CC BY
9
УДК 81.13
DOI 10.36622/AQMPJ.2022.91.32.012
Voronezh State Technical University The chair of Russian language and cross-cultural communication assistant lecturer Sukhova K.I.
Russia, Voronezh, tel. +7(950)778-42-24 e-mail: ksyu.kushnir.93@mail.ru
К.И. Сухова
ФИТОНИМИЧЕСКИЙ КОД В ЛИРИКЕ В.А. СОЛОУХИНА (НА ПРИМЕРЕ ЦВЕТОЧНЫХ РАСТЕНИЙ)
Проблемы лингвокультурологии являются актуальными для современной филологической науки. Языковая картина мира каждого автора отличается своими специфическими чертами, в связи с чем представляет интерес для лингвиста. Несмотря на многочисленность публикаций по этой проблематике, практически отсутствуют системные исследования творчества В.А. Солоухина. В данной статье рассматривается фитонимиче-ский код стихотворных текстов В.А. Солоухина, а именно, лексико-семантическая группа «Наименования цветочных растений», включающая как дикорастущие, так и культурные породы, доминантами которых являются ромашка, василек, одуванчик, роза. Это обусловлено связью творчества поэта с культурой, духовным миром русского этноса, в сознании которого отражены представления и знания народа об этих цветах, особенности их эстетического и эмотивного восприятия, индивидуально-авторские предпочтения. Отмечается, что номинации дикорастущих цветов, таких как ромашка, василек, одуванчик активно функционируют в лирике В.А. Солоухина, соотносясь с понятием любви. Наиболее поэтизирована В.А. Солоухиным из культурных цветочных растений роза - в современном восприятии царица цветов. Частое введение в текст стихотворений данной фитолексемы связано с именем жены писателя. Тем не менее, появление данного образа в поэтической картине мира В.А. Солоухина - это не только, отсылка к имени жены, но и продолжение литературной традиции как Золотого, так и Серебряного веков. Полученные результаты вносят вклад в изучение творчества писателей-деревенщиков, что, несомненно, важно при проведении лингвокультурологических исследований, направленных на изучение не только национальной, но и индивидуально-авторской картины мира.
Ключевые слова: лингвокультурология, фитоним, фитолексема, В.А. Солоухин, лексические репрезентанты, лексико-семантическиегруппы, ромашка, василек, одуванчик, роза.
K.I. Sukhova
PHYTONYMIC CODE IN V.A. SOLOUKHIN'S LYRICS (BY THE EXAMPLE OF FLOWER PLANTS)
The problems of linguoculturology are relevant for modern philological science. The linguistic picture of the world of each author is distinguished by its specific features, and therefore is of interest to the linguist. Despite the numerous publications on this issue, there are practically no systematic studies of V.A. Soloukhin. This article discusses the phyto-nymic code of poetic texts by V.A. Soloukhin, namely, the lexical-semantic group "Names of flower plants", which includes both wild and cultivated species, the dominants of which are chamomile, cornflower, dandelion, rose. This is due to the connection of the poet's work with the culture, the spiritual world of the Russian ethnos, whose consciousness reflects the ideas and knowledge of the people about these colors, the features of their aesthetic and emotive perception, individual author's preferences. It is noted that the nominations of wild flowers, such as chamomile, cornflower, dandelion, actively function in the lyrics of V.A. Soloukhin, correlating with the concept of love. Most poeticized by V.A. Soloukhin from cultivated flower plants, the rose is the queen of flowers in modern perception. The frequent introduction of this phyto-lexeme into the text of poems is associated with the name of the writer's wife. However, the appearance of this image in the poetic picture of the world by V.A. Soloukhin is not only a reference to the name of his wife, but also a continuation of the literary tradition of both the Golden and Silver Ages. The results obtained contribute to the study of the work of village writers, which is undoubtedly important when conducting linguoculturological research aimed at studying not only the
Воронежский государственный технический университет
ассистент кафедры русского языкаи межкультурной коммуникации Сухова К.И.
Россия, г. Воронеж, тел. +7(950)778-42-24e-mail: ksyu. kushnir.93@mail. т
© Сухова К.И., 2022
national, but also the individual author's picture of the world.
Key words: linguoculturology, phytonym, phytolexeme, V.A. Soloukhin, lexical representatives, lexical-semantic groups, camomile, cornflower, dandelion, rose.
Главенствующая роль природы в жизни этноса является вопросом давно решенным, не вызывающим дискуссий. Природа, наделяемая издревле душой, - источник вдохновения многих русских писателей. Это неудивительно, поскольку растения кормят, лечат, оберегают человека с момента зарождения цивилизации. Это отражено во многих русских пословицах, поговорках, фразеологизмах, например, Майская травка и голодного кормит [1], Яблочко (яблоко) от яблоньки (яблони) недалеко падает (откатывается) [1], Грибов ищут — по лесу рыщут [1], Лук семь недугов лечит, а чеснок семь недугов изводит [1].
Поскольку наименование растений - важный элемент культурного кода, исследование фитони-мов в творчестве отдельно взятого автора с целью разноаспектного анализа его языковой картины мира нам видится актуальным. Человек одновременно выступает производным и производящим природы.
В лирике В.А. Солоухина важное место отводится древесно-растительному коду, что связано с обожествлением растительного мира, берущим начало в архаическом периоде языческого теизма. В языческих представлениях о ритме растительной жизни аккумулирована идея вечного возрождения, бессмертия природы и ее синтетического универсализма, в то время как для прагматического сознания растения демонстрируют линеарный принцип «рождения-умирания», то есть идею конечности бытия. Отражение данных восприятий находим в творчестве исследуемого автора.
Следует отметить, что лексемы с предметно-вещественным значением играют важную роль в формировании языковой картины мира. К таким лексемам относятся наименования растительного мира, к числу которых относятся названия деревьев, кустарников, трав, цветов, овощных, фруктовых, ягодных культур. Поскольку растения - древнейшая неотъемлемая часть пространства обитания каждого этноса, они способны отразить становление культурного сознания. Фитолексемы рассматриваются как единицы языка и культуры.
В настоящее время существует несколько терминов, использующихся при наименовании растений: фитоним, фитолексема.
Фитонимам в лингвистической науке посвящены работы А.В. Суперанской [2], Ф.И. Буслаева [3], Т.Р. Писарской [4], В.А. Доманского [5] , Н.В. Подольской [6], Ю.Н. Исаева [7], Е.К. Алешиной [1], Арьяновой [9], Ю.А. Дьяченко [10], А.М. Летовой [11], О.Г. Рубцовой [12] и проч.
Фитонимы - это «лексемы, обозначающие в прямом значении наименования всех объектов, принадлежащих к растительному миру, наименования как самих растений, так и их частей» [4]. Ф.И. Буслаев в статье «Значение собственных имен лютики, вильцы и волчки в истории языка» обозначил очевидную связь жизни народа с наименованиями растений, отметив при этом, что «самая номенклатура народной ботаники ведет нас в период мифологический» [3]. Таким образом, попадая в художественный текст, фитонимы влекут за собой ряд культурных ассоциаций.
В данном исследовании мы придерживаемся более широкого термина - фитолексема, так как фитоним - это наименование сорта растения.
Итак, фитонимическая лексика - это «названия всей совокупности слов данного тематического пласта: собственно фитонимов, названий частей растений, собирательных существительных, производных прилагательных и т. д.» [10].
На основе мифологического подхода, намеченного Ф.И. Буслаевым, продолжили лингвокуль-турологический аспект изучения фитонимической лексики М.И. Забылин [13], А.С. Будилович [14], А.С. Ермолов [15].
Использование номинации конкретного растения дает читателю пространственные ориентиры, вызывая ассоциации с той местностью и, соответственно, климатическим поясом, где произрастает дерево, кустарник, цветок или трава, то есть можно заключить, что фитолексемы выступают локальными индикаторами описываемого в произведении события.
В лирике В.А. Солоухина представлены следующие фитолексемы.
1. Наименования деревьев: сосна, ель, дуб, ива, береза, осина, клен, рябина, липа, яблоня, вишня, слива, ольха, оливковое дерево, ветла, карагач.
2. Наименования кустарников: смородина, сирень, черемуха, тал.
3. Наименования трав: папоротник, крапива, осока, полынь, клевер, лен, пырей, лисий хвост, овсюг, осот, пушица, татарник, щавель, былинка, конопля, горец, кипрей, бурьян, хмель.
4. Наименования злаков: хлебный колос, пшеница, рожь, греча, овес.
5. Наименования цветов: ландыш, василек, ромашка, роза, кувшинка, колокольчик, раковая шейка, незабудка, гвоздика, мак, фиалка, магнолия, кактус, одуванчик, георгин, лилия, подснежник, купальница, тюльпан, нарцисс, жасмин, подсолнух, канн.
6. Наименования плодов:
• фрукты: лимон, яблоко, гранат, банан, ананас;
• овощи: свекла, картофель;
• бобовые: горох;
• ягоды: виноград, дыня, маслина, малина, черника, земляника, костяника, брусника;
• орехи: грецкий орех, кокос, каштан.
7. Фольклорные наименования: трава-мурава, разрыв-трава, трын-трава.
Исходя из тематической ограниченности фактического материала и частотности использования фитолексем, в данном исследовании мы остановились лексико-семантической группе «Наименования цветочных растений». Нам важно не только обозначить репрезентанты этой группы в солоухинской картине мира, но и проанализировать роль фитолексики как носителя образных смыслов.
Наше пристальное внимание к исследованию функций фитолексем в лирическом наследии В.А. Солоухина обусловлено особым отношением поэта к цветам, о котором свидетельствуют первые строки стихотворения «Цветы»: «Спросили про цветок любимый у меня./ Вы что, смеетесь?/ Будто бы возможно/ Из тысячи любимейших предметов/ Назвать наилюбимейший предмет» [16]. Как видим, лирическому герою, выросшему среди разнотравья, дорог каждый цветок, без любого из них образ малой родины будет неполным.
Фитолексемы занимают одно из ведущих мест в творчестве В.А. Солоухина, где они тесно связаны с мифологией и фольклором. Фольклорные и мифологические фитообразы взаимопроникаемы не только в диахронии, но и в синхронии. Остановимся более подробно на наиболее употребительных фитолексемах: ромашка, василек, одуванчик, роза.
Особое внимание В.А. Солоухин уделяет ромашке. Наименование ромашка входит в подгруппу «Дикорастущие породы», которая выступает одной из составляющих ЛСГ «Наименования цветочных растений», употребляется в лирике 19 раз, что составляет 20,4% к числу репрезентантов в группе, 6,2% - к общему числу репрезентантов.
Н.М. Шанский придерживается точки зрения об исконно русском происхождении номинации ромашка, являющейся суффиксальным производным от лексемы роман [17]. Кроме того, известно еще и заимствование из ботанической латыни anthemus romana (буквально - «ромашка римская») [17]. П.Я. Черных, в свою очередь, отмечает, что номинация ромашка становится известна в русском языке только с XVII века [18].
У В.А. Солоухина образ ромашки неразрывно связан с любовью и счастьем: «Так в чем оно, счастье?/ Неужели не счастье ходить по земле босиком,/ Видеть белой ромашку» [16], «И вдруг/ То тут, то там на ровном этом фоне/ Любовь./ Цветы,/ Ромашки, незабудки,/ Кроваво-полыхающие маки» [16]. Автор придерживается литературной традиции, связывая теплое время года с проявлением нежных, трепетных чувств, однако лирический герой испытывает эти эмоции по отношению к красоте родного природного мира, его совершенству, чему подтверждением служит автобиографическое стихотворение «Я родился»: «Умеренный географический пояс./ Иду тропинкой по тихому лугу./ Вокруг работают тихие пчелы./ Тихие ромашки глядятся в небо» [16]. Здесь писатель дает читателю явный ориентир места, где провел свои детские годы.
Очень часто цветок ромашки ассоциируется с весной, лугом, лесом, солнцем, летом [19]. Отражение этого мы находим и в творчестве исследуемого автора, к тому же в его лирике весьма устойчиво соседствующее положение этого цветущего растения с полем: «В траве - ромашка, хлебный колос» [16], «Он/ Окружал ромашки./ Пах он зеленым летом/ (Зыбко дрожал над рожью желтый прозрачный зной).» [16], «Остается все, что уже пребывает и ныне,/ Как в поле ромашки и как облака в синеве...» [16], «Ты - поле ромашек,/ А я - листопад.» [16], «Есть время промашек/ И время наград./ За поле ромашек,/ За мой листопад!» [16]. Последний приведенный контекст коррелирует с течением человеческой жизни: в оппозиции ромашка - листопад первый компонент ассоциируется с активной жизнедеятельностью, молодостью, а второй - с закономерной зрелостью, постепенным увяданием, упадком сил. В этом плане весьма красноречив еще один контекст: «Отцветает сирень. Осыпаются наземь ромашки./ Желтых листьев кружится медленный водоворот» [16] - строки из стихотворения
«Сорок звонких капелей» - автобиографическое произведение, повествующее о сорока годах, прожитых автором. Об этом позволяет говорить год написания стихотворения - 1964, а В.А. Солоухин был рожден в 1924 году.
Также автор напоминает о том, что ромашка - неотъемлемый элемент русской культуры, каждому русскому человеку близок этот цветок, в известной степени В.А. Солоухин его канонизирует: «Людям,/ Воспитанным на васильке и ромашке» [16], «Нарушающих традиции и каноны,/ (С точки зрения ромашки, с точки зрения березового листа)» [16]. Так, писатель считает ромашку символом России наряду с березой.
Таким образом, исследование позволяет сделать вывод о том, что ромашка играет большую роль в картине мира В.А. Солоухина. С этим цветком у автора ассоциируется как малая родина, так и вся Россия, в связи с чем он вводит данную фитолексему и в автобиографические произведения, ведь тяжело представить просторы Владимирского края без ромашек - беззащитных, невинных, хрупких цветов, способных успокоить сердце и душу человека, идущего по тропинке, близ которой располагаются эти тихие растения.
Как и ромашка, близок В.А. Солоухину и скромный темно-голубой цветок василек, произрастающий среди злаковых. В лирике он употребляется 9 раз, что составляет 9,7% к числу репрезентантов в группе «Наименования цветочных растений», 3% - к общему числу репрезентантов-фитонимов. Лингвисты не пришли к единому мнению о происхождении данной номинации. Например, Фасмер и Преображенский поддерживают теорию о греческом происхождении лексемы [20], Брюкнер, в свою очередь, допускает в русском слове преобразование из польского bazylika, поскольку польское Bazyli соответствует русскому Василий [20]. Н.М. Шанский отмечает, что василек обязан своим названием древнерусскому переоформлению греческого basilikon «царский» (цветок, растение), суффиксального производного от basileus «царь» [17]. Однако о месте произрастания данного цветочного растения среди злаковых пород и голубом цвете споров не возникает как у ученых, так и в народном сознании. Здесь показателен «Русский ассоциативный словарь» Ю.Н. Караулова и др., в котором на номинацию василек приводится 3 реакции: «пшеница, ромашка, Вася» [19], так как василек - это «однолетнее сорное растение семейства сложноцветных с красивыми темно-голубыми или светло-синими цветками, растущее преимущественно во ржи» [19], то вполне ожидаемо, что первые две реакции вызваны местом произрастания этого растения на злаковом поле, где можно также встретить ромашку.
Эту семантику мы встречаем и в лирике В.А. Солоухина. Любовь к полевым цветам подчеркивает чистоту помыслов и красоту души деревенского жителя, близость к природе, наблюдательность и поэтичность. Писателю важно показать красоту полевых цветов, их нежность и хрупкость: «Я их как собирал?/ Колокольчик чтоб был к колокольчику,/ Василек к васильку/ И ромашка к ромашке была./ Мне казалось, что будет красивей букет,/ Если только одни васильки,/ Или только одни колокольчики,/ Или только ромашки одни/ Соберутся головка к головке» [16]. Изначально лирический герой планировал собрать монобукет, но постепенно приходит осознание, что все полевые цветы, встречающиеся на его пути, достойны входить в его творение и в совокупности они подарят большее эстетическое наслаждение, нежели каждый из видов отдельно: «Постепенно я понял,/ Что разных цветов сочетанье/ (Ярко-желтого с белым,/ Василькового с белым и желтым,/ Голубого с лиловым,/ Лилового с чуть розоватым)/ Может сделаться праздником летних полуденных красок,/Может сделаться радостью» [16].
Образ василька дает локально-темпоральную информацию. Как отмечалось выше, этот цветок произрастает в полях среди злаковых растений, олицетворяя таким образом просторы малой родины автора: «Вот оно берется переспорить/ Маленького в поле василька» [16], «А как же ландыш?/ Василек во ржи?» [16], «А может быть,/ Во ржи крестьянской сирый василек» [16]. Важно отметить, что хотя при изображении данного цветка автор показывает его невинность и беззащитность, он не одинок, всегда изображается во взаимодействии с другими растениями. Временем жизнедеятельности этого цветка считается лето, что четко отражено в поэзии В.А. Солоухина, кроме того автор конкретизирует месяц: «Надо немного условий:/ Просто капельку вкуса/ Или, может быть, капельку зренья -/ И букет обеспечен. Хватает в июне цветов!» [16]. Так, номинации цветов актуализируют значимость для русского народа такого времени года, как лето, что особенно важно для жителей деревень. Этот сезон ознаменован теплом, полевыми работами, взращиванием и сбором урожая. Следует отметить, что василек редко встречается в славянском фольклоре, особенно его избегают в обрядовых народных песнях. Д.С. Лихачев отмечает существование возможного запрета, связанного с этим цветком: «Рублевское сочетание - васильки среди спелой ржи. А может быть, голубое небо над полем спелой ржи? Все-таки васильки - сорняк, и сорняк слишком яркий, густо-синий, не такой, как в
рублевской «Троице». Крестьянин не признает васильки своими, и рублевский цвет не синий, а скорее небесно-голубой» [21]. У В.А. Солоухина мы встречаем противоположное мнение, в его поэзии василек - крестьянский цветок: «А может быть,/ Во ржи крестьянской сирый василек» [16]. Автор изображает василек не только как полноправную составляющую мира земледельцев, но и как хрупкое, нежное существо, нуждающееся в любви, заботе, обладающее полным правом на полноценную жизнь.
Таким образом, можно подытожить, что василек в творчестве В.А. Солоухина - репрезентант деревенского пейзажа, русского поля, в образе василька сосредоточены черты, присущие дикорастущей, нерукотворной природе. Следует отметить, что в русскую литературу он пришел не из фольклора, а из западной романтической традиции.
Обратимся к одуванчику, о котором автор отзывается с особой любовью. Здесь показательно, стихотворение «Цветы», где говорится, что все цветы подчинены одуванчику: «Какой цветок я больше всех люблю, - / Пожалуй, назову я одуванчик» [16], «Но чем-то/ Мне одуванчик ближе всех цветов./ За то, во-первых, что вполне подобен солнцу» [16], «За то его люблю, что вечно жмется к людям» [16], «Мой старый, добрый друг,/Наивный одуванчик...» [16]. Наименование одуванчик входит в подгруппу «Дикорастущие породы», которая выступает одной из составляющих ЛСГ «Наименования цветочных растений», употребляется в стихотворениях 7 раз, что составляет 7,5% к числу репрезентантов в группе, 2,3% - к общему числу репрезентантов. Эта лексическая единица является исконно русской. Отметим, что данный цветок может расти не только на полях, лугах или лесных опушках, но и в местах поселения людей. Одуванчик - приставочно-суффиксальное производное лексемы дуть, назван так за свойство семянок разлетаться от малейшего дуновения ветра [20].
Так, можно заключить, что только одуванчик из цветущих растений обладает способностью приближаться к небу. В творчестве В.А. Солоухина этот цветок в равной степени принадлежит небу: «За то, во-первых, что вполне подобен солнцу./ Как будто солнце четко отразилось/ В бесчисленных осколочках зеркальных» [16] и людям: «За то его люблю, что вечно жмется к людям,/ Что он растет у самого порога,/ У старенькой завалинки, у прясла/ И самый первый тянется к ручонкам/ Смеющегося радостно ребенка,/ Впервые увидавшего цветок» [16]. Здесь примечательна цветопись: желтый, золотой цвет этого растения сопоставим с солнцем, этот колоратив традиционно связывают с весельем, озорством, доказательством чего служит фразеологизм золотая пора, обозначающий юный возраст, годы без забот. Стихотворение «Цветы» также является автобиографичным, о чем свидетельствуют строки: «За то, что сам я сорок лет назад,/ Когда пришла пора увидеть землю,/ Когда пришла пора увидеть солнце,/ Увидел не тюльпаны, не нарциссы,/ Не ангельские глазки незабудок,/ Не маков сатанинское горенье,/ А одуванчик» [16], как известно, автор был рожден 14 июня.
При описании одуванчика автор прибегает к языковым приемам: он награждает этот цветок эпитетами скромный, маленький, добрый, наивный; сравнивает с солнцем; использует олицетворение: одуванчик жмется к людям, тянется к ручонкам; наполняет его жизнью, солнцем, горечью, медом, теплом, добротой; называет старым, добрым другом. Привлечение в сферу метафоричности наименований человеческих жестов и телодвижений имеет реальную основу в движении одуванчика. Можно заключить, таким образом, что для автора это растение подобно человеку, близкому, родному. Кроме того, в этом цветущем растении заключена сама жизнь, преумноженная после смерти одного из представителей: «Срывал я солнце голыми руками./ Легко сдувал пушистые головки./ И опускались легкие пушинки/ На землю,/ Чтобы снова расцвести» [16].
Так, одуванчик играет большую роль в жизни автора, поскольку цветок связан с местом и временем рождения писателя. Это, скорее, личная симпатия, поскольку, кроме данного стихотворения, во всей лирике фитолексема одуванчик употребляется достаточно редко, в основном при перечислении разных дикорастущих цветов. Однако следует отметить, что В.А. Солоухин не отступает от традиционных представлений, где одуванчик символизирует жизнь и имеет неразрывную связь с солнцем.
Как видим, номинации дикорастущих цветов, такие как ромашка, василек, одуванчик активно функционируют в лирике В.А. Солоухина, соотносясь с понятием любви. Наименования цветущих растений выступают одним из значимых фрагментов как солоухинской картины мира, так и языковой картины мира русского народа. Данные лексикографии и лирика исследуемого автора позволяют сделать вывод о том, что данный фрагмент действительности не ограничивается только словесным изображением, на него накладываются ассоциативные, сочетаемостные и фразеологические смыслы.
Несмотря на малую частотность употребления всех репрезентантов культурных пород цветочных растений, следует отметить особое отношение автора к наименованию роза, которое употребляется в стихотворениях 11 раз, что составляет 11,8% к числу репрезентантов в группе «Наименование цветочных растений», 3,6% - к общему числу репрезентантов. Полагаем, что такая частота обращения к наименованию цветка роза обусловлена тем, что единственную любовь писателя звали Роза, откуда и возникают ассоциации имени жены с цветком.
Лексема роза не имеет в России фольклорной традиции, однако, как отмечает Н.А. Шабанова, она пришла в русскую поэзию с большим арсеналом устойчивых символических ассоциаций, сформированных мировой культурой [22]. Любое упоминание в поэтическом контексте о розе ведет к актуализации культурной ассоциации.
В лирике В.А. Солоухина в процессе функционирования символического образа розы отразилась вся история русской поэзии. Например, продолжая традицию поэзии XVIII и XIX веков, автор напоминает о связи розы с радостью, любовью, наслаждением, красотой: «Не написал другой ее портрет?/ Воспеты розы, вина, свадьбы, сады -/ Полдневный труд под солнцем не воспет» [16], но в то же время он противопоставляет наслаждениям, связанным в том числе с розой, тяжкий крестьянский труд, который, по мнению автора, необходимо прославлять наряду с удовольствиями, поскольку он способен приносить даже большее человеческое удовлетворение, чем праздный уклад.
Также В.А. Солоухин литературную деятельность считает не менее трудоемкой, о чем он говорит в «Венке сонетов». При описании творческого акта - создания венка сонетов - автор прибегает к сравнению сонета и земных цветов, в числе которых находится роза: «К тебе придет классический сонет -/ Вершина формы строгой и чеканной./ Вершина формы строгой и чеканной -/ Земной цветок: жасмин, тюльпан, горец,/ Кипрей и клевер, лилии и канны,/ Сирень и роза, ландыш, наконец» [16], то есть поэт уподобляется земледельцу/садовнику. В намерении выращивать «Тончайшего искусства образец» [16] несложно угадать вольтеровскую максиму: «Каждый должен возделывать свой сад». В.А. Солоухин, на наш взгляд, уподобляет лирическое произведение цветам, а свое творчество называет букетом, подаренным Родине.
Другим примером отражения в лирике В.А. Солоухина литературных предшественников служит символизм поэтов Серебряного века, в творчестве которых традиционное любовное функционирование символа роза несколько изменилось, но не утратилось полностью. Здесь примечательны слова А.Н. Веселовского: «роза и лилия как-то затерялись среди экзотической флоры современной поэзии, но еще не увяли, и по-прежнему служат тем же целям символизма, выразителями которого были в течение веков» [23]. В.А. Солоухин напоминает о традиционной важности, приписываемой этому цветку, но в то же время переносит центр тяжести на другие экзотические растения, о которых до поэзии Серебряного века практически не упоминалось, например кактус: «А если розы любишь ты,/ Ну что ж, не обессудь!/ Мои колючие цветы -/ Не приколоть на грудь» [16] или говорит о том, что цветы, возводимые традицией в культ, уже надоели. Лирический герой ощущает их ценность и не собирается ее порочить, но сейчас их важность не столь высока, они уже пресноваты: «Я не брошу камня в одуванчик и розу,/ Они прекрасны и не виноваты,/ Как жасмин,/ Как лилии на зеркале черной реки./ Но с некоторых пор вы поймете,/ Что для вас пресноваты/ листочки,/ цветочки,/ стебельки,/ лепестки» [16].
Как отмечалось выше, роза воспринимается поэтами начала XX века, прежде всего, как символ любви. Вслед за символистами В.А. Солоухин стремится к поэтической детализации этого цветка, где при его описании особое внимание уделяется видам и цветообозначениям: «Ах, мечтатели мы!/ Мало было нам розовой розы,/ Сотворили, придумали, вывели наугад/ Белых, чайных, махровых,/ Багровых, янтарных и черных,/Желтых, словно лимон,/И пурпурных, как летний закат./ Мало!/ Здесь подбираемся к сути мы,/ К человеческой сути, что скромно зовется мечтой./ Мусор - белые розы,/ Черные розы - убожество./ Хорошо бы добиться,/ Чтоб роза была/ Голубой!» [16]. Неудивительно, что человек стремится к созданию именного голубой розы, поскольку этот колоратив вносит семантику неба. В основе использования этого цвета лежит особое к нему отношение в христианстве. П. Флоренский, анализируя символику цвета в иконописи, сделал вывод, что именно голубой цвет означает божественную премудрость и является символом духовной чистоты и целомудрия; голубизна символизирует присутствие божества в мире через его творчество, через его силы [24]. С помощью этих деталей с одной стороны поэт не отрицает человеческого стремления к истине, духовной чистоте, но с другой стороны показывает человеческую жадность, неумение и нежелание насладиться природной красотой, ее дарами, отсюда наблюдаем недосягаемость мечты, заключающейся в стремлении превзойти природу. Здесь видим очередную отсылку к классической традиции, где с легкостью
можно узнать тургеневского Евгения Базарова, для которого природа - творческая лаборатория. Но В.А. Солоухин считает это в корне неверным, поэт во всем своем творчестве пропагандирует идею гармоничного сосуществования человека и природы, где один является частью другого.
Таким образом, можно заключить, что наиболее поэтизирована В.А. Солоухиным из культурных цветочных растений роза - в современном восприятии царица цветов. Частое введение в текст стихотворений данной фитолексемы связано с именем жены писателя. Тем не менее, появление данного образа в поэтической картине мира В.А. Солоухина - это не только, отсылка к имени жены, но и продолжение литературной традиции как Золотого, так и Серебряного веков. Описание розы отличается у поэта профессиональной точностью, включая не только цветопись, но и видовые характеристики, с помощью которых он передает разнообразие сортов растения, его символические значения, среди которых особое место занимает семантика неба. Можно с уверенностью говорить, что с розой у В.А. Солоухина связаны представления о красоте, любви, удовольствии, творческом увлечении.
На наш взгляд, можно утверждать, что частота употребления фитонимов определенного типа (садовые/полевые цветы) и их функции в тексте опосредованы не только особенностями национальной культурной картины мира, но и индивидуально-авторскими предпочтениями.
Библиографический список
1. Русские пословицы и поговорки; под ред. Аникина В.П. М.: Художественная литература, 1988. 431с.
2. Суперанская А.В. Общая теория имени собственного / А.В. Суперанская. М.: Наука, 1973. 366 с.
3. Буслаев Ф.И. Исторические очерки русской народной словесности / Ф.И. Буслаев. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2011. 426 с.
4. Писарская Т.Р. К определению понятия установки культуры в лингвокультурологии (на материале паремий) / Т.Р. Писарская, Н.Е. Якименко // Сборник научных статей XXVII Международной научно-практической конференции; под общ. ред. М.В. Пименовой. СПб., 2017. 366 с.
5. Доманский В.А. Дендронимы в творчестве С. Есенина / В.А. Доманский // Есенинская энциклопедия: Концепция. Проблемы. Перспективы: материалы Международной научной конференции, посвященной 111-летию со дня рождения С. А. Есенина. Рязань, 2007. С. 189-200.
6. Подольская Н.В. Словарь русской ономастической терминологии / Н.В. Подольская. М.: Наука, 1978.
201 с.
7. Исаев Ю.Н. Фитонимы как составная часть языковой картины мира / Ю.Н. Исаев // Вестник Чувашского университета. Лингвистика. Чебоксары, 2012. С. 228-231.
8. Алешина Е.К. Исследование наименований растений и национальная языковая картина мира: к постановке проблемы / Е.К. Алешина // Вестник НГУ. Серия: История, филология. 8 (2): 34-37. М., 2009.
9. Арьянова В.Г. Словарь фитонимов Среднего Приобья: в 2 т. Т.1 А-К. / В.Г. Арьянова. Томск: Издательство государственного педагогического университета.144 с.
10. Дьяченко Ю.А. Фитонимическая лексика в художественной прозе Е.И. Носова: дис. ... канд. филол. наук / Ю.А. Дьяченко. Курск: Курский государственный университет, 2010.
11. Летова А.М. Семантические особенности фитонимов в русском языке: дис. ... канд. филол. наук / А.М. Летова. М., 2021. 198 с.
12. Рубцова О.Г. Сакральные фитонимы как отражение религиозных представлений: сопоставительный аспект / О.Г. Рубцова // Вестник ТвГУ. Серия: Филология (4). 2019. С.93-99.
13. Забылин М. Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия / М. Забылин; собр. М. Забылиным. М.: Эксмо, 2002. 438 с.
14. Будилович А.С. Несколько замечаний об изучении славянского мира /А.С. Будилович. СПб., 1978. 54 с.
15. Ермолов, А.С. Русский народ. Календарь народных примет / А.С. Ермолов. М.: ЭКСМО, 2005. 254 с.
16. Солоухин В.А. Собрание сочинений в десяти томах: в 2 т. Т.1 / В.А. Солоухин. М.: Голос, 1995. 688 с.
17. Шанский Н.М. Краткий этимологический словарь русского языка; под ред. С.Г. Бархударова. М.: Просвещение, 1975. 543 с.
18. Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русскогоя зыка: в 2 т. Т.1. М.: «Русский язык», 1999. 624 с.
19. Русский ассоциативный словарь. Прямой словарь: от стимула к реакции. Ассоциативный тезаурус современного русского языка. Часть 3.; под ред. Ю.Н. Караулова, Ю.А. Сорокина и др. М.: ИРЯ РАН, 1996. -212 с.
20. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. / М. Фасмер. СПб.: Азбука, 1996.
21. Лихачев Д.С. Заметки о русском / Д.С. Лихачев. СПб., 1987.
22. Шабанова Н.А. Традиционное и индивидуальное в семантической структуре сим вола (на материале символа роза в русской поэзии): дис. ... канд. филол. наук / Н.А. Шабанова. Саратов, 2000. С. 11.
23. Веселовский А.Н. Из поэтики розы / А.Н. Веселовский // Избранные статьи. Л., 1939. - С.139.
24. Флоренский П. Столп и утверждение истины: в 2 т. Т.1 / П. Флоренский. М., 1990. С. 552.
References
1. Russian proverbs and sayings; ed. Anikina V.P. M.: Fiction, 1988. 431s.
2. Superanskaya A.V. General theory of proper name / A.V. Superanskaya. M.: Nauka, 1973. 366 p.
3. Buslaev F.I. Historical essays on Russian folk literature / F.I. Buslaev. M.: Book house "LIBROKOM", 2011.
426 p.
4. Pisarskaya T.R. On the definition of the concept of culture in linguoculturology (on the basis of proverbs) / T.R. Pisarskaya, N.E. Yakimenko // Collection of scientific articles of the XXVII International Scientific and Practical Conference; under total ed. M.V. Pimenova. SPb., 2017. 366 p.
5. Domansky V.A. Dendronyms in the work of S. Yesenin / V.A. Domansky // Yesenin Encyclopedia: Concept. Problems. Prospects: Proceedings of the International Scientific Conference dedicated to the 111th anniversary of the birth of S. A. Yesenin. Ryazan, 2007. S. 189-200.
6. Podolskaya N.V. Dictionary of Russian onomastic terminology / N.V. Podolskaya. M.: Nauka, 1978. 201 p.
7. Isaev Yu.N. Phytonyms as an integral part of the language picture of the world / Yu.N. Isaev // Bulletin of the Chuvash University. Linguistics. Cheboksary, 2012, pp. 228-231.
8. Aleshina E.K. The study of plant names and the national language picture of the world: to the formulation of the problem / E.K. Aleshina // Bulletin of NGU. Series: History, Philology. 8(2):34-37. M., 2009.
9. Aryanova V.G. Dictionary of phytonyms of the Middle Ob region: in 2 volumes. V.1 A-K. / V.G. Aryanov. Tomsk: Publishing House of the State Pedagogical University. 144 p.
10. Dyachenko Yu.A. Phytonymic vocabulary in the artistic prose of E.I. Nosov: dis. ... cand. philol. Sciences / Yu.A. Dyachenko. Kursk: Kursk State University, 2010.
11. Letova A.M. Semantic features of phytonyms in Russian: dis. ... cand. philol. Sciences / A.M. Letov. M., 2021. 198 p.
12. Rubtsova O.G. Sacred phytonyms as a reflection of religious ideas: a comparative aspect / O.G. Rubtsova // Bulletin of TVGU. Series: Philology (4). 2019. P.93-99.
13. Zabylin M. Russian people. His customs, rituals, legends, superstitions and poetry / M. Zabylin; coll. M. Zabylin. M.: Eksmo, 2002. 438 p.
14. Budilovich A.S. A few remarks on the study of the Slavic world / A.S. Budilovich. SPb., 1978. 54 p.
15. Ermolov A.S. Russian people. Calendar of folk signs / A.S. Ermolov. M.: EKSMO, 2005. 254 p.
16. Soloukhin V.A. Collected works in ten volumes: in 2 volumes. V.1 / V.A. Soloukhin. M.: Voice, 1995. 688 p.
17. Shansky N.M. Brief etymological dictionary of the Russian language; ed. S.G. Barkhudarov. Moscow: Education, 1975. 543 p.
18. Chernykh P.Ya. Historical and etymological dictionary of the modern Russian language: in 2 volumes. T.1. M.: "Russian language", 1999. 624 p.
19. Russian associative dictionary. Direct dictionary: from stimulus to response. Associative thesaurus of the modern Russian language. Part 3.; ed. Yu.N. Karaulova, Yu.A. Sorokina and others. M.: IRYA RAN, 1996. - 212 p.
20. Fasmer M. Etymological dictionary of the Russian language: in 4 volumes / M. Fasmer. St. Petersburg: Az-buka, 1996.
21. Likhachev D.S. Notes on Russian / D.S. Likhachev. SPb., 1987.
22. Shabanova N.A. Traditional and individual in the semantic structure of the symbol (on the material of the rose symbol in Russian poetry): dis. ... cand. philol. Sciences / N.A. Shabanova. Saratov, 2000, p. 11.
23. Veselovsky A.N. From the poetics of the rose / A.N. Veselovsky // Selected Articles. L., 1939. - P.139.
24. Florensky P. Pillar and affirmation of truth: in 2 vols. Vol. 1 / P. Florensky. M., 1990. S. 552.
