CC BY
56
16. Reboul A., Moechler J. Pragmatique du discours. - P.: Armand Colin, 1998. - 220 p.
17. Charolles, op. cit.; Nevert M., Nespoulous J.-L., Lecours A.R. Approches psycholinguistiques du discours du psychotique // Communiquer demain: Actes du Congres International de la Federation des Orthophonistes Frangais. - P., 1984. P. 242-257; Patry R. Le lexique dans l’analyse de la cohesion linguistique : aspects problematiques et perspectives d’application. - Montreal : Univ. De Monreal, 1986. P. 32-99.
18. Nespoulous J.-L. Tendances actuelles en linguistique generale. - P., 1993. - P. 114.
19. Berrendonner A. Elements de Pragmatique Linguistique. - P. : Minuit, 1981. P.41 - 94; Jarvella R., Klein W. Speech, Place and Action // Studies in Deixis and Related Topics. - Chichester :Wiley, 1982; Levinson S.C. Pragmatics Cambridge // Cambridge Textbooks in Linguistics. - Cambridge: Cambridge Univ.Press, 1983. P. 932.
20. Nespoulous J.-L. Op.cit. P. 130.
21. Gutwinsky W. Cohesion in Litterary Texts. - The Hague: Mouton, 1976. - P.27-178.
22. Lyons J. Elements de semantique. - P.: Larousse, 1978. - 296 p.
23. Weinreich U. Explorations in Semantic Theory // Current Trends in Linguistics. Vol. 3. - The Hague: Mouton, 1966; Leher A. Semantic Fields and Lexical Structure. - Amsterdam: North Holland, 1974. - P.6-19; Coseriu E. L’etude fonctionnelle du vocabulaire. Precis de lexematique // Les cahiers de lexicologie. P., 1976. № XXIX. -P.5-23.
24. Cruse D.A. Lexical Semantics. - Cambridge: Cambridge Univ.Press, 1986. P.12-85; Winston M.E., Chaffin R., Hermann D. A Taxonomy of Part-Whole Relations // Cognitive Science. - 1987. - № 11. - P. 417-445.
25. Halliday M.A.K., Hasan R. Cohesion in English. - London: Longman, 1976. - P.15-78.
26. Костюшкина Г.М. Теория высказывания Бернара Потье // Лингвистические парадигмы и лингводидактика: материалы XI Международной научно-практической конференции. Иркутск, 13-16 июня 2006г. - Иркутск: Изд-во БГУЭП, 2006. - С.245 - 252; Костюшкина Г.М. Функционально-прагматический аспект номинации адресата в политическом дискурсе // Язык и действительность: сборник трудов памяти В.Г. Гака. - М.: УРСС, 2006. - С.494-501; Костюшкина Г.М. Концептуальная систематика языка, речи и речевой деятельности как объект лингвистики // Концептуальный анализ языка. Современные направления исследования: сборник научных трудов. - М.: РАН. Институт языкознания, 2007. - С. 119-129.
Костюшкина Галина Максимовна, доктор филологических наук, профессор кафедры иностранных языков
международного факультета Иркутского государственного лингвистического университета, г. Иркутск, e-mail:
Kostyushkina Galina Maximovna, doctor of philological sciences, professor, Irkutsk State Linguistic University (department of foreign languages, international faculty), Irkutsk, e-mail: [email protected].
УДК 81’373(091)
© А.П. Майоров
ФОРМИРОВАНИЕ ВТОРИЧНЫХ ДИАЛЕКТИЗМОВ В ЗАБАЙКАЛЬСКОМ РЕГИОЛЕКТЕ XVIII В.
(ПО ПИСЬМЕННЫМ ПАМЯТНИКАМ ЗАБАЙКАЛЬЯ)
Статья посвящена изучению проблемы образования вторичных диалектизмов в говорах на территориях позднего заселения. В забайкальском региолекте XVIII века выделяются 2 типа вторичных диалектизмов, также прослеживается семантическая эволюция забайкальских слов как вторичных диалектизмов севернорусского происхождения.
Ключевые слова: Общерусские слова и регионализмы, вторичные диалектизмы, памятники забайкальской деловой письменности XVIII века.
А.Р. Mayorov
THE FORMATION OF SECONDARY DIALECTISMS IN THE TRANSBAIKALEAN REGIOLECT OF THE XVIIIth CENTURY (BASED ON WRITTEN MONUMENTS OF TRANSBAIKALYE)
The article is devoted to the problem offormation of secondary dialectisms in the dialects of the territories of latest settling. In the Transbaikalean regiolect of the XVIIIth century 2 types of secondary dialectisms
are determined, the semantic evolution of Transbaikalean words as secondary dialectisms of the North-Russian origin is also traced.
Keywords: the whole Russia words and regionalisms, secondary dialectisms, the XVIIth century monuments of the Transbaikalean business documentation.
В связи с освоением русскими новых территорий Сибири в XVII-XVIII веках. диалектное членение русского языка претерпевает определенные изменения. В первую очередь эти изменения проявляются в лексическом составе формирующихся новых говоров русского языка. Историческая динамика словарного состава предопределяла вторичное образование диалектных слов на всем пространстве России преднационального периода. Так, южнорусские слова, получившие территориальное ограничение в своем употреблении после выхода из общерусского словаря, С. И. Котков назвал «вторичными диалектизмами» [6, с. 12-13]. Локально ограниченные слова подобного рода отмечаются и на других территориях [1, с. 45]. Примечательно, однако, то, что вторичные диалектизмы, формирующиеся в регионах Сибири и Дальнего Востока, обладали своей спецификой. Являясь по происхождению словами из говоров очень широкого ареала - вологодских, архангельских, новгородских, псковских, они в своей совокупности характеризуют принципиально новый тип диалектного образования, сформировавшегося на территории позднего заселения. При этом они наряду с общерусскими и книжно-литературными элементами являются базой словарного состава той формы общенародного языка, которая составляет особый идиом, противопоставленный литературному языку XVIII века.
При анализе общерусского и регионального в русском языке преднационального периода невозможно оставить без внимания методику реконструкции исходного состояния вторичного говора, глубоко разработанную В. В. Палагиной [8]. По данной методике в рукописях, созданных в районе существования вторичного говора, выявляется языковой (в основном, лексический) материал, который затем соотносится с данными современных материнских говоров. Таким образом, реконструируются лексические единицы говоров XVI-XVII вв. В этом случае «реконструируемые черты должны были быть перенесенными переселенцами в район позднего заселения» [8]. В случае же обнаружения реконструируемой черты в рукописях XVI-XVII вв., созданных в изучаемом регионе, и в современном вторичном говоре «реальность ее существования в исходном состоянии вторичного говора можно считать бесспорной» [там же]. В зависимости от фиксации лексических единиц в указанных источниках слова подразделяются на группы и подгруппы, которые с точки зрения реальности/гипотетичности их существования по-разному характеризуют реконструируемое исходное состояние говора. Например, слова, отмеченные в томских документах XVII в. и документах «материнских» говоров, а также сохранившиеся в современном томском говоре, считаются бесспорно существовавшими в томском говоре XVII в. Вместе с тем, несмотря на глубину и тщательность разработки методики, открытым остается вопрос идентификации регионализмов. Так, многие выявленные в томских документах XVII в., документах «материнских» говоров и современном томском говоре слова, согласно указанным методологическим принципам, присущи томскому говору XVII в., иными словами, являются локально ограниченными лексическими единицами для того периода. В то же время такие лексемы, как голбец, голицы, опричь, погода ‘ветер’, сидеть ‘выгонять спиртной напиток’, представлены в историческом словаре [Сл. XI-XVII], который фиксирует, как правило, общеупотребительную лексику, а слова голбец, голицы в [Сл. XVIII] поданы без помет о территориальной ограниченности функционирования этих слов. Употребление некоторых слов (вареги, голицы) за пределами узуса томского региона, в частности, в южнорусских говорах XVII в., подтверждается другими исследованиями [2, с. 88].
Проблема установления территориально ограниченных лексических средств во вторичном говоре осложняется еще тем, что, как правило, подобный идиом не бывает монодиалектным образованием.
Эти важные методологические принципы, позволяющие учитывать историческую изменчивость диалектного слова, на наш взгляд, следует дополнить изучением огромного наследия деловой письменности XVIII в. и сопоставлением языковых данных документации центральных и периферийных делопроизводственных учреждений, поскольку в деловых бумагах (особенно местных учреждений) содержится значительный языковой материал, который характеризуется яркими региональными особенностями, однако в научный оборот не введен. Актуальность данного подхода в современной русистике проявляется в публикациях памятников деловой письменности Сибири, Урала, европейской части России [3, 4].
Основную массу разговорных слов в языке деловой письменности рассматриваемого периода по своему происхождению составляет исконнославянская и общерусская лексика. Преобладание в нем общерусских слов подчеркивается многими учеными, исследовавшими язык письменных памятников разных регионов [7; 3; 10; 9 и др.]. Забайкальская деловая письменность в этом отношении не является исключением. Однако в связи с разграничением регионализмов и общерусских слов встает методологическая проблема выявления первых на территории позднего заселения - в регионах Сибири и Дальнего Востока4. Большинство разговорных слов в русском языке, функционирующем на этих территориях в XVII-XVIII вв., восходит к северновеликорусским говорам [9, с. 180]. Как известно, московское койнэ формировалось в XV-XVII вв. в результате синтеза северно- и южновеликорусских говоров [б]. В связи с этим граница между общерусским (общенародным), представленным в форме московского койнэ, и северновеликорусским диалектом в области лексики была диффузна, размыта. Характерно то, что слова севернорусской разговорной речи были достаточно употребительны в литературном обиходе писателей XVIII в. (ср., например, слова лыва, ходоуль, лисички у Ломоносова). Г.П.Князькова отмечает их использование даже в произведениях высокого стиля, объясняя это тем, что данные слова «были привычны для авторов, не ощущавших местного колорита» [5, с. 144]. В отношении узуса забайкальской деловой письменности XVIII в. северновеликорусские элементы в памятниках представлены довольно активно. Между тем в сибирском региолекте они продолжают жить своей жизнью, и в принципе это уже регионализмы второго порядка.
Применяя понятие вторичного диалектизма по отношению к отмеченным в забайкальских памятниках словам, можно выделить две разновидности диалектных слов такого типа. Во-первых, это те слова, которые были унаследованы из материнских говоров и стали функционировать во вторичном говоре без каких-либо формальных и семантических изменений: бало ‘приспособление для загибания заготовок из дерева’, гостья (госья) ‘вид судовой снасти’, чебак ‘меховая шапка’, чуга ‘длинный кафтан’ и др.
Во-вторых, это те слова, которые представляют собой своего рода семантические диалектизмы -общерусские или диалектные слова, получившие дальнейшее семантическое развитие уже в узусе сибирского региона: векша ‘разновидность весла’, дресва ‘наносная мель из крупного песка, гальки’, емки ‘кузнечные щипцы’, позвонок ‘сустав пальца руки’, шишка ‘кузнечный молот’ и др.
Одним из оснований для такой характеристики исторических изменений указанных слов служат данные СPHГ, которые указывают на ареал функционирования этих слов в Западной и Восточной Сибири и, в частности, в Забайкалье. Так, у общерусского слова дресва в значении ‘крупный песок, мелкий щебень’ в сибирских говорах (томских, иркутских) развивается значение ‘наносная мель в реке из песка, гальки’ ^PHT, 8, 185]. Это же значение обнаруживается у слова в забайкальских памятниках деловой письменности XVIII в.: принели мы от него Тарханова карбасъ под свое сохранение со въсемъ сохраненъ и вытащенъ на дресву и поставъленъ на балъки [HAPБ, ф. 88, оп. 1, д. 355, л. 112, 1784]. Слово позвонки/позвонок в значении ‘суставы (сустав) пальцев рук’ известно только в енисейских и иркутских говорах ^PHT, 28, 324].
Характерно то, что к XVIII в., по свидетельству забайкальских памятников, семантические сдвиги у подобных региональных слов оформились в отдельные значения. Так, слово землица в общерусском употреблении выступает как уменьшительно-уничижительная форма слова земля в различных значениях [Сл. XI-XVII: 5, 375; Сл. XVIII: 8, 170]. В забайкальских памятниках это слово употребляется уже исключительно в значениях ‘край, область, местность; страна’: а за оными баранами было два следа конские и оные следы ушли в мунгалскую землицу [PГAДA, ф. 1092, оп. 1, д. б, л. 5, 1731]; дело <...> о зарубленномъ нижнеудинскои землицы Корчюнского улуса ясашнымъ Петромъ Кабако-вымъ отца своего ^AHO, ф. 783, оп. 1, д. 111, л. 31, 178б]. Приведем в виде таблицы другие наиболее выразительные примеры вторичных диалектизмов второго типа (без иллюстративного материала):
4 Безусловно, проблема не затрагивает характеристики общеславянского и общерусского фонда лексики, сформировавшегося с древнейших времен - УШ-ХУІ вв. Такие слова, как трава, небо, рука, дом и т.п., в свете исследуемого вопроса в комментариях не нуждаются.
Забайкальские слова Слова в Сл. Х1-ХУИ и Сл. XVIII
Вереха ‘стержень стрелы’ Вилы ‘деревянный хомут’ Вклепаться ‘обознаться; ложно обвинить’ Водотечный ‘дающий течь, пропускающий воду’ Вывод ‘верхняя часть печной трубы’ Выдорожить ‘вырезать дорожки, бороздки по дереву’ Выскирь ‘клином выстриженная метка на ухе лошади’ Вытеклый ‘дающий течь, протекающий’ Гриб ‘опухоль’ Трудный ‘тяжело груженый’ Дворец ‘ложбина’ Доспеть ‘сделать из чего-л. что-л.’ Дупле ‘бочка без вставного дна’ Заплот ‘плотная изгородь из бревен, жердей или досок’ Заплотина ‘бревно, жердь для заплота’ Заразительный ‘избитый, получивший увечье’ Зориться ‘светать’ Иверень ‘осколок; метка за ухом животного’ Кобылина ‘козлы’ Кожан ‘верхняя одежда; кожаный мешок’ Лопоть ‘одежда’ Льгота ‘незначительность по весу; легкость’ Льяло ‘форма для варения соли’ Вереха ‘длинная жердь, длинный стержень’ (Сл. XI-XVII: 2, 87) Вилы ‘железный ошейник, рогатка, орудие наказания’ (Сл. XVIII: 3, 163) Вклепаться ‘Возведя поклеп на владельца, присвоить, захватить что-л. ’ (Сл. ХЬХ'УП: 2, 200); ‘Прост. Признать своим, знакомым’ (Сл. XVIII: 3, 184) Водотечный ‘предназначенный для стока воды’ Водотечная труба (Сл. XVIII: 3, 258) Вывод. ‘6. Выводной желоб, труба’ (Сл. XI-XVII: 3, 188) Выдорожити. ‘Сделать украшения в виде полосок, бороздок (на кожаном переплете книги)’ (Сл. XI-XVII: 3, 199) Выскирь. ‘Поваленное бурей дерево; бурелом’. (Сл. XI-XVII: 3, 248) Вытеклый. ‘Вытекающий, берущий начало’. (Сл. XI-XVII: 3, 264) Гриб. ‘2. Название кожной болезни’. (Сл. XI-XVII: 4, 134) Грудный ‘комковатый’ (Сл. XI-XVII: 4, 145) Дворец ‘усадьба; двор; огороженный участок земли’ и т.п. (Сл. XI-XVII: 4, 191) Доспеть ‘сделать, устроить, изготовить’ (Сл. XI-XVII: 4, 331-332) Дупле. ‘дупло’ (Сл. XI-XVII: 4, 375) Заплот. ‘1. Забор, сплошная деревянная ограда’ (Сл. XI-XVII: 5, 269); ‘1. Заграждение, ограждение; ограда’ (Сл. XVIII: 8, 59) Заплотина ‘плотина’ (Сл. XI-XVII: 5, 269) Заразительный. ‘поражающий ударом, смертоносный’ (Сл. XI-XVII: 5, 285) Зоритися ‘сверкать, блестеть’ (Сл. XI-XVII:5, 61) Иверень ‘1. Щепа, осколок 2. Вырванный или вырубленный кусок чего-л., клин’ (Сл. XI-XVII вып.6, 76); ‘Осколок, кусок чего-л.’ (Сл. XVШ:8. 242) Кобылина ‘2. Брус в надолбе’. (Сл. XI-XVII: 7, 209) Кожан. ‘Верхняя одежда из выделанной шкуры’. (Сл. XI-XVII: 7, 219); ‘1. Верхняя одежда ... 2. Ко-жев. Особым способом выделанная шкура животного’. (Сл. XVIII: 10, 80) Лопоть. ‘Одежда, главным образом рабочая’. (Сл. XI-XVII: 8, 284); ‘1. Ветхая одежда’ (Сл. XVIII: 11, 229) Льгота. ‘1. Облегчение, освобождение. 2. Удобство, довольство’ (Сл. XI-XVII: 8, 319); ‘Облегчение, послабление (в налогах, работе, наказании и т.п.)’ (Сл. XVIII: 11, 253) Льяло ‘1. Форма для отлива металла; изложница. 2. Желобной водопровод. 3. Самый низ судна, где скапливается и вычерпывается вода. 4. Носик рукомойника’ (Сл. XI-XVII: 8, 324); Льяло есть место на дне корабля, куда отовсюду вода стекает (Сл. XVIII: 12, 7)
Следует отметить, что в приведенных примерах вторичных диалектизмов представлены самые разнообразные семантические изменения, обусловившие функционирование вторичных диалектных слов. Диалектные слова такого рода образовывались путем сужения, специализации значения (вереха,
заплот), расширения семантики (лопоть, доспеть), на основе метафорического сходства (гриб, кобы-лина), функционального сходства (льяло) и др.
Кроме того, в памятниках исследуемого региона отмечены семантические изменения общерусских слов, в результате которых образовались значения, не фиксируемые ни в одном известном областном словаре: векша ‘род весла’, зверь ‘верблюд’5, кирпич ‘брусок зеленого чая’, огниво ‘сгиб плечевого или локтевого сустава’, роскат ‘верхняя часть лба’, синяк ‘молодой голубой песец’ и др.
Таким образом, лексика, представленная в памятниках деловой письменности Забайкалья XVIII в., содержит генетически разнородные группы регионализмов. В результате применения в комплексе указанных принципов идентификации региональных и диалектных слов установлены лексикосемантические группы слов, среди которых выделяются регионализмы 2 видов: а) регионализмы северновеликорусского происхождения и б) регионализмы - локальные (автохтонные) заимствования. Последние подразделяются на этнографизмы и этнокультурные слова. В свою очередь регионализмы северновеликорусского происхождения распадаются на два класса: диалектизмы, сохранившиеся со времен материнских говоров, и вторичные диалектизмы.
Место вторичных диалектизмов в региональной лексике забайкальского региолекта XVIII в. схематично можно представить в следующем виде:
Региональная лексика
Локальные заимствования Регионализмы
Этнографизмы Этнокультурная Диалектизмы Вторичные
лексика диалектизмы
Перспектива дальнейшего исследования вторичных диалектизмов заключается в том, чтобы проследить судьбу этих диалектных образований в последующую историческую эпоху, а также их статус в современной языковой ситуации Забайкалья.
Литература
1. Бондарчук Н.С. Проблемы исторической региональной лексикологии. Калинин, 1978.
2. Борисова Е.Н. Лексика Смоленского края (по памятникам письменности). - Смоленск, 1974.
3. Глинкина Л.А. Элементы народно-разговорного языка в текстах южноуральских деловых бумаг XVIII в. // Региональные памятники деловой письменности Х^1-Х^П веков: материалы и исследования. - Хабаровск, 2002. С.76-85.
4. Городилова Л.М. Словарь языка памятников приенисейской Сибири XVII века. Проект. Источники. Пробные словарные статьи. - Хабаровск, 2000.
5. Князькова Г.П. О диалектной лексике в русском языке XVIII в. (к постановке вопроса) // Процессы формирования лексики русского литературного языка (от Кантемира до Карамзина). М.-Л., 1966. С.108-145.
6. Котков С.И. Московская речь в начальный период становления русского национального языка. - М., 1974.
7. Мжельская О.С. Лексика обиходно-разговорного языка Московской Руси Х'УТ-Х'УП вв. (по данным иностранных руководств для изучения русского языка). - СПб., 2003.
8. Палагина В.В. Реконструкция исходного состояния вторичного говора (на материале томского говора): автореф. дис. ... д-ра филол. наук. - Новосибирск, 1973.
9. Панин Л.Г. Лексика западносибирской деловой письменности (XVII- первая половина XVIII в.). - Новосибирск, 1985.
5 Примечательно то, что в СРНГ данное значение у многозначного слова зверь не выделяется, однако в иллюстративном материале на значение ‘лось’ у слова зверь приводится следующий контекст: ‘Местами зверем зовут собственно лося, сохатого, даже верблюда’. Сиб., Даль [СРНГ: 11, 217].
111
10. Полякова Е.Н. Лексика пермских памятников XVII - начала XVIII вв. (к проблеме делового языка как функциональной разновидности литературного языка): автореф. дис. ... д-ра филол. наук. - Л., 1983.
Сокращения:
Г АИО - Г осударственный архив Иркутской области.
НАРБ - Национальный архив Республики Бурятия
РГ АДА - Российский государственный архив древних актов.
Сл. XVIII - Словарь русского языка XVIII века. Вып. I-XIV. СПб., 1992-2004.
Сл. XI-XVII - Словарь русского языка XI-XVII веков. Вып. 1-26. М., 1975-2003.
СРНГ - Словарь русских народных говоров. М.; Л., 1965-2004. Вып. 1-37.
Майоров Александр Петрович, доктор филологических наук, доцент кафедры общего и исторического языкознания Бурятского государственного университета, E-mail:[email protected]
Mayorov Alexander Petrovich, doctor of philological sciences, associate professor, department of general and historical linguistics, Buryat State University, E-mail:[email protected]
УДК 801: 316
© Е.А. Оглезнева
РУССКИЙ ХАРБИН КАК МНОГОНАЦИОНАЛЬНЫЙ И МНОГОЯЗЫЧНЫЙ ЦЕНТР В ХХ В.: КАЧЕСТВЕННАЯ И ОЦЕНОЧНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ЯЗЫКОВОЙ СИТУАЦИИ
Статья посвящена исследованию качественных и оценочных характеристик уникальной языковой ситуации, сложившейся в ХХ веке в центре русской восточной эмиграции - Харбине.
Ключевые слова: языковая ситуация, идиом, русский язык, китайский язык, Харбин, функции языка.
Е.А. Оglezneva RUSSIAN HARBIN AS A MULTINATIONAL AND MULTILINGUAL CENTER IN THE XX-TH CENTURY: QUALITATIVE AND EVALUATION CHARACTERISTICS OF THE LANGUAGE SITUATION
The article is devoted to the research in the qualitative and evaluation characteristics of the unique language situation in Harbin, the center of the Russian emigration of the ХХ,th century.
Keywords: language situation, idiom, the Russian language, the Chinese language, Harbin, functions of language.
Город Харбин был основан русскими в 1898 г. на северо-востоке Китая в связи со строительством Китайско-Восточной железной дороги, возведение которой началось в соответствии с подписанным между Россией и Китаем договором. Это был политический и экономический шаг русского правительства, поскольку дорога была наикратчайшим путем к находящемуся на дальневосточной окраине г. Владивостока. С этого времени русское присутствие на территории Китая было массовым. Политические события начала ХХ в. в России сделали Китай пристанищем для гонимых новой властью, а сам Харбин стал центром русской восточной эмиграции. Вместе с тем Харбин характеризовался и другим иностранным присутствием, вызванным политическими и экономическими интересами как европейских, так и азиатских стран. Харбин стал своеобразным Вавилоном - «международной выставкой рода человеческого», «многонациональным, разноликим и разноязычным городом» [1, с. 64] а языковая ситуация Харбина в начале и середине ХХ в. входит в число интереснейших и своеобразных.
Проблема языковой ситуации (далее ЯС), по мнению исследователей, является самой существенной и специфичной для социолингвистики, и в понятие языковой ситуации следует включать всю функциональную сторону языка: [2, с. 127-130]. Актуальность описания языковых ситуаций вне сомнения, поскольку каждая конкретная языковая ситуация по возможности должна быть учтена при целостном типологическом описании языковых ситуаций, а также потому, что исследование кон-
