CC BY
49
ФОЛЬКЛОРНЫЙ ОБРАЗ БОГОРОДИЦЫ В ЦИКЛЕ А. М. РЕМИЗОВА «ЛИМОНАРЬ, СИРЕЧЬ: ЛУГ ДУХОВНЫЙ» КАК ДУХОВНО-НРАВСТВЕННЫЙ ИДЕАЛ В КУЛЬТУРЕ РЕВОЛЮЦИОННОЙ РОССИИ НАЧАЛА ХХ В.
the folklore image of the mother of god in alexey remizov's cycle of novels "limonar; sirech': lug dukhovny" as a spiritual and moral ideal in the revolutionary russian culture at the beginning of the twentieth century
И. В. Привалов
Статья посвящена проблеме использования А. М. Ремизовым народнопоэтического образа Богородицы при создании цикла «Лимонарь, сиречь: Луг Духовный». Рассматриваются причины обращения писателя к данному образу, возможные источники заимствования образа и значимость образа Богородицы в духовной культуре России.
Ключевые слова: Ремизов, фольклор, Богородица, история России начала ХХ в., духовная культура.
I. V. Privalov
The article is devoted to the problem of using the folklore image of the Mother of God by Alexey Remizov in his cycle "Limonar', sirech': Lug Dukhovny". The author presents the reasons for the writer's addressing the image of the Mother of God, the potential sources of its borrowings, and the importance of this image in Russian spiritual culture.
Keywords: Alexey Remizov, folklore, the Mother of God, Russian history at the beginning of the 20th century, spiritual culture.
В конце ХХ - начале XXI вв. в российской культуре наблюдаются тенденции к возрождению тех духовно-нравственных ориентиров, которые были во многом утеряны за время существования Советского Союза. Активно обсуждается проблема совместной деятельности Церкви и государственной образовательной системы в школах и высших учебных заведениях, воспитания у учащихся стремления к христианским идеалам. На высшем государственном уровне поднимается вопрос о пересмотре взглядов на советскую и досоветскую историю. В свете этих тенденций, на наш взгляд, одной из важных задач современного гуманитарного направления в науке становится анализ социальной и культурной обстановки начала ХХ в., того времени, когда и происходит коренной перелом в российском обществе, российской истории.
Наследие писателей и поэтов Серебряного века дает богатый материал для исследования данной проблемы. Одним из наиболее ярких, а потому актуальных произведений начала ХХ в. в России (хотя и малоизвестных у современного читателя) становится цикл А. М. Ремизова «Лимонарь, сиречь: Луг Духовный». Писатель создает данное произведение в 1906-1907 гг. как символическое осмысление революционных событий 1905 г. Выход цикла бурно обсуждался в литературных кругах, однако многими современниками писателя «Лимонарь...» был воспринят весьма неоднозначно. И это неудивительно: лежащие в основе повестей цикла события ветхо- и новозаветной истории были переосмыслены Ремизовым в пессимистическом гностическом духе, что стало причиной обвинения писателя в ереси и кощунстве [1, с. 664-666]. Также мрачный тон звучания цикла был в значительной степени обусловлен и негативным восприятием Ре-
мизовым происходящего: увлекавшийся в молодости революционными идеями, писатель приходит к идее мирного переустройства мира как единственно возможного. Во многом именно общественное мнение заставит писателя отказаться от первоначального замысла цикла и поменять его звучание на «более оптимистическое, близкое к ортодоксальному православию» [1, с. 666]. Стремление показать всю грязь окружающего мира видели в произведениях Ремизова многие критики, в том числе и К. И. Чуковский: «Положительно можно сказать, что нет на свете такой мерзости, которой бы не написал бы Ремизов. <...> Он, как никто в нашей литературе, умеет передать читателю это свое чувство вселенской тошноты, мирового головокружения и, кружась все сильнее, внушает нам, что весь мир кружится вместе с ним в такой же вакханалии и что эта-то вакханалия и есть обычное состояние мира» [2, с. 141-142].
Действительно, образ вакханального танца занимает в цикле значительное место: в бешеной пляске, перерастающей в «вихорь», кружится панна Иродиада; пляшут на пиру у Ирода языческие «скоморохи, глумцы и кукольники»; пляшут «черти, грешники» и различные болезни в аду, освещенном украденными райскими святынями; неистовствуют темные силы на Голгофе у Креста Господня - одним словом, весь мир охвачен адской пляской. Мир ремизов-ского цикла на первый взгляд выглядит беспросветным, однако лейтмотивом практически через все повести, составляющие «Лимонарь, сиречь: Луг Духовный», проходит светлый образ Богородицы, заимствованный писателем из фольклорных произведений: духовных стихов, легенд, заговоров, причитаний. Для Серебряного века характерно частое обращение к народному творчеству, так как многие
писатели (А. А. Блок, С. А. Есенин, С. Городецкий, М. Кузмин и др.) пытались найти ответы именно в многовековой мудрости, хранящейся в фольклорном наследии.
Первая повесть цикла - «О безумии Иродиадином, как на земле зародился вихорь» - открывается образом «белогрудой райской птицы» [1, с. 5], пробуждающей ангелов ударом крыльев. В примечаниях к циклу писатель кратко замечает: «Белогрудая птица - символ Богородицы» [1, с. 37], однако данный образ не встречается в известных нам фольклорных сборниках и трудах1. Вероятно, здесь присутствует писательский намек на праздник Благовещения: по народным поверьям, в этот день из ирея (мифической страны, в которой видели олицетворение потустороннего мира, Рая) возвращались перелетные птицы [3, с. 18]. Данная трактовка подтверждается и тем, что в описании «жатвенного пира», «празднования ново-летия» (которые естественно приходятся на конец лета и начало осени) встречается упоминание о прилете птиц: «...птицы из Ирья по небу плывут» [1, с. 7, 9], что, конечно, с биологической точки зрения является неверным. Таким образом, выстраивается «календарная» последовательность событий повести: Рождество (зима, 25 декабря ст. ст.) - Благовещение (весна, 25 марта ст. ст.) - новолетие (рубеж лета и осени, 1 сентября ст. ст.).
В то же время первая часть повести представляет собой картину Рождества, которая переходит в пир царя Ирода, занимающий вторую половину произведения. Такое сочетание не является случайным: в рождественском вертепе традиционно соединяются картины Рождества и избиения младенцев Иродом (или пляса Иродиады), о чем говорит и сам Ремизов [1, с. 36]. К тому же Рождество Христово воспринималось людьми не только как светлый двунадесятый праздник, но и как «опасное, "нечистое", "страшное" время, на которое приходится особый разгул нечистой силы» [4]. Сцена кормления грудью (отсылающая к Богородичной иконе «Млекопитательница»), помещенная между картинами избиения младенцев и пира царя Ирода, как бы светится Вифлеемской звездой в темноте наполненного злом мира.
В идиллической картине райской жизни, представленной в повести «О месяце и звездах и откуда они такие», образ Богородицы словно теряет величие и божественность: она предстает обыкновенной Матерью, любящей Своего маленького Сына. Она обещает сшить Ему к празднику золотую рубашку, если Он перестанет сосать палец. Повесть, несмотря на сказочность сюжета (сам сюжет взят из румынской песни, приводимой А. Н. Веселовским в «Разысканиях в области русских духовных стихов» [5, с. 225]), представляет собой некую бытовую зарисовку, показывающую, что подвиг спасения человечества от греха возложен на обычную земную Девушку и на Ее Сына, Который, как множество других детей, «с сосунком спать укладывался». Образ Марии Египетской, ставшей воплощением подвига раскаяния и чудесного обращения от
грешной жизни к святости, в повести появляется не случайно: житие преподобной рассказывает, что именно заступничество Божьей Матери и милость Иисуса Христа помогли блуднице войти в райские обители, где она может «по весеннему полю в потаенный час вечера» [1, с. 12] гулять вместе с Господом и слушать Его рассказы.
Следующая повесть «Гнев Ильи Пророка» начинается описанием «беловерхой яблони», под которой сидит Богородица с Петром и записывает души «в книгу живых и мертвых» - именно на Нее, как милостивую Заступницу, возложена эта миссия. Образ Богородицы, сидящей под деревом вместе с апостолами у райских врат, встречается в заговорах: «Есть чистое поле, и есть в чистом поле стоит Егор дуб, и под дубом Егором седит Пречистая Мати Б(о)жия со своими с трема с тридцати апостолы» [6, с. 113].
После того как Илья в гневе на Иуду и дьявольских слуг начинает разрушать земной мир, только молитва Богородицы за грешников убеждает Господа остановить разбушевавшегося пророка: Всевышний «послушался Пресвятыя Богородицы» и навсегда скрыл от Ильи день его памяти.
Помимо явных упоминаний Богоматери, в повести содержится и скрытый намек на Ее образ. Дважды встречающееся в тексте обращение к земле как к матери («Земля! Ты будь мне матерью. Не торопись обратить меня в прах!» [1, с. 14, 23]) можно рассматривать и как молитвенную просьбу о заступлении к Матери Божьей, так как «в русской народной традиции культ Богородицы-матери сближается и сливается с культом матери-земли» [7]. Данное обращение является припевом причитания, которое также заимствовано Ремизовым из «Разысканий.» А. Н. Веселовского [5, с. 31], причем исполняется данное произведение от имени усопшего: родные и близкие от лица покойника просят у высших сил (в том числе и у земли) даровать ему прощение и место в вечных обителях. Таким образом, образ матери-земли перекликается в повести с образом Богородицы, сидящей у перепутья райской и адской дороги и определяющей участь душ умерших.
Завершающая цикл повесть «О Страстях Господних. Тридневен во гробе» представляет собой картину крестных мук Иисуса Христа. Образу Богородицы в произведении отведено, на первый взгляд, достаточно незначительное место: лишь в самом конце повести упоминается «разносящийся по миру плач Богородицы»: «Встань, проснись, вскинь очи свои, промолви. Крепко спишь, не проснешься. Ты скрепил свое сердце крепче горючего камня, нигде тебя не завижу. Трудно мне - возьми меня!» [1, с. 35]. Эти слова, вложенные в уста Божьей Матери, перекликаются с текстами традиционных русских причитаний: Родимый мой, батюшко! Что ты так крепко спишь, Спишь не проснешься? <...>
Ты окликнись ко мне, милый друг, Ты промолвь ко мне словечко ласково,
1 Традиционно Богородица называется в фольклоре «Голубицей»: «Что Пречистая голубица / Что Христа Бога породила, / И во пелены спеленала» [Бессонов, IV, № 234].
Ты утешь мое горько-горюшко, Ты взгляни хоть на минуточку, Ты вздохни хоть на секундочку! <...>
Ты зацем умер, а меня не взял, Штоб не мучатьси мне на светушки?
[8, с. 1, 4-5]
Сюжет распятия часто встречается как в заговорах, так и в духовных стихах. Чаще всего крестная смерть Спасителя показывается глазами Божьей Матери, Которой снятся страдания Ее Сына - поэтому сюжет получает название «Сон Богородицы»: «Видела. тебя, чадо, с разбойниками на кресте кипаристе, от книжников и фарисеев -большое поругание, и Понтийского Пилата осуждено на кресте, распято, тростию по голове бито, на лицо твое свято плевано, по устам напоено, терновым венцом венчано, и едино от воины ребро твое прободали. А из них вон изыде кровь и вода» [9, с. 364]. Среди духовных стихов с этим сюжетом встречаются варианты, где Богородица видит сон о Страстях Иисуса Христа вскоре после рождения Сына:
Спала я ночесь, ночевала Во граде я в Вифлееме, Во святой горе да во вертепе. <...>
Чуден я сон, спавши видела: Как бы я тебя, чадо, спородила, Во пелены тебя повивала, Пеленами я тебя обвивала, -В пелены камчатныя, В пелены да шелковыя. Над рекою как бы Иорданом Вырастало дерево кипарисно, А на этом честном древи Святой крест проявился, Как бы чадо роспятое, В руках-ногах пригвожденно, В голову саблею пресеченно, В ребра копием пригвожденно
[10, с. 88-89].
Через сюжет данного духовного стиха композиция цикла «закольцовывается» - начальная сцена Рождества и завершающая сцена распятия и предстояния у креста Богородицы как бы создают главную ось всего цикла.
В духовных стихах практически всегда единственной, кто видит распятие, остается лишь Божья Матерь (изредка упоминается Ученик). Таким образом, на ней делается главный акцент в сцене крестных мук, все внимание уделяется ее материнскому страданию, ее боли. Очень важно понять, что муки Христа в духовных стихах становятся и муками Богородицы, так как они составляют единое, неделимое целое - и в человеческом аспекте, и в аспекте тайны Боговоплощения.
У Ремизова вместо предстоящих последовательниц Иисуса, любимого ученика, о которых говорят Евангелия, рядом с Богородицей находится Смерть прекрасная. Она становится символом обреченности в противовес олице-
творяющей надежду Матери в ремизовской апокалиптической картине распятия. У Ремизова же, склонного к богомильским взглядам на евангельские события, сцена распятия становится центральным моментом космического противостояния Христа и Антихриста. В этом аспекте символичным становится стояние у креста Смерти прекрасной (образ главного разрушительного начала в мире) и Богородицы (образ начала созидательного; Женщина, через Которую происходит таинство Боговоплощения).
В каждой повести цикла «Лимонарь, сиречь: Луг Духовный», где присутствует Богоматерь, Ее образ всегда находится рядом с образом Иисуса Христа. «Кольцевая» композиция цикла, о которой было сказано выше, также указывает на неразделимость Богородицы и Ее Сына: рука об руку они проходят весь земной путь Спасителя -от Рождества до Воскресения. В контексте религиозно-философской направленности цикла данный факт представляется очень важным: Ремизов, склонный к дуалистическому взгляду на мир, во многом разделяющий богомильское учение, остается верным почитанию Божьей Матери, против которого выступают богомилы. Для Ремизова Богородица всегда остается заступницей за грешников перед Иисусом Христом, Его помощницей в спасении мира. Это подтверждается и анализом произведений, которые не вошли в первую редакцию цикла или, наоборот, были добавлены Ремизовым при подготовке Собрания сочинений: Богоматерь (или Ее иконописный образ) выступает одним из главных действующих лиц в повестях «Табак», «Мария Египетская», «Страсти Пресвятыя Богородицы», «Рождество Христово» и др.
Образ Богородицы в фольклорных произведениях всегда пропитан любовью и надеждой на Ее помощь. К Ней часто «обращаются в народных молитвах, заговорах, заклинаниях»; Она является «излюбленным персонажем народных легенд» [7]. Это народное почитание Божьей Матери, благоговение к Ней и веру в Ее заступничество Ремизов сохраняет и в цикле «Лимонарь, сиречь: Луг Духовный». Для писателя спасение мира невозможно не только без Воскресения Христова, но и без Богородицы, без Ее материнской верности и любви. Несмотря на то что в основном в цикле доминируют темные цвета и ад до последнего празднует победу над добром, Ремизов верит в конечную победу Царства Небесного и в мире в целом, и в своей родной стране. Как отмечает С. Н. Доценко, «"похабничая" и "кощунствуя", Ремизов преследует ту же душеспасительную цель, что и юродивый в своем мнимом или действительном безобразии. Показывая Русь - "отечество смрадное, смердящее, матерное" <...>, он не оставляет надежды на нравственное спасение и возрождение иных, святых и светлых черт русского народа» [11, с. 74]. А символом надежды на это спасение в цикле «Лимонарь, сиречь: Луг Духовный» становится чистый и единственный неприкосновенный для темных сил образ Богородицы.
Материалы данной статьи могут быть использованы в школьном образовании в самых различных дисциплинах: при изучении литературы Серебряного века, творческого наследия писателей-эмигрантов первой волны, отечествен-
ной истории начала ХХ в., устного народного творчества, а
также при подготовке уроков, посвященных проблеме воспитания у учащихся духовно-нравственных идеалов.
список источников и ЛИТЕРАТУРЫ
1. Ремизов А. М. Собр. соч. в 10 т. - Т. 6. Лимонарь. - М.: Русская книга, 2001. - 784 с.
2. Чуковский К. И. Критические рассказы. - СПб., 1911. - 235 с.
3. Зуева Т. В. Русский фольклор: Слов.-справ.: Книга для учителя. - М.: Просвещение, 2002. - 334 с.
4. Виноградова Л. Н. Плотникова АА. Рождество // Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. - Т. 4. - М., 2009. - С. 457.
5. Веселовский А. Н. Разыскания в области русских духовных стихов. - Вып. VI-X. - СПб., 1883. -461 с.
6. Топорков А. Л. Русские заговоры из рукописных источников XVII - первой половины XIX в. -М.: Индрик, 2010. - 830 с.
7. Толстой Н. И. Богородица // Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. - Т. 1. - М., 1995. - С. 217-218.
8. Причитанья над умершими Владимирской губернии. - М., 1912. - 12 с.
9. Русские заговоры и заклинания. Материалы фольклорных экспедиций МГУ 1953-1993 гг. / Сост. С. В. Алпатов и др. - М., 1998. - 478 с.
10. Народные духовные стихи / Сост., вступ. ст., подгот. текстов и коммент. Ф. М. Селиванова; Прилож. и послесл. А. В. Кулагиной. - М.: Русская книга, 2004. - 552 с.
11. Доценко С. Н. Нарочитое безобразие: Эротические мотивы в творчестве А. Ремизова // Лит. обозрение. - 1991. - № 11. - С. 72-74.
ЗАДАЧИ И ИТОГИ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЭКОНОМИЧЕСКОГО СОВЕТА (ИЮНЬ - ОКТЯБРЬ 1917 ГОДА)
the goals and results of economic council activities (june - october 1917)
О. Н. Кузнецова
O. N. Kuznetsova
Экономический Совет был создан Временным правительством, просуществовал с июня по октябрь 1917 г., правительственные кризисы, отсутствие единой политической воли в решении экономических проблем, и малоэффективная работа Экономического Совета привели к прекращению его деятельности.
The Economic Council, established by the Provisional Government, was existed from June to October 1917. Government's crises and ineffective work of the Economic Council led to the end of its activities.
Ключевые слова: Экономический Совет, Временное правительство, революция 1917 г.
Keywords: Economic Council, Provisional Government, Russian Revolution of 1917.
Социально-экономическая политика Временного правительства не оставила яркого следа в его деятельности и, соответственно, получила довольно скромное освещение в отечественной историографии [1; 2]. Исключение здесь составляет монография П. В. Воло-буева «Экономическая политика Временного правительства», вышедшая еще в 1962 году [3], где ее автор касался и вопроса о деятельности Экономического Совета и Главного Экономического Комитета, образованных при Временном правительстве в июне 1917 г. Задача данного исследования состоит в анализе деятельности Экономического Совета на основе стенографических отчетов о заседаниях Экономического Совета.
Экономический совет был учрежден Постановлением Временного правительства 21 июня 1917 г., подписанным министром-председателем князем Г. Е. Львовым и министром труда М. И. Скобелевым. Для финансирования его деятельности были выделены наличные средства казначейства в размере 200 тыс. руб. [4, л. 3]. В принятом 24 июня 1917 г. Положении говорилось, что учреждение Экономического Совета необходимо «для выработки общего плана организации народного хозяйства, для разработки законопроектов и общих мер по регулированию хозяйственной жизни» [3, л. 4; 4, т. 2, с. 316-318].
Экономический Совет работал в следующем составе: министра-председателя, министров и товарищей мини-
