CC BY
82
ББК Ч113(2Р36)
ГМ. Казакова
ФОРМИРОВАНИЕ «УРАЛЬСКОЙ ВЕТВИ» РОССИЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ:ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ К ИЗУЧЕНИЮ
Для культурологии как познавательной системы и интеллектуальной тенденции нашего времени характерно обращение к изучению тех арсеналов культурного опыта и культурной памяти, которые созидались в различных регионах нашей страны.
Уникальная специфика России состоит в историческом и диалектическом единстве двух процессов.
С одной стороны, история нашего государства подтверждает, что Россия — одна из самых «унитарных» стран мира по своим политическим традициям. В историческом прошлом главный вектор развития Российского государства был устремлен к построению единой и сильной державы. Страна упорно крепила мощь централизованного государства, видя в ней единственное средство удержания освоенного пространства, подчинения местнических интересов регионов воле Центра и обеспечения управляемости страной [8, с. 19].
С другой, Россия всегда продолжала оставаться многонациональным, полиэтничным и поликультур-ным образованием, где достаточно ярко и выпукло проявляли себя процессы дифференциации, децентрализации, регионализации, преодолевающие диктат односторонних интересов, выдвигающие в качестве эталона взаимоотношений между народами красоту компромисса.
Таким образом, многовековая история Российской державы учит нас тому, что интеграция не противоречит законам дифференциации.
Между тем, ситуация в культурологических исследованиях до недавнего времени характеризовалась парадоксальным несоответствием: в отечественной истории и искусствознании лучше всего были исследованы вопросы мировой культуры; отечественная культура представлялась как преимущественно «русская» и «столичная», в научных подходах доминировал великодержавный этноцентризм, пренебрегающий разницей регионально-этнических культур малых народов России.
Подобная деформированность культурно-исто-рического сознания вела к отчуждению, отсутствию взаимопонимания между народами страны, обернулось драматической реальностью в трудные годы перестройки нашего общества.
Однако, «великодержавность» в культурологических исследованиях была не единственной проблемой, В годы перестройки, в связи с распадом тоталитарной системы, усилились сепаратистские тенденции и в науке: начался период принижения роли русской культуры, негативной оценки ее вклада в общий процесс отечественного культурогенеза. По-
добная тенденция проявила себя в межнациональной и внутринациональной культуре повседневности, когда часто отсутствовали терпимость, взаимопонимание и уважение народов друг к другу. Регионализм из фактора потенциального могущества России грозил превратиться в фактор дезинтеграции и распада.
В конце 90-х годов ситуация стала позитивно меняться. Региональная парадигма ярко выявила себя в историко-культурологических исследованиях.
Регионализм как принцип научного знания проявил себя на нескольких уровнях.
Во-первых, заявила о своем рождении как научной дисциплине «регионалистика / регионоведение / регионология». Она определила свое предметное поле исследования, сформировала специфический понятийный аппарат. На смену расплывчатости, многозначности и условности понятия «регион» пришло четкое и всестороннее его исследование, хотя многозначность термина при этом сохранилась (его географический, политический, экономический, социальный, этнографический, гуманитарный и т. д. аспекты) Новая мировоззренческая ориентация позволяет рассматривать регион как социально-выраженное пространство духовно-культурной интеграции, формируемое только при помощи субъекта как пространство, имеющее свои генетические корни.
Во-вторых, произошла смена методологий научных исследований: в современных культурологических исследованиях доминирует системно-синергетический подход, при котором история культуры понимается как процесс саморазвития сложной системы, который имеет многовекторную направленность (в том числе самоорганизации, дезорганизации и реорганизации).
В-третьих, определилась таксономия региональных исследований, которая строится тмакро- (например, Азиатско-Тихоокеанский регион или Западная Европа), мезо- (критерий сруктурирования территории России и СНГ: например, Центральная Россия, Дальний Восток, Большой Урал) и микроуровнях (Северный, Средний, Южный Урал и т. д.)
И, наконец, начались и принесли первые результаты кроссдисциплинарные исследования по истории культуры регионов России [9]. Данные исследования задают устойчивый вектор познания регионов, ибо регионы мыслятся как часть сложного многосоставного историко-культурного явления.
Региональная локализация Урала в культурноисторическом пространстве России имела свои особенности.
Философия
Конечно, историческая самоорганизация Урала, как и Сибири, Поволжья, Северного Кавказа, Дальнего Востока и т. д. развивалась на основе множества общих для любой культуры процессов и закономерностей. Однако, помимо универсальности, формирование культурно-исторического пространства Урала имело свои особенности, обусловленные тремя группами культурообразующих факторов: природно-ландшафтными, социально-историческими (человеческий фактор) и общекультурными.
До XVIII столетия Урала как пространственно содержательного понятия не существовало. Бытовало наименование Камень, обозначающее границу (абстрактный разграничитель) между метрополией и колонией, что лишний раз показывает отсутствие у него сколько-нибудь протяженного (пространственного) содержания. И лишь в начале XVIII века данная территория уже под именем «Урал» заявляет о себе как о протяженном и информационно наполненном образовании. Данное образование имеет уникальные особенности. Оно разграничивает Запад и Восток, Европу и Азию, Россию и среднеазиатские государства. Как известно, в отличие от социальной дихотомии Севера и Юга смысловая пара Запад и Восток носит ярко выраженный характер социокультурной и цивилизационной дилеммы: или — или. Вопреки известному изречению Киплинга «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и им не сойтись никогда», культура Урала явилась тем экспериментальным «полигоном», где «отрабатывалась» универсальная модель западно-восточного культурного синтеза. Географическое пограничье обусловило культурное «по-граничье» региона. По большому счету и вся Россия, и Америка, и «дальневосточное чудо» (Япония, Южная Корея, Гонконг, Тайвань, Сингапур) так же демонстрируют различные варианты подобного синтеза. Но уникальная, на наш взгляд, особенность Урала заключается в том, что являясь провинцией государства Российского, он реализует, менее драматичный, более сглаженный, диалогический вариант. В этой связи можно говорить об уральской мультикультурности как специфической, уникальной черте региональной культуры. Мультикультурность (муль-тикулыурализм) — термин, появившийся в второй половине XX века вАмерике, до последнего времени обозначал быстрорастущее общественное движение за признание разнообразных субкультур, составляющих американскую культуру. В настоящее время он обозначает один из принципов культурной политики и политики вообще, предполагающей, что люди с разными этническими корнями могут мирно сосуществовать и принимать традиции друг друга, что они могут и должны преодолеть существующие предрассудки, связанные с категориями расы, пола, религии, возраста и т. д. Культура Урала изначально складывалась как гетерогенная, многообразная, поликуль-турная. Она представляла собой совместное культу-ротворчество народов финно-угорской, тюркской и
индо-иранской общностей. Этническая пестрота усложнялась разнообразием религиозной картины мира уральцев: христианской, мусульманской, языческой... Но история региона не знает сколько-нибудь значительного столкновения на религиозной или этнической почве. Уральская культура дала миру образец созидающего взаимодействия, религиозного не-стяжательства, взаимного сотрудничества и толерантности народов, его заселяющих. Данная черта является одной из определяющих культуры Урала.
Следующая специфичная черта—индустриаль-ность и урбанистичность уральской культуры. Собственно формирование культурно-исторического пространства Урала было обусловлено государственной политикой правительственного протекционизма, начиная с петровских времен. Горнозаводской Урал становился сферой приложения капиталов Петербурга. Имея в виду двустоличность русской культуры, И. Грабарь писал: «...вся Россия в архитектурном отношении либо Петербург, либо Москва» [1, с. 8]. Данное высказание справедливо не только применительно к архитектурному, но и к культурно-историческому пространству регионов в целом. Урал был ориентирован на Петербург.
Для отношений между двумя полюсами национальной культуры: «региональной/провинциальной» и «столичной» в исторической динамике была характерна общая типология отношений, обозначенных М.С. Каганом.
1. Изоляционистские, когда речь идет о замкнутом бытии региона, отгороженного от контакта с другими регионами.
2. Колонизаторские: подавление самобытности того или иного региона, той или иной культуры и навязывания ему чужой культуры, начиная с языка и кончая идеологией, формой политической власти, религией и т. д. (В скобках отмечу, что культурная политика России в целом отличалась от управленческой стратегии Запада в отношении к разным этносам. Это не совсем колониализм в западном понимании. Было бы странным если бы разные по своим культурно-цивилизационным характеристикам этнокультурные общества России всегда взаимодействовали без конфликтов).
3. Самоотречение региона от своего духовного и поведенческого суверенитета, подавление черт собственной уникальности с целью перерождения в более «полноценную» культуру (в советскую эпоху).
4. Диалогические: равноценное общение заинтересованных партнеров, в котором каждый регион сохраняет свою индивидуальность при уважении права другого [3, с. 36—38].
Культурно-историческое пространство Урала XVIII—XX веков предстает как объект реализации новой экономической политики, правительственного протекционизма и творческой активности персоналий. Более того, горнозаводской Урал стал презентовать уральскую культуру в целом. За Уралом зак-
ГМ. Казакова
Формирование «уральской ветви» российской культуры: _____теоретико-методологические подходы к изучению
репился статус объекта технического творчества. Не только сооружения и здания заводов, но и административно-жилые, жилые, культовые и общественные сооружения возводились в комплексе с заводскими строениями, за счет заводов и представляют собой также памятники индустриальной культуры.
Индустриальность уральской культуры проявлялась в различных сферах человеческой деятельности, на различных уровнях. Так, например, Урал стал местом урбанистического бума, темпы которого исследователи часто сравнивают с американскими. Здесь рождается новый тип городского поселения — заводской поселок / город-завод, основанный на иных принципах градообразования. Во-вторых, на Урале появляется новая отрасль архитектуры — промышленная архитектура. В-третьих, рождается новый слой населения—техническая интеллигенция. Массовое внедрение техники эпохи парового двигателя и формирование технических наук создавало предпосылки для инженерного творчества. В-четвертых, как следствие сложных технических процессов, осуществляемых на заводах Урала, требующих образованности от рабочих, на Урале возникает сеть заводских школ. По данным переписи населения 1897 года уровень образованности среди уральского населения достигал 60 % (среди детей 13—14 лет) [5, с. 100]. Это было беспрецедентно для России того времени. В-пятых, горнозаводской Урал наложил отпечаток на все виды творчества человека, как на традиционную (народную), так и на профессиональную культуру. (Вспомним знаменитые уральские художественные промыслы — это прежде всего художественная обработка металла и камня). Наконец, здесь сформировался своеобразный региональный тип — «уралец». Образ человека труда становится репрезентативным типом, с которым связываются слова «уральский характер». Не случайно герцог М. Лейхтенбергский в рапорте Николаю I отмечал, что «народонаселение хребта Уральского одарено вообще здравым умом, деятельно и проникнуто духом ремесленности», а П.Бажов писал, что «нигде не было такого культа мастерства, умения, навыка в России, как здесь на Урале» [7, с. 86]. «Завод навязывал иные масштаб, время, образ жизни и культуры» (Р.Г. Пихоя), формировал иные ментальные установки жителя региона. Человек «маркировал» культурное пространство региона, воспроизводил свою картину мира, характерную для данной культуры, воплощал ее в материальнопредметном мире. Моделируя региональное пространство, человек менялся сам, приобретая новые качества. В итоге этих преобразований, как пространства, так и человека, следует говорить о новом региональном типе населения—«уральце», обладающим совокупностью специфических качеств, позволяющих ему идентифицироваться с географическим пространством Урал. С одной стороны заселыцики Урала, работая с металлом и машинами, создавая уникальную технику и художественные произведения,
всегда осознавали свою причастность к самым передовым рубежам технического прогресса. С другой, одной из важных характеристик формирующегося менталитета уральца оставались черты традиционной культуры — универсальность и синкретизм. Объяснялось это кристализацией особого промежуточного полурабочего-полукрестьянского образа жизни, конституированного закрепощением рабочих. Традиционализм региональной культуры Урала нашел отражение в культуре повседневности уральцев, чему в значительной мере способствовали расселившиеся по всей территории края раскольники. В советскую эпоху приверженность традиции и в определенной мере консерватизм сохранится в качестве одной из определяющих черт [1, с. 78].
В условиях ускоренной индустриализации XX века Урал — это край тяжмаша и «оборонок», где ценности научной картины мира, веры в возможности технического разума находят благодатную почву. Индустрия и сложившаяся на ее основе регио-нальность Урала представляют собой существенные элементы российского пространства в социалистическую эпоху. Можно говорить о «машинной рациональности» пространства-времени Урала XX века [10, с. 27], «станочно-заводской ментальности» его населения [11, с. 86]. Урал становится «технологичен вдвойне: это педаль, «край державы», ее «опорный» интенсификатор, от которого зависит движение всей машины и ее центрального мотора; с другой стороны, водитель-государство через опосредствующие звенья директората и партийной номенклатуры жмет на педаль маргиналитета», — отмечают А.А. Сняцкий и А.И. Лучанкин [10].
Региональная культура Урала в современных исследованиях предстает как монокультура—преимущественно горнозаводская, а Урал промышленный стал презентовать Урал вообще. Безусловно, индустриальность Урала, ярко отразившаяся в региональной культуре, определила ее неповторимое содержание. Но культура Урала, будучи целостным образованием, не является единообразной. Региональная культура Урала сформировалась как сложнодинамическое образование, в котором существует несколько силовых центров. Л.Н. Коган в свое время отмечал, что «Специфическая культура Урала является неотьемлемой частью национальной русской культуры. Однако внутри субкультур этого региона идет диалог между культурой Прикамья, культурой Среднего Урала, весьма своеобразной культурой Южного Урала, в особенности Оренбуржья и Зауралья» [4, с. 12]. Эти локальные черты каждой из названных частей Урала в пространстве единой региональной культуры являются слабо изученными в историкокультурологической литературе. Локальная культура Южного Урала, например, в большей степени, чем другие культуры так называемого Большого Урала, испытала влияние иноэтничного фактора, вобрала в себя специфическую казачью субкультуру и т.д. Вот
Философия
почему изучение локальных черт Южного Урала делает представление о смыслах и конфигурациях региональной уральской культуры более полным, развернутым и многообразным.
Отличительной чертой культуры Урала в советский период явилась значительная степень ее маргинализации по сравнению с другими российскими территориями. Причины этому — в драматической истории края: XX век — период вынужденного кочевья на «край земли» репрессированных и ссыль-нопереселенцев в 30—50-е годы; эвакуированных с юга и из центра страны вместе с заводами в 40-е годы; призванных на ударные стройки пятилеток в 20—50-е годы; осваивавших целину в 50-е годы; беженцев с национальных окраин бывшего СССР в 80—90-е годы... В результате этих процессов культура Урала утрачивает значительную часть тех качеств, которые образовывали ее уникальность и самобытность в предыдущие столетия и приобретает маргинальные черты, характеризующиеся разрывом с традиционными ценностями и не приобщенностью к новым.
Катастрофические исторические процессы XX века (войны, революции и другие социальные потрясения) наслаивались на Урале на суперэтнические и демографические и создали своеобразную ландшаф-тно-историко-культурную среду, состоящую из многих слоев, проникающих и связывающих друг с другом — социалистический тип культуры. Данный тип обладал внутренним саморазвитием, логика которого характеризовалась стремлением к целостности, но целостности не рождала. Социалистический Урал стал осознавать себя частью нового мифологического пространства Страны Советов, ее «кузницей», «арсеналом», «индустриальным центром», «опорным краем державы». Включение Урала в реализацию некоего Большого Проекта привело к утрате его неповторимого «уральского мира», превратило его в периферийную копию сакрального центра — Москвы, «лабораторию» соцреализма [6].
Таким образом, уникальность региональной культуры Урала как специфического варианта общенациональной культуры, отличающегося по характеру функционирования, продуцирующего особый тип личности, собственную систему социальных и хозяйственно-экономических связей и оказывающего обратное влияние на национальную культуру [7, с. 29], позволило ряду исследователей говорит о самобытной «уральской ветви» российской культуры. При этом мозаичная, на первый взгляд, региональная уральская культура является ярким проявлением принципа «целое больше суммы». Вектор становления и развития культурно-исторического пространства Урала включал в себя периоды межкультурного синтеза, духовной консолидации народов, его заселяющих. Можно говорить о наличии в ней культурных механизмов, придающих системе гомеостатическую устойчивость. История формирования культурно-исторического пространства Урала подтвержда-
ет, что Российская идея, в сущности, — это осознание российской культурной идентичности во имя благополучия и процветания всех этносов и тем самым российской метаобщности.
Литература
1. Грабарь, И.Э. История искусств / И.Э. Грабарь.
— М.: б/г, Т. 3.
2. Заринская, И.З. Народная культура и предметный мир уральских рабочих / И.З. Заринская // Из истории художественной культуры Урала. — Свердловск, 1988.
3. Каган, М.С. Этнос и нация: общие проблемы и их проявление в отечественной истории / М.С. Каган // Вехи. Альманах, 1997. — № 10. — С. 23—38.
4. Коган, Л.Н. Теория и история культуры / Л.Н. Коган // Уральский исторический вестник, 1995. — №2.
5. Корнилов, Г.Е. Рабочая семья на Урале в конце XIX — начале XX века: труд, быт, воспитание детей (историко-этнографический экскурс) / Г.Е. Корнилов // Трудовой коллектив и семья. — Екатеринбург, 1992.
6. Мурзин, А.Э. Советский миф в судьбе Урала /
A.Э. Мурзин. —Екатеринбург: Изд-во УГПУ, 2004.
— 247 с.
7. Мурзина, И.Я. Феномен региональной культуры: поиск качественных границ и языка описания / И.Я. Мурзина. — Екатеринбург : Изд-во УГПУ, 2003.
8. Регионоведение. Уч.-мет. материалы / сост.
B.П. Тимошенко. — Екатеринбург, 1997.
9. См. например: Основания регионалистики. Формирование и эволюция историко-культурных зон / под ред А.С. Герда, Г.С. Лебедева.—СПб.: Изд-во СпбГУ, 1999; Лиходей, О. Основы регионоведения / О. Лиходей. — СПб., 2000; Гладкий, Ю.Н. Основы регионоведения. Учебник / Ю.Н. Гладкий, А.И Чистобаев. — М.: Гардарики, 2000; Регионоведение.Учебное пособие. / под ред. Т.Г. Морозовой. — М.: Банки и биржи; ЮНИТИ, 1998; Сухарев, А.И. Основы регионологии / А.И. Сухарев. — Саранск, 1996; Истоки региональных культур России. Сб. науч. ст. / отв. ред Л.М. Мосолова. —СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2000; Региональные культуры средневековья на территории России. / отв. ред. Л.М. Мосолова. —■ Спб. : Изд-во РГПУ, 2001; Регионы России: художественные процессы нового и новейшего времени. Сб. ст. / отв. ред. Л.М. Мосолова. — СПб.: Изд-во РГПУ, 2001и др.
10. Сняцкий, В.А. Регион как социокультурное целое / В.А. Сняцкий, А.И. Лучанкин. // Регион: политика, культура, образование. Сб. тр. — Екатеринбург, 1994. — С. 4—72.
11. Трубина, Е.Г. Размышления о регионе как воплощении советской цивилизации и культуры в контексте реформ / Е.Г. Трубина // Регион: политика, культура, образование. Сб. тр.—Екатеринбург, 1994.
— С. 73—92.
