CC BY
377
ствия в Риме. Римская культура и латинский язык создавали возможности для преодоления языкового барьера в империи, для заимствования тех или иных культурных форм. В результате языковой политики Рима расширялось использование латинского языка, который транслировал культурные ценности и воспроизводил культурные образцы, заимствованные в Греции, вводил в область иной логики, при этом, безусловно, создавались определенные социальнополитические условия, которые вынуждали население изучать латинский язык. Данная языковая политика способствовала реше-
нию определенных задач в ходе межкуль-турной коммуникации населения метрополии и провинций.
Распространению латинского языка способствовала завоевательная политика Рима и создание образовательных учреждений на колонизированных территориях. Посредством образования язык распространялся и в письменной, и устной формах. Устный язык распространялся как литературно-нормативный, так и разговорный, являясь единым языком межкультур-ного общения целостного культурного пространства.
Список литературы
1. Елизарова Г. В. Культура и обучение иностранным языкам. СПб.: КАРО, 2005. 352 с.
2. Жизнь империи во второй половине I - начале II в. н. э. URL: http://www.designw.ru/ rummaggi.html (дата обращения: 12.05.2010).
3. Кнабе Г. Избранные труды. Теория и история культуры. М.; СПб.: Летний сад; М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2006. 1200 с..
4. Кокшаров Н. В. Взаимодействие культур: диалог культур. URL: http://credonew.ru/content/ view/352/28 (дата обращения: 19.04.2010).
5. Культура поздней республики. URL: http://paxromana.narod.ru/ Rim/Kulter2/Kulter.html (дата обращения: 12.05.2010).
6. Машкин Н. А. Принципат Августа. Происхождение и социальная сущность. М.-Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1949. 685 с.
7. Межуев В. М. Идея культуры. Очерки по философии культуры. М.: Прогресс-Традиция, 2006. 408 с.
8. Садохин А. П. Введение в теорию межкультурной коммуникации. М.: Высш. шк., 2005. 310 с.
9. Утченко С. Л. Древний Рим. События. Люди. Идеи. М.: Наука, 1969. 324 с.
10. Durant W. Caesar and Christ. A History of Roman Civilization and of Christianity from their beginning to A. D. 325. New York, 1944. P. 752.
УДК 10 ББК Ю 2
Е. В. Артюшенкова Философское осмысление феномена «чтения»
В статье автор дает обобщающий обзор представлений философов античности о феномене чтения, знании, понимании и интерпретации текстов. Каждая эпоха формировала свое отношение к чтению как многомерному понятию, обусловленное конкретно-историческим движением философской мысли. Чтение для любого философа является не просто способом постижения себя и мира, но и формой сакрализации текста. В соответствии с историко-философским процессом в меняющихся моделях чтения философы предлагают свой подход к пониманию и интерпретации текста.
Ключевые слова: чтение, знание, понимание, интерпретация, текст, книга.
E. V. Artushenkova
Philosophical review of the phenomenon "reading"
In the article the author gives the generalized review of the antique philosophers' points about phenomenon "reading", knowledge, comprehension and interpretation of texts. Particularly every epoch has it's own attitude to reading as a multistructural notion, depended on the philosophical conceptions of every time. Reading is not only the way of exploring the world and self-consciousness but the means of sacralization of text. According to the historical and philosophical process in changing reading models philosophers offer ther specific approach to comprehension and interpretation of the text.
Keywords: reading, knowledge, comprehension, interpretation, text, book.
Каждая эпоха формировала свое представление о механизмах и способах чтения. Элементарные навыки чтения, присущие любому грамотному человеку, являются основой для многоаспектного, творческого процесса, который мы и подразумеваем под чтением. Еще древние греки писали о значимости чтения для человека: «Он неграмотен: не умеет ни читать, ни плавать». В любом обществе чтение рассматривается как технология интеллектуального развития, способ обретения культуры, посредник в общении, средство для решен ия сложных жизненных ситуаций.
Проблемы определения места книги и чтения в жизни человека и общества волновали мыслителей всех времен. Первые попытки философского осмысления чтения как феномена духовной жизни встречаются уже у мыслителей Древнего Китая и античности (Конфуций, Лао-Цзы, Чжуан-Цзы, Сократ, Платон, Сенека), в средневековой социально-гуманитарной мысли духовно-сакральные аспекты чтения и основы его психологического механизма затрагивались П. Абеляром, А. Аврелием, Г. Богословом, Г. Нисским, Оригеном, И. С. Эриугеной. В эпохи Ренессанса и Нового времени духовно-гуманистические аспекты чтения как способа интеллектуального развития личности нашли отражение в трудах Л. Бруни, Ф. Бэкона, Т. Гоббса, Р. Декарта, Я. А. Коменского, Дж. Локка, М. Монтеня, Д. Юма. В эпоху Просвещения в работах Вольтера, И. Гердера, П. Гольбаха, Д. Дидро, Ж.-А. Кондорсе, Г. Лессинга, Ш. Монтескье и др. просветителей обосновывается приоритетность социальногражданских функций чтения.
1. Древневосточная философия. Китайская мудрость гласит: «Тот, кто искусен в чтении, вкушает радость познания, не отбрасывая «верши и силков». Тот, кто искусен в созерцании, прозревает тайны сердца и духа, не отворачиваясь от видимых образов».
По мнению Н. А. Стефановской, первые социальные модели чтения сформировались в рамках древнейших восточных социумов (Индия, Китай) как элитная сакрально-медитативная практика духовного самосовершенствования, доступная лишь ограниченному кругу лиц. Одной из ведущих тенденций с самого начала распространения читательской практики стало ее расслоение на бытовое, утилитарное чтение, предполагающее наличие элементарных навыков и уровня грамотности, и духовно-возвышающее, которое и считалось собственно чтением и выступало статусной характеристикой элитных слоев общества [12, с. 18].
Восточные философы сравнивали чтение со знанием и учением. По преданию, Конфуций впервые в истории Китая открыл частную школу. Он учил чтению и письму, толкованию древних книг, преданий, западночжоуских обрядов, но главным предметом было преподавание норм морали, методов «самоусовершенствования благородного мужа».
Конфуцианство занималось моральным поучением людей, особенно молодежи. «Молодые люди, - наставлял Конфуций, -должны дома проявлять почтительность к родителям, а вне его - уважительность к старшим, серьезно и честно относиться к делу, безгранично любить народ и сбли-
жаться с человеколюбивыми людьми. Если после осуществления всего этого у них останутся силы, их можно тратить на чтение книг» [5, с. 141].
Конфуций, подчеркивая значение учения, подходит к идее о диалектической связи учения и мышления. Он считал, что «учиться и не размышлять - напрасная трата времени; размышлять и не учиться - губительно» (Лунь юй, гл. 2), т. е. необходимо соединение с мышлением. Чтение книг без обдумывания прочитанного не приносит никаких результатов, а мышление без чтения книг только утомляет.
Итак, отношение к чтению определяется как способ духовного самосовершенствования, творческого развития личности.
2. Античность - это эпоха чтения и учения вслух, эпоха доминирования устных текстов в отсутствии книгопечатания и массового обучения, с одной стороны, и распространенности коллективных мероприятий (мифологически-праздничных мистерий либо политически-судебных дискуссий) - с другой. Согласно античному восприятию, «человеческий голос, изначально выразивший мысль в слове и однажды разрешивший ее «немоту», немеет сам, застывая в «теле» книги, чтобы снова звучать при чтении книги» [2, с. 207].
В диалоге Лукиана (древнегреческий писатель) из Самосаты «Неучу, который покупал много книг» (II век) [7, с. 421-424] сообщается об обычае читать вслух, чтобы лучше вникать в смысл (во многом по причине отсутствия знаков пунктуации и даже разделения слов), и при этом сообща, поскольку книг было немного.
Пифагор и Сократ предпочитали вести устную речь в виде бесед и диалогов. Древнегреческий философ Сократ ничего не писал, считая, что только живая речь может правильно выразить мысль. Здесь перед нами предстает особый интеллектуальный тип философа как ученого («не книжника»). По словам С. С. Аверинцева: «Мыслитель, принадлежавший к типу «мудреца», мог всю жизнь беседовать с людьми, с природой, с собственными мыслями, совсем редко беря в руки свиток; но умственный труженик, принадлежавший к типу «ученого», не мог уклониться от регулярного общения с книгами» [2, с. 208].
Платон определяет процесс познания как искусство вести устную речь, пробуждая воспоминания. В истории философии Платон весьма низко оценивал функции письма, трактуя его как служебный компонент языка, как вспомогательную технику запоминания - hypomnesis. Платон все же, в отличие от Сократа, основные идеи отражал в письменной форме, известных диалогах - высокохудожественных философских сочинениях. Так, в диалоге «Федр» он размышляет о «живой и одушевленной речи знающего человека, отображением которой справедливо можно назвать письменную речь» [9, с. 249]. Платон утверждал приоритет звучащего слова, интонируемого Логоса.
В «Теэтете» Платон делит тексты на две группы. К первой относятся тексты, в которых запечатлена истина, а ко второй -тексты ложные, а потому бесполезные и даже опасные для людей. Платон здесь подводит нас к мысли о том, что ложь вредна, поскольку «говорит о несуществующем как существующем» [13, с. 260]. Ложные тексты в известном смысле материализуют ложные ощущения, которые возникают у нас в душе. Именно поэтому Платон резко отрицательно отзывался о деятельности софистов: последние, не принимая во внимание содержание, учат формальным правилам речевого искусства, и тем самым помогают создавать тексты правильные по форме, но неверные по содержанию.
По Аристотелю, речь непосредственно передает представления души; письмо же всего лишь выражает то, что уже заложено в речи, в голосе.
Пренебрежительное отношение к письму было концептуально сформулировано у Аристотеля, он также считал, что устная речь ближе к разуму. По выражению французского философа Деррида, «для Аристотеля слова сказанные являются символами мысленного опыта, тогда как письменные знаки есть лишь символы слов произнесенных. Голос, производящий «первые символы», состоит в сущностной и интимной связи с разумом... Письменный означа-тель, по Аристотелю, всегда лишь техничен и репрезентативен, он не имеет конструктивного значения» [10, с. 572].
Римский философ, стоик Сенека в «Нравственных письмах к Луцилию» (пись-
мо 2) отмечает необходимость избирательности чтения: « Во множестве книги лишь рассеивают нас. Поэтому, если не можешь прочесть все, что имеешь, имей столько, сколько прочтешь, - и довольно. «Но, - скажешь ты, - иногда мне хочется развернуть эту книгу, иногда - другую». - Отведывать от множества блюд - признак пресыщенности, чрезмерное же разнообразие яств не питает, но портит желудок. Потому читай всегда признанных писателей, а если вздумается порой отвлечься на другое, возвращайся к оставленному» [11].
Сенеке также присуще умение отмечать существенное: «Если прочтешь что-либо, то из прочитанного усвой себе главную мысль. Так поступаю и я: из того, что я прочел, я непременно что-нибудь отмечу», умение конспектировать: «Что приобретается при чтении посредством пера - превращается в плоть и кровь» [11].
Другой римский философ Эпиктет, проповедавший идеи стоиков, основной смысл учений которых сводился к понятию добродетели, имел свое представление о значении чтения в жизни человека. Если выбирать между чтением книг и благодеянием человеку, то последнее должно перевешивать: «Чтение книжки не есть дело, а приготовление к делу. Когда представляется случай делом помочь человеку, то следует, не задумываясь, отложить чтение даже самой хорошей и полезной книги». Чтение книги должно быть не для себя, так как это «...праздно и суетно», а для служения людям, для дальнейшего применения прочитанного в жизни: «Мы никогда не стали бы досадовать на то, что нам мешают читать, если бы всегда читали книги для того, чтобы выучиться лучше жить. Для этого только и стоит читать книги» [16].
Итак, накопление философией объема знаний, разработка инструментария мышления, изменения общественной жизни обусловили негативное отношение к написанной речи и высоко ценимое искусство красноречия.
3. Философия Средневековья (христианская апологетика) в отличие от античности характеризуется «чтением про себя».
Чтение было представлено как общение с Богом и миром через текст, а слово -универсальный инструмент творения, откровения и понимания.
Всякое явление природы есть текст, созданный рукою Творца и переданный человеку для прочтения. Человек, читающий книгу Бытия, таким образом, уже в самом акте чтения становится сопричастен, подо-босущен Божеству.
Для христианской культуры характерен культ Слова Бога, записанного пророками в Библии. Идея «Книги жизни» запечатленная в сердцах верующих, сакральном тексте Библии, в текстах и проповедях отцов церкви, пронизывает все христианское учение. Поэтому и герменевтика - искусство интерпретации текстов (Библии и отцов церкви) - становится ядром средневековой культуры. В христианстве весь мир, в том числе и природа, вторичен относительно Слова Божьего. Природа - это символическое бытие, воплощение, причем низшая форма реализации воли и творческой мощи Бога, темное и непрозрачное воплощение Слова Божьего.
К концу Средневековья выделяется три ведущих линии отношения к книге и чтению:
1) доминирующая сакральная (чтения как постижения божественного откровения);
2) комментаторская (выражающая ослабленную сакральность);
3) светская, критическая (отражающая возникновение скрытой альтернативы сакральному отношению к тексту). Таким образом, одной из тенденций Средневековья становится появление альтернативных, оппозиционных моделей чтения [12, с. 18].
Так, например, крупнейший представитель средневековой философии Августин, разрабатывая теорию о гармонии веры и разума, выступает с требованием признания отношения к религии: понятийнорационального (логического мышления, достижения наук и философии) и нерационального (авторитета «Священного писания» церкви, эмоций и чувств). Намек на это мы находим в следующей цитате Августина: «Мы учимся не посредством слов, внешним образом звучащих, а от внутренним образом учащей истины» [4, с. 322-323].
Пьер Абеляр отождествлял Христа с Логосом: «Сам Господь Иисус Христос побеждал иудеев в частых спорах их клевету как писанием, так и раздумьем, доказатель-
ством укрепить веру в себя не только могуществом чудес, но особенно силой слов» [1, с. 802].
Итак, в эпоху Средневековья через чтение «про себя» происходит общение и постижение Бога. Книга становится символом «откровения», ее чтение становится символом приобщения к сокровенной, трансцендентной тайне.
4. Эпоха Возрождения - период развития книгопечатания и индустриализации книжно-издательского дела, что внесло небывалую динамику в рост образованности и придало развитию языка новые внутренние стимулы.
В эпоху Возрождения, как никогда раньше, возросла ценность отдельного человека. Ни в античности, ни в средние века не было такого интереса к человеческому существу во всем многообразии его проявлений. В эпоху Возрождения впервые формируется понятие личности как таковой, выявляются попытки первичного осознания экзистенциальной направленности чтения от поверхностно-информационного восприятия текста к познанию через чтение своего внутреннего мира и мира авторов текстов. Ограниченность этих попыток заключается в том, что такая духовная деятельность не обязательно имеет следствием внутреннее изменение личности, конечным этапом чтения в большинстве случаев выступает собственно самопознание.
Так, мыслитель того времени В. Вей-гель сравнивает зрение с чтением. Если бы не было книги, я, конечно, не мог бы читать ее; но она может, пожалуй, и быть, и все же я ничего не смогу прочесть в ней, если не умею читать. Итак, книга должна быть; но сама по себе она не может дать мне решительно ничего; все, что я читаю, я должен извлечь из себя. Будь содержание книги в читателе, ему незачем было бы и читать ее. Тем не менее при чтении это содержание исходит не из книги, а из читателя [15].
Возрождение продолжило и углубило обращение к тексту с помощью комментария и интерпретации; при этом текст перестал быть символом иной, внетекстовой реальности, становясь способом понимания предшествующего, исходного текста. М. Монтень иронически, но вполне самокритично замечает: «Гораздо больше труда
уходит на перетолкование толкований, чем на толкование самих вещей, и больше книг пишется о книгах, чем о каких-либо иных предметах: мы только и делаем, что составляем глоссы друг на друга» [8, с. 360]. Самоценность чтения и письма выливается в критику текста.
Интерес вызывает и идея Монтеня о книге как продукте культуры и высшей культурной ценности. Роль книг в жизни человеческого общества, с точки зрения Мон-теня, трудно переоценить. С одной стороны в них концентрируется опыт человечества, с другой - они являются орудиями передачи знаний. Если бы книги исчезли, то темпы развития человечества замедлились бы на несколько порядков. Вполне возможно, что это стало бы началом конца человеческой цивилизации. Монтень много и подробно говорит о той роли, которую книги сыграли в его жизни. Он отмечает, что книги сопровождали его не только на отдыхе, но в военных походах, длительных путешествиях. Монтень подчеркивает, что наслаждение, испытываемое им от чтения умной книги, не может сравниться ни с чем, в том числе и с чувственными наслаждениями, которые дают тонкие вина, изысканные блюда или обладание любимым человеком. Запрещение, а тем более уничтожение книг, считает Монтень, должно быть приравнено к преступлению, а тех, кто выносит подобные вердикты, следует считать преступниками, подлежащими осуждению [14, с. 74].
Мыслители эпохи Возрождения представляют человека как свободного существа, творца самого себя и окружающего мира, в соответствии с этим чтение предстает как процесс познания себя. В отличие от других эпох чтение является не просто формой размышления и созерцания мира, а деятельного подхода к его изменению.
5. Философия Нового времени. Трансформации и изменения в социальнодуховной ситуации Нового времени обусловили возрастание значимости фактора социальной престижности чтения, формирования и оценки национального истеблишмента, в том числе и по уровню начитанности, образованности, наличию личной библиотеки.
В этот период преобладала коммуникативно-познавательная составляющая
чтения. Чтение было представлено как один из основных способов получения знаний. Вспомним известный афоризм Ф. Бэкона «Знание - сила», а также «чтение делает человека знающим, беседа - находчивым, а привычка записывать - точным». Разум рассматривается как инструмент созидания и преобразования мира. По мнению этого ученого, устранение заблуждений и предрассудков - отправная точка правильного философствования. Например, идолы театра, с точки зрения Бэкона, - заблуждения, обусловленные догматической приверженностью «авторитетам мысли». Поэтому уместным будет вспомнить его высказывание о чтении как критическом процессе: «Читай не затем, чтобы противоречить и опровергать, не затем, чтобы принимать на веру; и не затем, чтобы найти предмет для беседы; но чтобы мыслить и рассуждать» (эссе «О занятиях науками») [3, с. 464].
Философия Р. Декарта строилась на принципе сомнения. По Декарту, источником заблуждений не может быть разум сам по себе. Чтение отражает диахроническую коммуникацию с прошлыми поколениями. По мнению Р. Декарта: «Чтение хороших книг - это разговор с самыми лучшими людьми времен прошедших (авторами этих книг), и притом такой разговор, когда они сообщают нам только лучшие свои думы».
Д. Локк, как и Р. Декарт, придерживался концепции разумного человека. Чтение, которое Локк рассматривал в основном как средство для совершенствования разума, как научное занятие, где книга выполняет роль орудия знания и предмет для размышления и истолкования различных идей и взглядов, должно было, по его мнению, подчинено нескольким требованиям или принципам. «Книги и чтение считаются важными вспомогательными средствами разума и орудиями знания», но при этом нужно иметь в виду, что «ни в одной области разум не нуждается в более тщательном и осторожном руководстве, чем в пользовании книгами; без такого руководства оно может оказаться невинным развлечением, а не полезным употреблением времени, и даст нам малое прибавление знания» [6, с. 224].
Т. Гоббс в произведении «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского» вспоминает
поговорку, о том, что мудрость приобретается чтением не книг, а людей.
Итак, в философии Нового времени преобладает гносеологическая установка, в которой чтение предстает как инструмент разума и знания. В ученых кругах популярными остаются трактаты и диалоги, социально-критические нраво- и бытописания.
6. Философия Просвещения. Идеологи Просвещения высмеивали предрассудки, отвергали все прошлые авторитеты; утверждали торжество разума и закона. В центре всех философских школ, систем, течений того времени находится, как правило, активно действующий субъект, способный познавать и изменять мир в соответствии со своим разумом. Разум рассматривается в качестве источника всей субъективной деятельности человека.
Яркий представитель данного периода Вольтер исходил из понятия «естественного разума» и представления о разумной природе человека. В контексте своих идей он отмечает: «Чем более читаете, не размышляя, тем более уверяетесь, что много знаете, а чем более размышляете, читая, тем яснее видите, что знаете очень мало».
Ш. Л. Монтескье разделяет взгляды Вольтера, считая, что высший закон - это человеческий разум. По его мнению: «Никогда не следует исчерпывать предмет до того, что уже ничего не остаётся на долю читателя. Дело не в том, чтобы заставить его читать, а в том, чтобы заставить его думать».
Материалистическое решение мировоззренческого вопроса об отношении сознания к материи обусловило сенсуалистическую трактовку познавательного процесса. Например, Д. Дидро отмечает: «Чтение для ума - то же, что упражнения для тела. Люди перестают мыслить, когда перестают читать».
Однако общая позиция представителей разных философских школ и направлений эпохи Просвещения не исключала различного решения ими как мировоззренческих вопросов, так и конкретных проблем теории познания.
Один из выдающихся представителей Просвещения Ж.-Ж. Руссо подвергал критике культуру, науку, искусство, литературу,
которые лишили людей нравственности. Он желал, чтобы человек стремился к личному совершенствованию, чтобы никакая власть не могла управлять его решениями, кроме его разума. Мнение Руссо о процессе чтения крайне критическое: «Злоупотребление чтением убивает науку. Чрезмерное пристрастие к чтению создает лишь самонадеянных невежд» или «Чем меньше вы будете читать, тем тщательнее следует выбирать книги».
Кант, в свою очередь, разделял все книги на четыре группы: 1) те, которые обогащают наши знания, 2) которые содействуют моральному усовершенствованию,
3) которые содействуют усовершенство-
ванию языка и стиля и 4) которые служат предметом развлечения.
Таким образом, каждая эпоха формировала свое отношение к чтению и письму. Меняются общественные отношения, развивается научное представление о мире, определяются отношения церкви и государства, трансформируются духовно-ценностные ориентации, формируются новые философские направления - одно остается неизменным - чтение остается основой развития, обучения и воспитания личности, его мыслительной деятельности. Происходит лишь конкретизация его содержания, характера и функций.
Список литературы
1. Абеляр П. Возражение некоему невежде в области диалектики // Антология мировой философии: в 4 т. М.: Мысль, 1969-1973. Т. 1. С. 794-809.
2. Аверинцев С. С. Слово и книга // Поэтика ранневизангийской литературы. М.: Coda, 1997. 343 с.
3. Бэкон Ф. Сочинения: в 2 т. М.: Мысль, 1978. Т. 2. Ч. 4. 575 с.
4. Касавин И. Т. Миграция. Креативность. Текст. Проблемы неклассической теории познания. СПб.: РХГИ, 1998. 408 с.
5. Конфуций. Лунь Юй. Древнекитайская философия. Собрание текстов: в 2 т. М.: Мысль, 1972. Т. 1. С. 139-151.
6. Локк Д. Сочинения: в 3 т. М.: Мысль, 1985. Т. 2. 645 с.
7. Лукиан. Сочинения: в 2 т. СПб.: Алетейя, 2001. Т. 2. 544 с.
S. Монтень М. Опыты: в 3 кн. / вступ. ст. Ф. А. Коган-Бернштейн; пер. А. С. Бобович. М., Л.: Изд-во АН СССР, 1960. Кн. 3. 495 с.
9. Платон. Федон, Пир, Федр. СПб.: Азбука, 1997. 254 с.
10. Постмодернизм. Энциклопедия / сост. и науч. ред. А. А. Грицанов, М. А. Можейко. Минск: Интерпрессервис, 2001. 1040 с.
11. Сенека Луций. Нравственные письма к Луцилию. URL: http://jourfac.narod.ru/zip/9ftSeneka. zip (дата обращения: 07.06.2010).
12. Стефановская Н. А. Экзистенциально-коммуникативные основы чтения: теория, методология и методика социологического исследования: автореф. ... д-ра социол. наук. Тамбов, 2009. 41 с.
13. Теэтет. Собрание сочинений: в 4 т. / перев. Т. В. Васильева. М.: Мысль, 1993, Т. 2. 528 с.
14. Шендрик А. И. Теория культуры: учеб. пособие для вузов. М.: ЮНИТИ-ДАНА, Единство, 2002. 519 с.
15. Штайнер Р. Мистика на заре духовной жизни нового времени и ее отношение к современному мировоззрению. URL: http://www.anthroposophie.net.ru/MystikRT2.html (дата обращения: 21.04.2010).
16. Эпиктет. В чем наше благо? Избранные мысли римского мудреца. URL: http://www.sky-art. com/epictet/blago/blago00.htm (дата обращения: 19.04.2010).
