).
Посредством аллюзий Булгаков «дорисовывает» образы любимыми красками: образ вьюги оживает, становится многозначным, многоликим, даже символичным сквозным
персонажем романа.
1. Блинова Л. А. Пушкинские традиции в изображении толпы в романе М. А. Булгакова «Белая гвардия» // URL:http://sociosphera.ucoz.ru/publ/konferencii_2012/aktualnye_voprosy_teorii_i_ praktiki_filologicheskikh_issledovanij/pushkinskie_tradicii_v_izobrazhenii_tolpy_v_romane_m_a_bul gakova_belaja_gvardija/72-1-0-1598. 2. Бузник В. В. Возвращение к себе. О романе М. А. Булгакова «Белая гвардия» // Литература в школе. 1998. № 1. С. 47. 3. Булгаков М. А. Собрание сочинений. В 5 т. Т. 1. М., 2005. 4. Бэлза И. Ф. К вопросу о пушкинских традициях в отечественной литературе (на примере произведений М. Булгакова) // Контекст. 1980. М., 1981. С. 191-215. 5. Варламов А. Н. Михаил Булгаков. М., 2008. С. 108. 6. Воробьев П. Г. Лирика Пушкина в средней школе // Пушкин в школе. М., 1951. С. 428-429; 7. Гаджиев М. А. Пушкинские традиции в романе М. Булгакова «Белая гвардия» // Вестник ДГУ. 1999. № 3. 8. Гуткина Н. Д. Роман М. А. Булгакова «Белая гвардия» и русская литературная традиция. Нижний Новгород, 1998. URL:http://www.dissercat.com/content/roman-m-bulgakova-belaya-gvardiya-i-russkaya-literaturnaya- traditsiya 9. Золотусский И. Заметки о двух романах Булгакова // Литературная учеба. 1991. № 2. ^ 148. 10. Лакшин В. Я. Мир Михаила Булгакова // Собр. соч. В 5 т. Т. 1. М., 1989. С. 5-68. 11. Ламзина А. В. Рама // Введение в литературоведение. М., 2004. С. 112-113. 12. Лесскис Г. А. Триптих М. А. Булгакова о русской революции: «Белая гвардия», «Записки покойника», «Мастер и Маргарита». Комментарии М., 1999. 13. Литературная энциклопедия терминов и понятий / под ред. А. Н. Николюкина. М., 2001. С. 848. 14. Лотман Ю. М. Идейная структура «Капитанской дочки». СПб., 1995. С. 212-227. 15. Мусатов В. В. История русской литературы первой половины ХХ века (советский период). М., 2001. С. 129. 16. Пушкин А. С. Избранные произведения: В трех томах. Т. 2. Ленинград, 1949. С. 398. 17. Пушкин А. С. Избранные произведения: В трех томах. Т. 3. Ленинград, 1949. С. 519. 18. Роговер Е. С. Русская литература ХХ века. СПб.-М., 2006. С. 292. 19. Сахаров В. И. М. А. Булгаков в жизни и творчестве. Учебное пособие для школ, лицеев и колледжей. М., 2002. С. 65. 20. Скороспелова Е. Б. М. А. Булгаков // История русской литературы ХХ века (20-90-е годы). Основные имена. М., 2008. С. 239. 21. Тойбин И. М. Пушкин. Творчество 1830-х годов и вопросы историзма. Воронеж, 1976. С. 220. 22. Чудакова М. О. Жизнеописание Михаила Булгакова. М., 1989. 23. Шошура С. Н. О пушкинской традиции в романе М. Булгакова «Белая гвардия» // URL:http://www.nbuv.gov.ua/portal/Soc_Gum/ Fil/2012_9/41.htm. 24.
Яблоков Е. А. Рождественские волки. О своеобразии названий в произведениях М. Булгакова // Русская словесность. 1997. № 6. С. 25. 25. Яновская Л. Творческий путь Михаила Булгакова. М., 1983.
Статья поступила в редакцию 06.02.2013 г.