CC BY
14SOCIAL AND HUMAN SCIENCES
LAW SCIENCES
Научная статья УДК 343.974
https://doi.org/10.24412/2687-0185-2022-4-89-97 NIION: 2007-0083-4/22-174 MOSURED: 77/27-005-2022-04-373
Философия права: актуальные аспекты
Юлия Александровна Иванова1, Дмитрий Валерьевич Соловьев2
1 Российский технологический университет — МИРЭА, Москва, Россия, julia-ivanova-77@yandex.ru
2 Научно-исследовательский центр экспертизы и исследований, Москва, Россия, soldmival@gmail.com
Аннотация. Преодоление исторически сложившейся разобщенности между философией права и юридическими дисциплинами — цель философии права. Философские категории сущего и должного, сущности и существования и их методологическое значение при исследовании права — явления общественной и государственной жизни. Предмет философии права — изучение сущности права, задача — поиск общего в различных конкретных проявлениях, в том числе исследование права как феномена общественной жизни (с точки зрения потребностей человека и интересов общества, властных отношений, нравственных представлений).
Ключевые слова: право, философия права, нормы права, юриспруденция, правовые системы
Для цитирования: Иванова Ю. А., Соловьев Д. В. Философия права: актуальные аспекты // Криминологический журнал. 2022. № 4. С. 89-97. https://doi.org/10.24412/2687-0185-2022-4-89-97.
Original article
Philosophy of law: current aspects
Yulia A. Ivanova1, Dmitry V. Soloviev2
1 Russian Technological University — MIREA, Moscow, Russia, julia-ivanova-77@yandex.ru
2 Research Center of Expertise and Research, Moscow, Russia, soldmival@gmail.com
Abstract. Overcoming the historical disunity between the philosophy of law and legal disciplines is the goal of the philosophy of law. Philosophical categories of being and due, essence and existence and their methodological significance in the study of law — phenomena of public and state life. The subject of the philosophy of law is the study of the essence of law, the task is to search for commonalities in various concrete manifestations, including the study of law as a phenomenon of public life (from the point of view of human needs and interests of society, power relations, moral ideas).
Keywords: law, philosophy of law, norms of law, jurisprudence, legal systems
For citation: Ivanova Yu. A., Soloviev D. V. Philosophy of law: current aspects. Criminological Journal. 2022;(4):89-97. (In Russ.). https://doi.org/10.24412/2687-0185-2022-4-89-97.
Проблемы власти, закона и порядка, обязательств и личных интересов впервые стали центральными темами мысли софистов (конец V и начало IV вв. до нашей эры) [1]. Все самые известные софисты подчеркивали различие между природой (физис) и условностями (номос) и относили законы к последней категории. Они обычно приписывали закон человеческому изобретению и оправдывали подчинение закону только в той мере, в какой это способствовало собственной выгоде. Законы были искусственными, принятыми по согласию; большинство действий, которые были справедливы в соответствии с законом, противоречили природе; преимущества, установленные законом, были цепями на природе, но те, которые были установлены природой, были свободными. Во времена софистов поня-
тия закона, справедливости, религии, обычаев и морали были в значительной степени недифференцированными, тем не менее, в этот же период были впервые сформулированы некоторые из важнейших проблем философии права, и были предприняты попытки формального определения права [2]. Так, Ксено-фонт сообщил, что Алкивиад, который общался как с Критием, так и с Сократом, заметил Периклу, что никто не может по-настоящему заслужить похвалу, если он не знает, что такое закон.
Перикл же отмечал, что законы — это то, что утверждается и принимается большинством в собрании, посредством чего они объявляют, что следует и чего не следует делать. Он признал, что если послушание достигается простым принуждением, то это сила, а не закон, даже если закон был принят суве-
© Иванова Ю. А., Соловьев Д. В., 2022
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ
ПРАВО
ренной властью в государстве. Ксенофонт также сообщил о предполагаемом разговоре между Сократом и софистом Гиппием, в котором оба придерживались тождества между законом, или тем, что законно, и справедливостью, или тем, что правильно, признавая при этом, что законы могут быть изменены или отменены.
Сократ утверждал, что существуют «неписаные законы», единообразно соблюдаемые в каждой стране, которые не могут быть продуктом человеческого изобретения. Они созданы богами для всех людей, и когда люди нарушают их, природа наказывает за нарушение.
Сократ и софисты, представленные в диалогах Платона, расходились во мнениях относительно человеческой природы. Софисты считали человека эгоистически мотивированным и антисоциальным, тогда как для Сократа, как и для Платона и Аристотеля, человек был социальным существом с другими, а также эгоистичными мотивами, которое находит удовлетворение в общественной жизни. Напротив, софист Калликл в «Горгии» Платона утверждает, что человек не является исключением из закона природы, согласно которому правит более сильный, созданные человеком законы и социальные институты нарушают человеческую природу. Менее радикальные софисты, хотя и не могли отождествить закон с какой-либо особенностью реальности, все же признавали его практическую полезность.
Едва ли существует какая-либо проблема философии права, не затронутая Платоном. Он писал во время упадка греческого полиса, когда закон и мораль могли казаться простыми условностями, навязанными меняющимся большинством в своих собственных интересах, и гармонию между правовым порядком и порядком вселенной было нелегко поддерживать. Платон стремился восстановить, насколько это было возможно, традиционную аналогию между справедливостью и упорядоченным космосом. Справедливость или правильные действия нельзя отождествлять с простым подчинением законам, и истинно нравственная жизнь не может быть сведена к соответствию общепринятому перечню обязанностей. Обязанности предполагают знание того, что хорошо для человека, и это имеет непосредственное отношение к человеческой природе. Вопрос «Что такое справедливость?» доминирует в Республике Платона. Платон понимал справедливость как ту черту чело-
веческого характера, которая координирует и ограничивает соответствующими сферами различные элементы человеческой психики, чтобы позволить всему человеку функционировать хорошо. Чтобы понять действие справедливости в человеческой душе, Платон исследовал человеческую природу в целом, город — государство. Государство функционирует хорошо, когда им управляют те, кто знает искусство управления, и практика этого искусства требует позитивного понимания Добра. В справедливом обществе каждый гражданин выполняет ту роль, на которую он лучше всего способен, на благо целого. Аналогичным образом, в моральной экономике жизни индивида торжествует справедливость, когда правит разум, а аппетиты и низшие страсти низводятся до их надлежащих сфер. Справедливый общественный порядок достигается в той мере, в какой разум и рациональные принципы управляют жизнью его членов.
Акцент Платона на разум нашел отражение в его определении права. Закон — это обоснованная мысль (logismos), воплощенная в постановлениях государства. Платон отвергал мнение, что авторитет закона основывается на простой воле управляющей власти. Законы содержат подробное обсуждение многих отраслей права и представляют собой попытку сформулировать систематический кодекс, регулирующий всю общественную жизнь. В отличие от идеального полиса Республики, в котором не было бы необходимости в законодательстве, в Законах Платон признавал «закон и порядок, которые являются вторыми по значимости».
Аристотель, который обсуждал закон в различных контекстах, нигде не дал ему формального определения. Он по-разному писал, что закон — это «своего рода порядок, а хороший закон — это хороший порядок», «разум, не подверженный влиянию желания» и «среднее». Однако их следует воспринимать не как определения, а как характеристики права, мотивированные точкой зрения Аристотеля в данном контексте.
Вслед за Платоном Аристотель отверг софистическую точку зрения о том, что закон — это просто условность. В подлинном сообществе — в отличие от союза, в котором закон является только соглашением — закон заботится о моральной добродетели граждан. Аристотель четко различал конституцию (роШега) и законы (потоГ); конституция касается организации должностей в государстве, тогда как за-
SOCIAL AND HUMAN SCIENCES
LAW SCIENCES
коны — это «те, в соответствии с которыми должностные лица должны управлять государством и преследовать правонарушителей». Конституция государства может тяготеть к демократии, хотя законы управляются в олигархическом духе, и наоборот. Законодательство должно быть направлено на общее благо граждан, а справедливость то, что является равным, должна определяться стандартом общего блага. И все же Аристотель признавал, что закон часто является выражением воли определенного класса, и он подчеркивал роль среднего класса как стабилизирующего фактора.
В своем обсуждении форм правления в книге III «Политики» Аристотель поднял платоновскую проблему правления лучшего человека против правления в соответствии с законами. Общество равных по своей природе исключает произвольное правление одного человека. В любом случае, даже самый лучший человек не может обойтись без общих принципов, содержащихся в законах, а юридическое образование помогает стать лучшим государственным служащим. Более того, администраторы, как и все люди, подвержены страстям, и поэтому предпочтительнее, чтобы о них судили по безличным меркам законов. Это никоим образом не противоречит необходимости изменения закона с помощью законодательства, когда опыт показывает, что оно социально неадекватно. Но не все законы являются продуктом законодательства, обычное право на самом деле важнее писаного закона.
Обсуждение судебного процесса Аристотелем предвосхищает многие современные представления. Хотя лучше иметь письменные законы, чем полностью полагаться на усмотрение, «некоторые вопросы могут быть охвачены законами, а другие — нет». Общих правил недостаточно для решения конкретных дел, хотя «хорошо составленные законы должны сами определять все возможные моменты и оставлять как можно меньше на усмотрение судей». Аристотель, по-видимому, имел в виду два соображения. Во-первых, принятие судебных решений является практическим — это требует обдумывания и как таковое не может быть полностью определено заранее. Во-вторых, разрешение спорных фактических вопросов в конкретном деле, от которого зависит решение, не может быть заранее урегулировано законодательством. Этот акцент на недостаточности общих правил связан с влиятельной дискуссией Ари-
стотеля о справедливости. Справедливость справедлива, «но не юридически справедлива, а является исправлением юридической справедливости». Иногда кажется, что Аристотель предполагает, что справедливость вступает в игру, когда в законе есть пробелы, так что она заключается в том, что судья действует так, как действовал бы законодатель, если бы он присутствовал. Тем не менее, он также, кажется, предполагает, что справедливость исправляет суровость закона, когда соблюдение писаного закона привело бы к несправедливости. Таким образом, принципы справедливости тесно связаны с неписаными универсальными законами, «основанными на природе», «естественной справедливостью», обязательной для всех людей, даже для тех, кто не связан или не связан друг с другом. Тем не менее, то, что естественно справедливо, может варьироваться от общества к обществу.
Классическим местом обсуждения справедливости у Аристотеля является книга V «Никомаховой этики». В общем, справедливость связана с отношениями человека к другим, и существует чувство «справедливости», которое относится к полной моральной добродетели члена сообщества в таких отношениях. Существует также смысл, в котором «справедливость» относится к особой добродетели, включающей справедливые отношения отдельных лиц в вопросах, регулируемых частным правом. Под эту особую добродетель подпадают два вида прав: права при разделе (когда каждый человек претендует на свою справедливую долю благ, почестей и т. д.) и права на возмещение ущерба (за ошибки, причиненные одним человеком другому, такие как невыполнение контракта).
Стоики, которые рассматривали Вселенную как единую органическую субстанцию, оказали длительное влияние на правовую мысль. Природа, которая проявляет структуру и порядок, и человек оба обладают разумом, или разумом (логосом). Животное руководствуется первичным импульсом к самосохранению, который приспосабливает его к окружающей среде. В человеке разум является «инженером импульсов», и действия человека могут быть оценены только в рамках всей природы. Критерием нравственного действия является соответствие все определяющему закону природы (koinos logos). Эта концепция закона природы, который является высшим стандартом человеческих законов и институтов, была объединена с
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ
ПРАВО
аристотелевскими и христианскими представлениями, чтобы сформировать давнюю традицию естественного права средневековой философии права. Другим важным вкладом стоиков была вера в равенство всех людей во всемирном содружестве и отказ от доктрины рабства Аристотеля.
Труды Марка Туллия Цицерона (106-43 гг. до н. э.) сыграли важную роль в передаче классической юридической мысли средневековому миру. Несмотря на то, что Цицерон был профессиональным спорщиком в судебных делах, философское отношение Цицерона к праву в его De Legibus отрицает какой-либо интерес к «вопросам клиентов» или «закону карнизов и стен домов». «Его правовая философия была по сути стоической, он отрицал, что позитивный закон сообщества (письменный или обычный), даже если он общепризнан, является стандартом справедливости. Не является стандартом и простая полезность: «Справедливость един; она связывает все человеческое общество и основана на одном законе, который является правильным разумом, применяемым к приказам и запретам». Несправедливый закон не является истинным законом. Закон и мораль логически связаны, и только то, что соответствует закону природы, является подлинным законом. Эта точка зрения оказала длительное влияние на мышление в области естественного права и вновь появилась в мысли Фомы Аквинского.
Как и Цицерон, Луций Анней Сенека (около 4 г. до н. э. - 65 г. н. э.) помог передать идеи Стоиков более поздним мыслителям. Он повторил концепцию равенства всех людей по естественному закону, но, возможно, более важной была его концепция золотого века человеческой невинности, до политического состояния природы. Правовые институты стали необходимы, поскольку человеческая природа стала испорченной [1, с. 29-32].
Влияние стоицизма можно проследить в высказываниях римских юристов. Спорно, были ли это не более чем замечания, предназначенные для украшения юридических текстов, но, тем не менее, они повлияли на мышление более поздних эпох. Юристы различали три вида права: jus naturale, jus gentium и jus civile. На практике последнее первоначально относилось к праву города Рима, но в конечном итоге оно было применено к любому своду законов данного сообщества. Jus gentium сначала означал закон, применяемый к иностранцам, к которым граждан-
ское право было неприменимо и позже было распространено на те правовые практики, которые являются общими для всех обществ. Гай (середина II в.), который систематизировал римское право в своих Институтах, определил jus naturale и jus gentium как универсальные принципы права, согласующиеся с естественным разумом и справедливостью. Таким образом, закон был не просто выражением человеческой воли или институтом, а тем, что рационально воспринимается и соблюдается. Jus gentium был не идеальным законом, по которому судили о позитивном праве, а рациональным ядром существующих правовых институтов.
Ульпиан отличал естественное право от права природы, утверждая, что естественное право не свойственно людям, но преподается природой всем животным. Таким образом, среди животных существует институт, аналогичный человеческому браку. Рабство и сопутствующие ему правила являются продуктом jus gentium, поскольку по естественному праву все люди родились свободными. Однако не ясно, что Ульпиан считал рабство плохим. Ему мы обязаны часто повторяемым определением справедливости: «постоянное желание воздавать каждому по заслугам». Следуя Цельсу, который определил закон (jus) как «искусство добра и справедливости». Опять же, не похоже, что Ульпиан рассматривал естественное право, как идеальный закон, противоположный гражданскому праву. Было высказано предположение, что за мыслью Ульпиана стояла концепция естественного состояния, предшествующего условиям организованного общества.
Доктрины римских юристов обязаны своим длительным влиянием их включению в Corpus Juris Civilis Юстиниана (VI в.). Составители Институтов Юстиниана, по-видимому, отличали jus naturale от jus gentium и, по-видимому, рассматривали первое как набор неизменных божественных законов, по которым позитивный закон может быть морально оценен. В Corpus Juris, также сохранились высказывания римских юристов относительно источника полномочий принимать и отменять законы, составляющие гражданское право. Согласно ряду данных заявлений, эта власть основывается на согласии народа, однако утверждение о том, что «то, что нравится князю, имеет силу закона» вероятно, было более точным представлением о фактах. Юстиниан, по-видимому, теоретически объединил эти взгляды в своей ссылке
SOCIAL AND HUMAN SCIENCES
LAW SCIENCES
на «древний закон», по которому римский народ передал все свои полномочия императору.
К правовой мысли стоиков и римских философов и юристов Отцы Церкви добавили отчетливо христианский элемент. Закон природы больше не был безличной рациональностью вселенной, но был интегрирован в теологию личного, творческого божества. Взаимосвязь между законом Моисея, Евангелиями и естественным правом возникла как особая проблема, выкристаллизовалось понятие jus divinum (божественный закон) как особый тип права, наряду с тремя признанными юристами. Понятие опадение человека из состояния совершенства (которое можно сравнить с точкой зрения Сенеки) сыграло важную роль. Таким образом, согласно святому Амвросию, закон Моисея — закон греха и смерти — был дан, потому что человек не повиновался закону природы. Тот факт, что многие правовые институты, такие как рабство и частная собственность, отклоняются от этого идеального закона, не обязательно означает, что они несправедливы или незаконны, поскольку естественный закон приспособлен к человеку только в условиях невиновности.
Из Отцов Церкви святой Августин был, пожалуй, самым оригинальным и сложным. Цицерон утверждал, что ничто не может быть благороднее, чем закон государства и что, если в государстве нет закона, оно не может по-настоящему считаться государством. Следовательно, закон государства должен воплощать справедливость, ибо без justitia нет jus. Августин рассматривал это положение в «Граде Божьем», книга XIX.
Согласно Августину, поскольку в Риме не было правосудия, позиция Цицерона имела неудобное последствие: Рим вообще не был государством. Поэтому мы должны искать другое определение «государства» (populus), в котором справедливость не является существенным элементом. Августин подчеркивал понятие порядка «гармоничного множества» с предположением, что правовой порядок не обязательно должен быть нравственным или справедливым. Однако у Августина есть отрывки, которые, по-видимому, поддерживают более ортодоксальную позицию естественного права. В любом случае, термины его рассуждений несколько иные, его основные противопоставления — это божественный и человеческий закон, а не jus naturale и jus civile.
Источниками теорий естественного права, которые должны были доминировать в западной филосо-
фии права на протяжении многих столетий, были труды греческих и римских философов и поэтов, Юстиниановский «Corpus Juris Civilis» и Отцы Церкви. Исидор Севильский, энциклопедист и важный передатчик римской мысли позднейшим авторам, кратко выразил идеал естественного юриста в отношении позитивного права: «Закон должен быть добродетельным, справедливым, возможным для природы, в соответствии с обычаями страны, подходящим для места и времени, необходимым, полезным, ясно выраженным, чтобы своей неясностью это не привело к недоразумениям, создано не для личной выгоды, а для общего блага».
В возрожденном изучении римского права в XII в., связанном с глоссаторами, философия права получила новый стимул. Особый интерес представляют попытки примирения разногласий между римскими юристами по поводу определения права и классификации его отраслей. В основном, гражданские придерживались широкой традиции мышления естественного права; jus вытекает из justitia, хотя оно всегда должно быть далеки от совершенной справедливости, которая принадлежит только Богу. Ирнерий, таким образом, утверждал, что законы должны толковаться в свете справедливости. Строгий закон требует соблюдения всех соглашений, но справедливость допускает исключения из правил. Это равенство, согласно Азо, должно быть записано, а не быть принципом, заложенным в сердце судьи.
В середине XII в. также произошла систематизация канонического права. В Декрете Грациана для решения этой задачи была привлечена высокая степень юридической компетентности. Трехстороннее разделение права римских юристов было принято на словах, но ведущими концепциями были jus divinum и jus humana Августина.
Естественное право отождествлялось с первым, в то время как отличительной чертой последнего (охватывающего как jus gentium, так и jus civile) был обычай. Естественный закон содержится в законе Моисея и Евангелиях, заповедь поступать с другими так, как мы хотели бы, чтобы они поступали с нами, является его основополагающим принципом. Естественный закон связан с рациональной природой человека и неизменен; мистика, культовые предписания, содержащиеся в Священных Писаниях, являются частью естественного закона только в их моральном аспекте. Комментаторы Грациана далее
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ
ПРАВО
разделили естественное право, включив в него не только повеления и запреты, но и демонстрации, которые указывают на то, что хорошо для человечества, например, владение всеми общими вещами. В падшем состоянии человека обычай законно изменил демонстрацию, разрешив частную собственность и рабство. Другие отрасли естественного права не могут быть отменены и являются стандартами, по которым должен оцениваться даже церковный закон. Грациан (если не все его комментаторы), по-видимому, в целом придерживался четкого различия между естественным (божественным) правом и каноническим правом.
Повторное открытие Аристотеля в XIII в. оказало большое влияние на дальнейшее развитие философии права. Кульминацией традиции естественного права является теория Фомы Аквинского, который объединил стоические, христианские и аристотелевские элементы в рамках всеобъемлющей философской системы.
Законы — это стандарты поведения, которые имеют обязательный характер. Это можно понять, только если законы имеют какое-то рациональное происхождение. Сочетая эту точку зрения с телеологической концепцией природы и социального порядка, Аквинат рассматривал правовой контроль как целенаправленный. Законы, заключил он, — это постановления разума, провозглашенные для общего блага законным сувереном. Можно выделить четыре типа закона: вечный закон, выражение рационального устройства Вселенной Богом; божественный закон, который ведет человека к его сверхъестественной цели; естественный закон, который ведет человека к его естественной цели; человеческий закон, который регулирует через перспективу наказания дела людей в данное сообщество в свете особых требований этого сообщества. Решающее значение для концепции естественного права имеют понятия естественных склонностей и правильного разума. «Все те вещи, к которым человек имеет естественную склонность, естественным образом воспринимаются разумом как благо и, следовательно, как объекты преследования, а их противоположности — как зло и объекты избегания». Взаимосвязь между склонностью и разумом, объясняющая понимание естественного закона, интерпретировалась по-разному. Общим основанием предписаний естественного права является принцип «Делай добро и
избегай зла». Естественное право — это стандарт, которому должен соответствовать человеческий закон, Аквинский использовал концепцию практического рассуждения Аристотеля при объяснении происхождения человеческого закона законодателем из естественного права, тем самым объясняя различия между правовыми системами и возможность того, что рациональные люди могут не согласиться с тем, какими должны быть человеческие законы. Он подтвердил давнее мнение о том, что несправедливый закон — это не закон, но, хотя несправедливый закон не является обязательным для совести, соображения полезности могут потребовать его соблюдения. Аквинат допускал, что о таких «законах» можно сказать, что они обладают «юридическим» характером, поскольку они провозглашаются под видом закона законным государем [2].
Фома Аквинский подробно и с большой остротой обсуждал все проблемы, рассматривавшиеся его предшественниками. Его влияние прослеживается в английских писателях Джоне Фортескью, Томасе Ху-кере и Кристофере Сен-Жермене. Согласно Сен-Жер-мену, естественное право — это не что иное, как представление обычного юриста о «разумности». Более поздние мыслители — томисты, такие как Франсуа Ойс Гани и Жан Дабен, выдвинули новые идеалы в рамках томистской традиции.
Некоторые средневековые авторы, по-видимому, придерживались протопозитивизма в своем акценте на первичности воли — это характерно для августин-ско-францисканской традиции. Так, Уильям Оккам рассматривал божественную волю как норму морали. «Сам факт того, что Бог желает чего-то, является правильным, чтобы это было сделано». Тем не менее, сомнительно, что Оккам подтвердил бы, что то, что повелевает суверен, справедливо. Однако его позиция несколько неясна, поскольку он, как и все средневековые писатели, продолжал использовать риторику естественного права в своем Диалоге: в одном из своих значений jus naturale состоит из универсальных правил поведения, продиктованных естественным разумом. Право, такое как непреложное право частной собственности, является диктатом здравого смысла.
Тенденция сочетать доктрины естественного права с теорией королевского абсолютизма началась в XIV в. Группа гражданских лиц, известных как постглоссаторы, взялась создать работоспособную си-
SOCIAL AND HUMAN SCIENCES
LAW SCIENCES
стему права на основе старого римского права, которое они считали jus commune Европы. Технически подготовленные администраторы в развивающихся национальных государствах, они, естественно, были озабочены фундаментальными проблемами теории права. Бартол из Сассоферрато утверждал, что правитель не связан законами, хотя «справедливо», что он должен добровольно подчиняться им.
Лукас де Пенна подробно обсуждал вопросы юриспруденции. Закон — это выражение этической добродетели справедливости, а разум — основа права. В то же время он, как и многие гражданские лица, утверждал, что власть принца основывается на божественной власти. Правитель несет ответственность только перед Богом, а не перед народом; закон не является выражением воли сообщества. Тем не менее, хотя принц не ограничен законами, плохие законы (те, которые противоречат божественному закону) не имеют обязательной силы. По мнению Лукаса, неясно, вытекает ли обязанность подчиняться закону в первую очередь из рациональности закона или из божественного дарования власти правителю.
Жан Боден, великий сторонник неограниченного суверенитета в рамках естественного права, чьи взгляды, по-видимому, находились под влиянием гражданских лиц XIV в., как и они, похоже, испытывал трудности с адаптацией христианской правовой мысли к условиям светского национального государства. В своих шести книгах о Содружестве Бодин подчеркивал, что «закон — это не что иное, как приказ суверена при осуществлении им суверенной власти. «Но хотя принц» не имеет власти превзойти закон природы», который установлен Богом, кажется очевидным, что Бодин больше не думал о правильном разуме как о связи естественного и позитивного права. Поддержка Бодином теории команд также проявляется в его трактовке обычаев. Относительный вес позитивного права и обычая долгое время обсуждался средневековыми юристами, но Боден был одним из первых, кто считал, что обычай обязан своей юридической силой попустительству правителя. В этом он предвосхитил идею молчаливого командования, высказанную Томасом Гоббсом и Джоном Остином.
Возникновение национальных государств также выдвинуло проблему рационального обоснования международного права на основной план правового мышления. Это развитие можно увидеть в трудах ис-
панских томистов Франсиско де Витории и Фран-сиско Суареса, а также Гуго Гроция, голландского протестантского юриста с широкими гуманистическими взглядами. По словам Витории, jus gentium либо принадлежит естественному праву, либо вытекает из него и состоит в предписаниях для общего блага в самом широком смысле, а именно для международного сообщества. Таким образом, права и обязанности возлагаются на нации, действующие через своих правителей.
Концепция международного права была разработана в мельчайших деталях Суарез. Хотя его De Legibus во многих отношениях является томистским, Суарес прямо заявил, что изложение закона Акви-ната неадекватно. Суарез начал с того, что провел различие между законами в предписывающем смысле и законами природы в описательном смысле, которые являются законами только метафорически (многие позитивисты связывают происхождение мышления естественного права с тенденцией смешивать эти два типа права). Что касается предписывающих законов, Суарес определил закон (lex) как «акт справедливой и правильной воли, посредством которого вышестоящий желает обязать нижестоящего к тому или иному» или как «общее, справедливое и устойчивое предписание, которое было достаточно обнародовано». Примечательна ссылка на стабильность: законы, как правило, переживают как законодателя, так и население, живущее на момент их принятия, и они действительны до тех пор, пока не будут отменены. Подобные соображения привели недавних авторов к отказу от отождествления законов с простыми актами воли; но хотя Суарез отверг волюнтаристское понятие естественного права, связанное с оккамистами, он считал, что гражданское право вводится в действие «скорее волей, чем разумом». Оно выводится из естественного закона не путем логического вывода, а путем «определения» и, следовательно, в некотором смысле произвольно. Большинство средневековых авторов, как правило, использовали lex и jus как взаимозаменяемые. Суарес, однако, определял последнее как «определенную моральную власть, которой обладает каждый человек, либо над своей собственностью, либо в отношении того, что ему причитается». Хотя Фома Аквинский кратко обсуждал jus naturale в отличие от jus positivum, концепция «естественного права» почти полностью отсутствовала в его мышлении. Это явно присутствует в
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ
ПРАВО
Суаресе, который в стиле Джона Локка и философов эпохи Просвещения сформулировал список естественных прав. Тем не менее, индивидуализм этих писателей отсутствует в Суаресе. Его позиция была весьма далека от теоретиков естественного права и естественного права XVIII в., которые считали, что совершенная система права может быть выведена из естественного права.
Хотя социологические подходы к праву имеют множество практиков, наиболее противоречивой и, возможно, наиболее влиятельной точкой зрения XII в. была точка зрения Ханса Кельзена, ведущего представителя юридического позитивизма. Под влиянием эпистемологии неокантианцев Кельзен провел четкое различие между «есть» и «должно» и, следовательно, между естественными науками и дисциплинами, такими как юридическая наука, которые изучают «нормативные» явления. Юридическая наука является описательной наукой предписывающие и оценочные вопросы не могут быть научными и «чистая теория» Кельзена, направленная на предоставление концептуальных инструментов для изучения любой правовой системы, независимо от ее содержания. Теория «чиста» в том смысле, что она отделена от любых идеологических или социологических элементов; она пытается рассматривать правовую систему просто как систему норм. Таким образом, точка зрения Кельзена была похожа на аналитическую юриспруденцию Остина, но Кельзен рассматривал правовые нормы как «депсихологизированные команды». «Чтобы понять акт воли как нормотворческий акт, мы уже должны использовать норму, которая служит «схемой интерпретации». Юрист, который стремится понять правовые явления, должен в конечном счете предполагать базовую норму (Grundnorm), которая сама по себе не является позитивной правовой нормой. Правовые системы представляют собой наборы принудительных норм, расположенных иерархически; более низкие нормы являются «конкретизацией» более высоких норм. В анализе Кельзена «дуализм» государства и права, публичного и частного права исчезает, и взаимосвязь между международным правом и национальными правовыми системами предстает в новом свете.
В отличие от Кельзена, Густав Радбрух не основал школу. Его позиция, которую он назвал релятивизмом, имеет много общего с позицией Кельзена; но Радбрух утверждал, что закон, являющийся культурным феноменом, может быть понят только в связи с
ценностями, которые люди стремятся реализовать через него. Он попытался проанализировать эти ценности в связи с правовыми институтами, показав «антиномии» среди этих ценностей, которые привели к его релятивизму. Вторая мировая война подняла вопрос в умах многих философов права, способствовало ли разделение права и морали юридического позитивизма, который был популярен в Германии, подъему нацизма. Озабоченность этой проблемой, по-видимому, заставила Радбруха отойти от своего прежнего релятивизма в сторону своего рода позиции естественного права.
В середине XII в. самым влиятельным философом-юристом в англоязычном мире был Х. Л. А. Харт. В своей Концепции права он разработал представление о праве как состоящем из «союза первичных и вторичных правил». Первые — это правила, налагающие обязанности; вторые — это правила признания, изменения и вынесения судебного решения. Первое из второстепенных правил (для распознавания правил системы), по-видимому, имеет решающее значение для его описания всех трех. Его положение во многих отношениях было похоже на положение Кельзена. Он дал интересный анализ, связанный с рассказом Росса, о том, что значит сказать, что правило существует. Харт рассматривал взаимосвязь между законом и моралью как случайную, в отличие от томистского взгляда на логическую связь между ними — это привело его к интерпретации естественного права, мало чем отличающейся от представленной некоторыми авторами эпохи Возрождения. В ряде важных статей Харт сосредоточился на природе определения в юриспруденции, анализе психологических концепций в законе, юридической ответственности и принципах наказания [2].
Список источников
1. Бессонова В. В. К вопросу о единстве и целостности государства в системе категорий философии права // Юридический мир. 2010. № 10. С. 29-32.
2. Философия права. Курс лекций: учеб. пособие. В 2 т. / под ред. М. Н. Марченко. Т. 1. М. : РГ-Пресс. 2020.
References
1. Bessonova V. V. On the question of the unity and integrity of the state in the system of categories of philosophy of law // Legal World. 2010. No. 10. Р. 29-32.
SOCIAL AND HUMAN SCIENCES
LAW SCIENCES
2. Philosophy of Law. Course of lectures: studies. stipend. In 2 vols. / edited by M. N. Marchenko. Vol. 1. M. : R-Press. 2020.
Библиографический список
1. Бабаев Р. Г. О., Бабаев Э. Р. О., Иванова Ю. А. Правовая сущность и типология терроризма // Полицейский вестник Всероссийского института повышения квалификации сотрудников Министерства внутренних дел Российской Федерации. 2022. № 1 (6). С. 25-31.
2. Бакаев А. А., Иванова Ю. А., Радченко Т. В. К вопросу о государстве: его сущности и социальном назначении. В сб.: Развитие правовых систем России и зарубежных стран: проблемы теории и практики. М., 2021. С. 70-85.
3. Баренбойм П. Д. Библейское начало философии права // Законодательство и экономика. 2012. № 2. С. 9-17.
4. Иванова Ю. А., Эриашвили Н. Д. Государство: сущность и его социальное назначение // Международный журнал конституционного и государственного права. 2021. № 1. С. 27-34.
5. Эриашвили Н. Д., Иванова Ю. А., Радченко Т. В. Теория социального контракта в глобальном контексте // Образование и право. 2022. № 3. С. 54-59.
6. Эриашвили Н. Д., Иванова Ю. А., Радченко Т. В. Государство в политической системе общества: особенности и перспективы // Вестник экономической безопасности. 2021. № 1. С. 29-35.
7. Эриашвили Н. Д., Сарбаев Г. М., Иванова Ю. А. Систематизация законодательства и ее значение для совершенствования правового регулирования // Образование и право. 2021. № 6. С. 113-116.
Bibliographic list
1. Babaev R. G. O., Babaev E. R. O., Ivanova Yu. A. The legal essence and typology of terrorism // Police Bulletin of the All-Russian Institute for Advanced Training of employees of the MIA of Russia. 2022. No. 1 (6). Р. 25-31.
2. Bakaev A. A., Ivanova Yu. A., Radchenko T. V. On the question of the state: its essence and social purpose. Col.: Development of legal systems of Russia and foreign countries: problems of theory and practice. M., 2021. Р. 70-85.
3. Barenboim P. D. The Biblical beginning of the philosophy of law // Legislation and Economics. 2012. No. 2. Р. 9-17.
4. Ivanova Yu. A., Eriashvili N. D. The state: the essence and its social purpose // International Journal of Constitutional and State Law. 2021. No. 1. Р. 27-34.
5. Eriashvili N. D., Ivanova Yu. A., Radchenko T. V. Theory of social contract in a global context // Education and law. 2022. No. 3. Р. 54-59.
6. Eriashvili N. D., Ivanova Yu. A., Radchenko T. V. The state in the political system of society: features and prospects // Bulletin of Economic Security. 2021. No. 1. Р. 29-35.
7. Eriashvili N. D., Sarbaev G. M., Ivanova Yu. A. Systematization of legislation and its significance for improving legal regulation // Education and Law. 2021. No. 6. Р. 113-116.
Информация об авторах
Ю. А. Иванова — доцент кафедры «Правовое обеспечение национальной безопасности» Российского технологического университета — МИРЭА, кандидат юридических наук, доцент;
Д. В. Соловьев — научный сотрудник Научно-исследовательского центра экспертизы и исследований.
Information about the authors Yu. A. Ivanova — Associate Professor of the Department of «Legal Support of National Security» of the Russian Technological University — MIREA, Candidate of Legal Sciences, Associate Professor; D. V. Soloviev — Researcher of the Research Center of Expertise and Research.
Вклад авторов: все авторы сделали эквивалентный вклад в подготовку публикации. Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
Contribution of the authors: the authors contributed equally to this article. The authors declare no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию 21.11.2022; одобрена после рецензирования 28.11.2022; принята к публикации 05.12.2022. The article was submitted 21.11.2022; approved after reviewing 28.11.2022; accepted for publication 05.12.2022.
