CC BY
197
Жук Максим Сергеевич
кандидат юридических наук,
докторант кафедры уголовного права и криминологии Кубанского государственного университета
(e-mail: zhuk.maksim@mail.ru)_
Формирование представлений об институтах уголовного права в истории отечественной науки
Статья посвящена ретроспективному анализу зарождения, формирования и развития доктри-нальных представлений об уголовно-правовых институтах. Автор рассматривает влияние различных правовых школ на процесс исследования феномена института уголовного права, сопоставляет точки зрения видных представителей отечественной науки.
Ключевые слова: уголовное право, институт, система, структура, норма, развитие.
M.S. Zhuk, Master of Law of a Chair of Criminal Law and Criminal Science of Law faculty of the Kuban State University; e-mail: zhuk.maksim@mail.ru.
Formation of perception of criminal law institutions in the national science history
The article is devoted to retrospective analysis of generation, forming and development of doctrine ideas of criminal legal institutions. The author studies different legal schools influence on the process of criminal law institution phenomenon studies, compares view points of prominent national scientists. Key words: criminal law, institution, system, structure, norm, development.
Особенности развития русского права, проявлявшиеся в том числе и в специфике используемых языковых форм (а именно в том, что правовые установления на Руси облекались в форму простого, народного, а не узкоспециализированного, юридического языка), а также в заимствованиях менее развитого, по сравнению с римским, византийского права, вплоть до XV в. не создавали ощутимой потребности в обособлении юриспруденции как специальной сферы человеческой деятельности и в юристах как профессиональной группы лиц.
Такая потребность появилась лишь в связи с вызванным объединением русских земель, укреплением правовых основ единого Русского государства. На передний план правового развития Руси в это время выступает задача создания единого для всего государства права. Для выполнения этой задачи требовалась систематизация законодательства, как считают специалисты, систематизация особого рода. Речь шла в первую очередь не об организации правового материала по отраслям и институтам, а о том, чтобы свести нормы, разбросанные по различным законодательным актам Московского государства и бывших самостоятельных княжеств, содержащиеся в различных правовых памятниках прошлых эпох, в единый общерусский судебник. Соответственно такой задаче русская юриспруденция развивалась в XV-XVII вв. главным образом как совокупность практических навыков, компиляция законодательного материала, прие-
мов и способов его модификации, переработки с целью приспособления к изменившимся социально-экономическим и политическим условиям. И лишь в определенной мере совершенствовались навыки формулирования новых норм, лишь в малой степени развивалось умение группировки правового материала по отраслям и институтам [15, с. 49].
Подобный тип юриспруденции получил в отечественной литературе наименование «практической» как в силу специфики решаемых ею задач, так и по причине того, что ее представителями были по преимуществу практические работники - дьяки. Умея применять закон к отдельным практическим случаям жизни, зная все тонкости и лазейки делопроизводства, эти практические юристы были бесконечно далеки от систематизированного и обобщенного конструирования окружавшей их правовой действительности. Вплоть до XIX в. русским юристам так и не удалось разбить правовой материал на отрасли и институты, отделить нормы собственно уголовно-правового содержания от иных правовых предписаний. Наиболее распространенным приемом систематизации правового материала в эпоху Средневековья и Нового времени оставался хронологический, суть которого состояла в сведении разновременных нормативных положений в единый правовой документ и дополнении уже существующих норм теми или иными новыми предписаниями, зачастую без какой-либо внутренней переработки.
20
Нормативной вершиной творчества представителей практической юриспруденции справедливо можно считать Соборное уложение 1649 г. Сравнительно большой объем правового материала, с которым столкнулись создатели Уложения, с особой остротой поставил вопрос о группировке и классификации норм. Все содержание Уложения разбито на главы, каждой из которых дано свое наименование, нормы сгруппированы в таком порядке, что возможно выделить отдельные виды права и зачатки собственно уголовно-правовых институтов. Однако и применительно к данному памятнику трудно говорить о систематизации в собственном смысле этого слова. Как отмечает С.В. Пахман, система Уложения определялась особым началом: большей или меньшей важностью тех приказов, из которых заимствовано содержание Уложения [14, с. 235]. Такое положение было вполне закономерным. Сугубо практическая, прикладная юриспруденция не могла обеспечить распределение правового материала в соответствии с настоящей системой. С изданием Уложения такой тип юриспруденции исчерпал возможности своего развития. Он перестал соответствовать социально-экономической, политической и правовой эволюции русского общества и не мог способствовать решению новых задач, порожденных ею [16, с. 52]. Практическая юриспруденция постепенно уступила место юриспруденции теоретической. И именно с XVII в., как отмечала Н.Ф. Кузнецова, российские ученые становятся все более действенной силой в систематизации законодательства, в том числе уголовного, в инициировании и соавторстве написания кодексов (уложений), последующих изменений и дополнений к ним [12, с. 243].
Толчком к развитию теоретической юриспруденции стали, безусловно, Петровские реформы, вызвавшие к жизни острую потребность в укреплении и унификации законности, а равно значительное увеличение объемов правового материала, его кардинальное обновление и многочисленные зарубежные заимствования.
Учитывая необходимость в упорядочении правовых установлений, на всем протяжении XVIII в. государственная власть в России предпринимала энергичные меры по систематизации законодательства. Петр Первый в 1700, 1714 и 1720 гг. последовательно учреждал три комиссии для составления свода всех законодательных положений, изданных после Соборного уложения. Затем были комиссии 1728, 1730, 1754 гг. [16, с. 56-57]. Однако их работа не увенчалась принятием какого-либо нормативного документа.
Вместе с тем, нельзя сказать, что подобного рода юридические опыты, имевшие место на всем протяжении XVIII в., были бесполезны в решении задач оформления и систематизации
основных уголовно-правовых институтов. Они создавали необходимую основу для собственно научной, теоретической обработки законодательного материала, первый опыт которой мы встречаем в известном Наказе Екатерины Второй, данном Комиссии для составления нового уложения. Этот документ, отражавший передовые для того времени постулаты естественно-правовой доктрины, содержавший многочисленные заимствования из трудов Беккариа и Мон-тескьё, носил во многом программный характер и, естественно, не имел целью систематизацию уголовно-правовых норм, их «разбивку» по правовым институтам. Однако он содержал в себе важнейшие идеи, справедливо претендующие на роль принципов уголовного права и его отдельных институтов, которые, хотя и не были в полной мере реализованы при законодательных работах, тем не менее, оказали значительное влияние и на содержание принимаемых в стране нормативных актов, и на сознание лиц, представляющих правотворческие и правоприменительные органы.
С работой екатерининской комиссии связано и еще одно важное для познания истории научной разработки институтов уголовного права событие. Речь идет о создании в рамках работы данной комиссии «Экстракта из законов по Юстиц-Комиссии, сочиненного Петром Вешняковым в 22 главах» [25, с. 160-161]. Он представляет собой расположенные в определенном порядке, систематизированные выдержки из Соборного уложения, являвшегося в ту пору основным юридическим кодексом, и последующих указов, артикулов, постановлений, которые касаются вопросов уголовного права. Особенность данного документа состоит в том, что, в отличие от прежних многочисленных попыток систематизации правового материала, здесь применение хронологического принципа систематизации сочетается с предметным, предполагающим строгий отбор уголовно-правовых норм и их отграничение от предписаний иной отраслевой принадлежности. И это - тоже следствие екатерининских идей. В ст. 468 Наказа она писала: «...не должно же криминальных законов смешивать с законами, учреждающими судебный порядок».
Такой подход стал своего рода основой для научной систематизации уголовно-правовых норм в XIX в. Уже при Александре Первом в рамках работы созданной им Комиссии составления законов (в состав которой входили Зава-довский, Ананьевский, Пшеничный, Прянишников, Радищев, Ильинский, позднее - Сперанский, Якоб, Горегляд) Министерством юстиции готовится доклад, в котором предлагается план выработки уголовного уложения. Согласно этому докладу уголовные законы должны были составлять самостоятельную часть книги законов.
21
Часть эта, в свою очередь, должна была распасться на два отдела, из которых первый должен был содержать собственно «Устав уголовный». Устав предлагалось разбить на два отделения, соответствующих современным представлениям об Общей и Особенной частях уголовного закона. Первое должно было затрагивать вопросы: о преступлении и наказании вообще; об отличительных свойствах разных преступлений; о степенях преступления (явное намерение, виновность, неосторожность); остальные девять рубрик - вопросы покушения, соучастия, наказания и др. Отделение второе предусматривало описание конкретных преступлений и наказаний. При этом все преступления делились на две категории: 1) против благосостояния государства и 2) против благосостояния частного лица (подобная классификация преступлений встречается уже в Наказе Екатерины Второй). Преступления против благосостояния государства делились на три группы: 1) против веры, против особы государя, злоупотребление против государства и императорской фамилии;
2) против внешней безопасности государства, внутренней тишины и сопротивление властям;
3) против частных прав государства, государственных чиновников и преступления самих чиновников. Преступления против частных лиц разделялись на «общеопасные» (зажигатель-ство, убийство, обманы, сопротивление властям и др.) и такие, «когда нарушаются оными права частных людей без возмущения общей тишины» (изнасилование, оскорбление, злоупотребление домашней властью и др.) [25, с. 247-248].
Эта система, при всех ее недостатках, была использована начальником отделения комиссии коллежским советником Якобом для составления Проекта Уголовного уложения, более известного как Проект 1813 г. Он был первой попыткой систематизации уголовного права, которая реализовалась в конкретном документе. И хотя проект не получил законодательного оформления, он составил определенную исходную базу дальнейшей деятельности по приведению в систему уголовного законодательства [3, с. 13]. Проект 1813 г. получил высокую оценку Н.С. Таганцева, который его несомненной заслугой считал появление впервые в отечественном уголовном праве Общей части, структура и содержание которой во многом предопределили строение Общей части тома XV Свода законов Российской империи 1832 г. [19, с. 103].
Становление и развитие в России нового способа изложения и расположения уголовно-правового материала не на основе хронологии или алфавита, а исходя из понимания внутреннего существа данного материала наблюдается лишь с момента знакомства отечественных специалистов с трудами А. Фейербаха, прежде все-
го, с его знаменитым учебником уголовного права, который уже в 1810 г. был напечатан в России на русском языке [24]. Как отмечает Г.С. Фельдштейн, перевод учебника Фейербаха послужил фактически «путеводной нитью, которая помогла русской науке выбраться из лабиринта «памятников» и собраний указов на равнину научно-догматического построения уголовного законодательства» [25, с. 292].
Имеющими принципиальное значение для научной систематизации норм и институтов уголовного права стали вышедшие в первой половине XIX в. труды О. Горегляда, П. Гуляева, Г. Солнцева, С. Протасова. В них впервые в отечественной уголовно-правовой литературе с привлечением не только исторического, но, прежде всего, догматического и сравнительно-правового методов излагается системный взгляд на основные понятия и институты уголовного права, хотя само понятие института в них, естественно, еще не употребляется.
Развитию и углублению теоретических представлений об уголовном праве, его догме и систематике во многом способствовала параллельно протекающая работа по составлению Свода законов Российской империи и реформа юридического образования в стране. Последняя, в частности, нашла отражение и в принятом 26 июля 1935 г. Университетском уставе, которым предписывалось на каждом юридическом факультете иметь среди прочих кафедру законов полицейских и уголовных, а также кафедру римского законодательства. Сохранение в числе дисциплин, предназначенных к преподаванию на юридических факультетах, науки римского права имело большое значение. Изучение римской правовой культуры было призвано восполнить имеющийся в отечественной юриспруденции недостаток общетеоретических и философских знаний. Знакомство и творческое изучение римского права, привлечение зарубежных теоретических источников значительно обогатили собранное представителями естественно-правовой и исторической правовых школ уголовно-правовое наследие и в конечном итоге создали необходимые предпосылки для качественного обновления методологии правовых исследований, связанного с привнесением на юридическую почву идей позитивизма.
Возникновение юридического позитивизма связано с укреплением и совершенствованием правовой оболочки развивающихся капиталистических отношений. В теоретическом плане юридический позитивизм стал основой формально-догматической юриспруденции с ее тонкой разработкой правовых форм регулирования общественных отношений, беспробельности правового регулирования, точности определения юридических ситуаций, процедур, способов и
средств разрешения правовых споров, проблем законодательной техники. Именно позитивизм довел до совершенства разработку приемов толкования правовых норм, особенно логических, систематических, грамматических [8 с. 418]. Ему же принадлежит заслуга в теоретическом обосновании системных свойств права и его внутреннего строения.
В российском уголовном праве середины XIX в. позитивизм представлен, прежде всего, классической школой, важным стимулом развития которой стала успешная кодификация права и принятие Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. Новый кодекс требовал объяснений, комментариев, необходимо было систематизировать уголовно-правовые понятия, совершенствовать юридическую технику. Именно «классики» решали эти задачи, закладывая основы современного представления о структуре и системе уголовного права.
В произведениях видных представителей российской классической школы уголовного права (Н.С. Таганцева, Н.Д. Сергиевского и др.) мы не встречаем еще определения понятия «институт уголовного права», разработку его структуры и видов, нет и самостоятельных разделов в их трудах, посвященных систематизации уголовного права. Однако в них уже имеются некоторые принципиально важные положения и выводы, значимые для формирования научных представлений о строении и систематизации уголовно-правовых институтов. Вместе с тем, полноценного учения об институтах уголовного права классическая школа уголовного права в это время создать в силу объективных причин еще не смогла, отчасти в силу того, что столь необходимый для их анализа системный подход вышел на арену научных исследований гораздо позже.
Необходимой предпосылкой научного осмысления институтов уголовного права должно было стать понимание уголовно-правовых норм как самостоятельных правовых норм в собственном смысле этого слова.
При объективно имеющихся недоработках и упущениях заслуга классической школы, тем не менее, состоит в тщательном анализе догмы уголовного права, общих принципов построения уголовного кодекса, глубоком исследовании структуры уголовно-правовой нормы, в решении целого ряда иных задач, непосредственно связанных с проблемами систематизации уголовно-правовых норм и построения уголовно-правовых институтов.
В заслугу представителям классической школы необходимо поставить и теоретическое обоснование обособления уголовно-правовых норм от иных предписаний криминального толка, прежде всего уголовно-процессуальных. Так, в одном из первых русских учебников по уголов-
ному праву В.Д. Спасович указывал, что уголовное право делится на материальное и формальное. «Первое из них, или уголовное право в тесном смысле, заключает в себе все законы, определяющие преступления и соответствующие этим преступлениям наказания» [18, с. 3]. Аналогичные утверждения встречаем у С. Будзинского, Л.С. Белогриц-Котляревского и других авторов [5, с. 1-2, 8], которые содержание своих курсов уголовного права ограничивали исключительно материально-правовой проблематикой, не вторгаясь в область уголовного процесса и судоустройства. Тем самым в приложении к исследуемой нами проблематике важно отметить, что к середине XIX в. произошло четкое, недвусмысленное, теоретически выверенное обособление уголовно-правовых институтов от иных правовых предписаний, оформился соответствующий тому времени содержательный каркас уголовно-правовой отрасли, определилось и ее место в системе права страны.
Если «классики» считали вопросы формы, внутренней структуры и системы уголовного права имеющими принципиальное значение для обеспечения полноты и непротиворечивости уголовно-правового регулирования, то представители двух других известных уголовно-правовых школ - антропологической и социологической - уделяли им гораздо меньшее значение.
Строго говоря, «антропологи» и «социологи» направили свои усилия на разработку вопросов содержания отдельных уголовно-правовых институтов, а не их формы. Так, представители социологической школы, отвергая принцип вины, предлагали отказаться от целого ряда традиционных институтов уголовного права - соучастия, неоконченного преступления и др. В то же время их заслугой следует признать детальную разработку вопросов о целях и видах уголовного наказания, об условном осуждении и досрочном освобождении от отбывания наказания, о правилах назначения наказания с учетом смягчающих и отягчающих обстоятельств и др. Равным образом представители антропологической школы предприняли ряд важнейших шагов в части разработки учения о вменяемости, «уменьшенной вменяемости», возрасте уголовной ответственности, учете данных о личности виновного при назначении уголовного наказания, применении мер медицинского характера к лицам, страдающих психическими аномалиями и др.
В рамках настоящей статьи нет особой необходимости в детальном освещении достижений и просчетов каждой из уголовно-правовых школ, их влияния на законодательство и исторического значения. Можно лишь с известной долей условности утверждать, что между школами произошло своего рода «разделение труда»: совместно
23
обсуждая пути совершенствования уголовного законодательства и права, «социологи» и «антропологи» именно на «классиков» переложили решение вопросов внешней формы и структуры уголовного права, с одной стороны, самоустранившись от их обсуждения, а с другой - признавая качественными и достаточными сделанные «классиками» выводы, используя предложенные ими формы для структурирования собственного правового материала.
Определенное пренебрежение представителей социологической школы вопросами формы уголовного права с полной силой проявило себя после октября 1917 г. В силу ряда исторических причин (включая кризис классической уголовно-правовой школы, проявившийся в ее неспособности объяснить рост преступности при постоянно совершенствующемся уголовном законе) именно идеи представителей социологической школы уголовного права были в большей степени востребованы революционной властью при разработке и реализации уголовной политики советского государства.
По оценке советских специалистов, «советское уголовное право возникло на развалинах буржуазного права. Оно сразу выявило свое принципиальное, качественное отличие от буржуазного уголовного права. Ни о какой «рецепции» буржуазного права, ни о какой преемственности права, правовой идеологии не могло быть и речи. Уголовное право, созданное советской властью, возникло и развивалось как качественно отличное, новое уголовное право, советское социалистическое уголовное право» [6, с. 54].
Характерной особенностью истории уголовного права первых лет советской власти стало то, что оно создавалось не столько представителями юридической науки, сколько практическими деятелями советской юстиции, что позволяет говорить в известном смысле о «втором пришествии» в Россию практической, прикладной юриспруденции, для которой, само собой разумеется, теоретические обобщения, в частности вопросы оформления и систематизации институтов уголовного права, были чрезвычайно далеки. Однако этот период был непродолжительным и «революционное правотворчество народных масс и советских судов» уже в первой половине 20-х гг. XX в. было ограничено кодифицированными уголовно-правовыми актами.
При разработке первого советского Уголовного кодекса с особенной остротой проявилось стремление становящейся советской науки максимально дистанцироваться от наработанных веками правил составления уголовных законов и их систематизации. Высказывались предложения даже отказаться от Уголовного кодекса. Так, М.Ю. Козловский писал, что после своей победы пролетариат «бросает кодексы права в корзину
как ненужную вещь» и выковывает в процессе борьбы новое, пролетарское право; что право -вообще не кодекс, не писаный свод законов; что без всяких законов и особых правил пролетариат способен бороться со своими классовыми врагами [19]. Довольно популярны были представления о том, что если и нужен Уголовный кодекс, то он должен быть не кодексом в обычном, «буржуазном» понимании, а «примерной инструкцией», «директивой центра местам», «изложением общих основ социалистической карательной политики» (Левитин, Берман). Д.И. Курский, будучи народным комиссаром юстиции, выступал за создание кодекса «без точных дефиниций преступления». Многие авторы, в том числе Н.В. Крыленко, полагали, что статьи Особенной части Уголовного кодекса не должны содержать санкций, что судам следует лишь дать перечень карательных мер для свободного выбора. П.И. Стучка некоторое время выдвигал идею составления кодекса в форме вопросов и ответов, считая, что отказ от постатейного изложения материала будет «формой пролетарского права будущего» [23, с. 15-16].
Наличие этих, отражающих левое крыло социологической уголовно-правовой школы, идей в совокупности с политическими установками власти и идеологическим неприятием всего того, что было накоплено наукой прошлых лет, несомненно, отразилось на состоянии доктрины уголовного права, обусловило практически полное забвение проблематики, связанной с внутренним строением уголовного права и систематикой его институтов. Способствовало этому и имевшее место представление о возможном (потенциальном) отмирании вообще всякого права в условиях социалистического общества.
Объективная потребность в детальной проработанности основных институтов уголовного права и их научной систематизации проявила себя уже в 30-40-е гг. XX в. при составлении проектов Уголовного кодекса СССР. Так, например, Общая часть проекта 1939 г. включала четыре раздела: Общие положения, Пределы действия УК СССР, Преступление, Наказание. Общая часть проекта 1947 г. содержала уже шесть глав: Общие положения, О пределах действия УК, О преступлении, О наказании и его видах, О порядке применения наказания, О принудительных мерах медицинского характера в отношении невменяемых [23, с. 246-248]. Эти проекты сыграли важную роль в правовой реформе 60-х гг. прошлого века и подготовке уголовного законодательства.
Несомненной заслугой отечественной юриспруденции середины XX в. стало широкое обсуждение вопроса об отраслевой чистоте уголовного права и обособлении институтов, регламентирующих исполнение уголовного наказания
24
в рамках самостоятельной отрасли права. Несмотря на принятие в качестве самостоятельного закона Исправительно-трудового кодекса РСФСР в 1924 г., наличие пенитенциарных секций в ряде научных юридических учреждений, преподавание с 1925 г. в качестве отдельной дисциплины пенитенциарного права, проблемы теории уголовно-исполнительного права оставались на периферии научных исследований. В 20-30-е гг. XX в. уголовно-исполнительное («исправительно-трудовое» - в прежней терминологии) право рассматривалось как составная часть уголовного права. В.Г. Смирнов и в 1965 г. признавал, что исправительно-трудовое право есть подотрасль уголовного права [17, с. 168]. Однако появившаяся тенденция к обособлению уголовно-исполнительного права в конечном итоге одержала верх. Одним из первых с соответствующим предложением выступил Б.С. Утевский, который был поддержан и другими крупными специалистами (Н.А. Стручковым, Н.А. Беляевым, Ю.М. Ткачевским, М.А. Ефимовым и др.) [11, с. 98-100]. Ими был приведен целый ряд теоретических аргументов в пользу обособления исполнительных норм от собственно уголовно-правовых в рамки самостоятельной отрасли. Применительно к проблемам, рассматриваемым в настоящей работе, это означало принципиальное уточнение предмета уголовного права и системы норм, его образующих, «очищение» уголовно-правовой отрасли от тех образований, которые выходят за пределы ее предмета.
Важно подчеркнуть, что доктринальные и законотворческие разработки структуры уголовного права и оформление его основных институтов проходили на фоне широко развернувшейся в советской науке общетеоретической дискуссии
относительно системы права. Одним из итогов обсуждения проблемы стало почти общепризнанное представление о структуре права и внутреннем строении его отраслей, которое включает в себя нормы, институты, подотрасли. В то же время, несмотря на достаточно активное исследование вопросов, связанных со строением правовых отраслей в общей теории права [1, 2, 4, 7, 13], необходимо признать, что отечественная уголовно-правовая наука и в середине XX в. оставалась практически равнодушной к анализу проблем внутреннего строения, структурирования отрасли. Только в 1980-е г. были опубликованы первые работы, специально посвященные исследованию институтов уголовного права (Н.И. Коржанский, Э.С. Тенчов) [10, 20, 21]. Анализ библиографии по уголовному праву, насчитывающей свыше 20 тыс. наименований литературы и охватывающий период с 1830 по 2002 г. [22], показывает, что более к данной проблеме наша наука не обращалась.
Вместе с тем, период начиная с 70-80-х гг. прошлого столетия характеризуется активным стремлением приложить лекало института уголовного права к самым различным группам уголовно-правовых норм.
Оценивая развитие доктринальных представлений о системе уголовного права на всем протяжении существования российской уголовно-правовой науки, приходится констатировать, что в ней так и не было создано самостоятельной, целостной, завершенной концепции правовых институтов. Наука только сегодня приступает к решению этой фундаментальной задачи. Тем не менее, анализ показывает, что предшествующее развитие уголовно-правовой доктрины создало для этого все необходимые предпосылки.
1. Алексеев С. С. Общие теоретические проблемы системы советского права. М., 1961.
2. Алексеев С.С. Структура советского права. М., 1975.
3. Андрусенко О. В. Систематизация уголовного законодательства Российской империи (первая половина XIX века): автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2000.
4. Бабаев В. К. Советское право как логическая система. М., 1978.
5. Будзинский С. Начала уголовного права. Варшава, 1870.
6. Герцензон А.А., Грингауз Ш.С., Дурманов Н.Д., Исаев М.М., Утевский Б.С. История советского уголовного права. 1919-1947 гг. М, 1948.
7. Иоффе О.С. Структурные подразделения системы права (по материалам гражданского права) // Ученые записки ВНИИСЗ. Вып. 14. М, 1968.
1. Alekseev S.S. Common theoretical problems of system of the Soviet right. M., 1961.
2. Alekseev S.S. Structure of the Soviet right. M, 1975.
3. Andrusenko O.V. Systematization of the criminal legislation of the Russian Empire (the first half of the XIX cent.): avtoref. dis. ... Master of Law. Yekaterinburg, 2000.
4. Babayev V.K. Soviet right as logical system. M, 1978.
5. Budzinsky S. Beginings of criminal law. War-sawa, 1870.
6. Gertsenzon A.A., Gringauz Sh.S., Durmanob N.D., Isayev M.M., Utevsky B.S. History of the Soviet criminal law. 1919-1947. M., 1948.
7. loffe O.S. Structural divisions of system of the right (on materials of civil law) // Scientific notes of VNIISZ. Fasc. 14 . M, 1968.
8. History of political and legal doctrines. Pre-Marxistperiod: textbook/ed. by O.E. Leysta. M, 1991.
25
8. История политических и правовых учений. Домарксистский период: учеб. / под ред. О.Э. Лейста. М, 1991.
9. Козловский М.Ю. Пролетарская революция и уголовное право // Пролетарская революция и право. 1918. № 1.
10. Коржанский Н.И. Иерархия уголовно-правовых институтов // Проблемы применения правовых норм на предварительном следствии: сб. науч. тр. Волгоград, 1982.
11. Криминология. Исправительно-трудовое право. История юридической науки / отв. ред. В.Н. Кудрявцев. М, 1977.
12. Кузнецова Н.Ф. Наука российского уголовного права и законотворчество // История развития уголовного права и ее значение для современности: материалы V Международ. науч.- практ. конф., состоявшейся на юрид. факультете МГУ им. М.В. Ломоносова, 26-27 мая 2005 г. М, 2006.
13. Павлов И. В. О системе советского социалистического права. М., 1958.
14. Пахман С. В. История кодификации гражданского права. СПб., 1876. Т. 1.
15. Развитие русского права в XV - первой половине XVII вв. / отв. ред. В. С. Нерсесянц. М., 1986.
16. Развитие русского права второй половины XVII - XVIII вв. / отв. ред. Е.А. Скрипи-лев. М., 1992.
17. Смирнов В. Г. Функции советского уголовного права (предмет, задачи и способы уголовно-правового регулирования). Л., 1965.
18. Спасович В. Учебник уголовного права. М., 1863. Т. 1.
19. Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Лекции. Часть Общая. М., 1994. Т. 1.
20. Тенчов Э.С. Институты уголовного права: система и взаимосвязь // Советское государство и право. 1986. № 8.
21. Тенчов Э.С. О принципах и основаниях закрепления в законе системы уголовно-правовых институтов // Направления уголовной политики в борьбе с преступностью: сб. науч. тр. Свердловск, 1986.
22. Трикоз Е.Н. Библиография по уголовному праву России. М., 2003.
23. Уголовное право. История юридической науки/отв. ред. В.Н. Кудрявцев. М., 1978.
24. Уголовное право. Сочинение доктора Павла Анзельма Фейербаха. СПб., 1810.
25. Фельдштейн Г. С. Главные течения в истории науки уголовного права в России. М., 2003.
9. Kozlowski M.Yu. Proletarian revolution and criminal law // Proletarian revolution and right. 1918. №. 1.
10. Korzhansky N.I. Graduation of criminal and legal institutes // Problems of application of rules of law on preliminary investigation: col. of sc. works. Volgograd, 1982.
11. Criminology. Corrective-labor right. Jurisprudence history / ed. by V.N. Kudryavtsev. M., 1977.
12. Kuznetsova N.F. Science of the Russian criminal law and lawmaking // History of development of criminal law and its value for the present: mat. of international sc.-pract. conf. taken place on Law faculty of the Moscow State University named atter M.B. Lomonosov on May 26-27, 2005. M, 2006.
13. Pavlov I.V. About system of the Soviet socialist right. M., 1958.
14. Pakhman S. V. History of codification of civil law. SPb., 1876. T. 1.
15. Development of the Russian right in XV -the first half of the XVII cent. / ed. by V.S. Nersesyants. M, 1986.
16. Development of the Russian right ofthe second half of the XVII-XVIII cent / ed. by E.A. Skripilev. M, 1992.
17. Smirnov V.G. Functions of the Soviet criminal law (subject, tasks and ways of criminal and legal regulation). L., 1965.
18. Spasovich V. Textbook of criminal law. M., 1863. T. 1.
19. Tagantsev N.S. Russian criminal law. Lectures. General Part. M., 1994. T. 1.
20. Tenchov E.S. Institutes of criminal law: system and interrelation // Soviet state and right. 1986. № 8.
21. Tenchov E.S. About the principles and the fixing bases in the law of system of criminal and legal institutes // the Directions of criminal policy in fight against crime: col. of sc. works. Sverdlovsk, 1986.
22. Trikoz E.N. The bibliography on criminal law of Russia. M, 2003.
23. Criminal law. Jurisprudence history / ed. by V.N. Kudryavtsev. M., 1978.
24. Criminal law. Composition of doctor Pavel Anzelm Feuerbach. SPb., 1810.
25. Feldstein G.S. The main currents in the history of science of criminal law in Russia. M., 2003.
26
