CC BY
27
ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ • 2011 • Т. XXVII • № 1
шософские трансформации субъекта как проблема социальной эпистемологии1
О.А. ЗОТОВ
Понятие интерсубъективности в его социально-эпистемологическом измерении необходимым образом предполагает понятие «субъекта», в философской традиции представленного в целом спектре возможных контекстов его применения. Укорененное в классическом рационализме Нового времени, например, понятие «познающего субъекта» выражает одну из сторон классической «субъект-объектной» оппозиции. Его содержание противопоставлено «предметной» составляющей познавательного процесса, тогда как в трансцендента-листской интерпретации кантовский (а впоследствии и феноменологический) субъект познания соотносим с индивидуально-психологическими характеристиками познающего (а в известном смысле и противопоставлен им), выражая содержание «родового» сознания европейского человечества. Поэтому в анализе интерсубъективности следует иметь в виду, что она принимает различные облики в зависимости от философских предпосылок той концепции, в рамках которой это понятие употребляется. Порожденные подобным «семанти- у ческим плюрализмом» методологические проблемы хорошо пред- и ставлены в реплике Л.А. Марковой. ^
Н.М. Смирнова показывает, что в рассмотрении социально-эпи- ц стемологических аспектов проблемы интерсубъективности, схваты- Я вающих социальное конструирование смыслового каркаса индивидуального или социального пространства, мы волей-неволей должны ^
прийти к чему-то подобному «чистой субъективности» в гуссерлев- X
<В
Н
1 Статья подготовлена при поддержке РГНФ, проект № 10-03-00085а.
и
У
ском смысле. В эпистемологии и философии науки, например, вполне уместна редукция субъективности к познавательной способности (декартовское ego cogito, ясперсовское «сознание вообще») или констатация факта наличия самосознания (ego sum). Дальнейшим углублением содержания этого понятия является приписывание субъекту «контекстуально зависимых» свойств, либо априорных (как в кантов-ском трансцендентализме или структуралистской программе), либо функциональных, придаваемых «субъекту» в его отношении к тем или иным объектам, в качестве которых могут выступать и другие субъекты и их характеристики. Разумеется, в когнитивных науках мы имеем дело отнюдь не с «чистой» субъективностью - социальный субъект (как объект исследования) выступает продуктом интеллектуальной деятельности и интерсубъективной коммуникации. Можно выстроить своеобразную «археологию» субъективности в европейской философии и проследить, как со временем изменялось содержание этого понятия под влиянием «порождающей силы контекста» (И.Т. Касавин).
Разумеется, ни античность, ни Средневековье еще не знали понятия субъекта в его классически-рационалистическом понимании. Большинство историков философии солидарны в том, что оно сформировалось в рамках классического научного и философского дискурса не ранее XVII-XVIII вв. При этом в понимании классического субъекта просматриваются как минимум две стратегии. Обе представляют субъекта в качестве материальной или идеальной реальности, наделенной сознанием. Принципиальные же расхождения в трактовке субъекта связаны с различными подходами к определению фундаментальных характеристик его сознания. В первой оно выступает как следствие интериоризации внешних по отношению к субъекту процессов (сенсуализм, эмпиризм, операционализм, «деятельност-ный» подход, бихевиоризм в психологии), во второй - как реалия, функционирующая по собственным законам и обладающая собственной структурой (кантовский априоризм, структурализм, феноменология). Именно первый из упомянутых подходов породил дихотомию _ «субъект-объект»; второй же дихотомически расщепил понятие ¡J субъекта на трансцендентальную и эмпирическую составляющие.
При этом редукционистская интенция, сводящая содержание понятия И субъекта к его познавательной функции, равно присуща обоим на-^ правлениям.
ц Манифестацией размывания классической концепции субъекта
Я стала декларация необходимости возврата от абстрактного гносеологического субъекта (в классической парадигме олицетворявшего ^ субъекта в целом) к человеку как «воляще-чувствующе-представляю-X щему существу» (В. Дильтей), реализованная в философии жизни, Д персонализме, экзистенциализме. С одной стороны, такой смысловой сдвиг открывал дорогу к признанию безусловной ценности индиви-
ТРАНСФОРМАЦИИ СУБЪЕКТА - ПРОБЛЕМА ЭПИСТЕМОЛОГИИ
дуальности, с другой - наметил тенденцию к своего рода «коллективизации» понятия субъективности - вспомним известный Марксов тезис о сущности человека как совокупности «всех общественных отношений», персоналистский тезис о субъекте как личности в ее коммуникативном аспекте, возрастающий интерес неклассической философии к формам коллективной активности человеческого духа -истории, языку, ценностям, культуре в целом. Сущность субъекта определяется контекстом его отношений с реальностью, а характеристики этой реальности в свою очередь заданы его взаимодействием с другими субъектами. Такой подход в понимании субъективности, выводящий за рамки жестких оппозиций субъекта и объекта, «вещей самих по себе» и «вещей для нас», трансцендентального и эмпирического, характерен для современного дискурса философии и когнитивных наук. Реализацией этих тенденций является становление неклассической и постнеклассической моделей рациональности. Даже феноменология, укорененная в трансценденталистской парадигме, вынуждена отойти от чистого cogito и признать «телесность» человека необходимым условием феноменологического конституи-рования Другого в рамках трансцендентально-феноменологической теории интерсубъективности. Именно понятие интерсубъективности и связанные с ним проблемы понимания и коммуникации приобретают наивысшую актуальность не только в рамках феноменологической программы, но и в целом ряде современных философских и когнитивных наук.
Налицо амбивалентный процесс: современная философская мысль, с одной стороны, усиливает очевидную индивидуалистскую интенцию, с другой же - стремится «растворить» субъекта в поле социальных и когнитивных практик надындивидуального характера, будь то язык, экономические отношения, социальная деятельность и культурные практики в самом широком смысле слова. Субъект философии Новейшего времени - не обезличенный когнитивный аппарат Декарта или Канта, но личность, встроенная в многообразные формы интерсубъективных коммуникаций.
Стоит отметить, что именно в постклассическую эпоху понятия личности, индивида и субъекта проявляют тенденцию к сближению, нередко до полного их отождествления. Нетрудно заметить, что обнаружение когнитивных пределов классической рациональности и размывание традиционных субъект-объектных схем коррелируют с трансформацией столь же традиционного понимания личности-индивида в сторону постепенного сближения понятий личностного Я и абстрактного субъекта. Сближение понятий «субъект» и «личность» находит свое отражение в удивительном синтезе поэзии и метафизики, художественной литературы и философии. В условиях размывания границ между субъективным и объективным, индивидуальным и все-
U
i и
<о ■
Л
S ■
(В
Н
общим, материальным и идеальным более чем понятны отчаянные призывы вернуться «назад к Канту» или «к самим вещам».
Завершая дискуссию, уместно задать вопрос: принимая во внимание историчность и контекстуальную полисемию понятия субъективности, с какой именно «интерсубъективностью» мы имеем дело в рамках социальной эпистемологии? Как обогащает предложенное в дискуссионной реплике Н.М. Смирновой содержание понятия интерсубъективности учет современных тенденций в интерпретации субъекта в постнеклассической рациональности, постулирующей изначальную «встроенность» субъекта в среду? Во-первых, постнеклас-сическая рациональность артикулирует значимость «средового» подхода в изучении интерсубъективности. Это означает, что для изучения процессов конституирования и поддержания культурного сообщества важно принять во внимание не только становление его интерсубъективной смысловой структуры в процессах седиментации социальных значений (как полагали феноменологи), но и продуцирующий ее социокультурный ландшафт («контекст»). Управление социокультурными параметрами этого «контекста» является мягкой социальной технологией воздействия на интерсубъективные характеристики данного культурного сообщества. Во-вторых, свойственное постнеклассической рациональности включение ценностных и смысловых характеристик в когнитивные паттерны социального мышления и действия требует их артикуляции в языке. Подобное требование обнаруживает недостаточность апелляции социальной феноменологии к «фоновому», неявному, подчас не вербализированному знанию. Постнеклассическая рациональность требует учесть уроки лингвистического поворота в философии, воплощенные как в аналитической традиции, так и в обобщающих работах по социальной эпистемологии языка2. Наконец, в-третьих, постнеклассическая рациональность имплицитно содержит представление о том, что интерсубъективность коммуницирующих субъектов с «лица необщим выражением» является «телесно нагруженной». Она выражает параметры порядка совместных человеческих действий в среде как мезокосме (Г. Фол-_ лмер), пригодном для жизни. А потому одной из приоритетных задач интерсубъективной деятельности всего социокультурного сообщества является поддержание и расширение экологической ниши челове-и ческого бытия.
<В ■
Л
г ■
(В
2 См.: Касавин И.Т. Текст. Дискурс. Контекст. Введение в социальную эпистемологию языка. М., 2008.
