CC BY
39
Философские науки
УДК 1:136
Абрамова Наталья Андреевна Natalia Abramova
ФОРМИРОВАНИЕ ТРАНСНАЦИОНАЛЬНОГО СОЦИОКУЛЬТУРНОГО ПРОСТРАНСТВА В УСЛОВИЯХ РОССИЙСКО-КИТАЙСКОГО ПРИГРАНИЧЬЯ
THE FORMATION OF TRANSNATIONAL SOCIO-CULTURAL SPACE IN THE CONDITIONS OF THE RUSSIAN-CHINESE FRONTIER
Рассматривается феномен транснационального пространства и ключевые подходы к его исследованию, определяется специфика транснационального социокультурного пространства приграничья
Ключевые слова: транснациональное социокультурное пространство, приграничье, трансграничное взаимодействие
In article the phenomenon of transnational space and key approaches to its research is considered, the specific character of transnational cultural space of frontier regions is defined
Key words: transnational space, frontier regions, Transboundary cooperation
Усложнение процессов, происходящих в мире, приводит к появлению новых явлений, требующих своего терминологического оформления. К настоящему времени в гуманитарной науке уже сложился ряд понятий, содержание которых корреспондируется с феноменом транснационального социокультурного пространства. Потребность в уточняющей категории обусловлена формированием наряду с глобальным локального, или регионального транснационального пространства, характеристикой которого становятся разнообразные межкультурные взаимодействия — социокультурные практики.
Содержание транснационального пространства, его структура рассмотрена в литературе в основном на примере государств Западной Европы и США [1]. В этом случае отличительной его характеристикой является отсутствие нового качества пространс-
тва в результате взаимодействия европейских социумов. Очевидно, что совпадающие нормы западных культур транслируют в систему объединенного наднационального пространства лишь традиционные социальные и политические образцы.
Иная ситуация разворачивается при взаимодействии российской и китайской цивилизаций. Историческое развитие России и Китая свидетельствует о наличии в каждой стране уникального социокультурного фундамента, отражающего их специфические особенности. Поэтому формирующееся на основе взаимодействия российского и китайского социумов транснациональное пространство как новый социокультурный феномен требует своего научного объяснения и выявления специфических характеристик.
Транснациональное пространство начинает исследоваться в кросс-культурном
контексте в 90-е гг. прошлого столетия, когда появляются многочисленные труды по анализу процессов глобализации и регионализации. С этих позиций его теорию развивают Клоссовски, Бодрийяр, Эко, Деррида, Джеймисон, Гидденс, Жижек, Фукуяма. Формируются концепции глобальной культуры, в рамках которых зарубежные философы и культурантропологи З. Баумана (1998), У. Бек (1998), У. Ха-нерс (1996), Дж. Клифорд (1992), Р. Ро-бертсон( 1992), Дж. Томплинсон (1999), Дж. Фридман (2000) и др. выстраивают свои теории транснационального культурного пространства.
Становление транснационального культурного пространства представлено в данных исследованиях с использованием различных подходов, основными из которых являются историко-генетический [2] и феноменологический [3].
В рамках первого глобальная культура, воплощая ее универсализацию с одновременной локализацией содержания, интерпретируется как исторический процесс интеграции культур. Второй подход рассматривает глобальную культуру как детерминированное глобализационными процессами образование, обладающее новым качеством, культурно не связанным с исторической традицией. В этом случае транснациональное культурное пространство включает постоянно формирующиеся коммуникационные потоки — экономико-технологические, финансовые, медиаком-муникационные, идеологические, которые через механизмы межкультурного и межфилософского взаимодействий конструируют в человеческом сознании воображаемые образы мира глобальной культуры.
Транснациональное пространство в русле культурно-философского контекста рассматривается отечественными учеными А.С. Панариным, М.М. Решетниковым, А.И. Уткиным, Ф.А. Федоровой, В.К. Шохиным [4].
Их идеи развиваются в монографическом исследовании транснационального пространства в условиях взаимодействия России и Японии, выполненном в контек-
сте междисциплинарного подхода [5]. Монография обращена к сценарной парадигме А.С. Панарина, который представляет пространство мира как теорию транснациональной активности и транснационального участия [6]. Используя такую парадигму, авторы монографического исследования выстраивают модель транснационального пространства с выявлением динамики его формирования, определяют его базовые характеристики и методологические подходы анализа феномена. Через ключевой социологический подход авторы в контексте транснационального пространства акцентируют внимание на специфике его категорий и понятий, содержание которых уточняет создаваемые ими вызовы.
Сущностные характеристики проявлены через пространство, уточненное через транспространство, возникающее «между» социумами; время как «открытость, просвечивающую во взаимном протяжении наступающего, осуществившегося и настоящего» [7]; структура, институционализированная в контексте транснационального пространства, и сетевая; взаимодействие и его участники; побудительное основание участия в транснациональном взаимодействии — мотивация; отношение к участию — значение и язык как основа структурирования социального пространства и образования коммуникационных сетей. Полученная модель структуры транснационального пространства позволила авторам определить его как «элемент глобализированного пространства современного мира, обладающего специфической структурой и своей особой логикой развития, отличающейся от логики развития стран, представители которых принимают участие во взаимодействии [8].
Этот вывод положен нами в основу исследования специфики транснационального пространства приграничья с уточнением его базовой характеристики — пространства социокультурного.
В философских, культурологических теориях пока не сложилось единого понимания социокультурного пространства ввиду его многомерного характера. Во многих
современных статьях и монографиях по проблемам культуры авторы оперируют понятиями «культурный круг», культурное «гиперпространство», «культурное поле», «культурный ареал».
Зарубежные ученые Р. Диксон, У. Джемс — Перри, Ф. Ратцель, К. Уисслер, Л. Фробениус, В. Шмидт, Г. Эллиот — Смит связывают его с идеей формирования «культурных кругов» и «зон» в некоем пространственном измерении в процессе взаимо действия культур. В трудах А. Тойнби существует понятие «культурное поле», не предполагающее рассмотрения качественной определенности социокультурного пространства.
Часть монографий, в которых упоминается социокультурное пространство, посвящена исследованию общих проблем культуры. Отдельные работы обращают внимание на локальные характеристики социокультурного пространства. Так, С. Хантингтон, Д.Н. Замятин анализируют «геокультуру»; В.Л. Каганский, Д.С. Лихачев, И. И. Свирида, Б. Б. Родоман и др. — организацию «культурного ландшафта». Много трудов посвящено культурному пространству. Но феномен социокультурного пространства, выражающий синтез этих и других составляющих, требует особого комплексного исследования.
Методология исследования китайского социокультурного пространства представлена в работах В.А. Абрамова, который связывает его организацию с процессами внутренней и внешней регионализации современного Китая. Автор отмечает, что «внутренние регионы» Китая — это предельно укрупненные, комплексные социокультурные совокупности — «макрорегионы», или «зоны», состоящие из однородных провинций, автономных и особых административных районов, городов-мегаполисов центрального подчинения. Внутренние регионы играют важнейшую роль в решении конкретных социокультурных задач модер-низационной политики китайского государства [9].
Отмечая особенности китайского социокультурного пространства, автор рас-
сматривает его как сложную, регионально дифференцированную и внутренне неделимую нелинейную систему, которая целенаправленно конструируется государс-
ГЛ о о
твом. Семантический и символический его анализ дает возможность сформулировать определение китайского социокультурного пространства как развивающейся системы информационно-коммуникативной деятельности, воплощенной в разнообразных знаково-символических проявлениях практики, локализованной в региональных внутригосударственных и надгосударствен-ных границах.
Таким образом, китайское социокультурное пространство включает не только внутренние регионы своего государства, но и региональное пространство других социумов, их символы и ценности, коммуникацию и информацию. Поскольку в этом пространстве сосредотачиваются национальные и трансграничные социальные структуры с одновременным формированием новых транснациональных модификаций, интерпретация феномена транснационального социокультурного пространства представляется вполне правомерной. В самом общем виде его можно охарактеризовать как «гиперпространство», в котором населяющие его этносы находятся в состоянии кросс-культурного диалога. Проблема выделения региональных границ китайского социокультурного пространства уже появляется на страницах научной печати [10].
Очевидно, что транснациональное социокультурное пространство приграничья специфицируется в зависимости от геополитического положения образующих его регионов. Приграничные территории как интеграционные зоны имеют стратегически важное значение для любого государства. Диалектическая сущность приграничного геополитического положения регионов достаточно подробно изложена в фундаментальных исследованиях российских ученых [11]. Теоретико-географическое осмысление феномена приграничья дает возможность установить локальную его специфику, которая в этих условиях детерминирует
формирование транснационального пространства. В этой связи уместно привести понятие буферной зоны, которая часто употребляется в географической литературе. Если исходить из аксиомы, что каждое крупное государство стремится создать систему внешней буферности, т.е. распространить свое влияние на соседнее государство, то возникает вопрос: какими качествами обладают буферные территории в системе взаимодействия двух держав — России и Китая? В качестве внешнего буфера России в азиатской ее части выступает Монголия, меньшая по занимаемой площади и связанная с Россией культурно-историческими связями. Одновременно с этим на российско-китаиской границе Забайкальский край, обладая внешним буфером — некоторой приграничной территорией Монголии — представляет внутреннюю буферную структуру России по отношению к Китаю. Такое уникальное геополитическое положение Забайкальского края является детерминирующим фактором, определяющим локальную специфику формирую -щегося транснационального пространства приграничья.
Для исследования характеристик этого нового феномена важным, на наш взгляд, является рассмотрение приграничного положения с позиций трансграничного воздействия (давления и притяжения). В этом контексте экономическое и экологическое воздействие со стороны Китая на Забайкальский край в условиях контактной функции границы показано А.Н. Новиковым [12]. Очевидно, что Забайкальский край, входящий в систему транснационального пространства, испытывает на себе давление социокультурного пространства Китая, проявляющегося в разных формах и постепенно переходящего в притяжение.
Трансграничное притяжение в социокультурной сфере наиболее заметно в создании туристической инфраструктуры в сопредельном для Забайкальского края г. Маньчжурия, который входит в десятку лучших городов Китая, носящих звание «культурный город». В приграничной Маньчжурии ежегодно осуществляются социо-
культурные проекты транснационального характера. Например, среди летних мероприятий 2012 г. заметными в этом плане являются IX Международная китайско-рос-сийско- монгольская научно-техническая выставка; ярмарка инновационной продукции; XI туристический форум, в котором примут участие представители трех стран; Дни г. Чита в Маньчжурии под девизом «Результаты, возможности, перспективы», второй международный китайско-российско-монгольский фотофестиваль.
Одним из основных инструментов притяжения в трансграничном взаимодействии, или «втягивания» в свое социокультурное пространство является развитая система контролируемых государством средств массовой информации на иностранных языках. Так, правительство Маньчжурии расширяет свои возможности в транснациональном информационном пространстве. Дополняя информацию, которая поступает через русскоязычное издание газеты «Маньчжоули бао», начал работу Интернет-сайт на русском языке. Такая диверсификация источников информации свидетельствует о наращивании влияния приграничья КНР в транснациональном социокультурном пространстве.
В трансграничном взаимодействии многочисленные социокультурные практики Китая, включая и информационную среду, приобретают особое значение, доказывая его доминирование, которое особенно явно проявляется в условиях приграничья. Притяжение со стороны Китая доказывает концепцию о том, что китайское «социокультурное пространство» включает не только внутренние регионы своего государства, но и региональное пространство других социумов. «В этом пространстве концентрируются национальные и трансграничные, новые транснациональные социальные структуры, выявляются многочисленные смыслы, символические формы китайской «мягкой силы», обеспечивающие процесс мирного и гармоничного развития» [9; С. 82]. Локальная природа формирующегося транснационального социокультурного пространства в условиях российс-
ко-китайского приграничья требует своего исследования, что позволит глубже понять и спрогнозировать трансформации различ-
Литература
ных структур социального в глобализированном пространстве современного мира.
1. Sassen S. The Global City: New York, London, Tokyo. Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1991; Redefining sovereignty: the use of force after the cold war / ed. by Michael Bothe, Mary Ellen O'Connell, Natalino Ronzitti — Ardsley, N.Y.: Transnational publishers, 2005; Bruno Latour. Reassembling the social: an introduction to actor-network-theory — Oxford: Oxford university press, 2005.
2. Robertson R. Globalization: Social Theory and Global Culture. London: Sage, 1992.
3. Appadurai A. Modernity at Large: Cultural Dimensions of Globalization. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1996. Appadurai A. Globalization. Durham, NC: Duke University Press, 2001; Аттали Ж. На пороге нового тысячелетия. М.: Междунар. отношения, 1993.
4. Панарин А.С. Искушение глобализмом. М.: ЭКСМО-Пресс, 2002; Уткин А.Н. Глобализация: процесс и осмысление. М.: Аспект, 2002.
5. Красина О.В., Крутий И.А., Зангиева И.К. Развитие транснационального пространства в контексте взаимодействия современных обществ: Россия — Япония. М.: Изд-во СГУ, 2009.
6. Панарин А.С. Глобальное политическое прогнозирование. М.: Алгоритм, 2002.
7. Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993. С. 399.
8. Красина О.А. и др. Указанное сочинение. С. 145.
9. Абрамов В.А. Глобализирующийся Китай: грани социокультурного измерения. М.: Восточная книга, 2010.
10. Лю Чженьюй, Абрамов В.А. Китайское «социокультурное пространств» и его изменяющиеся региональные границы // Вестник ЧитГУ. 2012. № 7(86). С. 103-110.
11. Приграничные и трансграничные территории Азиатской России и сопредельных стран / отв. ред. П.Я. Бакланов, А.К. Тулохонов. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2010.
12. Новиков А.Н. Диалектическая сущность приграничного геополитического положения регионов. Приграничные и трансграничные территории Азиатской России и сопредельных стран] / отв. ред. П.Я. Бакланов, А.К. Тулохонов. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2010. С. 22-29.
Коротко об авторе_
Абрамова Н.А., д-р филос. наук, профессор, зав. каф. «Востоковедение», Забайкальский государственный университет (ЗабГУ) abramova3@mail.ru
_Briefly about the author
N. Abramova, Doctor of Philosophical Sciences, professor, head of Oriental Studies department, Zabaikal-sky State University
Научные интересы:
процессы
культура, интеграционные Scientific interests: culture, integration processes
