CC BY
333
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2018. № 4
К.Ю. Аласания*
ФИЛОСОФСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ БИОВЛАСТИ:
ИСТОКИ И ПЕРСПЕКТИВЫ
В статье анализируются аспекты, значимые для формирования современной философской концепции биовласти. В качестве основополагающего источника рассматривается биополитическая теория Мишеля Фуко. Особое внимание уделяется рассмотрению роли знания и рациональности в фукинианской концепции биовласти. Один из возможных вариантов развития этой концепции показан на примере интерпретации феноменов биовласти и биополитики в работе А. Негри и М. Хардта «Империя». В статье предпринимается попытка обозначить перспективы развития концепции биовласти в современных социально-политических теориях.
Ключевые слова: биовласть, биополитика, рациональность, медицина, социальное тело, биотехнологии.
K.Y. A l a s a n i a. Philosophical concept of biopower: sources and perspectives
The article considers the aspects funding a modern philosophic concept of biopower. Michael Foucault's biopolitical theory is analyzed as a basic source for forming the biopower concept. The article pays special attention to the role of knowledge and rationality in Foucault's concept. The article shows one optional variant for developing the concept of biopower basing on the example of A. Negri's and M. Hardt's interpretation in their book "The Empire". The article attempts to highlight the perspectives for the biopower concept development in modern social and political context.
Key words: biopower, biopolitics, rationality, medicine, social body, biotechnologies.
Традиционно понятие биовласти в философии связывают с именем Мишеля Фуко и его концепцией биополитики, получившей развитие в работах философа в середине 70-х гг. XX столетия. (Следует отметить, что понятия биополитики и биовласти задолго до их появления в философском дискурсе стали использоваться в биологии и медицине (см., например: Morley R. Bio-politics: An essay in the physiology, pathology and politics of the social and somatic organism. L., 1938), но их смысловое наполнение отличалось
* Аласания Кира Юрьевна — кандидат политических наук, доцент, доцент кафедры философии политики и права философского факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, тел.: +7 (495) 939-24-42; e-mail: alasaniak@yandex.ru
от философских интерпретаций.) Идеи о биовласти, изложенные в сочинениях Фуко именно этого периода, впоследствии получают различные трактовки в работах современных философов, в частности в трудах Антонио Негри и Майкла Хардта.
Значимость концепции биовласти Мишеля Фуко трудно переоценить, учитывая, что социально-политическую теорию философа можно в целом назвать биополитической. В качестве одной из причин стоит выделить совершенно специфическое понимание взаимодействия власти и знания. Особое место в этом взаимодействии занимает проблема рациональности, которая, в сущности, является определяющей для становления и развития фукинианской концепции биополитики.
М. Фуко, давая определение биополитики, пишет, что «начиная с XVIII в. пытались рационализировать проблемы, поставленные перед правительственной практикой феноменами, присущими всем живущим, составляющим население...» [М. Фуко, 2010, с. 405]. Имеются в виду здоровье, гигиена, рождаемость, продолжительность жизни, потомство. Фуко подчеркивает, что эти проблемы «неотделимы от рамок политической рациональности» [там же]. Из этого определения понятно, что биополитика — это прежде всего процесс, действие, нацеленное на управление населением и сопряженное с реализацией конкретной политической идеи. Вместе с тем биополитика, понятая таким образом, оказывается формой существования самой власти (фактически биовласти). Эта мысль отчетливо прослеживается, например, в работе «История безумия в классическую эпоху» (1972).
В центре внимания Фуко, как известно, оказывается тема отношения государства к проблеме безумия. Важно отметить при этом, что данная тема рассматривается философом максимально широко. Речь идет о мерах, которые предпринимаются властью (на разных уровнях) для того, чтобы осуществлять контроль над теми членами общества, которые по тем или иным причинам отличаются от большинства. Проводя читателя по разным историческим эпохам, Фуко показывает, как для реализации этой цели меняются техники власти.
В Средневековье считалось, что безумный, как и неимущий, обладает тайной, эзотерическим знанием, недоступным для большинства. Пребывая в собственном мире, границу которого не мог пересечь человек «нормальный», умалишенные формально не выделялись в особую категорию. Управление происходило как будто по умолчанию, естественным путем. В изоляции безумца как в мере, относящейся к установлению правопорядка, также не было необходимости именно потому, что безумие не считалось ни болезнью, ни источником социального зла.
В эпоху Ренессанса на каналах Европы появляются «корабли дураков», пассажирами которых являются сумасшедшие. Фуко акцентирует внимание на двойственности этого явления. С одной стороны, высылка безумцев была для государственной власти мерой ограждения «нормальных» от «ненормальных». С другой — не всякий безумец попадал на этот корабль. Фуко подчеркивает, что городские власти соглашались брать на свое попечение тех безумцев, которые являлись коренными жителями города, а умалишенных чужеземцев высылали. Корабль служил местом изоляции, но в то же время был пространством для жизни его пассажиров, которые беспрекословно подчинялись установленным правилам. Небольшая территория идеальна для реализации власти. Однако преимущество состоит не просто в наличии ограниченного пространства. На замкнутой территории гораздо легче наблюдать за теми, кто существует в ее пределах, наказывать тех, кто нарушает правила, поощрять тех, кто способствует улучшению жизни людей, которые на ней находятся.
«Корабль дураков» — прообраз биополитического существования, парадоксальная и поэтому очевидная модель рационализации управления населением. Позднее в лекции «Искусство государственного управления» Фуко скажет, что цель государственного управления должна заключаться прежде всего в заботе о гражданах. Объектами действий правительства всегда являются люди, «но рассмотренные в их отношениях, взаимосвязях, в их переплетении с такими предметами, как богатства, ресурсы, продовольствие» [М. Фуко, 2005, с. 193]. Фуко не отрицает при этом, что понятие «государство» включает в себя понятие «территория». Однако акцент на том, что территория представляет собой своего рода переменную величину, очевиден. Он заявляет: «Правительство руководит вещами, понятыми как взаимодействие людей и вещей» [там же, с. 193]. В качестве подтверждения Фуко снова обращается к метафоре корабля: «Что значит управлять кораблем? Безусловно, это значит управлять моряками, но в то же время — брать на себя ответственность за сам корабль и грузы на нем; управлять кораблем означает еще и учитывать направление ветра, расположение подводных рифов; это означает организовать взаимодействие между моряками <...> и кораблем...» [там же]. Территорию можно создать искусственно, главное — знать, как управлять теми, кто существует в ее пределах. Но, возвращаясь к гипертрофированному образу «корабля дураков», необходимо отметить еще одну важную особенность. Фуко подчеркивает, что необычное плавание имело вполне конкретную цель — поиск разума [там же, с. 31]. «Сборные пункты безумцев» располагались в местах паломничества, в горо-
дах, где находились святыни или церкви, и субсидировались городскими властями. Корабль шел по заранее намеченному курсу, в определенный пункт назначения. Цель путешествия, таким образом, программировалась извне, правила существования путешествующих устанавливались внутри корабля, но парадокс заключается в том, что цель имела значение только для капитана и членов команды, поскольку лишь они обладали разумом. Капитан ведет своих подопечных к цели, которая ими не осознается.
На самом деле речь идет о наиболее действенной стратегии биовласти, когда политическая (управленческая) рациональность просто не предполагает сопротивления. Фуко говорит о том, что бороться с властью означает усомниться в данной конкретной форме рациональности. Однако если шанс усомниться исключен, то возможности власти оказываются безграничными. Очевидно, что с течением времени социально-политические связи становятся сложнее, что обусловлено прежде всего развитием научного знания. Особое место в данном случае занимает медицинское знание. Прогресс в области техник биовласти Фуко связывает с продвижением процесса медикализации в Европе в начале XVIII в.
В лекции «Рождение социальной медицины» (1974) Фуко говорит о том, что начиная с XVIII в. человек, человеческое тело, человеческое поведение интегрируются в сферу медицинских услуг и это неизбежно приводит к необходимости развития экономики здравоохранения. В этом контексте Фуко ставит вопрос о том, как следует характеризовать современную, т.е. научную медицину. В итоге он делает вывод о том, что современная медицина представляет собой медицину социальную. А значит, в основе ее — технологии социального тела. Отношения «больной — врач» представляют собой лишь частный случай этой социальной практики. Кажется, что это яркий пример проявления власти, лишенной субстанции, обусловленной множеством факторов, обретающей разные формы рационализации. Именно эти черты, как известно, Фуко считает присущими дисциплинарной власти в целом. Формирование социальной медицины, о котором он говорит в лекции, совершенно закономерно сопряжено с реализацией биополитических стратегий. Эти стратегии становятся все более совершенными по мере становления капиталистических отношений, поскольку именно «капитализм, развивавшийся в конце XVIII в. и в начале XIX в., вначале социализировал первый объект, тело, в функции производительных сил, рабочей силы» [М. Фуко, 2010, с. 82]. Это означает, что воздействовать можно не только на сознание индивида, используя определенную идеологию, но осуществлять контроль «в теле и вместе с телом». «Тело, — пишет Фуко, — биополитическая реальность;
медицина — биополитическая стратегия» [там же]. Государству нужно здоровое социальное тело. Медицина в данном случае становится действительно биополитической стратегией или частью комплекса стратегий, которые имеет государство в своем арсенале. Биополитическое, биологическое, соматическое, телесное измерения становятся намного важнее идеологии в классическом понимании.
Рассуждая об истории медицины, Фуко говорит, что в эпоху господства меркантилистских идей с конца XVI до середины XVIII в. для всех государств Европы была характерна забота о приросте и здоровье населения. Объясняется это тем, что регулирование производственной деятельности населения способствует развитию международного товарооборота в Европе и в итоге достижению наибольшего финансового влияния. Речь идет о том, что экономические предпосылки вполне могут стать основой политического курса, нацеленного на решение государственных задач посредством заботы о населении. Биополитика в этом случае — это ведение статистики рождения и смертности, а также переписи населения.
Дальнейшая история социальной медицины, с точки зрения Фуко, подразумевает возможности рассматривать специфические ее виды, отражающие сущность определенной биополитической стратегии, возникающей в условиях национальных государств. Интересно, что, подчеркивая специфику реализации биовласти в разных государствах, он приходит к выводу о том, что общей тенденцией развития любой стратегии является стремление власти к тому, чтобы стать настолько незаметной, насколько это возможно. Биовласть — власть «невидимая» и именно поэтому эффективная.
В интервью 1975 г. философ объясняет, почему понятие власти может интерпретироваться исходя из предпосылок, отличных от классических: «У меня сложилось впечатление, что в XIX и в начале XX века вопрос о политической власти ставился по сути дела на языке государства и его основных органов. Ведь, в конце-то концов, они сформировались именно в XIX веке. Тогда они были еще чем-то новым, видимым, значимым, они довлели над личностями, и личности боролись против них. Но впоследствии, после двух великих экспериментов (опыта фашизма и опыта сталинизма) мы вдруг ощутили, что под государственными органами, на совершенно ином уровне и до некоторой степени от них независимо, существовала целая механика власти, осуществлявшаяся постоянно, непрерывно и насильственно; она позволяла сохранять прочность и жесткость социального тела, причем играла в этом деле не меньшую роль, чем основные государственные органы, вроде армии или правосудия. И это пробудило у меня интерес к изучению таких неявных сил власти, власти невидимой, то есть тех видов власти,
которые связаны с институтами знания и здравоохранения» [М. Фуко, 2002, с. 172]. Этот тезис Фуко становится основополагающим для размышлений о биовласти в работе Антонио Негри и Майкла Хардта «Империя».
Обращаясь к фукинианскому противопоставлению дисциплинарной власти и власти в обществе контроля, авторы соглашаются с тем, что подобное общество представляет собой организм, где «механизмы принуждения становятся еще более "демократическими", еще более имманентными социальному полю, распространяясь на умы и тела граждан» [М. Хардт, А. Негры, 2004, с. 36]. Воздействие власти на умы осуществляется благодаря интенсивному усовершенствованию коммуникационных систем, сетей, воздействие власти на тело определяется развитой системой соцобеспе-чения, мониторингом деятельности, «формируя состояние автономного отчуждения от смысла жизни и творческих устремлений» [там же]. Биовласть работает таким образом, что объект, подчиненный властному воздействию, просто перестает ощущать какое-либо давление, осознавая происходящее как нечто, что свойственно ему.
А. Негри и М. Хардт отдают должное способности М. Фуко предвидеть трансформации в природе власти, но утверждают, что он едва ли смог выйти за «пределы структуралистской эпистемологии» [там же, с. 40]. По мнению авторов «Империи», Фуко не отвечает на главный вопрос о том, кто или что движет системой, или же кто является «биосом» [там же], а следовательно, не отслеживает «динамику производства в биополитическом обществе» [там же].
Однако анализ этой динамики, предлагаемый Негри и Хардтом, сводится к рассуждениям о новой природе производительного труда, «аматериальности» производства. Описывая новый тип социального тела, подвергающегося воздействию биовласти, авторы «Империи», безусловно, опираются на тезис Фуко о совершенно особой, невидимой ее природе, но концентрируются на факторе общественного производства и воспроизводства: «Последовательно сводя воедино различные определяющие характеристики биополитического контекста, которые мы до сих пор описывали, и возвращая их к онтологии производства, мы сможем определить новый образ коллективного биополитического тела, остающийся, тем не менее, сколь парадоксальным, столь и противоречивым. Это тело становится структурой не путем отрицания исходных производительных сил, вдохнувших в него жизнь, а путем их признания; оно становится языком (как научным, так и общественным), потому что оно является множеством единичных тел, стремящихся стать взаимосвязанными. Таким образом, это тело оказывается и производством, и воспроизводством, и базисом, и надстройкой, потому
что оно есть и жизнь и политика в самом исчерпывающем и буквальном смысле» [там же, с. 42].
Представляется, однако, что это лишь одно из возможных направлений интерпретации концепции биовласти Фуко. Из поля зрения авторов «Империи» ускользает идея о соотношении власти, знания в целом и отдельно медицинского знания. В реалиях сегодняшнего дня именно этот аспект биовласти не может быть проигнорирован.
С развитием медицины и медицинского знания власть получает новые возможности контроля над умами и телами людей. В основе беспроигрышной тактики биовласти сегодня лежит естественное желание человека не просто жить, но жить дольше и качественнее. И тогда полем действия биовласти становятся отдельные сферы медицины, где применяются, например, биотехнологии. Область биотехнологий — сфера, где положения фукинианской концепции биовласти приобретают новые смыслы.
Применение биотехнологий всегда связано с вопросами о жизни человека, ее протяженностью, началом и окончанием. И можно предположить, что возможность вмешательства в естественные процессы есть не что иное, как биовласть. Важно при этом, что фукинианский тезис о всеохватывающей природе биовласти подтверждается благодаря очевидному обстоятельству. Дело в том, что попытки ответить на вопросы о границах вмешательства в жизнь человека предполагают обращение к различным областям знания и опыта — сфере медицины, юриспруденции, этики, социологии, политики, экономики. В качестве примера в данном случае можно привести биотехнологические процессы, связанные с использованием биологических данных. «Первой, сразу же возникшей этической проблемой стало то, что новый природный ресурс, человеческий биологический материал находится внутри человеческого тела, то есть в живых существах, являющихся личностями с определенными неотъемлемыми правами. Во-вторых, слияние биотехнологии с информационными и коммуникационными технологиями открыло новое представление о человеческом теле как о данных, вызвав тем самым опасения по поводу защиты данных, конфиденциальности и приватности. В-третьих, учитывая потенциальную как экономическую, так и технонаучную ценность человеческого биоматериала и сопутствующей ему биоинформации, политики были обеспокоены по поводу "воровства генов", или несанкционированной биослежки за несведущими индивидами» [1.Я. Кагквп й а1., 2011, р. 576]. Очевидно, что новые реалии требуют особого управления. В данном случае новые техники управления (биовласти) подразумевают проникновение во все сферы знания и жизни.
Концепция биовласти относится к числу идей, которые с течением времени требуют переосмысления не только потому, что представляют исследовательский интерес, но и потому, что являются основанием для понимания сегодняшней действительности. Можно констатировать, что аспекты этой концепции, развитые в философии Мишеля Фуко, получают неоднозначные интерпретации в современной мысли и обозначают новые направления для формирования теории биовласти.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Фуко М. История безумия в классическую эпоху / Пер. с фр. И.К. Стаф. СПб., 1997.
Фуко М. Мишель Фуко: Ответы философа / Пер. с фр. С.Ч. Офертаса; Под общ. ред. В.П. Визгина и Б.М. Скуратова // Интеллектуалы и власть: Избр. политические статьи, выступления и интервью. М., 2002. Ч. 1. С. 172-193.
Фуко М. Искусство государственного управления / Пер. с фр. И. Окуневой; Под общ. ред. Б.М. Скуратова // Интеллектуалы и власть: Избр. политические статьи, выступления и интервью. М., 2005. Ч. 2. С. 183-212.
Фуко М. Рождение социальной медицины / Пер. с фр. Б.М. Скуратова; Под общ. ред. В.П. Большакова // Интеллектуалы и власть: Избр. политические статьи, выступления и интервью. М., 2006. Ч. 3. С. 79-109.
Фуко М. Рождение биополитики / Пер. с фр. А.В. Дьякова. СПб., 2010.
Хардт М., Негри А. Империя / Пер. с англ.; Под ред. Г.В. Каменской, М.С. Фетисова. М., 2004.
Karlsen J.R., Solbakk J.H., Holm S. Ethical endgames: Broad consent for narrow interests; Open consent for closed minds // Cambridge Quarterly of Healthcare Ethics. 2011. Vol. 20. N 4. P. 572-583.
