Фонетическая просторечность в разговорной речи жителей г. Тамбова Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

УДК 482

ФОНЕТИЧЕСКАЯ ПРОСТОРЕЧНОСТЬ В РАЗГОВОРНОЙ РЕЧИ ЖИТЕЛЕЙ Г. ТАМБОВА

© М.В. Холодкова

Статья посвящена проблеме фонетической просторечности в разговорной речи городского населения. Рассматриваются естественный и экспрессивный типы просторечия на фонетическом уровне системы современного русского языка, проводится разграничение сильных и слабых сигналов фонетической просторечности. Используются нормативный и функционально-стилистический критерии просторечности.

Ключевые слова: фонетическая просторечность; естественное и экспрессивное просторечие; сильные и слабые сигналы фонетической просторечности.

Во многих лексемах - двусторонних единицах языка, имеющих план содержания и план выражения, - просторечность проявляется односторонне: или только формально на фонетическом, морфологическом, словообразовательном уровнях языковой системы, или только в определенных значениях, называемых просторечными значениями, на семантическом уровне языковой системы. Так, в единице тубаретка (вместо табуретка) обнаруживается фонетическая простореч-ность, в форме местов (вместо мест) - морфологическая, в единице завсегда (вместо всегда) - словообразовательная, а в единице дуть (в значении идти) - семантическая просторечность.

В данной статье рассматриваются особенности проявления фонетической просторечности в лексеме. При этом под просторечием понимаются не только элементы речи малообразованных лиц (естественное просторечие), но и языковые средства, которые могут быть употреблены в подходящей ситуации образованными людьми для сниженного изображения мысли (экспрессивное просторечие).

Материалом исследования послужили записи живой речи жителей г. Тамбова, в т. ч. записи звучащей речи с экрана тамбовского телевидения. Отметим, что многие передачи тамбовского телевидения, например, «Тамбовская квартира», «Дача», «Актуальное интервью» и другие, имеют «разговорный», «свободный» характер - в них широко представлен живой, спонтанный тип речи, который сливается с разговорной речью и в котором обнаруживаются различные просторечные явления.

Фонетически просторечные лексические единицы представляют собой единицы, которые отличаются от литературных лексем составом или порядком фонем, а также местом ударения. При этих различиях просторечных и литературных единиц на фонетическом уровне языковой системы сохраняется их морфемное тождество, совпадают их лексические и грамматические значения.

Подчеркнем, что к фонетически просторечным единицам, в отличие от разговорных, относятся такие единицы, в которых нарушаются орфоэпические нормы современного русского литературного языка, т. е. произносительные нормы устной речи. Их изучает специальный раздел языкознания - орфоэпия (греч. orthos - правильный и epos - речь). Назначение орфоэпии - установление единообразия в произношении с целью облегчения устной коммуникации между членами общества [1].

Вместе с тем, опираясь на нормативный критерий при определении фонетической просторечности в лексеме, в ряде случаев следует уточнять, какие варианты произнесения могут быть восприняты как ненормативные, а какие не нарушают орфоэпические нормы.

Так, неоднозначным представляется статус распространенного в современной живой речи явления, называемого эллипсисом, суть которого состоит в сокращении звуковой цепочки, упрощении групп согласных. Например, упрощение группы гд в д: вседа (всегда), де (где), када (когда), тада (тогда), инада (иногда), никада (никогда), ниде (нигде); зв в з: разе (разве); утрата согласных [л’]: токо (только), скоко (сколько), стоко (столько),

поскоку (поскольку), низя (нельзя), еси (если); [н]: зачит (значит), мож[ъ] (можно) и др.

В некоторых словах после выпадения интервокальных согласных, например,

[т’иэ] (тебе), происходит стяжение гласных, которое заключается в том, что два рядом расположенных гласных подвергаются взаимовлиянию, взаимо приспосабливаются, после чего один из них редуцируется [2]. В результате стяжения утрачивается один из слогов слова, например, те (тебе), тя (тебя), се (себе), мя (меня), когда-нить (когда-нибудь), куда-нить (куда-нибудь). Стяжение может быть объяснено частой употребительностью слов и связано обычно с быстрым темпом речи.

В живой речи жителей г. Тамбова распространены такие эллиптированные лексемы, как чо, шо (что), ничо (ничего), чо-нить (что-нибудь), шоб (чтобы), щас (сейчас), тыщ (тысяч) и другие: - Чтобы было / чо делать (журналист, ТВ. «Актуальное интервью». 7.05.08); - Чо-нить рассказать?; -Ничо не буду придумывать (режиссер, ТВ. «Тамбовская квартира». 8.12.08); - Когда народу много / так приятно / шо ты не один (рыбак, ТВ. «Дача». 21.11.08); - Шоб была готова (из разговора); - Я щас чай поставлю / и ты подтягивайся (ведущая, ТВ. «Тамбовская квартира». 8.12.08); - Чо-то в районе полутора тыщ (ТВ. Областные новости.

13.05.08).

Каков статус этих единиц в системе современного русского языка?

С одной стороны, лексемы с упрощенным звуковым составом относят к разговорной речи и отмечают, что причиной эллипсиса является «принцип экономии усилий», особенно действенный в ситуации ускоренного произнесения каких-то фрагментов текста [1, с. 219]. Фонетически деформированные лексемы, например, тя (вместо тебя), хоит (вместо ходит), рассматриваются как явления, не нарушающие орфоэпические нормы разговорной речи, для которой типичен т. н. «неполный стиль произношения» [2, с. 192]. Подчеркивается, что как бы ни было деформировано слово, оно произнесено «правильно», если воспринято без каких-либо коммуникативных осложнений [1, с. 224].

Определяя статус приведенных выше лексем, например, тя (тебя), щас (сейчас), ваще (вообще), целесообразно учитывать, в

какой фразовой позиции (сильной или слабой) они находятся, а также коммуникативную установку говорящего.

Так, эллиптированные произнесения, которые не привлекают к себе внимания в процессе непринужденного бытового общения, правомерно отнести к нормативным и, следовательно, разговорным, например: - Те помочь?; У тя все хорошо?; Я щас форточку закрою//; Я ваще-т забыл// (из разговоров). Если эти же самые фонетически деформированные лексемы представлены в другом контексте, в сильной фразовой позиции, то они рассматриваются нами как просторечные. Так, щас в позиции под акцентом: - Подойди сюда! - Щас прям! (из разговора) -звучит грубо, резко.

Таким образом, с другой стороны, лексемы с упрощенным звуковым составом рассматриваются в аспекте фонетических особенностей просторечия.

Сравним две фразы, отличающиеся друг от друга только фразовым ударением: «Я те говорю!» и «Я те говорю!». В первой фразе говорящий обращается к собеседнику, те -просторечная единица (=Я кому говорю?), во второй фразе те находится в слабой позиции и может быть отнесена к разговорным единицам.

Приведем другие примеры, в которых фонетически деформированные единицы правомерно рассматривать как просторечные: - А те чо? (т. е. «Занимайся своими делами»); - На ся посмотри! (т. е. «Сам хорош»); - Тя забыли спросить! (т. е. «Лучше не высказывай своего мнения»); - И де мы? (= Куда ты меня привел?).

Фонетически деформированные лексемы становятся эмоционально маркированными в сочетании с другими экспрессивными единицами. Например, в высказывании «Все было круто, ваще шикарно» (ТВ. «Наш формат». 21.11.08) стилистическая сниженность единицы ваще обусловливается влиянием жаргонно-просторечной лексемы круто и разговорно-просторечной лексемы шикарно.

Думается, что эта тенденция современной речи - произнесение лексем с упрощенным звуковым составом, часто обусловленное небрежностью, - небезопасна. Так, при небрежном произнесении лексема человек воспринимается как [ч’эк]: - Если [ч’эк] захочет / он все сделает (из разговора). Такое

небрежное произнесение лексемы, находящейся в сильной фразовой позиции, рассматривается нами как ненормативное и, следовательно, просторечное.

Наблюдения показывают, что многие лексемы с упрощенным звуковым составом находятся на границе между разговорной речью и просторечием. При их разграничении в ряде случаев следует учитывать коммуникативную установку говорящего, фразовое ударение. Фонетически упрощенные лексемы, находящиеся в сильной фразовой позиции, относятся к экспрессивному просторечию.

Очевидно, квалификация эллиптированного произнесения лексем в ряде случаев как нарушение орфоэпической нормы современного русского языка помогает ограничить бесконтрольное упрощение фонетического облика лексем. Кроме того, отнесение некоторых фонетически упрощенных лексем к экспрессивному просторечию позволяет обратить внимание на различия между нейтральными и эмоционально маркированными единицами.

Фонетически упрощенные лексические единицы, статус которых трудно определить однозначно, относятся к периферии просторечия, представляют собой слабые сигналы просторечности и встречаются в речи как образованных, так и малообразованных людей. Ядро просторечия на фонетическом уровне, или сильные сигналы просторечно-сти, составляют лексические единицы, в которых та или иная реализация фонем становится очевидным и безусловным нарушением орфоэпической нормы современного русского языка.

Так, к сильным сигналам просторечно-сти относятся такие фонетические формы, которые соответствуют старым произносительным нормам языка, но нарушают нормы современного языка, например, местоимения с начальным [й] (йих (их), йим (им), йими (ими)), встречающиеся, в основном, в речи представителей старшего поколения: - Мы можем дать йим консультацию (мужчина, 55-60 лет, ТВ. «Тамбовская квартира».

28.05.08); - Постовой йих не пускал (ветеран МВД, ТВ. «Тамбовская квартира». 10.11.08).

Кроме того, нарушением современной орфоэпической нормы русского языка является зафиксированное в живой речи жителей

г. Тамбова «буквенное» произнесение звука [ч’] (вместо [ш]) в словах что, конечно, часто ориентированное на грамотную с точки зрения говорящего речь.

Во многих случаях сильными сигналами просторечности становятся лексемы с «ассимилированными» или «диссимилированны-ми» звуками, поскольку подобные лексемы без определенной коммуникативной установки (например, языковой игры) не встречаются в речи образованных людей, например, мукулатура (макулатура); чичас (сейчас), в чечение (в течение), минцанер (милиционер), бреесся (бреешься); утранбовать (утрамбовать). Заметим, что процессы ассимиляции и диссимиляции звуков в просторечии, в сравнении с разговорной речью, развиваются более динамично.

В живой речи жителей г. Тамбова встречаются также такие сильные сигналы про-сторечности на фонетическом уровне, как употребление в ударной позиции иного, чем в литературном языке, звука, например, плотит (вместо платит): - Она плотит проценты (пенсионер, из разговора); лавят (вместо ловят): - На спиннин[х] лавят больше / чем на удочку (рыбак, ТВ. «Дача».

12.12.08); йишь (вместо ешь): - Ты хурму йишь? (женщина, 65-70 лет); беспартейный (беспартийный): - Как же вы / такой-сякой / беспартейный? (из речи журналиста, в данном примере отметим установку говорящего на языковую игру) (ТВ. «Актуальное интервью». 6.06.08).

Кроме того, к сильным сигналам просто-речности относятся лексические единицы, которые отличаются от литературных единиц «лишними» вставными согласными, например, энтот (вместо этот), дермантин (вместо дерматин), экспонавт (вместо экспонат): - А мне энтот больше нравится (из разговора о домах); - Обитые дермантином двери (мужчина, 50-55 лет, ТВ. Областные новости. 3.02.09); - Старые дома стоят в виде экспонавтов (мужчина, 60-65 лет, ТВ. «Тамбовская квартира». 5.06.08).

На фонетическом уровне языковой системы отчетливо проявляются особенности тамбовского просторечия, связанные с влиянием южнорусских говоров. Подчеркнем, что привнесение в речь элементов диалектной фонетики считается безусловным нарушением орфоэпических норм.

Важно отметить, что не все элементы диалектной фонетики рассматриваются нами как просторечные, а только те, которые получили употребление на территории г. Тамбова. Так, в живой речи жителей г. Тамбова распространено употребление фрикативного звука [y] и его чередование на конце слов со звуком [х], например: - Речь должна быть [у]рамотной (ТВ. «Тамбовская квартира».

26.11.08); - Применяются дополнительные

си [у]налы (ТВ. «Тамбовская квартира».

20.11.08); - Увеличена поставка новых кни[х]; - Во многих отраслях услу[х] сервис пока на низком уровне (ТВ. Областные новости. 14.03.08); - Молодой человек /у ребенка сапо[х] расстегнут (реплика в автобусе, женщина, 55-60 лет).

Подчеркнем, что фрикативный звук [y] распространен не только в речи представителей старшего поколения, но и в речи молодежи, например: - Мы нашли с од-

но[у]руппницами информацию / которая нас интересует (студентка, ТВ. Областные новости. 26.11.08); - Мы [у]отовились очень долго (студент, ТВ. Областные новости.

27.11.08).

На распространенность и устойчивость фрикативного звука [y] на территории г. Тамбова, кроме рассмотренных примеров, указывает также результат анкетирования, проведенного среди студентов. На вопрос: «Замечали ли вы фрикативный звук [y] в речи жителей г. Тамбова?» из 58 респондентов 41 ответили утвердительно. Кроме того, 8 студентов подтвердили, что этот звук встречается в их собственной речи.

Несмотря на то, что фрикативный звук [Y] находится за пределами литературного произношения, вряд ли он может рассматриваться как сильный сигнал просторечности, по которому необходимо было бы исключить из состава носителей литературного языка всех, чья речь содержит этот звук (о носителях литературного языка, в речи которых встречаются диалектные элементы, см. подробнее [3]).

Другая фонетическая черта тамбовского просторечия, связанная с влиянием южнорусских диалектов, - яканье. Так, на территории г. Тамбова зафиксированы случаи неразличения гласных [э], [а] в 1-ом предударном слоге, например, лятит (летит), вяка (века), даляко (далеко): - Пусть хоть и ля-

тить снежок / теперь недолго осталось ждать (женщина, 65-70 лет, о приближении весны); - Строили на вяка (пенсионер, ТВ. «Тамбовская квартира». 3.04.08); - Мне ходить очень даляко (пенсионерка, ТВ. Областные новости. 17.11.08).

Нужно сказать, что яканье рассматривается нами как сильный сигнал просторечности, поскольку оно не только нарушает орфоэпические нормы, как фрикативный звук [Y], но и ограничено функционально: яканье встречается в речи людей определенного возраста (как правило, старше 50 лет).

Таким образом, на фонетическом уровне языковой системы можно выделить сильные и слабые сигналы просторечности в лексеме. Сильные сигналы просторечности представляют собой очевидные нарушения орфоэпических норм русского языка, их употребление может быть обусловлено незнанием современных произносительных норм, а также диалектным влиянием. Сильные сигналы просторечности характеризуют речь т. н. «полных просторечников», т. е., действительно, малообразованных людей, и относятся, как правило, к естественному просторечию. Вместе с тем в речи образованных людей сильные сигналы просторечности, употребленные с определенной коммуникативной установкой, становятся принадлежностью экспрессивного просторечия. Слабые сигналы просторечности, находящиеся на границе между разговорной речью и просторечием, встречаются в речи людей разного возраста, пола, социального положения в обществе. В определенных контекстах слабые сигналы просторечности могут быть отнесены к экспрессивному просторечию.

1. Князев С.В., Пожарицкая С.К. Современный русский литературный язык: фонетика, графика, орфография, орфоэпия. М., 2005. С. 226.

2. Земская Е.А. Русская разговорная речь: лингвистический анализ и проблемы обучения. М., 1987. С. 204.

3. Крысин Л.П. Социолингвистические аспекты изучения современного русского языка. М., 1989. С. 37, 39, 40.

Поступила в редакцию 11.03.2009 г.

Kholodkova M.V. Phonetic vernacularity in the colloquial speech of Tambov inhabitants. This article is devoted to a problem of phonetic vernacularity in the collo-

quial speech of townspeople. Nonstandard and expressive types of vernacular on the phonetic level of the modern Russian language system are considered, obvious and faint signals of the phonetic vernacularity are differentiated.

Standard and functional-stylistic criterions of vernacularity are being used.

Key words: phonetic vernacularity; nonstandard and expressive vernacularity; obvious and faint signals of the phonetic vernacularity.

УДК 316.722

АРТУРИАНА МЭЛОРИ КАК НОРМАТИВНАЯ ЭТИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ РЫЦАРСКОЙ КУЛЬТУРЫ

© Ю.С. Серенков

Статья посвящена видению Томасом Мэлори (английский писатель XV в.) проблем, связанных с усугублением культурного кризиса внутри рыцарских сообществ. Используя иносказательный и пропагандистский потенциал мифа о короле Артуре, Мэлори намечает пути повышения статуса рыцарского сословия через следование определенным поведенческим и коммуникативным моделям, которые кодирует в тексте «винчестерской рукописи». Основная модель окультуривания сопряжена с суг-гестируемой этим текстом мысли о ценности репутации, добытой не путем насилия, а через обретение расположения короля и дамы и опирается на пересмотр рыцарских «концептов» чести (honneur) и славы (gloire).

Ключевые слова: культурный код; рыцарство; социум; средние века.

О наследии сэра Томаса Мэлори, рыцаря по рангу, автора знаменитого романа «Смерть Артура» (впервые опубликован в издательстве Кэкстона в Англии в 1485 г.), писалось много не только литературоведами, но и социологами, политологами, историками, текстологами. «Артуровская пропаганда: «Смерть Артура» как исторический идеал жизни» Э.Т. Пакода, (Pachoda, Elizabeth T. Arthurian Propaganda: Le Morte Darthur as an Historical Ideal of Life. Chapel Hill: The University of North Carolina Press, 1971.), «Структура Артуриады Томаса Мэлории» С. Найта (Knight S. The Structure of Sir Thomas Malory’s Arthuriad. University of Sydney Press, 1969), статьи А. Д. Михайлова, вошедшие в подготовленные им издания средневековых текстов, касающихся легенды о короле Артуре (Гальфрид Монмутский. История бриттов. История Мерлина. М., 1984; Легенда о Тристане и Изольде. М., 1976; Кретьен де Труа. Эрек и Энида. Клижес. М., 1980; Томас Мэлори. Смерть Артура. М., 1974) - лишь немногие из работ, исследующих феномен Мэлори и его «аллегорического универсума», породившего целую традицию в словесностях и социальных практиках Британии, Европы, Америки.

Собрание сочинений Мэлори, изданное с комментариями О. Винавера по т. н. «винчестерской рукописи» является более полной, по сравнению с изданием Кэкстона, версией романа «Смерть Артура» и, кроме того, ценным свидетельством попыток Мэлори реабилитировать утратившие в XV в. актуальность культурные и общественные устои рыцарского сословия средствами особой «артуров-ской» идеологии. Существует мнение, что Мэлори, писавший о вымышленном Артуре, его рыцарях, его временах, сам того не ведая, прививал «культурный иммунитет» лордам-покровителям своего века [1], которым рыцари служили и которые пользовались плодами рыцарской славы, оставаясь неуязвимыми во времена новых общественных и экономических веяний. Но речь, как кажется, может идти и о сознательном «культурном иммунитете» самих английских рыцарей XV в., неприглядные аспекты деятельности которых Мэ-лори «эвфемизировал», окультуривал уже тем, что выбрал в качестве «рамки» для своего современного и идеологического, по сути, произведения, метафору короля Артура и его двора.

Вопрос, однако, состоит в том, что стояло за необходимостью оправдывать и приук-рашавать реально творимое рыцарями. Отве-