CC BY
44
Вестник Челябинского государственного университета. 2012. № 13 (267).
Филология. Искусствоведение. Вып. 65. С. 123-126.
Л. С. Тихомирова
ФОРМИРОВАНИЕ ИЛЛЮЗОРНОГО СОЗНАНИЯ В НАУЧНОМ ТЕКСТЕ
Исследование выполнено при поддержке гранта РГНФ 11-34-00332а2
В статье определяются сущностные характеристики феномена иллюзорного сознания в научном тексте. Интегративный подход к иллюзорности знания в научном тексте отражает всю сложность лесико-семантического анализа языковых единиц. Анализируются интертекстуальные способы выражения иллюзорного знания в научном тексте.
Ключевые слова: научный текст, интертекстуальность, иллюзорное сознание.
Определение сущностных характеристик феномена научного иллюзорного сознания требует выявления видовых характеристик данного явления. В рамках традиционных словарных определений термина «иллюзорности» знания (см. также «лжезнание», «псевдознание» и пр.) это обстоятельство прежде даже не отмечалось. Обычно по контексту употребления подчеркивалось лишь, что иллюзорность знания сочетает в себе демонстративную готовность следовать целям науки с нарушением тех или иных требований научности, в результате чего и возникает „ложное“, „неверное“ знание, лишь внешне подражающее истинному, верному, правильному научному знанию [14 С. 26]. Между тем такое представление об иллюзорности является сегодня недостаточным и потому весьма уязвимым. Ведь, как известно, требования научности знания зачастую противоречат друг другу и к тому же исторически изменчивы, а попытки буквально следовать им способны просто блокировать научно-исследовательскую работу. На эти особенности научной нормы обратил внимание академик Г. И. Абелев: «При ретроспективном взгляде на любую нашу область можно видеть, я думаю, не менее 80-90% работ, гипотез и обобщений, в конце концов, не вошедших в сложившуюся систему научных представлений, т. е. формально - ошибочных. Целые области в нашей науке оказались основанными на заблуждениях - например, идеи о ядре у бактерий, разрабатывавшиеся много лет, или об особом состоянии молекул в живой клетке, или о белковой структуре хромосом. Но никому и в голову не приходит отнести эти исследования и идеи к псевдонауке» [1. С. 8].
Для определения явления научного иллюзорного сознания, как правило, использовался метод противопоставления. В определении, данном А. А. Пузыревым, иллюзии рассмотре-
ны как производное от «лат. Шшю, от Шиёо - обманываю, разыгрываю», что предполагает внешнее влияние на сознание, неадекватное представление о воспринимаемом объекте, выходящее за границы обычных ошибок восприятия. В этом же определении иллюзии трактовались как «по преимуществу неосознанные и не поддающиеся произвольной коррекции явления, ложные, несбыточные надежды, мечты» [16. С. 254]. Б. И. Франкштейн исходит в определении понятия иллюзорность от позднелатинского «Шшойш - призрачный, обманчивый, «кажущийся» [16. С. 287]. Здесь уже предполагается, что присутствует некая кажущаяся достоверность, т. е. достоверность, которая является достоверностью только в сознании. Анализ понятия «иллюзия» выявил некоторые закономерности.
Характерной чертой иллюзии, с точки зрения
З. Фрейда, является ее происхождение из человеческого желания, «иллюзия же необязательно должна быть ложной, т. е. нереализуемой или противоречащей реальности» [17. С. 127]. «Катализатором» иллюзорности является, прежде всего, желание, но подкрепленное пусть даже сотой долей возможности. Именно эта возможность и является тем «мостом», по которому иллюзия проникает в научную мысль. Здесь напрямую подменяется желаемое и реальное. Именно подмена одного другим, односторонность восприятия становится причиной иллюзорности научного сознания.
Основной задачей представляется нам необходимость рассмотрения вопроса о том, на основании каких процессов происходит расхождение картины сознания с реальностью и идет формирование особой структуры сознания, которая управляет сознанием и является иллюзорной. Прежде всего, необходимо определиться с выявленными признаками иллюзорного сознания.
Сознание ученого развивается не в условиях «робинзонады», а внутри интертекстуального целого, в котором кристаллизирован опыт научной деятельности, общения и мировосприятия, который автору необходимо не только усвоить, но и построить на его основе собственный опыт.
В научном тексте интертекстуальность выступает как особый способ формирования научного иллюзорного (гипотетического) сознания, как диалог / полилог с определенной смысловой позицией. Интертекстуальность объясняет тот факт, что научное произведение «лучевым» образом (термин Чернявской) - ретроспективно и проспективно - связано с другими исследованиями и выступает как своеобразный микротекст в общенаучном сознании [18. С. 49].
Интекстовые образования являются самостоятельной структурной единицей в соответствии с новой интенцией автора. Соединение отдельных текстов в единое речевое произведение осуществляется при помощи задаваемой автором новой концепции. Переформулирование в научном тексте может носить цель усиления, объяснения, исправления исходного текста (дискурса) и т. д. Связь двух высказываний устанавливается переформулирующим для реализации его коммуникативного намерения. В этом случае сознательно формируется иллюзорный концепт текста и появляется новое текстовое и сознательное образование. Межтекстовое пространство, в котором происходит пересечение общего, объективного и индивидуального, субъективно становится точкой отсчета для нового «иллюзорого» знания.
Нам представляется возможным выделить следующие функции «иллюзорных» интертек-стем в соответствии с целью автора в научном тексте
1. Информативная функция (способность претекста применительно к контексту выразить основную информацию): Интересным, с нашей точки зрения, является подход, предложенный В. А. Никоновым. Автор выделяет три плана значения топонимов: «дотопо-нимический..., топонимический..., посттопо-нимический...» [4. С. 298]. Раскрытие чужого знания с целью объяснения современного знания является хорошим приемом в репрезентации научной мысли. Следует подчеркнуть, что новаторские работы именно цитируются, поскольку, как справедливо замечает М. П. Ко-тюрова, «авангардное знание не выдерживает
свободного переложения, так как еще не облечено в логические формы определений с дефинициями, - значит, требуется цитирование» [8. С. 248].
2. Экспланативная функция (пояснение информации, содержащейся в тексте): Ситуация активного действия, требующая решительного выбора, оказывается для ученого очень сложной, поэтому вполне оправданным является обращение к классическим логическим схемам рассуждений. Для понимания двойственности позиций в ситуации выбора представляет интерес предложенный И. А. Герасимовой (2006) термин нулевая точка... [15. С. 101]. Использование чужого знания (в частности, термина) мотивировано авторской осознанностью решить, объяснить (пояснить) тривиальность (иллюзорность) сложившейся научной ситуации.
3. Функция транслирования собственного знания (отражение особенностей мировосприятия автора): Рассмотренные нами единицы именовались по-разному: «обороты разговорной речи», «эмоционально-экспрессивные обороты живой речи», «стереотипы разговорной речи», «релятивы»...В. Ю. Меликян назвал их коммуникемами (Меликян 1999; 2001), Г. И. Климовская приписала им терминологическое обозначение парлемы.... В нашем понимании... [5. С. 69]. В данном случае ссылка на чужое знание сделано с намерением усиления собственного (еще не сложившегося) знания.
4. Корректирующая функция (выражение несогласия с исходным знанием): М. Н. Матвеев в весьма упрощенной и превратной форме изложил наши представления о парадоксе и противоречии развития, теневой системе; он приписывает нам, например, идею взаимооднозначного соответствия высшего и низшего [13. С. 55]. Зарождение крайне противоречивой оценки Орлова о высказывании Матвеева сделано с целью исправления исходного знания в тексте.
5. Директивная функция (призыв к адресату сделать что-то / не делать чего-то): Следовало бы напомнить диссертанту, когда-то несомненно сдававшему философию, об относительной самостоятельности частных наук, ни одна из которых не объемлет необъятного, так что так уж сильно притягивать к весьма частной проблеме столь высокие материи, как природу и мировоззрение, может быть, и не стоило бы, тем более что на них вернее всего нет никаких ссылок в дальнейшем [5. С. 131]. В
данном фрагменте прослеживается стремление сознательно изменить чужое мнение с помощью настойчивого совета, указания директивного характера.
6. Оценочная функция (выражение авторского отношения к описываемому):
а) прямое согласие: По справедливому замечанию Г. Г. Слышкина, «историческое знание составляет важный элемент не только культуры...» [11. С. 204]; Интересной и очень четкой по формулировкам ... является статья [12. С. 18];
б) прямое несогласие: В ряде работ последнего десятилетия...имеет место некоторая ограниченность... [6. С. 64]; Не отрицая того, что в монографии В. Ф. Левичевой и
В. Ф. Щербины содержится интересный анализ ряда актуальных аспектов экономических отношений, я считаю, что предлагаемая ими трактовка категории идеального является в большинстве случаев некорректной [7. С. 15];
в) ирония: Нет никакого сомнения, что
специалист с таким методологическим багажом нужен только для того, чтобы мутить воду [5. С. 137]. Возможно, автор здесь хотел сказать нечто иное, более тонкое, или об ином, но оно ускользает от понимания, ибо выражено туманно. Обычно так говорят дилетанты со стороны, бесплатно раздающие свои советы [5. С. 138].
г) экспрессивная, или декоративная (призвана привлечь внимание читателя, а также служит для украшения текста): функциональная стилистика решает проблемы жизнедеятельности языка на достаточно высоком уровне обобщения при абстрагировании от конкретной, реальной речи. В связи с этим интересно суждение немецкого ученого Фридхардта Кликса о том, что «образование и фиксация в памяти различного уровня абстракций является самым существенным результатом мышления» [9. С. 59].
Представленные во фрагментах текстов разного рода оценки осуществляются как операции оценивания автором того или иного факта (мысли, идеи, суждения) с целью подтверждения знания или, наоборот, конфликта с ним. Очевидно, что оценка в познавательном процессе ученого шлифует будущую целостную научную концепцию.
Преобразования с минимальной степенью искажений первичного текста формируются преимущественно средствами языка, извле-
ченными из текста-источника. Искажения максимально высокой степени сопровождаются категоризацией содержания текста предельно высокого уровня абстракции. В этом случае автор нового текста занимает метапозицию по отношению к первичному тексту и рассматривает его содержание в терминах более широкой структуры (интертекстового пространства, пространства культуры). Автор покидает пределы исходного текста, и результатом такого перехода в межтекстовое пространство является образование экзодискурсивных текстов (по терминологии В. А. Коха) - текстовых образований, которые не могут быть получены из исходного текста [10. С. 163]. Метапозиция, занимаемая автором нового текста по отношению к тексту-источнику, позволяет ему устанавливать место анализируемого научного произведения в системе общего научного знания. Данная информация составляет основу «реагирующих» текстов и определяет их как новые, оригинальные произведения, не являющиеся производными, вторичными образованиями.
В познавательном процессе «текст живет только соприкасаясь с другим текстом... Всякое понимание есть соотнесение данного текста с другими текстами и переосмысление в новом контексте. Этапы этого движения понимания: исходная точка - данный текст, движение назад - прошлые контексты, движение вперед - предвосхищение (и начало) будущего контекста» [2. С. 207].
Научное знание всегда требует учета интертекстуальности, которая вызывает в сознании как ученого, так и читателя дополнительные смысловые ассоциации, которые способствуют расширению и углублению смысловых границ научного текста.
На данном этапе исследования можно предположить, что научное сознание в той или иной степени содержит в себе элемент иллюзорности. Феномены иллюзорного сознания могут быть расположены на всех уровнях науки: чувственной и рациональной, теоретической и эмпирической, идеальной и материальной. Нет ни одной сферы, где не функционировали бы иллюзии. Научное сознание может подвергаться воздействию сразу нескольких иллюзий.
Список литературы
1. Абелев, Г. Об истоках псевдонауки // Здравый смысл. 2002. № 1. С. 8-9.
2. Бахтин, М. М. К методологии литературоведения // Контекст. М., 1974. С. 206-207.
3. Вяничева, Т. В. Парлемы как стереотипи-зированные предицированные блоки разговорной речи современного русского языка // Стереотипность и творчество в тексте. Вып. 12. Пермь, 2008. С. 69-78.
4. Гальцова, А. С. Лингвокультурологический потенциал опонимов в рамках городского дискурса (на примере урбанонимов Санкт-Петербурга) // Русский язык и культура в формировании единого социокультурного пространства России. СПб., 2008. С. 297-302.
5. Губин, В. Б. Синергетика - опора астрологии? // Филос. науки. 2003. № 4. С. 132.
6. Дементьев, В. В. Теория речевых жанров : социопрагматический аспект / В. В. Дементьев, К. Ф. Седов // Stilistika VIII. Оро1е. 1999. 8.64.
7. Дубровский, Д. И. Категория идеального и ее соотношение с понятиями индивидуального и общественного сознания // Вопр. философии. 1988. № 1. С. 15-27.
8. Котюрова, М. П. Творческая индивидуальность и цитирование // Стереотипность и творчество в тексте. Пермь, 2001. С. 143-158.
9. Котюрова, М. П. Междисциплинарный подход к исследованию научного текста // Журн. Междунар. ин-та чтения им. А. А. Леон-
тьева. 2008. № 8. С. 59-61.
10. Кох, В. А. Предварительный набросок дискурсивного анализа семантического типа // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. VIII. Лингвистика текста. М., 1978. С. 157-165.
11. Нахимова, Е. А. Прецедентное имя «Лжедмитрий» в современных отечественных СМИ // Стереотипность и творчество в тексте. Вып. 12. Пермь, 2008. С. 204-210.
12. Николаева, Т. М. Семантика акцентного выделения. М. : Наука, 1982. 246 с.
13. Орлов, В. В. О некоторых вопросах теории материи // Филос. науки. 1974. № 5.
С. 132-146.
14. Пружинин, Б. И. Псевдонаука сегодня // Вестн. РАН. 2005. Т. 75. № 2. С. 117-125.
15. Тихомирова, Л. С. Роль критического мышления в уплотнении научного текста // Стереотипность и творчество в тексте. Вып. 12. Пермь, 2008. С. 89-109.
16. Философский энциклопедический словарь / под ред. Е. Ф. Губскиого, Г. В. Корабле-вой, В. А. Лутченко. М., 1997. 576 с.
17. Фрейд, З. Будущее одной иллюзии // Сумерки богов. М., 1989. С. 125-127.
18. Чернявская, В. Е. Интерпретация научного текста : монография. СПб., 2004. 127 с.
