CC BY
175
П.С. Куслий
Философия с точки зрения У.В.О.Куайна (Рецензия на книгу У.Куайна «С точки зрения логики»)1
Уиллард Ван Орман Куайн по праву считается одним из наиболее значимых философов XX столетия. В целом для философии Куайна нет отдельного названия, однако его вклад в логику и аналитическую философию делает его одной из центральных фигур при исследовании целого ряда вопросов, стоявших перед философами в прошлом веке. Куайн разрабатывал и отстаивал экстенсиональную логику, сначала в ее номиналистическом варианте, а затем в платонистическом. Он исследовал вопросы онтологии и ввел в аналитическую философию понятие онтологической относительности и онтологических обязательств. В философии языка его новаторство заключалось в критике восходящего к Канту различия аналитических и синтетических высказываний, а также в разработанном им тезисе о неопределенности перевода. В вопросах эпистемологии Куайн занимал строго натуралистическую позицию. С его именем иногда связывается так называемый конец классической аналитической философии и переход к постаналитической философии.
Книга «С точки зрения логики», вышедшая в свет в 1953 году, представляет собой сборник статей Куайна, большая часть которых была опубликована в конце 1940-х годов и начале 1950-х годов и посвященных вопросам логики, онтологии и семантики. Данная книга предшествовала появлению главного труда Куайна «Слово и объект», вышедшего в 1960 году, однако именно в ней Куайн приступает к ос-
Куайн Уиллард Вэн Орман. С точки зрения логики: 9 логико-философских очерков / Пер. с англ. В.А.Ладоваи В.А.Суровцева; Под общ. ред. В.А.Суровцева. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2003. 166 с.
новательному исследованию теории значения, проблемы онтологической относительности и неопределенности перевода. Не случайно ее второе издание 1961 года было тщательно переработано Куайном. Среди опубликованных в ней статей Куайна две наиболее известные: «О том, что есть» и «Две догмы эмпиризма».
Рассмотрение философской позиции Куайна и тем, исследованных в данном сборнике, удобно начать с его взгляда на онтологическую проблему. Здесь его аргументация во многом опирается на открытия Г.Фреге и Б.Рассела. Вопросы, стоящие перед Куайном, касаются онтологического статуса абстрактных сущностей и референции для таких терминов, как «круглый квадрат» или «современный король Франции». Существует ли такая абстрактная сущность, как «кентавр»? С одной стороны, существование кентавров кажется невозможным, поскольку они, как известно, являются мифологическими персонажами, т.е. не реально существующими сущностями, а выдуманными. Однако Куайн сразу указывает на сложность, с которой сталкивается человек, пытающийся отрицать существование кентавров: если мы отрицаем существование кентавров, то мы говорим о чем-то, а если мы говорим о чем-то, то оно должно в каком-то смысле существовать, ведь иначе мы бы даже не могли о нем говорить. Получается, что для избегания противоречия необходимо признавать существование всех возможных предметов и, соответственно, приписывать им какой-то онтологический статус. С таким подходом, наиболее четко сформулированном в работах А. Мейнонга, Куайн, вслед за Расселом, согласиться никак не может.
Выход из сложившегося затруднения, по мнению Куайна, отыскивается в рамках философии языка при анализе семантики терминов. Для Куайна важным является строгое отделение сферы именования от сферы значения (или смысла). Для того чтобы быть понятным, пишет Куайн, термину вовсе не обязательно на что-то указывать. Существует много так называемых синкатегорематических терминов, которые, будучи значимыми, не указывают ни на какую сущность. Поэтому мы можем понимать такие термины, как «кентавр» или «современный король Франции» и при этом обходиться без допущения каких-либо сущностей, поскольку, употребляя эти термины, мы ничего не именуем. В одной из статей данного сборника («Заметки по теории референции») Куайн четко определяет сферу значения (смысла) термина и сферу его референции. Так к сфере значения он относит синонимию, значимость, аналитичность и логическое следование, а к сфере референции — именование, истину, денотацию и объем. Поэтому, по Куайну, если речь идет о зна-
чении термина, то подразумевается не какая-то сущность, именуемая значением, а одна из четырех указанных тем. Таким образом преодолеваются сложности, связанные с отказом таким сущностям, как «кентавр», в существовании.
Суть куайновского подхода к онтологической проблематике не является оригинальной. Здесь Куайн всего лишь продолжает идеи Б. Рассела, изложенные в теории дескрипций. Однако новаторство Куайна заключается в четком определении того, что значит быть именем, дескрипцией и того, что значит существовать. Имена, по Куайну, это термины, указывающие непосредственно на объекты. Дескрипции — это термины, которые не указывают ни на какие объекты, но могут делать суждения относительно этих объектов истинными или ложными. Существуют только те предметы, которые являются поименованными, поэтому существовать — значит быть поименованньм. Имя, согласно Куайну, указывает на предмет, так же как и квалифицированная (связанная) переменная указывает на свое значение. Именно поэтому критерий существования, разработанный Куайном в 1930-е годы, гласит: «существовать — значит быть значением связанной переменной». Таким образом, Куайн развивает теорию дескрипций Рассела, указывая на связь имени и квантифицированной переменной.
Несмотря на то, что выработка критерия была осуществлена в ранних статьях Куайна, которые не вошли в данный сборник, понимание его смысла является ключом к пониманию куайновского подхода к онтологической проблематике, изложенного в статье «О том, что есть». Смысл критерия не столько в том, что поименовать нечто — значит наделить его существованием, сколько в том, что о существовании предметов мы можем узнать, лишь обратившись к употреблению языка. Спор номиналиста и платониста, таким образом, выражается в том, что в своей позиции плато-нист допускает квантификацию предикатных знаков, а номиналист нет.
Сам критерий не призван объяснить, какие вещи существуют, а какие нет. Именно поэтому он и был принят многими логиками и философами. Будучи применимым только для формализованных языков логики, критерий предлагает единый подход для их рассмотрения. Каждый язык логики рассматривает определенные термины в качестве имен, что обусловливает его «онтологические обязательства», т.е. предметы, которые рассматриваются в нем в качестве существующих. Допускаемые предметы, таким образом, зависят от языка, однако и язык зависит от предметов, поскольку строится на их основе. Результатом такой взаимозависимости является так называе
мая концептуальная схема, в которой язык и онтология неразрывно связаны друг с другом. Каждый язык выражает свою концептуальную схему Выбор между концептуальными схемами, по-своему истолковывающими реальность, согласно Куайну, осуществляется на основе прагматических соображений.
Данная идея, впервые высказанная Куайном в статьях, вошедших в этот сборник, явилась основой для более поздней выработки теории «онтологической относительности». Особенность этой куайновской теории заключается в том, что, признавая то, что разные языки могут обладать разными онтологиями, он при этом пытается избежать релятивистской позиции и остаться реалистом в вопросах онтологии. Онтологическая относительность, как позднее будет пояснять Куайн, является возможной, поскольку «референция непостижима» и любая онтологическая теория является «недоопределенной» опытом. Иными словами, это означает, что реальный мир, по Куайну, все же существует, однако всегда остается недостижимым, что обусловливает скорее плюрализм, а не релятивизм в онтологии.
Онтологическая относительность и теория концептуальных схем стали одними из символов так называемой постаналитической философии, однако сам переход от аналитической к постаналитической философии главным образом связывается с куайновской критикой базовых понятий аналитической традиции, приведенной в известной статье «Две догмы эмпиризма». Первой догмой, по мнению Куайна, является восходящая к Канту и имеющая ключевое значение для философии раннего Витгенштейна и представителей Венского кружка теория аналитических истин, второй — также проповедуемая представителями Венского кружка теория эмпирического редукционизма, согласно которой все осмысленные предложения могут быть сведены к так называемым протокольным предложениям, в которых говорится о непосредственных данных опыта.
Согласно определению Канта, аналитические истины — это суждения, истинные только благодаря определениям входящих в него терминов. Для определения истинности синтетического суждения обращение к опыту обязательно. Так, например, для того чтобы признать суждение «окулист — это глазной врач» истинным, нет необходимости обращаться к опыту. Нужно всего лишь знать, каково содержание термина «окулист» и термина «глазной врач». Логические позитивисты вслед за Витгенштейном утверждали, что истины логики, к которым относились суждения, подобные вышеуказанному, являются попросту тавтологиями, не сообщающими ничего о мире. Они лишь демонстрируют правила нашего употребления языка. Соглас-
но логическим позитивистам, «окулист» и «глазной врач» являются синонимами, поскольку были приняты соответствующие логические правила и тавтологии. Если бы были приняты иные правила, то эти термины, может быть, и не образовывали бы подобного истинного суждения. Однако в любом случае язык подчиняется тем или иным логическим правилам, которые, в свою очередь, являются правилами нашего мышления. Мы, как говорил Витгенштейн, не могли бы представить себе, как выглядел бы нелогичный мир.
Именно эту позицию Куайн называет догмой эмпиризма. По его мнению, истинами логики являются только тавтологии, а суждения типа «окулист — это глазной врач» (в статье Куайн рассматривает пример «холостяк — это неженатый мужчина») являются синтетическими суждениями. Куайн пишет, что подобные суждения считаются аналитическими лишь на основании их синонимии. Однако синонимию он считает непроясненным понятием. Большая часть статьи «Две догмы эмпиризма» посвящена анализу того, может ли синонимия обусловливать аналитичность. Куайн приходит к отрицательному заключению. Единственное основание, способное непротиворечиво показать, что синонимия обусловливает аналитичность, — это общность значения. Иными словами, вышеупомянутое суждение можно рассматривать как аналитическое, только если признать, что термины «окулист» и «глазной врач» обладают общим значением. На этом и основывалась позиция логических позитивистов. Для Куайна же, как это было сказано выше, общность значения связывается с рассмотрением его как некоторой сущности. Это в свою очередь невозможно, поскольку рассмотрение чего-то как сущности — прерогатива теории референции, а не теории значения.
По Куайну, суждение «окулист — это глазной врач» невозможно признать за истинное без обращения к опыту. Согласно его позиции, данное суждение истинно лишь постольку, поскольку имеет место указание на определенный опыт. Действительно, для того чтобы узнать, что суждения «Эверест — это Джомолунгма» или «Утренняя звезда — это Вечерняя звезда» необходимо было обращение к опыту. То же, по Куайну, справедливо и для суждения об окулисте.
Вследствие этого все суждения, кроме тавтологий, Куайн считает синтетическими. Это, по его мнению, демонстрирует неразрывную связь языка и опыта в общей структуре концептуальной схемы. Такой концептуальной схемой является, по Куайну, наука. Именно в ней полностью проявляется связь опыта и языка. Поэтому Куайн пишет, что в качестве элемента эмпирической значимости следует
рассматривать именно концептуальную схему, т.е. науку целиком, а не отдельные термины, как это было у Локка и Юма, или отдельные утверждения, как это было у Фреге.
Критика догмы о редукционизме тесно связана с критикой догмы об аналитичности. Куайн говорит о невозможности эмпирицистского проекта построения науки на основании предложений о непосредственных данных опыта. Такие предложения являются неотъемлемой частью всего языка. Они связаны с интерпретацией реальности, присущей конкретной концептуальной схеме. Для Куайна пропагандируемое эмпириками противопоставление языка и опыта является причиной, порождающей догмы эмпиризма. В статье «Тождество, остенсия и гипостазирование» он пишет о том, что мы не можем выйти за пределы своей концептуальной схемы, взглянуть на мир такой, какой есть, и построить правильную науку. Объясняющую реальность концептуальную схему можно менять только изнутри. Задачу ученого Куайн, вслед за Отто Нейратом, сравнивает с задачей моряка, который перестраивает свое судно, находясь в открытом море. Именно в силу невозможности выйти за пределы концептуальной схемы критерий для ее изменения, по Куайну, как уже было сказано, должен быть не реалистическим, а прагматическим.
Помимо статей общефилософской значимости в сборник также включены более специальные статьи, посвященные проблемам логики и математики. Среди них известная статья 1937 года «Новые основания для математической логики», в которой Куайн исследует проблемы в основаниях математики такие, как парадокс Рассела. Определение Куай-ном логической истины, как суждения истинного при любой замене его дескриптивных элементов, восходит к работам Больцано и Айдукевича. Данное определение избегало упоминания возможных миров, отсылающего к определению истины у Лейбница. Такая интерпретация логической истины делала Куайна критиком модальной логики. Вопросам, связанным с модальной логикой, посвящена статья «Референция и модальность».
Можно только приветствовать появление перевода на русский язык такой важной для англо-американской философии книги, как «С точки зрения логики». Куайн искусно владеет языком, и его предложения, будучи лаконичными, при этом являются существенно нагруженными содержательно. Перевод любого текста Куайна — непростая задача. Однако это вовсе не означает, что от перевода его работ нужно отказаться. Для получения качественного перевода необходимо достичь сочетания двух наиболее важных аспектов: точности и легкости его восприятия на русском языке. Первый фактор обуслов-
ливается конвенцией переводчиков относительно перевода ключевых терминов, которую при соответствующем желании можно достичь. Второй фактор зависит не только от таланта переводчика. В известной степени он является производным от первого: если переводить одни и те же термины одинаково, то это существенно облегчит как понимание текстов самими переводчиками, так и их восприятие читателями. Данный перевод является важным шагом на пути к достижению обеих целей.
