CC BY
185
А. С. Лызлова
Петрозаводск
ФОЛЬКЛОРНЫЙ МОТИВ ПОХИЩЕНИЯ ЖЕНЩИНЫ ЗМЕЕМ В ЛИТЕРАТУРНОЙ ТРАДИЦИИ
По справедливому замечанию В. Я. Проппа, данному в работе «Исторические корни волшебной сказки», Змей — это «одна из наиболее сложных и неразгаданных фигур мирового фольклора и мировой религии»1. Указанный персонаж присутствует во многих фольклорных жанрах, но чрезвычайно широкое распространение он имеет в русской волшебной сказке. В. Я. Пропп в названной выше монографии выделяет четыре типа сказочного Змея (в зависимости от выполняемой функции): 1. Змей-похититель; 2. Змей, совершающий поборы; 3. Змей-охранитель границ и 4. Змей-поглотитель. Н. В. Новиков дополняет эту классификацию еще одним типом — Змей-соблазнитель2. Как бы то ни было, основной функцией Змея в русских волшебных сказках является похищение женщины.
В роли похитителя, помимо Змея, в сказочных текстах могут выступать различные персонажи с зоо-, антропо-, зооантропоморфными признаками, а также аморфные и «природные» существа. Одно из ведущих мест среди них занимает именно Змей, который совершает похищение более
© Лызлова А. С, 2008
1 Пропп В. Я. Морфология волшебной сказки; Исторические корни волшебной сказки. М., 1998. С. 299.
2 Новиков Н. В. Образы восточнославянской волшебной сказки. Л., 1974. С. 189.
52
чем в пятидесяти вариантах сказок, опубликованных в многочисленных сборниках XIX—XX столетий.
Фольклорно-сказочный мотив похищения женщины Змеем представлен и в литературной традиции.
Интересующий нас мотив встречается в переводном агиографическом памятнике «Мучение Феодора Тирона»3. Древнейший из известных на Руси вариантов этого жития входит в состав «Пролога» из Софийского собрания № 1324 (XII—XIII века) под названием «Страсть святого и великого мученика Феодора Тирона»4. Мотив похищения женщины Змеем в указанном тексте лишь намечен, подробно же он разработан в апокрифическом сказании «Подвиги Феодора (Федора) Тирона», которое, по словам О. А. Черепановой, «является скорее всего древнерусским по происхождению»5. Как бы то ни было, названный памятник древнерусской письменности во многом напоминает варианты волшебных сказок, объединенных темой похищения женщины.
С первых слов этого произведения, так же как в сказочных текстах, задаются пространственно-временные параметры происходящих событий, то есть указываются хронологические и топографические характеристики. Но если, по справедливому замечанию исследовательницы Е. С. Новик, «почти любая сказка начинается с описания семьи»6, то в апокрифе сообщается о жизни города, «называемого Андриокий», и о появлении в нем главного героя, которым
оказывается «человек стратиг... сильный смелый, богатый очень, по имени Федор».
В большинстве сказок вслед за описанием семьи, как правило, сразу же вводится мотив похищения (хотя в некоторых вариантах он включается в повествование позднее). В зачине же апокрифического сказания сообщается о том, что в городе был «один колодец, источающий воду хорошую. Этот колодец окружен был зверями и змеями и множеством других гадов. И давал им царь в жертву
3 Апокрифы Древней Руси. М., 1997. С. 141—147.
4 Эти сведения почерпнуты нами в кн.: Словарь книжников и книжности Древней Руси. XI — первая половина XIV в. Л., 1987. С. 272; Апокрифы Древней Руси. С. 144.
5 Мифологические рассказы и легенды Русского Севера. СПб., 1996. С. 191.
6 Новик Е. С. Система персонажей русской волшебной сказки // Типологические исследования по фольклору. М., 1975. С. 229.
53
каждый год 12 коров, телок и ягнят, и они [звери страшные] давали воду и насыщали [ею] весь народ». (В связи с этим стоит отметить, что ситуация с жертвоприношениями змею в сказочной традиции подробно разрабатывается в текстах на сюжет, зафиксированный в СУС7 под № 3001=ЛЛ 300А Победитель Змея, в котором герой спасает обреченную на гибель (съедение) царевну.)
Указанные в зачине апокрифа сведения о жертвоприношениях играют важную роль, ведь они непосредственно связаны с причиной совершения похищения.
По словам В. Я. Проппа, похищение в сказке «обычно бывает молниеносно и неожиданно»8, однако привлечение большого количества вариантов позволяет
выявить его причины. Стоит сказать, что и в рассматриваемом апокрифическом сказании совершение похищения мотивировано. Если в сказочных текстах причины довольно многочисленны (нарушение какого-либо запрета; предварительный договор; предсмертный наказ отца; предупреждение будущего похитителя о своих намерениях), то в исследуемом памятнике она одна и кроется в том, что царь вовремя не принес жертвы Змею, в результате чего последний нашел ее самостоятельно, то есть похитил.
Немаловажную роль и в апокрифическом сказании, и в волшебных сказках играет локальная соотнесенность ситуации похищения. Так, в сказочных текстах наиболее часто похищение происходит во время прогулки героини по саду, по зеленому лугу или же катания по морю на лодке (корабле). В апокрифе мать Феодора, решив напоить коня сына водой, отправилась к колодцу, в котором обитал Змей, где и подверглась его нападению. Таким образом, и в сказках, и в рассматриваемом произведении прослеживается связь Змея с водной стихией. Именно апокриф высвечивает это в фольклорной традиции.
Итак, в рассматриваемом памятнике древнерусской письменности похищению Змея подвергается мать Феодора, и в некоторых сказках объектом его также становится мать героя, но чаще всего похищенными оказываются незамужние дочери (одна, две или три) царя или короля, купца, крестьянина и даже определенного исторического лица — Александра Первого9, князя Голицына.10;
7 Сравнительный указатель сюжетов. Л., 1979. С. 103.
8 Пропп В. Я. Указ. соч. С. 301.
9 Сказки Красноярского края. Сб. М. В. Красноженовой. Л., 1937.
№ 18. Далее в тексте: Красноженова.
реже — жена или невеста героя. Вообще же всех этих похищенных женщин объединяет то, что они, попав под власть Змея, являются «лиминальными» (по терминологии Арнольда ван Геннепа11 и Виктора Тэрнера12) существами, то есть переживающими состояние «временной» смерти, связанное с переходным периодом в их жизни. Сказочные героини непременно оказываются в «ином» царстве. Феодор же, узнав, что его мать похитил Змей, произносит следующие слова:
Увы, мать моя, не нашлось никого помочь тебе в тот час, когда нечестивый этот змей пошел на тебя. И рассталась с тобой, мать моя, благая твоя душа (курсив мой. — А. Л.).
Стоит отметить еще одно сходство. В некоторых сказках похищение героини происходит в присутствии многочисленных «нянюшек-мамушек», прислуги, горничных. В «Подвигах...» же, заметив исчезновение матери Феодора, «пришли рабы искать ее, нашли коня привязанного и сосуд, стоящий на колодце. И поняли [слуги], что она похищена была змием», и сообщили об этом ее сыну. Феодор же, в свою очередь, решает отправиться на поиски матери. Перед этим он получает благословение не царя, как обычно бывает в сказках, а слышит глас Бога:
Феодор, перестань плакать, и, перепоясавшись оружием, иди к колодцу, чтобы победить змея.
Царь же в апокрифе, напротив, пытается отговорить героя. Это обстоятельство свидетельствует о перераспределении ролей под воздействием христианизации.
Одно из центральных мест в рассматриваемом мотиве, безусловно, занимает образ Змея-похитителя, который и в
сказках, и в апокрифическом сказании разрабатывается достаточно подробно. В исследуемом произведении Змей впервые появляется в момент похищения, описывается это следующим образом:
...когда вошла она (мать Феодора. — А. Л.) в третий раз в колодец, появился огромный змей и набросился на нее с сильным шумом. И услышав голос змия и увидев его, она уронила сосуд и переменилась в лице, и онемела [от ужаса]. И тотчас похитил ее змей, и унес в жилище свое, и запер ее.
10 Великорусские сказки в записях И. А. Худякова / Изд. подгот. В. Г. Базанов, О. Б. Алексеева. М.; Л., 1964. № 53. Далее в тексте:
Худяков.
11 Ван Геннеп А. Обряды перехода. М., 1999.
12 Тэрнер В. Символ и ритуал. М., 1983. С. 169—170.
55
Как видно, похититель в данном случае узнаваем благодаря визуальным и звуковым характеристикам. В некоторых же сказках указывается только динамический портрет:
...вдруг поднялся большой вихорь — и подхватило девушкох, унесло не знамо куды13.
...вот поднялся вихрь, буря! Закрутило, свету белого не видно. Подхватило вихрем дочек и унесло (Красноженова, № 18).
...поднялась погода, ветер и унесло сестер (Красноженова, № 20).
В этих случаях Змей не изображается в момент похищения, однако в ходе дальнейшего повествования выясняется, что именно он оказывается похитителем.
Как бы то ни было, появление Змея в апокрифе сопровождается сильным шумом, свистом, а голос его оказывает устрашающее действие. Вот и в сказках он появляется после того, как «зашумело, загудело все
кругом» (Красноженова, № 18); «зашумело вдруг,
14 т->
загудело» . В некоторых сказочных вариантах указывается, что эти звуки (прежде всего свист) издает сам Змей: он «заорал по змеиному так сильнё, что с древов листья посыпались», «маленькие лесины до земли склонилисе» и «земля под ним тряслась»15; «Идолишша свиснула и сразу, бытто осень, кругом уж лес посыпался»16; «вдруг послышался страшный свист: мчится Змей Лютый»17.
Описанию внешности Змея-похитителя сказки уделяют достаточно много внимания. Одной из наиболее общих, необходимых характеристик является его многоголовость: обычно он имеет 3, 6, 9 или 12 голов. В некоторых вариантах рассматриваемый персонаж является 5-головым18,
13 Верхнеленские сказки. Сб. М. К. Азадовского. Иркутск, 1938. № 7.
14 Сказки и предания Северного края / Записи, вступ. ст. и коммент. И. В. Карнауховой, предисл. Ю. М. Соколова. М.; Л., 1934. № 89.
15 Сказки Карельского Беломорья: Сказки М. М. Коргуева / Записи, вступ. ст. и коммент. А. Н. Нечаева. Петрозаводск, 1939. Т. 1. Кн. 1, 2. № 12.
16 Сказки из разных мест Сибири / Под ред. проф. М. К. Азадовского. Иркутск,1928. № 4. Далее в тексте: Сказки Сибири...
17 Русские народные сказки, собранные Богданом Бронницыным. СПб., 1838. № 1. Далее в тексте: Бронницын.
18 Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: В 3 т. М., 1957. Т. 1, 2. № 131. Далее в тексте: Афанасьев.
56
7-головым19. А в сказке из сборника Худякова (№ 53) один Змей имеет 28 голов, другой — 29, а третий «еще сердитее». В другом тексте функционируют 20-, 30- и 40-головый змеи20. Вообще же во многих вариантах может
присутствовать одновременно до трех змеев-похитителей, отличающихся друг от друга количеством голов. Существование нескольких голов — это «основная, постоянная, непременная черта»21 Змея, которая, как нам представляется, свидетельствует о том, что данный персонаж является тератоморфным существом. То, что он имеет признаки чудовища, подчеркивается характеристиками, которые даются в нескольких сказках: Змей — «престрашный»22, «страшилище»23, «чудовище»24.
В апокрифе, помимо того, что Змей имеет три головы, он обладает и внушительными размерами: «...в длину 210 локтей, а в ширину 12 локтей». (Учитывая, что локоть как мера длины равен примерно 40 см, в длину этот Змей достигает около 84 м, а в ширину — порядка 5 м.)
Кроме всего прочего, в одном из сказочных вариантов его внешность описывается следующим образом:
...идет, как машина, сзади хвост, глаза сверкают, как не знаю
что, а дым и огонь идет, как из трубы25.
Вот и в «Подвигах Феодора Тирона» «взор его (Змея. — А. Л.) [был] страшен и грозен», а сам он способен пускать «тьму и дым превеликий». В этих случаях наблюдается связь рассматриваемого похитителя с огнем.
Помимо наличия тератоморфных признаков, во внешности сказочного Змея обнаруживаются вполне конкретные зооморфные черты. В отдельных вариантах отмечается, что у Змея есть крылья (Бронницын, № 1; Худяков, № 2),
19 Соколов Б., Соколов Ю. Сказки и песни Белозерского уезда. М., 1915. № 79.
20 Народные сказки, собранные сельскими учителями Тульской губернии / Изд. А. А. Эрленвейна. М., 1863. № XXXI. Далее в тексте: Эрленвейн.
21 Пропп В. Я. Указ. соч. С. 299.
22 Русские сказки в ранних записях и публикациях XVI— XVIII вв. / Вступ. ст., подгот. текста и коммент. Н. В. Новикова. Л., 1971. № 30.
23 Сказки Заонежья / Сост. Н. Ф. Онегина. Петрозаводск, 1986.
24 Великорусские сказки Вятской губернии. Сб. Д. К. Зеленина. Пг., 1915. № 86.
25 Русское народное творчество Башкирии / Под общ. ред. Э. В. Померанцевой. Уфа, 1957. № 17. Далее в тексте: Башкирия.
57
когти (Сказки Сибири, № 14), хвост (Башкирия, № 17). В этих случаях Змей является гибридным существом, так как сочетает в себе признаки рептилии, птицы и человека. Наиболее яркий пример такой контаминации представлен в сказке из сборника Худякова (№ 2), где Змей — это птица Усыня с 12 змеиными головами, «сам с нокоть, борода с локоть, усы по земле тащатся, крылья на версту лежат».
В одном из вариантов рассматриваемый персонаж объединяет в себе черты человека и гада (змеи): «...с виду Змей — богатырь, а голова — змеиная» (Бронницын, № 1). В данном случае он является зооантропоморфным персонажем.
Стоит отметить, что в сказках иногда подчеркивается образ жизни Змея, который состоит в пребывании на охоте26, и в исследуемом памятнике указывается, что он «на поле охотится».
Характерно, что взаимоотношения похищенной героини со Змеем одинаковы и в сказках (где они нередко оказываются мужем и женой), и в литературном произведении (где сообщается, что, придя в жилище похитителя, Феодор «нашел [там] мать свою, подобно девице наряженную, в злато и серебро облеченную»).
Еще одно видимое сходство — существование у апокрифического Змея соответствующего зооморфного фона, который составляют 12 змеев, «мерзкие аспиды» и
«другие гады, большие и малые». Эти существа призваны охранять похищенную и никого не подпускать к ней. В сказках же подобные функции часто выполняют львы и медведи, располагающиеся у входа в жилище рассматриваемого похитителя.
Однако эти помощники не меняют исхода изображаемой коллизии: в итоге Змей погибает от рук героя и в сказке, и в данном литературном произведении. Хотя стоит отметить, что в единичных сказочных вариантах Змей оказывается положительным персонажем и не подвергается уничтожению, оставаясь мужем похищенной им женщины до конца повествования (Эрленвейн, № XXXI; Красноженова, № 20). Происходит решающая битва по-разному. В «Подвигах...» герой перед началом боя обращается к Богу с молитвой помочь одолеть Змея, после которой «пришел
26 Записки Красноярского подотдела Восточно-Сибирского отдела Русского Географического Общества. По этнографии. Т. 1, вып. 1 / Под Ред. А. В. Адрианова. Красноярск, 1902. № 37.
58
ему глас, говорящий: "Дерзай, Феодор, я с тобою"». В результате он пронзает похитителя копьем, отчего тот и погибает. Это обстоятельство сближает героя исследуемого апокрифа с Георгием-Победоносцем, сюжет о победе которого распространен в агиографической литературе и иконографической традиции, которую, посредством анализа духовных стихов, рассмотрел В. Я. Пропп в одной из своих статей27. Попутно отметим, что мотивы похищения женщины и змееборства присутствуют в вариантах былин на сюжет «Добрыня и Змей», обстоятельная характеристика которого дана О. В. Захаровой28. В данной работе мы не
будем привлекать подобные былины в качестве иллюстративного материала, так как их анализ требует отдельного рассмотрения. Указанные выше мотивы являются сюжетообразующими и в духовном стихе о Федоре Тироне29, сформировавшемся под воздействием рассмотренного ранее апокрифа. Ситуация похищения в этом фольклорном произведении практически полностью повторяет соответствующий эпизод в «Подвигах Феодора Тирона» и описывается следующим образом: когда героиня
Завидела коня потного, Повела поить на синё море,
<...>
Где ни возьмется тамо лютый змей, Лютый змей, люто огненный, Ухватил его родимую матушку Он во челюсти во змеиныя, Унес ее за синё море Во те пещеры, в горы белокаменны Ко двенадцати ко змеенышам.
Как видно, и в это духовном стихе подчеркивается соотнесенность Змея с огненной и водной стихиями, а также упоминается связь с горами (как, впрочем, и в волшебных сказках, где Змей нередко именуется «Горыныч»). Похититель и здесь является тератоморфным существом «о двенадцати хоботов».
Федор отправляется на поиски матери, после того как ему о случившемся сообщает конь. Перед путешествием герой идет в церковь и, помимо оружия, берет с собой «слово
27 Пропп В. Я. Змееборство Георгия в свете фольклора // Фольклор и этнография Русского Севера. Л., 1973. С. 190—208.
28 Захарова О. В. Былины. Поэтика сюжета. Петрозаводск, 1997.
С. 86—106.
29 Стихи духовные. М., 1991. С. 86—94.
59
Божие, Святу-честну книгу Евангелье», чтение которой ему неоднократно впоследствии помогает.
В этом тексте герой убивает Змея, выстрелив в него из лука «двумя калеными стрелами» и вышибив при этом «ему сердце с печенью».
Как бы то ни было, в упоминаемом духовном стихе еще более подчеркивается сочетание истинно фольклорных мотивов и деталей с христианскими.
Кстати, мотив змееборства появляется и в древнерусской «Повести о Петре и Февронии». Кроме того, он присутствует и в библейском «Откровении св. Иоанна Богослова», где в главе 12 сообщается о том, что явился «большой красный дракон с семью головами и десятью рогами, и на голове его семь диадим» (XII, 3). «Хвост его увлек с неба третью часть звезд и поверг их на землю» (XII, 4). Архангел Михаил объявил ему войну, в результате которой «низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю» (XII, 9).
Вообще же стоит отметить, что мотив змееборства требует специального рассмотрения за пределами данной работы. Поэтому вернемся к волшебным сказкам, в которых освободитель обычно ссекает, сшибает или срубает одну за другой головы Змею (или нескольким змеям). В единичных случаях Змея можно погубить, лишь добыв яйцо с его смертью30, что, несомненно, сближает рассматриваемого персонажа с Кощеем Бессмертным, который является также чрезвычайно распространенным похитителем женщин в сказках.
Стоит сказать, что многие исследователи фольклора31 отмечают сходство Змея с образом Кощея. В. Н. Топоров
считает Кощея одним из аллоэлементов (то есть вариантом, результатом трансформации) змея32. По словам Н. В. Новикова,
30 Гуревич А. В., Элиасов Л. Е. Старый фольклор Прибайкалья. Улан-Удэ, 1939. № 36.
31 См., например: Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу: В 3 т. М., 1868. Т. 2. С. 594; Миллер Вс. Кощей (Кащей) // Энциклопедический словарь / Ф. А. Брокгауз, И. А. Эфрон. СПб., 1895. Т. XVI, полут. 31. С. 478; Соколов Ю. М. Русский фольклор. М., 1941. С. 324; Бычко А. К. Народная мудрость Руси: анализ философа. Киев, 1988. С. 61.
32 Топоров В. Н. К реконструкции мифа о мировом яйце (на при мере русских сказок) // Труды по знаковым системам. Тарту, 1967. Вып. III. С. 96.
60
в сказках «основная роль Змея-похитителя дублируется Кощеем»33. Это обстоятельство отразилось и в литературе. Так, например, Кощей-похититель является персонажем «Сказки о Иване-царевиче и Сером Волке» В. А. Жуковского (1845). В ней Иван-царевич освобождает томящуюся во власти Кощея царевну. Добыв яйцо, в котором хранится смерть похитителя, он ударяет им о землю, в результате чего
...оно
Разбилось вдребезги; Кощей бессмертный Перекувырнулся и околел.
Характерно, что в этой литературной сказке, помимо Кощея, фигурирует двенадцатиголовый Змей, который стережет вход в замок первого. В. А. Жуковский чрезвычайно ярко вырисовывает образ Змея, который
...лежал и караулил; потихоньку Иван-царевич в шапке-невидимке Подъехал к змею; шесть его голов Во все глаза по сторонам глядели,
Разинув рты, оскалив зубы; шесть Других голов на вытянутых шеях Лежали на земле, не шевелясь, И, сном объятые, храпели.
автором подробно описывается эпизод гибели
.. .Тут
Иван-царевич, подтолкнув дубинку, Висевшую спокойно на седле, Шепнул ей: «Начинай!» Не стала долго Дубинка думать, тотчас прыг с седла, На змея кинулась и ну его По головам и спящим и неспящим Гвоздить. Он зашипел, озлился, начал Туда, сюда бросаться; а дубинка Его себе колотит да колотит; Лишь только он одну разинет пасть, Чтобы ее схватить — ан нет, прошу Не торопиться, уж она Ему другую чешет морду; все он Двенадцать ртов откроет, чтоб ее Поймать, — она по всем его зубам, Оскаленным как будто напоказ,
33 Новиков Н. В. Указ. соч. С. 182.
61
Гуляет и все зубы чистит; взвыв И все носы наморщив, он зажмет Все рты и лапами схватить дубинку Попробует — она тогда его Честит по всем двенадцати затылкам; Змей в исступлении, как одурелый, Кидался, выл, кувыркался, от злости Дышал огнем, грыз землю — все напрасно! Не торопясь, отчетливо, спокойно,
Далее Змея:
Без промахов, над ним свою дубинка Работу продолжает и его, Как на току усердный цеп, молотит; Змей наконец озлился так, что начал Грызть самого себя и, когти в грудь Себе вдруг запустив, рванул так сильно, Что разорвался надвое и, с визгом На землю грянувшись, издох.
Стоит отметить, что похититель в литературной традиции может подвергаться и другим заменам. Так, в поэме А. С. Пушкина «Руслан и Людмила» героиню похищает старик Черномор. (Интересно, что в одном из сказочных вариантов в качестве похитителя функционирует «змий черноморский», Афанасьев, № 131.) Магическая и физическая сила его заключена в бороде, отрубив которую, Руслан освобождает Людмилу из власти похитителя. Само же похищение и в данном случае обусловлено переживанием героиней состояния «временной» смерти, что закодировано уже в имени «Черномор», состоящем из двух слов: «черный» и «мор», каждое из которых имеет определенную семантику.
Возвращаясь к образу Змея, стоит отметить, что он упоминается в стихотворении Н. Клюева «Дымно и тесно в избе...», написанном в 1913 году:
Кот, задремав на печи, Скажет вам сказку про Леля. «На море остров Буян, Терем Похитчика-Змея... Едет ко терему Лель, Меч-кладенец наготове...»
Как видно, ни мотив похищения, ни образ похитителя здесь подробно не разрабатываются; подчеркивается лишь его основная функция — «Похитчик», а также то, что его власть скоро закончится.
В заключение стоит отметить, что фольклорный мотив похищения женщины Змеем подвергся христианизации
62
лишь в апокрифе и в духовном стихе, где он сохранил ряд архаических черт, уже утерянных волшебной сказкой, дошедшей до нас лишь в поздних записях. В литературной сказке и в упомянутых произведениях «сказочного» содержания он утратил свой первоначальный вид и подвергся полной переработке.
