CC BY
114
ФИЛОЛОГИЯ
М.В. АНТОНОВА, доктор филологических наук, профессор кафедры истории русской литературы Х1-Х1Х вв. Орловского государственного университета
gavrila05@yandex.ru
Г.В. НИКИЩЕНКОВА, преподаватель кафедры гуманитарных дисциплин Технологического института Орловского государственного технического университета
galcdkac@mail.ru
ФОРМУЛЯР ДРЕВНЕРУССКОГО ПОСЛАНИЯ: ФЕОДОСИЙ ПЕЧЕРСКИЙ, ЕГО СОВРЕМЕННИКИ И ПОСЛЕДОВАТЕЛИ
Послания Феодосия Печерского положили начало развитию данного жанра в древнерусской книжности. В настоящей статье рассматривается архитектоника древнерусского послания Киевского периода и вычленяются основные формулы прескрипта, семантемы и клаузулы. Доказано, что формулы, использованные в посланиях Феодосия Печерского, были реализованы в произведениях этого жанра, принадлежащих другим книжникам Х1-Х111 вв., и оказались наиболее устойчивыми и частотными. Кроме того, анализ показал процессы модификации и слияния ряда эпистолярных формул на древнерусской почве.
Ключевые слова: эпистолография, эпистолярная традиция, древнерусское послание, формуляр, инскрипт, прескрипт, семантема, клаузула, эпистолярная формула.
Жанр послания древнерусская книжность получает в достаточно оформленном и разработанном виде в момент своего зарождения в процессе трансплантации средневековой христианской литературы на русскую почву. Следует предположить, что в соответствии с принципами «эстетики подобия» русские книжники Киевского периода, лишенные пособий по риторике и руководств по составлению писем, в качестве модели будут ориентироваться на доступные им образцы классического апостольского и святоотеческого послания, которое, в свою очередь, ориентировалось на переосмысленные образцы античной и ранневизантийской эпистолографии. В настоящей работе мы постараемся проанализировать, какие формальные модели были восприняты Феодосием Печерским в его посланиях к князю Изяславу Ярославичу, которые являются первыми из дошедших до наших дней примерами оригинальных русских сочинений данного жанра в Киевской Руси.
Формуляр византийского письма исследован достаточно подробно. В. А. Сметанин, опираясь на работы зарубежных византологов Ф. Зиеманна, Г. Хунгера, Г. Карл-ссона, И. Сикутриса и др., подробно рассматривает композицию византийского письма, которая включала в себя следующие обязательные части: инскрипт (внешний адрес), прескрипт, семантему, клаузулу [7, 8, 9, 10, 11, 12].
Прескрипт обычно представлял собой сочетание двух формул: 1) указание на имена автора и адресата (в ранневизантийской традиции имя адресата было принято
© М.В. Антонова, Г.В. Никищенкова
ФИЛОЛОГИЯ
ставить на первое место, так как начинать письмо с «я» считалось невежливым), 2) «вступительное приветствие» (пожелание «радости», например, у Максима Грека используется эквивалент «Радова-тися!»). Часто в прескрипте появлялись так называемые р^купета^^еп, взятые из придворного обихода. Семантика этого мотива могла быть такова: 1) автор, падая ниц и целуя край одежды, приветствует адресата, 2) автор благоговейно преклоняется, поклоняется, чтит, воздает почести адресату, 3) автор благоговейно молит и заклинает о чем-либо адресата. На русской почве эти фразы приобрели вид формулы «челобитья» (именно так их, кстати, и переводил Максим Грек).
Семантема, или основная содержательная часть, состояла из традиционных формул и собственно сообщения. Последнее, как указывает В.А Сметанин, «не имело каких-либо типичных стержневых слов и не было конформно по семантическому смыслу» [7: 72-73]. Традиционные формулы по преимуществу располагались в начальной и конечной частях семантемы. Они шаблонны, имеют ключевые слова и могут быть классифицированы. По В.А. Сметанину, их четырнадцать:
1) формула констатации получения письма,
2) thaumazo-формула (восхищение адресатом и его восхваление),
3) кеПтоп-формула (определение стимула составления письма, могут быть указаны самые разнообразные причины),
4) homileo-формула (общение, беседа),
5) psephos-формула (содержала либо похвалу письма, либо критику),
6) формула «парусии» (представляла собой бирему, в которой после сообщения о получении письма автор излагает свое ощущение растущей близости адресата; иллюзия присутствия корреспондента выражается в том, что письмо создает возможность как бы принять адресата у себя после долгих и бесконечных скитаний, нарисовать его себе перед глазами),
7) филофронетическая формула (письмо представляется самой большой наградой дружбы; вследствие разлуки дружба только крепнет; молчание не должно расцениваться как признак недостаточно дружественного отношения),
8) формула высказывания по поводу получения письма (могла нести разнообразную семантическую нагрузку - благодарность, радость, подтверждение и пр.),
9) формула выражения потребности в письменной связи (упреки за молчание с придумыванием наказания; упреки адресату за непонимание состояния адресата; жалобы на беззаботность и неакку-
ратность корреспондента; простая констатация неполучения письма; сообщение о невозможности по разным причинам отправить письмо ранее; сомнения в невозможности отправки письма со стороны корреспондента с указанием реального выхода из ситуации; перечисление лиц, с которыми отправлено письмо),
10) тпете-формула (заверения во взаимной памяти, обещание помнить просьбу и пр.),
11) формула приветствия,
12) valetudinis-формула,
13) формула просьбы о письме,
14) формула мотивировки собственного письма [7: 68-70].
Семантема никогда жестко не регламентировалась. Не все формулы обязательно применялись в каждом послании, но их использование было желательным, а композиция письма строго соблюдалась.
Клаузула византийских писем обычно заключалась в формулах «приветствия» или «благословения». Подпись в частных письмах отсутствовала1.
Послания Феодосия Печерского к князю Изяс-лаву Ярославичу (XI в.) нельзя считать образцовыми с точки зрения соблюдения эпистолярных правил. Поскольку древнейшие сохранившиеся списки относятся к концу XIV - второй половине XV в.2, то вполне естественно выглядят изменения в начальной части текстов, возникшие в течение длительной истории их переписывания. В Послании о неделе прескрипт и внешний адрес явно подверглись объединению в процессе бытования. В результате произведение в древнейших списках надписывается следующим образом: «Въспраша-нье Изяславле князя, сына Ярославля, внука Воло-димеря, игумена Федосья Печеръскаго монастыря» [5: 14]3. Можно предположить, что в этом сочинении Феодосия Печерского прескрипт либо отсутствует, либо совпадает с самоназванием [см. подробнее: 1: 29, 85]. Мы полагаем, что второе утверждение ближе к истине. В процитированном выше заглавии послания есть указания на адресата и адресанта, причем в соответствии с правилами этикета имя получателя названо ранее имени отправителя (второй тип praescriptio по В. А. Сметанину) [7: 68].
Во втором послании Феодосия Печерского (о вере латинской) самоназвание в сборнике Софийского собрания называет автора и адресата в ином порядке (неточный первый тип praescriptio, так как имя автора дано не в именительном, а в родительном падеже), но избегает жанрового определения текста: «Того же Феодосиа к тому же Изяславу» [5:16]. В сборнике Кирилло-Бело-
зерского собрания сочинение именуется «словом», в самоназвании сохраняется указание на авторство Феодосия. Обращенность к некоему князю определяется первой же фразой основного текста, в которой мы обнаруживаем в том числе и комплиментарное обращение к адресату: «Слово святаго Федосья, игумена Печерьскаго монастыря, о вере крестьянскои и о латыньскои. Господи благослови. Слово ми есть к тобЪ, княже боголюбивыи» [5:16].
Отсутствие ярко выраженного прескрипта приводит к тому, что в анализируемых посланиях нет обязательного приветствия, адресованного корреспонденту. В какой-то мере эту недостачу компенсирует обращение к князю в самом начале основного текста. Собственно начало текста совпадает с началом основной части послания - семантемы, в которой мы ожидаем обнаружения ряда традиционных эпистолярных формул. В Послании о неделе мы действительно находим, по крайней мере, две из них, а именно: 1) указание на получение некоего сообщения от адресата и определение его содержания; 2) выражение почтения к адресату и подчеркивание его «боголюбия»: «Что возмыслил еси, боголюбыи княже, воспрашати мене, некнижна и худа, о таковой вещи; аще есть недЪля, то подобно ли въ день воскресенья закла-ти волъ, или овенъ, или птици, или иное что, аще подобно ясти» (Кирилло-Белозерское собр., № 4/ 1081) [5: 14]. В процитированном тексте из списка Кирилло-Белозерского собрания кроме указанных выше эпистолярных мотивов отметим наличие этикетного авторского самоуничижения. В начальной фразе списка из сборника Софийского собрания (№ 1285) эпистолярные мотивы выражены более выпукло за счет прямого указания на содержание вопроса корреспондента (выделено нами в тексте): «Что възмыслилъ еси, боголюбивыи княже, въпрашати мене, некнижьна и худа, о таковеи вЪщи: въпрашалъ бо еси, аще есть подобно въ день въскресныи, еже есть недЪля, зак-лати ли волъ, ли овьнъ, или птицю, или что от тЪхъ, и аще подобно мяса ихъ ясти въ день въскресе-ния, въ недЪ лю» (Софийское собр., № 1285) [5: 14].
Послания Феодосия Печерского начинают древнерусскую эпистолярную традицию. Особенности, характерные для их формуляра, впоследствии обнаруживаются в более поздних посланиях Киевского периода.
Вообще отсутствие внешнего адреса, его слияние с прескриптом, соединение мотивов и формул прескрипта и начала семантемы достаточно обычны для древнерусского эпистолярного насле-
дия XI-XIII вв. В послании митрополита Иоанна II «От Иоанна митрополита русскаго к Клименту па-пежу Римскому» [б: 30] самоназвание имеет характер прескрипта. Заголовок послания Климента Смолятича «Послание написано Климентом митрополитом русскым Фоме прозвутеру, истолковано Афонасием мнихом» [б: 124] может рассматриваться как внешний адрес (по крайней мере, в нем учтены основные параметры инскрип-та). В посланиях Даниила Юрьевского, Кирилла Туровского и Иакова Черноризца самоназвание также может быть приравнено внешнему адресу, правда, корреспонденты не всегда конкретизированы, а жанр (послание или иное именование) также называется не всегда: «От иного послание о повинных» [б: бб]; «Послание нЪкоего старца к богоблаженному Василию архимандриту о схимЪ» [б: 1бб]; «Некоего отца к духовному сыну» [б: 339]4.
Прескрипт в полном объеме сохранился далеко не во всех посланиях Киевского периода. Так, кроме сочинений Феодосия Печерского начало текста послания Климента Смолятича по составу формул все-таки более соответствует семантеме. Можно выделить два типа изменения прескрипта в древнерусском послании: 1) сохранение именования автора и адресата (либо одного из них) и утрата приветствия корреспондента; 2) сохранение приветствия, правда, в несколько модифицированном виде - обращения к адресату с использованием комплиментарного эпитета [см. подробнее: 1: 2В-31].
Тем не менее в полном объеме, правда, с существенным художественным своеобразием представлен прескрипт в Послании о повинных Даниила Юрьевского: «Богомъ вседержителемъ нареченому изъ чрева матере своея, единочадымъ его Сыномъ, Господемь нашим Исус Христомъ, по-чтеному господьскымъ и царьскымъ саномъ и пресвятымъ и благимъ и животворящимъ Духомъ его зблюдаемому и усиляему и прЪдспЪние гос-подьскых же и царьских разумъ и державы, благочестивому, христолюбивому великому князю, -благодать Господа нашего Исус Христа, любы Бога и Отца, причастие Святаго Духа да будет с тобою по благочестию! - азъ же Д епископъ се же по суд-бамъ Божиимъ аще не достоинъ, твоего же ради еже къ Богу потщания велия и еже к нему вЪры теплыя и до насъ, худыхъ, простретья любве, еже хотЪния молитвы» [б: бб]. Н. В. Понырко убедительно доказала, что послание адресовано князю Владимиру Мономаху. Причем ее доводы базируются на именовании адресата в прескрипте с использованием иносказательной передачи имени
(«от этимологии имени») [5: 52]. Столь же иносказательно зашифрованным оказалось и имя автора - епископа Даниила, поставление которого на кафедру состоялось вскоре после вокняжения Владимира Мономаха в Киеве.
Этикетно правильно выполнен прескрипт послания Кирилла Туровского: «Поклоняние от моего недостоиньства къ твоему преподобьству, ми-лыи мои господине, всечестныи богоблаженыи Василие, воистинну славныи, великыи всем мирЪ архимандрите, отче отцемъ, велики во всем мире, вож вышняго пути, тонкоразумноя душе, умом вся богодухновенныя книгы пронорящи, вторыи пе-черьскии игумене Феодосие, аще не именем, но, дЪлы и вЪ рою, равенъ сыи оного святости!» [5: 166]. Несомненно, в этой «правильности» отразились мастерство и литературная выучка «русского Златоуста». Как видим, в прескрипте данного послания похвала адресату сплетена с его именованием, а отсутствие имени автора может быть объяснено этикетной позицией самоуничижения, характерной для средневековой русской литературы вообще.
В основном прескрипт в древнерусских посланиях Киевского периода оказывается лишенным формулы приветствия. Это совершенно естественно в тех случаях, когда он приравнивается внешнему адресу и фактически совпадает с самоназванием. Однако не всегда можно считать, что прескрипт и инскрипт совпадают, а текст послания начинается с семантемы. Так, в послании Иоанна II в начале семантемы обнаруживаются выражения, которые могут быть истолкованы как proskynema phrazen, более характерные для прескрипта: «.. .сего ради худыи азъ цЪлую тя, и честьную главу, и рамнЪ противу тя цЪлую. И буди ми вельми радуяся и от вышняя и божественныя руки покрываем. И даи же благи и милостивыи Бог при тобЪ и при твоихъ духовныхъ исправитися посредЪ васъ и насъ» [5: 30].
Определенной спецификой обладает в древнерусских посланиях Киевского периода и начало семантемы. Особо следует указать на используемую рядом книжников манеру открывать послание самохарактеристикой, что, вероятно, есть отражение влияния деловых грамот. Сравним начало Послания о вере латинской Феодосия Печерского, начало грамоты новгородского князя Всеволода (XII в.) и начало Поучения к чадам Владимира Мономаха, которое также входит в орбиту эпистолярного жанра Киевской Руси.
Грамота новгородского князя Всеволода: «Се аз князь великий Гаврил, нареченый Всеволод, самодръжець Мьстиславич, внук Володимирь,
владычествующю ми всею Рускою землею и всею областью Новгородскою, Божием благоволением поставил есми церковь святыи Великый Иван на Петрянине дворище...» [3: 77].
Послание о вере латинской Феодосия Печерского: «Азъ Федосъ, худый раб есмь пресвя-тои ТроицЪ, Отца и Сына и Святаго Духа, в чистЪй и правовЪрнеи вЪрЪ роженъ есмь и въспитанъ добрЪ въ законЪ правовЪрнымъ отцемъ и матерью християною, наказывающа мя добру закону и норовомъ правовЪрныхъ послЪдовати, вЪрЪ же латыньскои не прилучатися...» [5: 16].
Поучение к чадам Владимира Мономаха: «Аз худый дедом своим Ярославом, благослов-леным, славным, нареченый в крещении Василий, русьскымь именем Володимер, отцем възлюбле-нымь и матерью своею Мономахы...» [2: 456].
Мы уже отметили выше, что в Послании о неделе Феодосия Печерского в начальной части семантемы использован ряд формул (или мотивов), характерных для жанра послания. К таковым относятся 1) именование адресата, которое имеет вид первичного обращения, и 2) указание на получение некоего сообщения и определение его содержания. Обратим внимание на то, что первичное обращение имеет обязательный эпитет, отсылающий нас к филофронетическому мотиву в модифицированной форме: князь именуется «боголюбивым» в обоих посланиях (причем в Послании о вере латинской этот эпитет имеется только в рукописи Кирилло-Белозерского собрания). Мы полагаем, что здесь выражается идея «любви», но не взаимной между корреспондентами, а «любви о Христе», что наиболее характерно для древнерусской эпистолографии. В Послании о вере латинской по рукописи Софийского собрания в начале семантемы эпистолярные формулы отсутствуют, произведение начинается с собственно сообщения.
Сравнение с другими посланиями Киевского периода показывает, что подобная редукция обязательных эпистолярных формул в средневековой русской книжности XI -XIII вв. впоследствии стала нормой.
Приведем конкретные примеры.
Наиболее точно эпистолярному этикету следуют книжники греческого происхождения. Так, весьма искусным с точки зрения использования византийских эпистолярных правил следует признать начало семантемы послания митрополита Иоанна II к папе римскому Клименту III: «Възлюбих юже о Господе любовь твою, человече Божии и апостольскаго достоинъ сЪданья и званья, яко и далече сЪдя нашея худости и смЪренья, любов-
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
ными крилы постигавши до насъ, и цЪлуеши ны, яко своя, любезно, и молиши духовнЪ, и нашю вЪру истинную и православную, юже приим, чю-дишися, якоже епископ вашего священьства възвЪсти нам. Понеже си тако и таковый ту свя-щенникъ бысть, сего ради худый азъ цЪлую тя, и честьную главу, и рамнЪ противу тя цЪлую. И буди ми вельми радуяся и от вышняя и божественныя руки покрываем. И даи же благии и милостивыи Бог при тобЪ и при твоихъ духовныхъ исправити-ся посредЪ васъ и насъ. И не вЪдЪ, откуду възни-коша соблазни и възбраненье божественаго пути, яже что ради и како не исправишася и донынЪ, зЪло чюжюся сему. Не вЪмъ бо, кии бЪсъ лука-выи, завистивъ и истиннЪ врагъ и благочестью су-постатъ, иже таковая премЪни; и братьскую вашю и нашю любовь отверже всего крестьянского совокупленья. Не бехма бо реку не крестьяны вы, но крестьянъ васъ Божьею благодатью изначала знаем, но еже не во всемъ держите вЪру крестьянскую, но во мнозЪ раздЪляетеся» [5: 30].
Здесь мы усматриваем не только неоднократное использование мотива братской христианской любви, но и формулу приветствия типа р^купета phrazen, более характерную для прескрипта (как уже указывалось выше). Кроме того, в тексте имеется указание на получение сообщения от адресата, определение его содержания, а также отношения к ситуации разделения восточной и западной церкви. Впрочем, возможно, более точное следование митрополитом Иоанном II византийским эпистолярным правилам объяснимо не только его греческим происхождением, но и тем обстоятельством, что сочинение было написано по-гречески и затем переведено на церковно-славянский.
Грек по происхождению, митрополит Никифор в начальной части семантем своих посланий к Владимиру Мономаху использует разные мотивы. В Послании о разделении церквей мы обнаруживаем первичное обращение («благородный княже»), лишенное филофронетического оттенка, но имеющее значение формулы похвалы (thaumazo), указание на получение сообщения, определение его содержания, стимула и предмета речи собственного письма: «Въпрашал еси нас, благородный княже, како отвержени быша Латина от святыя съборныя и правовЪрныя церкве. И се, якоже обЪщався благородству твоему, поведаю ти вины их» [5: 71].
Послание о посте митрополита Никифора с точки зрения соблюдения эпистолярного этикета значительно скромнее. В начале семантемы отметим лишь 1) первичное обращение («мой княже») и
благословение адресата; 2) указание на стимул составления письма: «Благословенъ Богъ и бла-гословено святое имя славы его, благословене и прославлене, мои княже, иже многыя ради своея благости и человеколюбиа сподобивъ ны доити въ прЪчестыя дни сна, святаго поста, их же, яко строитель нашего спасениа, в душевное очищение душ наших възакониль есть. Постився и самъ, на извещение своего въчеловечьниа 40 днии; не пост требуя, но нам образъ показуя поста» [5: 66].
Послание о повинных Даниила Юрьевского имеет весьма пространный прескрипт, но в семантеме вовсе лишено эпистолярных формул. Обширную часть произведения, предшествующую собственно сообщению, можно квалифицировать как расширенную похвалу, завершающуюся молением.
Климент Смолятич, несмотря на свою славу философа и, вероятно, греко-византийскую выучку [см.: 4:20-28], сохраняет по существу уже знакомые нам мотивы получения письма и первичное обращение, соединенное с мотивом «любви о Христе»: «Почеть писание твоея любве, яже аще и медмено бысть, почюдихся и в чинъ въспомяно-вениа приникъ зЪло, дивихся благоразумию твоему, возлюбленный ми о Господе брате Фомо» [5: 124]. Обратим внимание, что мотив любви здесь удваивается, имея и традиционный фило-фронетический оттенок («писание твоея любве»), и значение «любви о Христе» («возлюбленный ми
о Господе брате Фомо»). Кроме того, в данном отрывке можно усмотреть наличие формулы высказывания по поводу получения письма, в данном случае и выражение особого отношения к адресату: «почудихъся и»; «дивихся благоразумию твоему». В дальнейшем Климент Смолятич излагает содержание послания своего корреспондента. Но это вряд ли можно рассматривать как устойчивую формулу похвалы или критики письма, поскольку связано непосредственно с полемическими задачами собственно сообщения.
«Русский Златоуст» Кирилл Туровский в Послании о схиме также в начале семантемы ограничился лишь несколькими традиционными формулами. Первичное обращение обнаруживается еще в прескрипте, где оно сопряжено с расширенной похвалой адресату. Эпистолярные мотивы в Послании о схиме выражены скупо, но достаточно определенно и ясно: «А о нем же, господине, прислал ми еси грамоту, аки прошая великаго и святаго скимнаго образа, въ и же издавна облещися желаеши, но не яко невЪды ищеши, но пытаеши моея нищеты, аки достоить учителю ученика и господину раба. Аз же не о собЪ скажю ти о святЪи скимЪ, но от святыхъ книгъ, паче же - отъ самаго
ФИЛОЛОГИЯ
Христа притчю извЪщю оного человЪка, о создав-шемъ на камени храмъ свои и создавшем на камени свою хлевину. Не пЪска же разумьи, ни създа-ние храмины, ни рекъ, ни дождя, ни лютыхъ вЪтръ преражающих създаниа, да слышить мои госпо-динъ Василие о святЪи скимЪ, юже хощеши при-яти» [5: 166]. Как видим, в данном отрывке наличествуют следующие формулы: 1) получение письма («прислалъ ми еси грамоту»); 2) указание на содержание послания адресата («аки прошая ве-ликаго скимнаго образа»); 3) определение предмета речи (дважды: «скажю ти о святЪи скиме», «да слышить мои господине о святЪи скимЪ»);
4) первичное обращение.
В Послании некоего отца к духовному сыну Иакова Черноризца в начале семантемы фиксируется формула получения письма (сообщения) от корреспондента с его последующей характеристикой: «Написалъ еси покаянье свое, велми смирено, и жалостно и слышати, понеже много с подъпаде-ньемъ» [5: 199].
Рассмотрение устойчивых эпистолярных формул и мотивов начальной части семантемы в посланиях Киевского периода подтверждает наше положение об их редукции в древнерусской книжной практике в сравнении с византийской. Если мы попробуем соотнести полученные результаты с перечнем эпистолярных формул, данных в исследовании В. А. Сметанина, то окажется следующее:
• во-первых, ряд мотивов наиболее устойчив, а именно: 1) первичное обращение, соединенное с темой «любви о Христе» или формулой восхваления адресата; 2) формула получения письма;
• во-вторых, ряд формул используется эпизодически;
• в-третьих, ряд мотивов сливаются с семантически близкими (так, комплиментарное первичное обращение можно истолковать как выражение восхищения адресатом; последний мотив, как правило, на уровне эпитетов в обращениях может функционировать на всем протяжении текста);
• и, наконец, некоторые мотивы вовсе не имеют более или менее устойчивого словесного выражения (например, мотив беседы, общения оказывается, несомненно, всеобъемлющим, но выражается иначе).
Заметим, что, как правило, все древнерусские писатели (в том числе и греки по происхождению) не останавливаются на констатации получения письма, что в определенном смысле мотивирует необходимость ответного послания, но воспроизводят вкратце содержание сообщения коррес-
пондента и определяют тематику собственной эпистолы (или предмет речи). Причем в определении содержания предшествующего звена переписки факультативно (и весьма редко) присутствует выражение отношения к письму, сопутствующей ситуации или автору.
Вернемся к посланиям Феодосия Печерского, которые по времени своего возникновения являются наиболее ранними для Киевского периода. Как видим, в них наличествуют наиболее устойчивые в последующей древнерусской эпистологра-фии XI-XIII вв. мотивы и формулы: комплиментарное первичное обращение и (по крайней мере, в одном из них) указание на получение сообщения и его содержание. Можно считать, что мотив стимула составления послания выражен имплицитно, поскольку автор сознает пастырскую ответственность за умонастроения князя, что и побуждает его прибегнуть к проповеди (слову) или ответить на поставленный вопрос.
Заключительная нормативная часть послания - клаузула - в поздневизантийских образцах могла включать в себя формулу пожелания здоровья, просьбу об ответном послании, приветы или благословение. Конечно, в христианской литературе valetudinis-формула была замещена пожеланиями Божьей благодати и помощи.
Клаузула в Послании Феодосия Печерского о неделе весьма краткая: «Бог мира буди с вами. Аминь». В Послании о вере латинской клаузула отсутствует. Очевидно, в процессе бытования была утрачена и обязательная формула «Аминь» в конце данного текста. Повторим, что послания Феодосия Печерского «открывают» древнерусскую эпистолярную традицию. Хотя сохранившаяся клаузула в Послании о неделе, скорее, соответствует любому сочинению учительного содержания (проповеди, поучению, слову), но они повторяют заключительную формулу апостольского послания (см., например, послания апостола Павла), в ней в лапидарной форме сконцентрирована идея Божьей благодати и защиты, что станет устойчивым эпистолярным мотивом завершающей части посланий на русской почве в Киевский период.
Несомненно, наиболее этикетно клаузула выглядит в послании Иоанна II, поскольку в ней вновь использована формула proskynema phrazen и призывается Благодать Святого Духа на адресата и его людей. Интересно, что в этом тексте имеется просьба об ответном письме (что также является одной из эпистолярных формул), оно должно быть реакцией на данное послание, но семантическая особенность формулы состоит в том, что адресовать ответ следует другому корреспонденту.
Пожелание божественной милости и благодати становится общим местом в клаузуле посланий, принадлежащих перу русских по происхождению книжников. Так, Даниил Юрьевский обращается к адресату: «Бог милостию своею и молитвами свя-тыа Богородица съблюдет тебе въ царствии тво-емъ от всякого зла и на противныя побЪды дару-еть, в будущем вЪци жизнь вЪчную, благодатию и человеколюбием единороднаго Сына твоего в вЪкы, аминь» [5: 57]. Весьма пространные рассуждения о божественной милости и покровительстве присутствуют в клаузулах посланий митрополита Никифора, который утверждает необходимость исправления нравов и следования христианским заповедям, в результате чего Господь «измет нозЪ твои от поплъзениа, и сподобить тя въ Гос-подьскыи день Въскресениа доити и радости те-леснЪ и въ здравии и въ веселии душевнЪмь и ду-ховнЪмъ» [5: 71].
Как видим, в целом завершение сочинений Феодосия Печерского не противоречит той традиции, которая складывалась в Киевской Руси. Клаузула оригинального послания XI-XIII веков типична для древнерусского сочинения вообще и не может рассматриваться как “индикатор” жанра. Действительно, в конце сочинения, как правило, книжник обязательно так или иначе развивает тему Божьей помощи, выражает надежду на исправление адресата или уверенность в его высоких христианских качествах. Иногда книжнику приходится проявлять чудеса риторической изобретательности, чтобы непременно подойти к выражению «ныне и присно и во веки веков, аминь», которая является обязательной для древнерусских христианско-публицистических текстов вообще. Тем не менее мы отмечаем наличие в клаузуле мотива пожелания не столько физического здоровья, сколько нравственного: именно так можно тракто-
вать, например, рассуждения митрополита Никифора о том, что Христова вера непременно окажет благотворное влияние на князя Владимира Мономаха.
Что касается клаузулы в Послании о неделе Феодосия Печерского, то обращает на себя внимание следующий интересный факт: именно такая формула с некоторыми вариациями имеется в ряде посланий Киевского периода. Кроме уже цитированного выше Послания о повинных Даниила Юрьевского укажем на послание митрополита Иоанна II: «Благодать Святаго Духа да будеть с тобою и со всЪми твоими. Аминь» [б: Зб]. Апостольская формула «Бог мира да буди с тобою» активно использовалась древнерусскими книжниками. Она встречается также, например, в нравоучительных сочинениях Ермолая-Еразма, публициста XVI века.
Подводя итоги, следует сказать, что в целом с точки зрения формуляра послания Феодосия Печерского обладают необходимыми признаками, которые могут служить отличительными признаками оформления сочинений данного жанра. Для них характерно специфическое трехчастное деление на прескрипт, семантему и клаузулу, причем вполне в соответствии с общими тенденциями развития эпистолы на Руси, внешний адрес и прескрипт совпадают и представляют собой фактическое самоназвание текста. В семантеме книжником использованы впоследствии наиболее устойчивые для периода формулы восхваления адресата с оттенком мотива «любви о Христе», получения вопроса или стимула составления собственного сочинения. Не менее традиционна по мотивам и единственная сохранившаяся эпистолярная клаузула, которая, возможно, оказалась образцовой для последующей проповеднической и нравоучительной литературы вообще.
Примечания
1 Кстати, построение латинского письма было несколько иным. Оно могло состоять из пяти частей, причем не все были обязательными для применения: 1) salutatio (приветствие), 2) exordium (преамбула), 3) narratio (изложение обстоятельств дела), 4) petitio (просьба), 5) conclusio (заключение). Преамбулу и заключение можно было вовсе опустить, но сочетание приветствия с изложением сути дела или приветствия с просьбой было обязательным.
Интересно, что В.А. Сметанин отмечает существенные различия в структуре и содержании эпистулы и, например, акта, который членится на следующие композиционные части: 1) invocatio (религиозное посвящение), 2) arenga, prologos (преамбула), 3) promulgatio (формула публичного объявления), 4) dispositio (распоряжение по существу дела), 5) sanctio (запрещение нарушать под угрозой кары), 6) colloboratio (удостоверение о скреплении документа подписью, печатью и пр.), 7) datum (дата), 8) apprecatio (религиозная формула удовлетворения по поводу завершения сделки), 9) subscriptiones и sigilla (подписи и печати, которые должны были стоять в конце акта как удостоверительные знаки) [7: 73].
2 РНБ, Кирилло-Белозерское собрание, № 4/1081. Конец XIV - начало XV в. Лл. 21-39 об.; РНБ, Софийское собрание, № 1285. Вт. пол. XV в. Лл. 100-102 об.
3 Самоназвание приводится по ркп Софийского собрания (№ 1285. Л. 100). В ркп Кирилло-Белозерского собрания (№ 4/1081. Л. 21) читаем: «Въпрашанье Изяслава князя, сына Ярославля, внука Володимеря, игумена Федосья, Печерьскаго монастыря» [5: 14]. Как видим, заглавия в этих текстах отличаются одной словоформой, которая тем не менее несколько меняет смысл заглавия (Изяславово вопрошание (возможно, чье?) - вопроша-ние Изяслава (кого? кому адресовано).
4 Н.В. Понырко предприняла публикацию списка, в котором имя адресата сохранилось, соответственно оно названо в самоназвании и в прескрипте: «Послание Якова Черноризца ко князю Дмитрею Борисовичу. Добро бо от Бога къ Божию слузЪначати. Великому князю Дмитрею от многогрЪшнаго Черноризьца Якова» [5: 199].
Библиографический список
1. Антонова М.В. Древнерусское переводное послание XI - XIII веков: формальные модели. - Орел, 1998.
2. Владимир Мономах. Поучение к чадам // Библиотека литературы Древней Руси. Т.1. XI-XII век. - СПб., 2004.
3. Грамота новгородского князя Всеволода // Русские достопамятности, издаваемые Обществом Истории и Древностей Российских. - М., 1815. 4.1.
4. Гранстрем Е.Э. Почему митрополита Климента Смолятича называли «философом»? // ТОДРЛ. Т. XXV. - Л., 1970. - С. 20-28.
5. Понырко Н.В. Эпистолярное наследие Древней Руси: Исследования, тексты, переводы. - СПб., 1992.
6. Послание Черноризца Иакова к великому князю Изяславу // Макарий, еп. История русской церкви. Т. 2. -СПб., 1868.
7. Сметанин В. А. Эпистолология поздней Византии, проэлевсис. (Конкретно-историческая часть) // Античность и средние века. Вып. 15. - Свердловск,1978. - С. 60-82.
8. Сметанин В.А. Эпистолография. - Свердловск,1970.
9. Hunger H. Die hochsprachliche profane Literatur der Byzantiner. Bd.1. Munchen, 1878.
10. Kalsson G. Ideologie et ceremonial dans l’epistographie byzantine. Textes du Xt siecle analises et commentes. Novelle edition, revue et augmentee. Uppsala, 1962.
11. Sykutris [J.] Epistolographie // Paulis Real-Encyclopadie der classischen Altertumswissenschaft, Supplementbd V. Stuttgart, 1931. Col. 186-216.
12. Ziemann F. De epistularum graecarum formulis sollemnibus questiones selectae // Dissertationes philologicae Halenses. Vol. XVIII. Halis, 1911. - S. 253-269.
M.V. ANTONOVA, G.V. NIKISHCHENKOVA
THE FORMULARY OF THE OLD RUSSIAN MESSAGE: FEODOSY PECHERSKY, ITS CONTEMPORARIES AND FOLLOWERS
The Messages by Feodosy Pechersky have begun the development of the given genre in Old Russian book learning. The article is focused on architectonics of the Old Russian message of the Kiev period and basic formulas of prescript, semanteme and clause are single out. It is proved that the formulas used in messages by Feodosy Pechersky have been realized in the works of this genre belonging to other scribes of the XI-XIII th centuries, and found to be the steadiest and frequency. Besides the analysis has shown processes of modification and confluence of some epistolary formulas on Old Russian soil.
Key words: epistolography, epistolary tradition, Old Russian message, formulary, inscript, prescript, semanteme, clause, epistolary formula.
