CC BY
172
Долгов Александр Александрович
соискатель кафедры теории и истории государства и права Кубанского государственного аграрного университета (тел.: 89184833729)
Формирование правовых основ государственной службы и социальный состав служащих в Российской империи второй половины XVIII века
В статье анализируется, в частности, содержание Табели о рангах, в основу которой были положены акты, уже существовавшие в западноевропейских странах, в том числе в Дании и Пруссии. При разработке закона были также приняты во внимание чины, уже существовавшие в России.
Ключевые слова: государственная служба, Табель о рангах, закон, чиновник, сословия, Российская империя.
A.A. Dolgov, post-graduate of the chair of the theory and history of state and law of the Kuban state agrarian University; tel.: 89184833729.
Formation of legal bases public service and social composition of employees in the Russian Empire of the second half of the XVIII century
In article the contents Tables of ranks is analyzed, in particular, which Sheets were put in a basis and the acts which were already existing in the West European countries, especially in Denmark and Prussia. When developing the law the ranks which were already existing in Russia were also taken into account.
Key words: public service, Table of ranks, law, official, estates, Russian Empire.
января 1722 г. Петр I утвердил Закон о порядке государственной службы в Российской империи (чины по старшинству и последовательность чинопроизводства) [1]. Подготовка этого закона Табели о рангах была начата еще в 1719 г. и была естественным продолжением реформаторской деятельности Петра I, в результате которой возросло количество должностей в армии и государственном аппарате. В основу Табели о рангах были положены аналогичные акты, уже существовавшие в западноевропейских странах, особенно в Дании и Пруссии. При разработке закона были также приняты во внимание чины, уже существовавшие в России. Табель о рангах помимо самой таблицы имела еще восемнадцать пунктов поясняющего текста, устанавливающих штрафы за ее нарушение. Все чины подразделялись на три типа: военные, статские (гражданские) и придворные и делились на четырнадцать классов.
Следует отметить, что закон никак не разъяснял само понятие «чин», в силу чего одни историки последний рассматривали буквально
и лишь в системе чинопроизводства, другие же как ту или иную должность. Мы полагаем, что в названиях чинов имели место элементы собственно должности и звания. Так, в IX классе в разделе статских чинов перечислены следующие должности: «Титулярный советник; воинских двух, иностранной коллегий секретари; обер-рентмейстер в губерниях, полицеймейстер в резиденции, бургомистры от магистрата в резиденции быть непременным, лантрихтеры в провинциях, профессоры при академиях, докторы всяких факультетов, которые в службе обретаются, архиварии при обоих государственных архивах, переводчик и протоколист сенатские, казначеи при монетном деле, асессоры в надворных судах в резиденции, директоры над пошлинами в портах». Для VIII класса в Табели в соответствующей графе перечислены следующие должности: «Ундер стат гал-тер в резиденции, экономии галтер, регирунс раты в губерниях, обер директор над пошлинами и акцизами в резиденции, обер лантрих-теры в резиденции, президент в магистрате в резиденции, обер комиссары в коллегиях,
16
асессоры в коллегиях, обер правиант мейстер в резиденции, обер секретари в протчих коллегиях, секретари в Сенате, обер берг мейстер, обер валдейн, обер минц мейстер, надворный советник, надзиратель лесов, воеводы». Как видно, указываются не только должности, но и учреждение, в котором должен служить обладатель соответствующего класса. Это подтверждается и 4-м пунктом второй части законодательного акта: «Под равным штрафом, не имеет никто рангу себе требовать, пока он на свой чин надлежащего патента показать не имеет».
Табель о рангах, определяя место в иерархии государственной службы, в некоторой степени давал возможность выдвинуться талантливым людям из низших сословий. «Дабы тем охоту подать к службе и оным честь, а не нахалам и тунеядцам получать» гласила одна из описательных статей закона. Военные чины объявлялись выше соответствующих им гражданских и даже придворных чинов. Такое старшинство давало преимущества военным чинам в главном переходе в высшее дворянское сословие. Уже 14-й класс (фендрик, с 1730 г. прапорщик) давал право на потомственное дворянство (в гражданской службе потомственное дворянство приобреталось чином 8го класса коллежский асессор, а чин коллежского регистратора 14-й класс, давал право лишь на личное дворянство). Дети, рожденные до получения отцом потомственного дворянства, составляли особую категорию оберофицерских детей, причем одному из них по ходатайству отца могло быть дано потомственное дворянство [2]. Эта и другие нормы свидетельствуют о том, что Петр I стремился создать стимулы для стремления хорошо служить.
Важно подчеркнуть, что издание Табели о рангах самым тесным образом связано с кардинальными изменениями всей правовой системы, системообразующее значение в которых имели изменения соотношения обычая и закона как источников права. Закон de jure признавался единственным источником права. Абсолютный монарх был волен издавать законы, которые должны были выполнять все, в том числе и верховная власть. В этих условиях вполне логичным являлось стремление подчинить государственную службу законодательному регулированию, причем достаточно подробному [3]. Другой особенностью является то, что Табель о рангах устанавливала механизм постепенного продвижения чиновника по служебной лестнице.
Так, в 13-м пункте говорится: «Понеже статские чины прежде не были распоряжены, и для того почитай никто или зело мало чтоб кто,
надлежащим порядком с низу свой чин верхней заслужил из дворян, а нужда ныне необходимая требует и в вышние чины: того ради брать, кто годен будет, хотя б оной и никакого чина не имел. Но понеже сие в рангах будет оскорбительно воинским людем, которые во многие лета, и какою жестокою службою оное получили, а увидят без заслуги себе равного или выше: того ради кто в который чин и возведен будет, то ему ранг заслуживать летами, как следует. Чего для надлежит из Сенату, кто в какой чин в статский не по порядку с низу пожалован будет нынешней ради нужды с которого времени, давать имена их оберфискалу, дабы могли фискалы смотреть, чтоб исполняли в рангах по сему указу. И дабы впредь на ваканции не стороны хватать, но порядком, как в воинских чинах производятся. Того ради надлежит ныне иметь в статских коллегиях по 6 или по 7 человек коллегии юнкеров, или меньше. А ежели более надобно, то с докладу».
В целом следует констатировать, что Табель о рангах стала основным правовым актом, заложившем основу государственной службы в Росса ее существования. При этом в ХVШ в., который мы здесь рассматриваем, Табель менялась сравнительно немного. А указанный выше подход законодателя, связанный со стимулами за хорошую службу, существенно повлиял на социальный состав государственных служащих. Рассмотрим этом аспект подробнее применительно ко второй половине ХVNI в. -этот период, как нам представляется, в данном аспекте исследован явно недостаточно (при этом мы имеем в виду гражданскую составляющую государственной службы).
Так, в 50-х гг.-XVIN в. среди чиновников высших рангов (^ классы Табели о рангах) было 87,5 % дворян, VI-VШ классов 76,5 % дворян и Ж-ХМ классов 34,5 % дворян. При этом в местном звене государственного аппарата среди чиновников высших классов (по пятый включительно) было 35 дворян и два представителя других социальных групп, среди чиновников VI-VIII классов 81,7 % дворян и 18,3 % выходцев из иных сословий, и среди чиновников Ж-ХМ классов 36,4 % дворян и 63,6 % выходцев из иных сословий [4]. Социальный состав местного чиновничества заметно изменился к началу 1780-х гг. Если в 1775 г., т.е. накануне губернской реформы, среди чиновников VIII класса на одного выходца из разночинцев и податных сословий приходилось 12,5 дворян, то в 1781-1782 гг. только 4,59; среди чиновников IX класса на одного выходца из непривилегированных сословий в 1775 г. приходилось 6,5 дворян, а в 1781-1782 гг. 3,16; в X классе соответственно
17
1,0 и 0,68; в XII классе 1,38 и 0,9; в XIII классе 1,43 и 0,86; в XIV классе 0,36 и 0,45; среди губернских регистраторов, архивариусов, протоколистов, 0,36 и 0,37; среди копиистов, подканцеляристов и канцеляристов 0,35 и 0,30 [3]. Выходцы из разночинцев и податных сословий в 1775 г. численно преобладали над потомственными дворянами лишь в XIV классе и среди мелких канцелярских служащих, а в 1781-1782 гг. и в XIIIX классах. В VIII и IX классах преобладание дворян сохранилось, однако стало гораздо менее выраженным.
После Петра I власть пыталась отрегулировать механизм чинопроизводства, затруднить получение классных чинов, особенно чина VIII класса, дающего права потомственного дворянства, выходцами из непривилегированных сословий. Об активизации и целенаправленности политики в сфере чинопроизводства свидетельствует тот факт, что с начала 1780-х гг., когда резко изменился социальный состав местного чиновничества, удалось наконец наладить сбор формулярных списков, позволявших постоянно отслеживать перемены в социальном составе государственных служащих. Составление этих списков было предусмотрено указом от 31 января 1764 г., но тогда не удалось обеспечить их регулярную присылку в Герольдмейстерскую контору. Однако, несмотря на усилия центральной власти, численность выходцев из разночинцев и податных сословий среди государственных служащих даже сравнительно высоких рангов постоянно увеличивалась. В конце XVIII в. выходцы из непривилегированных сословий встречались уже и в V-VII классах Табели о рангах. Причем в V классе на одного такого чиновника приходилось 6,75 дворян; в VI-4,53; в VII-2,13, т.е. намного меньше, чем до реформы 1775 г. в гораздо более низких рангах. В VIII классе в конце XVIII в. на одного выходца из непривилегированных сословий приходилось 2,93 дворян; в IX классе-1,19; в X-0,43; в XII-0,56; в XIII-0,93; в XIV-0,26; среди губернских регистраторов, архивариусов, протоколистов и др.-
0,30. Если дифференцировать выходцев из разночинцев и податных, то можно заметить, что после губернской реформы среди провинциального чиновничества имелись даже выходцы из крестьян и дворовых людей, причем к концу века их численность увеличилась. В литературе приводятся следующие примеры, почерпнутые из архивов. Так, в формулярных списках на 1667 служащих местного звена государственного аппарата за 1781-1782 гг. сохранились сведения о девяти выходцах из крестьян и дворовых людей. Причем двое выходцев "из крестьян" имели чин XII класса (поручик) - это уездный казначей Ардатовской округи Нижегородского наместничества 57-
летний Михайла Гуляев и уездный казначей Вятской округи 66-летний Осип Ветохин, а также один чин XIII класса (подпоручик) 59-летний Мирон Загадашин, заседатель Краснослободской расправы Пензенского наместничества. Среди 3015 чиновников из формулярных списков за 1797-1799 гг. из крестьян и господских людей происходил 41. Из чиновников, состоявших в классных чинах, 26 имели чин XIV класса, трое XIII класса, шестеро состояли в XII классе, один имел редкий чин XI класса, шестеро достигли чина IX класса. Один чиновник имел чин VIII класса, дававший право на потомственное дворянство. Речь идет о выходце "из крестьян" Петре Алексеевиче Жел-товском [3]. В 1798 г., когда на него был составлен формулярный список, ему было 57 лет. Он был приставом в г. Кунгуре Пермского наместничества, начав службу в 1759 г. в лей-бгвардии, что для выходца из крестьян нехарактерно. В 1765 г. он стал капралом, в 1787 г. получил чин VIII класса. Его 16-летний сын также состоял на государственной службе подканцеляристом в Пермской палате суда и расправы. Кстати, дети чиновников выходцев из непривилегированных сословий часто также поступали на государственную службу и, как правило, продвигались по служебной лестнице быстрее своих отцов [8]. Среди чиновников достаточно высоких рангов были также выходцы из купечества и из мещан. Разночинцы представлены детьми канцелярских служащих, подьяческими и секретарскими детьми, обе-рофицерскими детьми, выходцами из церковной среды, а также солдатскими детьми.
Табель о рангах, безусловно, сыграла свою роль в вопросе повышения эффективности государственного управления. Вместе с тем здесь имеет место и другая сторона. Дело в том, что в течение всего ХVIII в. в силу специфики российского абсолютизма шел процесс обособления чиновничества в особое сословие, и к концу века это стало вполне очевидным. Так, чиновники, начиная с низшего чина XIV класса коллежского регистратора обладали правами личных дворян, а начиная с VIII класса коллежского асессора имели право на потомственное дворянство. И хотя юридический статус дворян, получивших дворянство за службу, имел свои особенности (например, для них весьма сильно были ограничены возможности передачи по наследству права на принадлежность к дворянскому сословию), тем не менее получивший дворянство становился представителем высокого сословия.
Как отмечается в литературе, к концу XVIII в. те выходцы из непривилегированных сословий, которые хлынули в местный государственный аппарат во время губернской реформы, корпоративизировались, получили
18
от верховной власти признание своего юридического статуса и источник доходов в виде постоянного денежного жалованья. Их дети, поступавшие на государственную службу, имели вполне очевидные преимущества при чинопроизводстве перед своими отцами, что все больше отдаляло провинциальное чиновничество от породившей его социальной среды. Однако не все дети чиновников становились чиновниками. Часть из них пополняла ряды совершенно особой социальной группы обе-рофицерских детей, положившей начало российской разночинной интеллигенции. Так провинциальное чиновничество в период после губернской реформы, с одной стороны, воспроизводило само себя, а с другой стороны, порождало свою противоположность российскую разночинную интеллигенцию [7]. Как видно, этот процесс был довольно противоречивый.
Еще одна особенность развития института государственной службы во второй половине ХVIII в. была обусловлена екатерининской губернской реформой. Дело в том, что создание в результате этой реформы множества новых чиновничьих и канцелярских мест в системе местного государственного аппарата породило определенный дефицит кадров и заставляло власть пополнять государственный аппарат выходцами из непривилегированных сословий. В этот период служащие в местные учреждения набирались, кроме, естественно, дворян, из среды церковнослужителей; приказных, подьяческих и секретарских детей; оберофицерских детей, солдатских детей, из купечества и даже из отпущенных на волю крепостных крестьян и господских людей. Современник И.И. Мешков в этой связи отмечал: «По новости Саратовской губернии, в канцелярских служителях по всем присутственным местам была общая потребность и, стало быть, не предстояло ни малейшего затруднения быть принятым на службу немедленно» [8]. А Ф.П. Лубяновский, пензенский гражданский губернатор писал о том, что «нынче сто рук нужны там, где тогда одиннадцатая была лишнею. Едва ли однако же это можно безусловно приписать лишь разделению работы, впрочем, до роскоши дробному. Нужда здесь, кажется, сама о себе промышляет: тысячи молодых людей всякого звания, редкий из них не нищий, приготовляют себя по отеческому преданию к статской службе дома, в судах, в частных, публичных заведениях, и как на море волна за волной, так они толпа за толпой спешат выйти на этот берег. Изъяв немногих, которым способности, более или менее обработанные наукою, и еще немногих, которым счастливые случаи пролагают дорогу, большая часть, и то
не все правильно, изучают одно ремесло, немудреное, но в их глазах выше всякой промышленности, ремесло владеть пером как челноком за ткацким станом, этим ремеслом начинают и оканчивают служебное поприще, не приготовив себя ни к чему иному, не имев к тому и способов».
Можно предположить, что выходцы из нижних сословий, став чиновниками, сформировали и такой психологический феномен, как демонстрация чувство чиновничьего превосходства. Касаясь этой темы, П.С. Батурин писал: «При первом моем входе в судилище я почувствовал некое священное движение в душе моей, происходящее от воображения, что от должности судящих зависит благосостояние и жизнь человека ... Секретари, хотя имели некоторые собрания под названием "Свода законов", но они с ревностию хранили их от желающих познать оные, а паче от присутствующих, подобно древним Гиерофантам, хранившим тайны свои, дабы не потерять уважения от несмышленных; так и секретари судебных мест, дабы они могли руководствовать в делах судящими и быть указателями законов, по мере прибыли, им от такого присвоения приносящей, укрывали законы от присутствующих .
В каком источнике оное познание черпать надлежало, мне было неизвестно, ибо законов печатных не много тогда было и те, кроме некоторых указанных книг, печатны были порознь и не во всяком присутственном месте находились». Мы полагаем, что в современной России еще сохраняются некоторые черты бюрократии тех времен.
Таким образом, в начале ХVIII в. с изданием Табели о рангах 1722 г. была создана правовая основа института государственной службы в Российской империи. Во второй половине ХVIII в. в условиях российского абсолютизма, позволявшего за счет службы получить дворянство, чиновничество обособилось в самостоятельное сословие, попасть в которое стремились прежде всего представители низких сословий, и им это удавалось, учитывая перманентный дефицит грамотных чиновников в условиях повышенной потребности в чиновниках как следствии губернской реформы Екатерины II. При этом имело место противоречие: с одной стороны, государственные служащие стремились обособиться от прочих социальных групп, а с другой - власти хотели обеспечить преобладание дворянства на государственной службе. В результате внедрения представителей низких сословий в госслужбу были созданы предпосылки для формирования в последующем социальной группы в виде разночинцев, сыгравших немалую преобразованиях либеральной направленности в Х!Х в.
19
1. Табель о рангах от 24.01.1722 // ПСЗ-1. Т. 6. № 3978.
2. Баггер Х. Реформы Петра Великого: обзор исследований. М.: Прогресс, 1985. С. 46.
3. Архипова Т. Г., Сенин А. С.,
Румянцева М.Ф. история государственной службы в России XVIII-XX вв. М., 2001. С. 53.
4. Троицкий С. М. Русский абсолютизм и дворянство в XVIII в.: формирование бюрократии. М., 1974. С. 140.
5. Румянцева М. Ф. Источники о социальном составе служащих местных государственных учреждений в последней четверти XVIII века // Исследования по источниковедению истории СССР дооктябрьского периода: сб. ст. М., 1985. С. 194-217.
6. Записки Ивана Ивановича Мешкова // Русский архив. 1905. Кн. 2. Вып. 6. С. 187-188.
7. Воспоминания Федора Петровича Лубя-
новского // Русский архив. 1872. Кн. 3.
Стб. 472.
8. Батурин П. С. Жизнь и похождения Г.С.С.Б. //Голос минувшего. 1918. № 13. С. 68.
1. The table of ranks from 24.01.1722 // PSZ-1. T. 6. № 3978.
2. Bagger H. Peter the Great reforms: review of researches. M.: Progress, 1985. P. 46.
3. Arhipova T.G., Senin A. S., Rumyantseva M.F. History of public service in Russia the XVIII-XX centuries. M., 2001. P. 53.
4. Troitsky S.M. The Russian absolutism and the nobility in the XVIIIth century: bureaucracy formation. M., 1974. P. 140.
5. Rumyantseva M.F. Sources about social composition of serving local public institutions in the last quarter of the XVIIIth century // Researches on a source study of the history USSR of the preOctober period: coll. of art. 1985. P. 194-217.
6. Ivan Ivanovich Meshkov's notes // Russian archive. 1905. Book 2. Fasc. 6. P. 187-188.
7. Feodor Petrovitch Lubyanovsky's memoirs // Russian archive. 1872. Book 3. Art. 472.
8. Baturin P. S. Life and affairs of G.S.S.B. // Voice of the past. 1918. № 13. P. 68.
___________________________________ 20
