CC BY
118
сенным во внутриличностное (психологическое) пространство дубликатом события среды или libidного организмического побуждения. Он есть следствие «встречи» в пространстве психических явлений трех составных, отражающих события объективных пространств, т.е. в нем сплавлены воедино: 1) потребностное (организми-ческое) состояние; 2) опредмечивающее его внешнее (средовое) событие; 3) способ деятельности, обеспечивающий распредмечивание-присвоение внешнего события, выступившего предметом потребности. Эти три составные взаимообусловливаются. Таким образом, структура и содержание организмичности представлены в структуре и содержании смысловых образований личности. Поэтому если образ мира и системная организация поведения человека форматируются под влиянием смысловой организации личности, в них презентирована организмичность. Чувство аутентичности бытия может возникнуть, только если личность реализует свою субъектность в переустройстве среды в соответствие со структурой смыслов, а значит и в соответствии со структурой своей организмичности.
Тема субъектности является естественным продолжением размышления о возможностях личности поддерживать аутентичное бытие. Реальность окружающего мира может стать конгруэнтной структуре личностных смыслов личности, только если человек переустраивает этот мир, реализуя в акте переустройства свою субъектную позицию, то есть выступая в отношениях с миром как субъект. Именно субъектный подход к рассмотрению личности позволяет понять, как человек опредмечивает замысел, как он делает реальность своего бытия аутентичной, как он сам изменяется в процессе объективации своих смыслов, сталкиваясь с сопротивлением бытия других (бытие всегда есть со-бытие), воплощающих иные смыслы, создающих свое личное бытие в пространстве тех же предметов и событий, в тоже время, что и он.
Тем не менее, в современной науке отношение к субъектному анализу личности не однозначно. С одной стороны, очевидна активно проявляющая себя тенденция становления в психологии научного знания о субъекте как принципа, который побуждает к переосмыслению всей системы научных представлений и к реинтерпретации многих результатов, достигнутых психологией на предыдущих этапах (Брушлинский А.В., Знаков В.В., Абульханова К.А., Славская А.Н. и др.). С другой стороны, в социальных науках существует опасность потерять субъекта как целостную самостоятельную сущность, свойственную человеку по его природным предпосылкам.
Скрипкина Т.П. (Ростов-на-Дону) ФИЛОСОФСКАЯ КАТЕГОРИЯ ВЕРЫ И ПСИХОЛОГИЯ ДОВЕРИЯ
В русском языке существует несомненная этимологическая связь между словами «вера» и «доверие», однако разведение этих понятий представляет известную теоретическую трудность. Феномен веры традиционно долгое время рассматривали в качестве категории, свойственной лишь религиозному мировоззрению, часто отождествляя понятия веры и доверия к богу как создателю и устроителю жизни. А доверие как относительно самостоятельную научную категорию относили лишь к этическим категориям морали, проявляющимся лишь в сфере общения людей, а потому рассматривали в рамках философской этики. Вместе с тем, практически все авторы, изучающие как одно, так и другое понятия, указывали на их психологическую сущность, а также на те фундаментальные функции, которые они играют как субъективной картине мира, так и в активной, созидательной деятельности человека.
Толкования понятий вера и доверие, приводимые в толковых и даже фило-
Известия ТРТУ
Тематический выпуск
софских словарях, также не позволяют четко разграничить смысл этих понятий, которые часто употребляются как синонимы.
Анализ работ отечественных авторов советского периода показывает, что в отечественной философии сложилась парадоксальная ситуация, заключающаяся в том, что практически все авторы, указывая на полифункциональность, интегратив-ность феномена веры, связывая ее со всеми основными структурами субъективной реальности человека (познавательными, ценностными, эмоционально-волевыми, преобразующими), чаще всего вычленяли для анализа лишь гносеологический аспект веры. При этом, они не ставили специальной задачи и не искали оснований для различения веры и доверия как двух разных реальностей (А.Д. Александров, М.Т. Андрющенко, Ю.Ф. Борунков, В.И. Губенко, Е.А. Евстифеева, А.К. Козырева, П.В. Копнин, В.И. Носович, Д.М. Угринович и мн. др.).
В современной зарубежной философии феномен веры наиболее продуктивно изучался представителями герменевтики, которые существенно расширили понимание феномена веры.
Понимание сущности веры кардинально изменилось в последнее десятилетие в связи со сменой философских методологических позиций, уходом от принятой ранее жесткой субъект-объектной парадигмы в понимании взаимодействия человека с Миром и разработкой теоретико-методологических позиций, связанных с развитием идеи взаимопроникновения человека в мир и мира в человека, предполагающей целостное взаимодействие человека с миром в единой системе, единой онтологии.
На основе этих позиций появились работы как отечественных, так и зарубежных исследователей, в которых феномен веры рассматривается как целостное явление, имманентно присущее человеку и выполняющее фундаментальные функции в процессах социализации и обеспечения целостного восприятия личностью собственного бытия.
Современная трактовка данной категории исходит из того, что термин «вера» употребляется в нескольких значениях и потому его собирательный смысл недостаточен. Именно в этой связи во многих языках для обозначения веры наблюдается языковая бифуркация. Так, в англоязычной культуре употребляется два термина: «faith» -вера и «belief» - вера, которые употребляются как понятия, отражающие разную реальность. В настоящее время такая точка зрения стала практически общепринятой: авторы выделяют две формы веры, одна из которых (обычно ее называют косвенной) проявляется как рефлексия по поводу какой-то деятельности или ее результата. Вторая форма веры, является подлинной верой, потому что она означает «достоверность особого порядка, не доказуемую обычным рациональным путем» (В.Г. Галушко).
Среди наиболее известных зарубежных исследователей М. Бубер также указывает на двойственный характер веры, выделяя два типа веры, которые изначально строятся на разных психологических основаниях: одна форма веры основана на состоянии соприкосновения или отношения к чему-то как к истине, вторая - на акте принятия какого-то содержания за истину. При этом первая форма веры предполагает близость S и O веры, которая имеет принципиально неустранимую дистанцию, вторая форма веры, основанная на акте принятия, также предполагает первоначальную дистанцию между S и O, но здесь зарождается отношение, которое может перерасти в чувство такого слияния, которое связано с изменением содержания сознания.
В целом анализ показывает, что, основываясь на современных представлениях о сущности веры, можно провести «водораздел» между пониманием веры и доверия как двумя различными формами веры, так как они имеют психологически разные основания. В основе доверия лежит специфическое ценностное отношение субъекта к объекту веры, представленное человеку как определенное переживание, предшествующее акту взаимодействия человека с той или иной стороной мира и предпола-
гающее принципиальную неотождествимость 8 и О веры. Подлинная вера связана с актом принятия чего-то за истину без достаточного основания, но она предполагает принципиальную устранимость дистанции между 8 и О веры. Поэтому подлинная веры возможно лишь в отношении сверхчувственных объектов, в отличие от доверия, которое возможно как в отношении сверхчувственных объектов, так и в отношении различных объектов предметно представленной реальности. Итак, доверие можно рассматривать в качестве специфической самостоятельной формы веры, которая в качестве психологического феномена проявляется не только в сфере общения людей.
Субботский Е. (Ланкастер, Великобритания) КОММУНИКАЦИЯ И МАГИЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ
В обыденной речи мы часто используем выражения «магия слов», «магия искусства», «магия любви», «магия общения». Обычно эти выражения используются метафорически, с целью указать на внушающее воздействие речи, искусства, любви и общения. В основе данного исследования была идея о том, что данные выражения содержат нечто большее, чем поэтическая ассоциация. Проверялась гипотеза, согласно которой магическое и обычное формы внушения основаны на одном и том же психологическом механизме - партиципации.
Предполагалось, что в коммуникативной магии партиципация действует следующим образом: Если человеку магически внушается некая идея, то человек на эмоциональном уровне принимает эту идею и действует в соответствии с ней, хотя на сознательном уровне и понимает, что данная идея неверна или противоречит его интересам. В операциональных терминах это значит, что в коммуникативной магии эффект партиципации наблюдается, если выполняются два условия: (1) человек делает то, что ему магически предложили сделать и (2) сознательно человек характеризует то, что он делает как нежелательное для него или нелепое и неразумное действие.
Альтернативой партиципационой коммуникативной причинности является причинность, основанная на рациональной логике. Магическое внушение (например, магическое излечение или проклятие) основано на механизме партиципации, в то время как логическое убеждение - на механизме рациональности. Возникает интересный вопрос, на каком механизме - партиципации или рациональности - основано обычное внушение. Важность данного вопроса объясняется тем, что в современном Западном обществе обычное внушение, одновременно с логическим убеждением, является мощным механизмом манипуляции массовым сознанием.
Гипотезой исследования было предположение, что обычное внушение, как и магическое внушение, основано на психологическом механизме партиципации. Одной из эмпирически верифицируемых следствий этой гипотезы является то, что магическое и обычное внушение должны быть одинаково эффективны в их попытках воздействовать на психическую реальность человека. Если же магическое и обычное внушение основаны на разных психологических механизмах, то их эффекты на психическую реальность должны быть различны. Например, если магическое мышление основано на партиципации, а обычное внушение - на рациональности, то в ситуации когда испытуемые не заинтересованы в принятии внушаемого сообщения, эффект магического внушения должен быть значительно сильнее эффекта обычного внушения. Это ожидается потому, что люди с большей вероятностью могут отвергнуть нежелательную для них идею, если они могут сознательно контролировать свои действия (механизм рациональности), чем когда не могут (механизм
