CC BY
212
ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Сер. 6. 2007. 'Вып. 4
Д. А. Миронов
ФИЛОСОФСКИЕ ВОЗЗРЕНИЯ Н. И. ПИРОГОВА
Философские взгляды Н. И. Пирогова формировались на протяжении первой половины XIX в. В этот исторический период Россия претерпела ряд социально-экономических изменений, новым явлением в общественном сознании стал секуляризм. Известный исследователь русской философии В. В. Зеньковский пишет: «Будучи носителем борьбы против Церкви, секуляризм и на Западе постоянно переходил в своеобразную "новую религию", - в пантеизм, в религиозно-философский имманентизм и даже мистицизм»1. Русский секуляризм наиболее ярко проявился в распространении модных западных течений позитивизма и материализма. Что же касается Н. И. Пирогова, то вряд ли стоит говорить о создании им философской системы и о преодолении им секуляризма в полной мере, однако можно выделить некоторые признаки такого преодоления.
Хирург, видный ученый, либеральный общественный деятель и проницательный педагог-гуманист Н. И. Пирогов снискал мировую славу еще при жизни. Однако немногим известно о последней книге Пирогова, содержащей его философские размышления, в которой автор попытался осмыслить то, как менялось его мировоззрение на различных этапах его жизни. «Вопросы жизни. Дневник врача» первоначально не предназначались для печати, однако после смерти хирурга произведение получило широкую огласку и признание, прежде всего в кругу врачей. Книга представляет собой дневниковые записи ученого, которые он делал для себя, она писалась в последние два года жизни и явилась символическим духовным завещанием, в котором Н. И. Пирогов раскрывается в необычном для себя свете как философ и религиозный мыслитель.
Мировоззрение Н. И. Пирогова на протяжении всей его долгой жизни не один раз претерпевало изменения и, в конечном счете, описало своеобразный круг, начавшись и закончившись религией. От первоначальной стихийной религиозности он перешел к последовательному позитивизму и материализму, а от него, через преодоление секулярной установки, снова вернулся к религиозному миросозерцанию, правда, уже не стихийному, а вполне осознанному. Говоря об эволюции философских взглядов знаменитого врача, следует отметить, что Н. И. Пирогов получил блестящее медицинское образование, пройдя несколько продолжительных стажировок в странах Западной Европы. Несмотря на то, что он не получил специального философского образования, молодой ученый рано стал проявлять интерес к философским проблемам. Воспитанный в традициях естествознания, он постепенно отошел от господствующих мировоззренческих тенденций естествоиспытателей, находившихся под сильным влиянием позитивизма и материализма.
Пирогов, будучи в молодости позитивистом, на склоне лет критикует «эмпирический позитивизм» за «отвлеченные факты». Без фантазии, без отвлечения, считает он, немыслимо научное творчество: позитивизм, стремясь опираться исключительно на факты, тем не менее, значительно суживает границы познания и неизбежно вырождается в нетерпимое доктринерство. Эмпирикам не дано вырваться за пределы очерченного ими «волшебного круга» и проникнуть в «тайны природы». Пирогову же чрезвычайно интересно
О Д. А. Миронов, 2007
«заглянуть за кулисы эмпирической сцены», - он не может и не хочет искоренять в себе это желание. Никакой опыт, никакие опытные факты не в состоянии постигнуть «тайны жизни». «Да как бы глубоко ни проникали внутрь организма опыт и наблюдение внутрь самой натуры им вход запрещен»2. Понятия отвлечение и тайна представляют для него существенный интерес и позволяют расширить границы, обозначенные позитивизмом. Именно тайна жизни завораживает Н. И. Пирогова и является своеобразной исходной точкой его последующих метафизических построений. «Мы всякий день видим, как родятся дети и животные, как выводятся цыплята из яиц, и мы так привыкли к жизни, что можем думать, будто мы сами даем жизнь другим существам (так думают, пожалуй, и многие); не мудрено поэтому, что жизнь нам кажется вовсе не тайной, а простым, обыденным делом»3. Вновь и вновь он повторяет, что жизнь достойна каждодневного удивления и восхищения: «Мы привыкли с самой колыбели к жизни, и смотрим потому на жизнь и на свет как на обыкновенные, вседневные вещи; это, конечно, наше счастье, хотя легкомысленное и пошленькое счастье»4.
Развивая свою мысль, Н. И. Пирогов доходит до непосредственной критики эмпиризма. «Чистый опыт» есть нелепость. Психическая жизнь человека представляет собой единое целое, разделение ее на мысли и чувства, фантазии и ум и прочее лишь условно. Отсутствие мысли приводит к неизбежному отсутствию чувственного опыта, а за неимением фантазии нет творческой научной мысли. Крайних эмпириков он называет «худшими из фантазеров». Если глубоко, внимательно и непредвзято изучать действительность, то станет ясно, что никакие опытные открытия не заслоняют тайны и чуда жизни.
Критикуя позитивизм, Н. И. Пирогов высказывает идею, которую С. Л. Франк назвал «гносеологическим открытием, и которой он на десятилетия предваряет итоги современной феноменологии»5. С. Л. Франк, реконструируя мысль Н. И. Пирогова, формулирует ее так: «ходячий эмпиризм есть сенсуализм». Эмпиризм понимает под непосредственными данными, под очевидным - неустранимый «факт», который в основе своей есть ощущение, доставляемое органами чувств. Н. И. Пирогов, напротив, считает, что в основе всех чувственных данных лежат «отвлеченные факты». «Вселенная, жизнь, сила, пространство и время - все это - как бы их назвать? - назову: отвлеченные факты»6. Отвлеченными эти факты являются потому, что не сводятся к данным чувств, а, напротив, в своей основе несут «неизмеримое и безграничное». «Вероятно, наш мозговой ум доходит до всех этих отвлеченных понятий о пространстве, времени и т. п. путем эмпирическим, чрез ощущения наружными чувствами. Но то не эмпиризм, когда мы, всегда и везде видящие и ощущающие границы пространства, начинаем помышлять о безграничном»7. Значит, есть некая подмена того, что понимается под фактом. «Мы роковым образом, неминуемо, не видя и не ощущая неизмеримого и безграничного, признаем фактическое его существование; вот не факт существует также фактически, как и факт; и в существовании безграничного и безмерного мы гораздо более убеждены, чем был Колумб в существовании Америки до ее открытия. Разница только в том, что мы нашу Америку никогда не откроем так, как он свою»8. Человек, прежде всего, сталкивается не с единичными фактами, а со «сверхпространственной» и «сверхвременной» жизнью, которая уже сама порождает все единичное.
По мнению Пирогова, сознание формируется постепенно, однако осознание первичности «бытия высшего начала» никак не следует из внешних источников. «Ощущение нашего бытия» есть сознание пространства и времени, которое не привносится внешними чувствами. Последовательный сенсуализм Пирогова заканчивается на этапе разделения «проявлений жизни» и «простого бытия». «Проявления жизни» доставляются
человеку с помощью органов чувств, «простое бытие» - сознание пространства и времени - полагается им априорными в кантовском смысле. Однако дальше признания этой априорности размышления Пирогова не идут. Остается не проясненным, каким образом сознание - «простое бытие» - постигает «бытие высшего начала». Сам Н. И. Пирогов для себя объясняет данное затруднение с помощью отсылки к «законам целесообразности и творчества». «Наш ум, находя в самых разнообразнейших проявлениях жизни свои собственные существеннейшие стремления в неизмеримо высшем размере, не может не признать первобытного и самостоятельного бытия высшего начала, действующего по тем же, как и он сам, законам целесообразности и творчества»9.
При этом Н. И. Пирогов различает понятия истины и факта, однако четко разграничить и точно определить каждое из них ему не вполне удалось. Факт - это то, «что сделано, что совершено», и в этом смысле факт должен быть чувственным и привноситься «внешними впечатлениями». Истина же - понятие более сложное, чем факт: она проистекает из «внутренних ощущений» и, по мнению Пирогова, «не требует вовсе чувственной проверки», а о снована исключительно на знании и «соображении» при участии всех других умственных способностей (памяти, фантазии). «Факт уже тем отличается от истины, что свойства его различны, а неизвестная нам сущность истины всегда одна и та же»10. То, что он понимает под «отвлеченными фактами», может быть, не совсем адекватно отражает сущность его поиска, однако назвать их истиной он не решился.
Особенную роль в поиске истины Н. И, Пирогов отводит фантазии. Когда не хватает рассудка, в познание истины вовлекается фантазия, при этом соотношение ума, рассудка и фантазии гармонично уравновешено. «Все высокое и прекрасное в нашей жизни, науке и искусстве создано умом с помощью фантазии, и многие - фантазией при помощи ума»11. Более того, эта неразлучность ума и фантазии убеждала его в «существовании бесконечного и вечного начала». Это «вечное начало» независимо от управляемой им материи.
Н. И. Пирогов окончательно порывает с позитивизмом, потому что не желает ограничивать свою мысль какими-либо рамками. «Мне не суждено быть позитивистом; я не в силах приказать моей мысли; не ходи туда, где можно заблудиться»12. Убедившись, что «опытный эмпиризм» есть сенсуализм, Н. И. Пирогов распространяет свою критику на всю сферу материализма. Материалистическое учение было известно ему очень хорошо, начиная с университетской поры. Позднее он смог объяснить свое неприятие материализма: «Прослужив верой и правдой этому направлению моей науки с лишком 50 лет, я убедился, однако же, что для человека с моим складом ума невозможно оставаться по всем занимающим меня вопросам жизни в этом одном направлении»13. Он начинает свою критику материализма с критики атомистического учения. Атомы - это такое же отвлеченное начало, как и предполагаемое им высшее начало. Зачем же, спрашивает он себя, вводить два отвлечения - не лучше ли признать, что атомы вещества всегда существовали? Атомы всегда существовали только как абстракция, как «отвлеченные начала», но никогда как чувственно данная реальность. Во времена Пирогова еще не было открыто расщепление атома и ничего не было известно о свойствах элементарных частиц, поэтому он исходил из традиционного представления о неделимости атома. Благодаря невозможности опытной (чувственной) проверки существования атомов, он зачисляет их в разряд «отвлеченных начал». Эмпирики же, по его мнению, ошибочно признают за атомами реальность и материю; из-за этого «ум впоследствии начал усматривать себя самого не только в себе, но и во всей мировой жизни»14. Пирогов в полной мере остается верен идеалистической трактовке сознания-«ума». «Ум» как орган есть совокупность атомов, однако его
проявления никак не сводятся к свойствам атомов. «Главные его проявления - мышление и творчество - согласны с законами целесообразности и причинности, ясно обнаруживаются и во всей мировой жизни без участи мозговой мякоти»15. Для Пирогова очевидно существование мышления и творчества вне и помимо мозговой деятельности человека. Этим «открытием» Н. И. Пирогов объясняет для себя, почему он не смог «остановиться на атомах». Он дает красочное описание своих представлений: творчество и мысль, соприкасаясь с материалом, будь то полотно, холст или мрамор, проникая в грубый материал, образуют как бы «орган», рождающий новую мысль в глазах зрителей. Человеческое творчество и мысль, соприкасаясь с материалом природы, вступают в такое взаимодействие, благодаря которому становится возможным «подключение» к «мировой мысли». Эта «мировая мысль» является некоей константой «мировой жизни». «Мировую мысль» и «мировую жизнь» он сравнивает с музыкальным органом, струны и клавиши которого приводятся в постоянное колебание извне, и кто-то, прислушиваясь к ним, настраивается в унисон с этой мировой гармонией и так обретает себя, входя во взаимодействие с ней. Это очень яркое и образное сравнение, сродни «музыке сфер» Пифагора. В данном контексте понятия: жизнь, сила, движение и мысль, - для Пирогова тесно переплетены и связаны в единый образ. Здесь же несколько мимоходом высказывается важная мысль о взаимодополнительности и взаимопереходе друг в друга силы и вещества. «Ум», сталкиваясь с проблемой существования вне себя неких «начал», становится перед дилеммой и должен выбрать: или признать все существующее за иллюзию, которая вне его (ума), или признать существование мира как некоего не-я так же непреложно, как и собственное бытие. «Чтобы не помешаться и не угодить в дом умалишенных, необходимо принять последнее как непреложную истину, т. е. такую же, как наше собственное ощущение бытия»16.
Другим характерным моментом критики Н. И. Пироговым материализма является понятие «случая», в связи с которым он рассматривает проблему детерминизма. Если признать верность эмпиризма и на основании безупречных и бесспорных фактов обосновать, что мозг есть сочетание атомов, которые сложились случайно, и если при этом считать целесообразность и творчество функцией мозга, то по отношению к мировой целесообразности возникает двусмысленность. Целесообразность навязана вселенной мозгом, а он сам есть продукт случайного соединения атомов, стало быть, мировая мысль и жизнь также должны быть делом случая. Однако с этим положением Н. И. Пирогов согласиться категорически не желает. Телеологизм органической жизни для него есть безусловный факт, который вряд ли мог бы оспорить непредвзятый естествоиспытатель. «Весь процесс развития в организме - все целесообразно, везде мысль, план и стремление осуществить, сохранить и поддержать бытие»17. Он убедительно обосновывает следующее положение: «что направляет механические и химические процессы организма к цели, то остается и останется для нас сущим и первобытным, хотя и сокровенным для чувственного представления».
Пирогов приходит к выводу, что сознание и мысль не могут быть продуктом мозга, не имеют в нем коррелята, но являются отражением «немозговой мировой мысли». Мозг представляется ему подобным стеклянной призме, которая разлагает луч света и преломляет его (он называет его призмой мирового ума); лучом же света выступает «жизненное начало», которое любой человек может обнаружить как «ощущение бытия». Два соображения приводят Н. И. Пирогова к такому представлению: во-первых, признание целесообразности всей наличной природы, не исключая существ, лишенных мозга; во-вторых, он не считает мысль простой функцией мозга еще и потому, что сила ее влияния в этом случае была бы непомерно велика. Она должна быть в состоянии не только познавать
производящий ее орган, но и исправлять его (как, например, в лечении) и даже разрушать его (когда имеет место сознательное самоубийство). «Могу ли же я легко убедиться в непогрешимости доктрины, увлекающей доктрины, увлекающиеся приверженцы которой готовы, пожалуй, поставить на пьедестал случай, заменив им бога и отвергнув, как лишний хлам, и план, и целесообразность в мироздании? По-моему, это значило бы признать себя какими-то бастардами от случки случая со случайной же природой»18.
Еще более очевидной для Н. И. Пирогова стала неудовлетворительность чистого материализма, когда он пришел к мысли о невозможности объяснить понятие жизни с помощью основных постулатов этого учения. Факты, каким бы способом они ни доставались сознанию, - индуктивным или дедуктивным, - не могут объяснить мировую жизнь как целое. Существует дар жизни, который не сводим ни к каким понятиям и навсегда остается непостижимой тайной. «И оттого, что никто не мог разгадать тебя, чудный дар жизни, неужели мы должны упрекать тебя в нелепой случайности, должны опошлять тебя, играть и не дорожить тобой! Нас берет зло, что не хватает силы раскрыть тайну дара, и мы со зла готовы хоть сейчас утверждать, что ни секрета, ни цели тут вовсе нет, что ларчик жизни открывается просто, закрывается также просто - землей»19. Чтобы ни говорили о неизбежности смерти, жизнь, тем не менее, по мнению Н. И. Пирогова, представляется нам бесконечной. Сомнения в данном вопросе появляется лишь тогда, когда человека коснется болезнь. В Н. И. Пирогове говорит опытный врач, участник четырех кавказских войн, прооперировавший сотни людей и спасший многие жизни. Он позволяет себе, не без смущения перед самим собой, дать высоко художественный образ реальности «мировой жизни», «Я представляю себе, - нет, это не представление, а греза, - и вот мне грезится беспредельный, беспрерывно зыблющийся и текучий океан жизни, бесформенный, вмещающий в себе всю вселенную, проникающий все ее атомы, беспрерывно группирующий их, снова разлагающий сочетания и агрегаты и приспособляющий их к различным целям бытия»20. Этот фрагмент оценил В. В. Зеньковский, считая, что «непроизводность понятия жизни превращает это понятие в одну из основных категорий мысли, - и Пирогов решительно и смело приходит к тому пониманию, которое ныне называют биоцентрическим»21.
Пирогов твердо убежден в существовании «надмирового бытия», высшего начала, которое обозначает как «мировое мышление» и «вселенский разум». Его философское миросозерцание С. Л. Франк охарактеризовал, с одной стороны, как динамический панпсихизм и, с другой стороны, как объективно-онтологический идеализм, на который указывает утверждение Пирогова о погруженности всего чувственного в стихию «немозговой» мировой мысли. Такое мировоззрение приближается к пантеизму, однако натуралистический пантеизм Пирогов решительно отвергает. Если основой бытия Пироговым признается творческая сила, тогда открываются две теоретические возможности: поместить ее внутри мирового бытия или вне мира. В юные годы Пирогов склонялся к первому варианту, однако последующие размышления привели его к полному отрицанию пантеизма. «Основать же точку опоры на вселенной - значит строить здание на песке. Главная суть вселенной, несмотря на всю ее беспредельность и вечность, есть проявление творческой мысли и творческого плана в веществе (материи), а вещество подвержено изменению (в составе и виде) и чувственному (научному) расследованию»22. Путем развития отвлеченной мысли Пирогов приходит к осознанию существования Верховного Разума и Верховной Воли. Философские искания приводят его к вере.
Религиозные взгляды Н. И. Пирогова также претерпели значительную эволюцию на протяжении его жизни. С детских лет он был воспитан в традициях христианской
культуры, однако его философские поиски никак не пересекались с христианством. Его христианские представления носили стихийно-религиозный обрядовый характер; тексты Нового Завета он открыл для себя только в 38 лет. После этого события его философские взгляды значительно изменились. Некоторое время Пирогов склонялся в своих поисках в пользу деизма, но затем он оставил деистическую установку и принял христианское учение. Границами познания для него становится вера, проистекающая из самосознания: «Вера без самосознания немыслима»23. В основе знания лежит сомнение, в то время как «безусловное доверие к выбранному идеалу» - начало веры. Вера есть свойство психики человека, способность верить в идеал - отличительная черта человека, не присущая животным. «Вера - это чистое отвлечение души»24. В каждой человеческой душе она есть как частичка не от мира сего. «Идеал, служащий основанием веры, даже абсурдный, не допуская и тени сомнения, становится выше всякого знания и, помимо его, стремится к достижению истины»25. На этом этапе для Н. И. Пирогова в понятии истины важно безусловное сочетание, гармония веры и знания. Вера раскрывается как в радостях, так и в горестях посредством тишины и восторга, делая возможным «сближение с другим, непременно высшим существом». Пирогов вводит понятие «олицетворение», под которым подразумевает универсальную духовную потребность и способность человеческого духа соединяться с недостижимым для него абсолютом, перед которым останавливается ум.
Переходя к христианской вере как таковой, Н. И. Пирогов рассказывает о своем прежнем увлечении исторической стороной христианства. Пирогов пишет об учении Христа: «эти письмена дошли до нас чрез тьму веков, и каких еще веков - язычества, сектантства, варварства, фанатизма!»26 По мнению Пирогова, для тех, кто ищет мира и утешения, изучение исторической стороны христианского учения едва ли может принести удовлетворение. История христианства, бесспорно, нуждается в исследовании, основанном на научных методах. Из наиболее популярных историков христианства Ренана и Штрауса Пирогов выбирает последнего.
Христианство не является для Н. И. Пирогова моралью, поскольку «мораль (от mos - нрав, обычай) зависима от нравов, а нравы меняются со временем. Положительного, неизменного нравственного кодекса всего человечества нет, и он проявится разве, когда будет едино стадо и един пастырь. Но это возможно только в том случае, если пастырем явится богочеловек, а тогда люди обойдутся, пожалуй, и без кодекса»27. Он различает благодать и закон, придерживаясь точки зрения Иоанна: «Закон Моисеем, благодать же и истина Иисусом Христом даны». Можно принимать или не принимать исторические исследования, одно остается главным - «для современного, именно для современного христианина признание божественной натуры спасителя должно быть краеугольным камнем его веры»28. Пирогов видит основу христианского учения не в догматах церкви, но в высоком идеале веры. «Для меня главное в христианстве - это недостижимая высота и освещающая душу чистота идеала веры»29. Идеал веры воплощен для Н. И. Пирогова во всеобъемлющей любви и благодати святого духа. «Умиленная молитва», по мнению Пирогова, есть лучшее выражение христианской веры и она никак не совместима с догматизмом и доктринерством христианской религии. Критикует он «казенщину» и бюрократизм в деятельности церкви.
Несмотря на все критические замечания в адрес христианства, Н. И. Пирогов именно в христианстве на склоне обрел лет тот высокий идеал веры, к которому шел всю жизнь, осуществив в своей деятельности своеобразный синтез светской и религиозной традиции.
1 Зеньковский Б. В. История русской философии. Харьков; М., 2001. С. 366.
2 Пирогов Я И. Собр. соч.: В 8 т. М., 1962. Т. 7. С. 102.
3 Там же. С. 94.
4 Там же. С. 110.
5 Франк С. J1. Пирогов как религиозный мыслитель // Русское мировоззрение. СПб., 1996. С. 344. * Пирогов Н.И. Указ. соч. С. 97.
7 Там же. С. 92.
8 Там же. С. 93.
9 Там же. С. 94.
10 Там же. С. 108.
11 Там же. С. 108.
12 Там же. С. 120.
13 Там же. С. 101.
14 Там же. С. 87.
15 Там же. С. 87.
16 Там же. С. 90.
17 Там же. С. 90.
18 Там же. С. 167.
19 Там же. С. 110.
20 Там же. С. 86.
21 Зеньковский В. В. Указ. соч. С. 369.
22 Пирогов Н. И. Указ. соч. С. 165.
23 Там же. С. 171.
24 Там же. С. 192. 23 Там же. С. 172.
26 Пирогов Я И. Указ. соч. С. 175.
27 Там же. С. 175.
28 Там же. С. 175
29 Там же. С. 175.
Статья принята к печати 24 декабря 2006 г.
