CC BY
437
А. Н. Муравьев
ФИЛОСОФИЯ И ОПЫТ
Есть ли выход из экологического кризиса, перед которым поставила человечество безудержная экспансия современной технической цивилизации? Что необходимо сделать для того, чтобы преодолеть слишком далеко зашедшую разобщенность научных исследований в различных областях природы и духа? Можно ли вернуть философии былой авторитет и значение? Принципиальный ответ на эти вопросы автор предлагаемой статьи ищет в истории отношения философии и опытного знания, которая длится уже более 2500 лет.
Отличительной чертой современной цивилизации можно, пожалуй, считать то, что эта цивилизация в большей степени, чем какая-либо иная, делает ставку на опыт — на эмпирическое отношение человека к природе и к себе самому, выступающее в форме деятельности, удовлетворяющей стремительно растущие потребности людей, и в форме служащих этой деятельности положительных наук о природе и духе. Вместе с тем следует заметить, что основная коллизия драмы, которую, почти не подозревая о том, переживает мир сегодня, вызвана завышенной оценкой возможностей опыта как определенного способа деятельности и познания. Кажется, что опыт может дать человеку все, что нужно. Именно вследствие этой иллюзии телесно и психически больное из-за вторжения техники в природу человечество наивно верит, что болезнь может вдруг превратиться во врача и научно-технический прогресс сам залечит наносимые им раны (что возможно экологически чистое промышленное производство, генная инженерия и т. п.). За свою небескорыстную иррациональную веру в технологические чудеса люди уже заплатили немалыми страданиями и, судя по всему, готовы платить еще. Другое не менее выразительное свидетельство того же невольного заблуждения состоит в том, что все зрелые эмпирические науки, невзирая на их критическое состояние, которое констатируют сегодня многие выдающиеся ученые, продолжают считаться нормальными науками и в известном смысле остаются ими1. Математика и физика по инерции признаются даже образцами на-
учности вообще, хотя уважение этих дисциплин общим мнением покоится отнюдь не на доказательстве их истинности, а на достигнутых с их помощью практических успехах. Оба симптома обнаруживают характерное противоречие самого опыта: несмотря на то, что он является процессом, в котором принимает участие сознание людей, люди действуют в процессе опыта бессознательно,
— не ведая, что творят.
Какова же истинная мера теоретических и практических возможностей опыта? Дать ответ на этот насущный вопрос предстоит философии, ибо она, никогда не являясь чем-то отдельным от опыта, исторически возникла и совершенствовалась как такой способ развития духа, который по существу превосходит опыт. Попытаемся обосновать этот тезис путем краткого рассмотрения важнейших эпох истории отношения философии и опыта, современного состояния этого отношения и его возможного будущего, поскольку оно коренится в прошлом и настоящем.
Для начала определим моменты этого отношения и причину, по которой оно вообще существует. Вопреки распространенным сейчас представлениям, философия — это не игра словами и не игра ума. Она не есть пустая болтовня обо всем и праздное выдумывание чего-то несуществующего, как мнится профанам,
— тем, кто не посвятил себя в философию, не вник в нее, но все-таки судит о ней, принимая и выдавая за философию то, чем она им кажется. С точки зрения классической философии от Парменида до Гегеля, философия есть знание того,
что есть — сущего как такового, или действительности. При этом ей со времени Аристотеля известно, что действительность как таковая заключает в себе две противоположные стороны — материю и форму, явление и сущность, случайное существование и субстанцию акциденций — свою внешнюю, видимую, реальную, физическую или фактическую сторону и сторону внутреннюю, мыслимую, идейную, метафизическую или спекулятивную. В самом общем виде опыт можно определить как познание внешней действительности — того, какова действительность для нас. Опыт есть познание того, какой действительность нам является, кажется; он есть познание того, какой действительность нам дана — дана сперва нашему чувственному и рассудочному сознанию, а затем также созерцанию и представлению.
Именно потому, что действительность имеет внешнюю и внутреннюю стороны, развитие философии по необходимости связано с опытом, т. е. с познанием видимой, реальной, фактической стороны действительности. По той же причине развитие философии небеспредпосылоч-но и не начинается сразу с того момента, когда впервые появляется человек. Оно имеет своим условием уже происходящий процесс познания и начинается с отношения к эмпирии, т. е. к действительности, уже познанной опытным путем2. Как возникновение, так и дальнейшее развитие философии имеет своей предпосылкой опыт и не совершается без него. Это объясняет, почему отношение философии к опыту сопровождает всю историю философии, почему оно существует теперь и будет существовать, хотя характер этого отношения, конечно, меняется от эпохи к эпохе, ибо он напрямую связан с тем, какова в каждый момент сама действительность и на какой ступени развития находятся философия и опыт.
Так как при общей постановке вопроса детали не важны, всю историю отношения философии и опыта можно свести к трем различным и для необходимого
развития философии уже прошедшим эпохам: к эпохе античности и средних веков (вершины этой эпохи — философские учения Платона и Аристотеля), к эпохе нового времени от Фрэнсиса Бэкона и Рене Декарта до Дэвида Юма и Христиана Вольфа и, наконец, к эпохе немецкого идеализма от Иммануила Канта до Георга Вильгельма Фридриха Гегеля включительно.
Поскольку в древние и средние века люди еще не знали эмпирических наук, опыт в эту эпоху имел форму густо пронизанного мифологическими и религиозными представлениями обыденного сознания единичной реальности, а отношение философии к опыту было преимущественно отрицательным.
Возникающая античная философия уже в первых, еще незрелых своих явлениях обнаружила небезразличие к эмпирическому сознанию греков, которое она нарекла именем «мнение». О необходимости обуздания неразумности мнения говорил Фалес в известном стихотворении, обозначившем поворот человеческого духа к исследованию единого первоначала — природы вещей:
О многом говорить — не значит мнить разумно. Единое отыскивать достойно мудреца. Одно старайся выбрать; тем самым крепко свяжешь Мужей болтливых речи, лишенные конца3.
Другим выражением того же отношения была обязанность молчать во время обучения, которую брали на себя те, кого Пифагор принимал в свой союз для интеллектуального и нравственного образования. Однако вполне определенную и содержательную форму оппозиция мнению получила только у Парменида. Насколько позволяют судить дошедшие до нас свидетельства и фрагменты, вся его поэма «О природе» была развернутым противопоставлением опыта обыденного сознания философскому мышлению, впервые раскрывающему себя в открываемом им истинном бытии.
Согласно мнению, которое опирается на чувственную достоверность и выражает ее словом «есть» в его обычном не-
определенном значении, есть некоторое множество того, что постоянно возникает благодаря сочетанию природных стихий и столь же постоянно исчезает, чтобы уступить место другому такому же. Эта картина, подтверждаемая восприятием, кажется соответствующей действительности, истинному положению дел. Однако возникающее еще не есть, а исчезающее уже не есть. Все подверженное рождению и гибели только мнится сущим, замечает Парменид, и потому не может быть названо тем, что есть, — бытием в точном значении этого слова. Чтобы не блуждать без толку в видимом многообразии космоса и не заблуждаться, по недоразумению путая бытие и небытие, философ устами богини Дикэ, защитницы правды, предлагает жаждущему истины оставить обманчивый путь опыта, на котором человеческий ум привычно следует зрению, слуху и правилам разговорного языка, и решиться логически, т. е. путем мышления определить, что же действительно есть:
Пусть не принудит тебя многоопытной сила
привычки
Думать невидящим оком, гулом наполненным ухом И языком, говоря. Логосом ты испытай Отвергаемый многими довод, мною тебе сообщенный4.
Этот довод заключается в том, что, поскольку все чувственно воспринимаемые различия мнимы, подлинно сущим следует считать только одно, а именно мыслимое бытие. Но это означает, что бытие и мышление есть одно и то же, ибо то, что мыслится, будучи одним, есть то же самое, что и постигающая его мысль:
Одно есть мышленье и то, ради чего мысль есть. Ибо без бытия, в котором раскрылось оно, Мышления ты не найдешь — ведь сущего кроме Нет ничего и ничто не пребудет5.
Своим определением единого как тождественного мышлению бытия Парме-нид полагает действительное начало истории философии как способа мышления и выражения истины, свободного от превратности любых мнений. Ведь только тождество бытия и мышления, опреде-
ляющего, что именно есть сущее как таковое само по себе, сообщает точное значение тем словам, какими обозначается собственная определенность того, что есть. Тем самым эти слова становятся именами, а определенное множество имен, выражающее мысль, — логическим единством речи, высказыванием истинного бытия. Для Парменида верная речь и мысль об истине — синонимы6. Полностью отождествляя бытие с речью мышления, т. е. с осознанным логосом
7
мысли , он еще раз подчеркивает, что цель мышления достигается исключительно логическим путем, а не путем мнения или опыта, на котором слова не значат ничего определенного и потому любые утверждения о бытии легко обращаются в противоположные и наоборот.
Возникнув таким образом, философия выступила в античности как непосредственное знание истинной действительности, вечного и неизменного единого первоначала, а опыт, имевший дело лишь с мнимым, становящимся, случайным многообразием, не признавался ею знанием и даже началом знания. В результате такого отношения всеобщая сущность представлялась Платоном отчасти потусторонней миру явлений и была раскрыта Аристотелем только в абстрактных определениях материи и формы, возможности, действительности и энтелехии. Эллинистическая философия трудами скептиков и неоплатоников и средневековое христианское философствование довели эту лишь намеченную греческой мыслью противоположность сущности и явления до полного дуализма сущности и существования — до разрыва всеобщего и единичного, который составил основу знаменитого схоластического спора между реалистами и номиналистами.
В новое время, после неудачных пантеистических попыток Николая Кузан-ского и Джордано Бруно, непосредственно соединить эти противоположности, наряду с продолжавшей линию отрицания опыта метафизикой Рене Декарта, Николая Мальбранша, Бенедикта Спинозы и Готфрида Вильгельма Лейбница,
выявилось новое, положительное отношение философии к опыту. Оно было представлено эмпиризмом, который вместе с возникшим и бурно прогрессировавшим экспериментальным естествознанием выступил против абстрактных метафизических определений сущности за познание явлений, посюсторонней действительности.
Начало возникновению эмпирических наук положила революция в астрономии, совершенная Николаем Коперником, Иоганном Кеплером и Галилео Галилеем. Исходя из философских положений неоплатоников и собственных наблюдений и вычислений, Коперник отбросил поддерживавшиеся католической церковью аристотелевско-птолемеевские представления о Земле как неподвижном центре Вселенной. Кеплер открыл и математически сформулировал законы движения планет солнечной системы. Галилей заложил общие основы небесной и земной механики и первым исследовал принципиальные возможности эмпирической науки как объективного познания, опирающегося на наблюдение и эксперимент.
Согласно Галилею, в изучении явлений природы следует полагаться не на авторитет священного писания или какого-либо философского учения, а только на чувственный опыт и необходимые доказательства. Дополняя и исправляя друг друга, вместе они составят научный опыт — аналитико-синтетическое исследование явлений природы в соответствии с заранее поставленной целью, достигающее обнаружения единства видимого и мыслимого, внешнего и внутреннего, эмпирического и теоретического. Это позволит исключить в нашем знании все субъективное, недоступное проверке и измерению и, исходя из данного в опыте единичного и случайного, раскрыть скрытое в нем всеобщее и необходимое — открыть законы природных явлений и выразить их на языке математики, которым, по убеждению Галилея, написана книга природы. Поэтому, несмотря на то, что «экстенсивно, т. е. по
отношению ко множеству познаваемых объектов, а это множество бесконечно, познание человека, познающего тысячи истин, — как бы ничто, ибо тысяча по сравнению с бесконечностью — как бы нуль, <...> человеческий разум познает некоторые истины столь совершенно и с такой достоверностью, какую имеет сама природа, — утверждает ученый. — Таковы чистые математические науки, геометрия и арифметика. Хотя божественный разум знает в них бесконечно больше истин, так как он объемлет их все, но в тех немногих, которые постиг человеческий разум, я думаю, его познание по объективной достоверности равно божественному, ибо человеческое познание приходит к пониманию их необходимости, а высшей степени достоверности не существует»8.
Родоначальником эмпиризма, теоретические предпосылки которого были заложены еще античной софистикой и средневековым номинализмом, стал Фрэнсис Бэкон, считавший, что «самое лучшее из всех доказательств есть опыт, если только он коренится в эксперимен-те»9. Классическое выражение этому отношению философии и опыта дал Джон Локк, который объявил опыт началом и основанием всего человеческого знания. Принцип опыта, как его формулирует Локк, звучит следующим образом: «Предположим, что ум есть, так сказать, белая бумага без всяких знаков и идей. Но каким же образом он получает их? Откуда он приобретает тот обширный запас, который деятельное и беспредельное человеческое воображение нарисовало с почти бесконечным разнообразием? На это я отвечаю одним словом: из опыта. На опыте основывается все наше знание, из него в конце концов оно происходит. Наше наблюдение, направленное или на внешние ощущаемые предметы или на внутренние действия нашего ума, которые мы сами воспринимаем и о которых мы сами размышляем, доставляет нашему уму весь материал мышления. Вот два источника знания, откуда происходят все идеи, которые мы имеем
или естественным образом можем иметь»10. Поскольку с этой точки зрения задача получения знания решается исключительно эмпирическим путем, эмпиризм отождествил философию с опытным способом познания и отвел ей роль гносеологии — теории познания, осуществляемого положительными науками о природе и духе. Следует, однако, заметить, что скрытой и не осознаваемой самими эмпириками предпосылкой этого нового отношения к опыту было усвоение опытом в период Возрождения теоретических достижений античной философии, благодаря чему, собственно, только и появились на свет эмпирические науки, целью которых стало познание особенных законов всего существующего — вечного во временном, необходимого в случайном, истинного и действительного в становящемся и возможном.
Дальнейшее историческое развитие философии в полемике эмпиризма и метафизики нового времени показало, что ни отрицательное, ни положительное отношение философии к опыту не является истинным, ибо каждое из них содержит в себе другое и потому превращается в свою противоположность. Отрицательное отношение к опыту в метафизике Вольфа обратилось в положительное, а положительное отношение к опыту обернулось отрицательным в исходящем из принципа эмпиризма скептицизме Юма. Это превращение обусловило начало третьей эпохи истории отношения философии и опыта, содержанием которой стало раскрытие основания эмпирического процесса познания и постижение понятия опыта, в результате чего действительность была понята как истинное единство сущности и явления, т. е. не только как субстанция, но и как субъект. В эту эпоху выступает поэтому не какая-то односторонняя, абстрактная форма отношения философии к опыту, а впервые конкретное, так сказать, отрицательно-положительное отношение. Строже это конкретное отношение можно определить как отрицание отрицания опыта философией. Благодаря конкретности
отношения особенное содержание, добытое эмпирическими науками, лишается философией той непосредственной формы, в какой оно было ими получено, и тем самым утверждается ею как необходимая предпосылка свободного мышления всеобщего предмета в логической форме философии как науки.
Третья эпоха, начатая Кантом, завершается Гегелем. Кант инициировал рефлексию опыта, поставив вопрос о его условиях и указав на роль априорных форм чувственности, рассудка и разума в процессе познания. Иоганн Готлиб Фихте продолжил ее, усмотрев источник систематического единства всего человеческого знания в имманентной деятельности субъекта. Фридрих Вильгельм Йозеф Шеллинг исчерпал возможности этой рефлексии, выявив аналогию субъективных определений духа и объективных определений природы и вплотную подойдя к раскрытию их единого основания. Гегель постиг понятие опыта. Благодаря этому в гегелевской системе отношение философии и опыта получило свою классическую, зрелую форму, а абстрактные, односторонние формы их отношения, появившиеся в античности и в новое время, были осознаны как исторически-необходимые фазы становления его конкретной формы.
С точки зрения Гегеля, открытой и доказанной им в «Феноменологии духа», опытом может и должен быть назван любой способ деятельности и познания, которым еще не вполне преодолена противоположность предмета и сознания, бытия и знания о нем, субстанции и субъекта. Не случайно эта гегелевская работа едва не вышла в свет под заглавием «Наука опыта сознания»11. Сознанием в самом широком значении слова Гегель именует человеческий дух, находящийся в отношении к бытию, т. е. дух, знающий только свой предмет, но еще не знающий своей собственной сущности, в силу чего отношение знания к бытию вплоть до конца феноменологического процесса остается до некоторой степени внешним, а противостоящий сознанию предмет —
не познанным, а лишь так или иначе известным. Такое только появляющееся из незнания знание и образует, по Гегелю, опыт сознания. Совершая опыт, человеческий дух бессознательно для себя движется от почти полного различия сознания и предмета, знания и бытия на ступени чувственной достоверности к их почти полному единству на ступенях религии и философии, причем в итоге этого движения духа в отношении к бытию его знание становится абсолютным: дух понимает, наконец, что истинная природа его предмета ничем не отличается от его собственной природы. «Бытие абсолютно опосредовано; — оно есть субстанциальное содержание, которое столь же непосредственно есть собственность Я, самостийно или понятие. Этим заключается феноменология духа, — предвосхищает Гегель в предисловии к «Феноменологии духа» ее результат. — То, что дух готовит себе в ней, есть стихия знания. В этой стихии моменты духа распускаются в форму простоты, которая знает свой предмет как себя саму. Они более не распадаются на противоположность бытия и знания, они суть истинное в форме истинного, и их разность есть лишь разность содержания. Их движение, которое в этой стихии организует себя в целое, есть логика или спекулятивная филосо-фия»12. Так сознание феноменологическим способом возводит себя в логическую стихию философии как науки, двигаться в которой может лишь самосознательный дух, т. е. дух, познавший себя самого и благодаря этому ставший духом по существу, а не лишь по видимости или по явлению.
Наука опыта сознания состоит, стало быть, в познании необходимости полного явления сущности духа ему самому — в раскрытии логоса, т. е. единого закона всех многообразных феноменов духа. «Это становление науки вообще или знания есть то, что излагает эта феноменология духа, — пишет Гегель. — Знание, как оно есть сперва, или непосредственный дух, есть нечто бездуховное, чувственное сознание. Чтобы стать собственно знани-
ем или произвести стихию науки, которая есть само ее чистое понятие, оно должно выработать себя, проделав некий долгий путь»13. Станциями на этом пути являются прежде всего естественное, т. е. обыденное сознание и самосознание, а также рассудочно-разумное сознание, как оно действует в эмпирических науках, праве, нравственности, образовании, моральности, искусстве и религии. Общим для всех этих дофилософских способов развития духа является то, что в своей субъективной форме они выражают только стремление духа к знанию истины, к конкретному тождеству сознания и предмета, мышления и бытия, а их объективное содержание образует сам стихийный процесс истины — процесс отношения мышления и бытия. Философия же, с одной стороны, выступает конечным результатом, итогом этого стремления, достижением абсолютной формы знания, но, с другой стороны, поскольку истина раскрывается в этой форме как процесс отношения мышления и бытия, философия становится научным познанием истины, отношения субъекта и объекта. Будучи единством абсолютного знания и познания, философия как наука есть логическое снятие опыта, т. е. усвоение и развитие истинного содержания эмпирического процесса познания, а опыт в целом — ее необходимая предпосылка и условие, т. е. не что-то не имеющее отношения к науке, как казалось в древние и средние века, но и не ее принцип и основание, как казалось эмпирикам нового времени.
Завершая историю отношения философии и опыта, Гегель начинает завершать и историю философии14. Это сказывается в том, что Гегель вполне определенно намечает содержательное различие между исторической и логической формами развития философии. С его логической точки зрения, которая является необходимым выводом из всего предшествующего развития философии, в истории философии философия только становится философией как наукой и потому столь же имеет, сколь и не имеет собст-
венный предмет и метод. В своем историческом развитии философия поэтому с необходимостью распадается на ряд учений различных философов и различных философских дисциплин, вследствие чего, например, Аристотель говорит о первой, второй и третьей философиях, стоики делят философию на логику, физику и этику, в новое время Вольф расчленяет метафизику на онтологию, космологию, психологию и теологию etc.
Поскольку в ходе истории философии собственно философское содержание только возникает и представляет собой противоречие философского и нефилософского предметов, философия исторически выступает лишь в своей теоретической форме — является теоретическим снятием опыта. В этой форме философия, с одной стороны, противостоит опыту естественного сознания, эмпирических наук, права, моральности, нравственности, искусства и религии, но, с другой стороны, она еще нуждается в их материале для проверки и подтверждения своих положений — тех особенных принципов, которые выдвигаются различными философами и лежат в основе их учений. Вот почему на деле отношение философии к опыту в любую эпоху ее истории двойственно, т. е. и отрицательно и положительно, хотя это и скрыто преобладанием одной из форм отношения.
Однако с каждым шагом исторического развития философии противоречие философского и нефилософского предметов развивается и под конец начинает осознаваться. Следствием разрешения этого противоречия становится отрицание теоретической формы философского освоения действительности в логической форме философии как науки. Истиной теоретической или, что то же самое, исторической формы развития философии, оказывается логическая форма ее развития — систематическое развитие всего содержания философского знания из всеобщего принципа.
Эта научная форма философии завершает ее историю, в которой возникновение единой философской науки выступа-
ет в виде случайной последовательности многих философских учений, каждое из которых является целым мировоззрением, разработанным на основе одного из особенных принципов, и потому включает в себя философское и нефилософское, т. е. по существу эмпирическое содержание. «В своеобразном облике внешней истории возникновение и развитие философии представляется как история этой науки, — пишет Гегель. — Этот облик придает ступеням развития идеи форму случайной последовательности и чуть ли не голой разности принципов и их исполнений в их философиях. Однако мастер, производящий этот труд тысячелетий, есть единый живой Дух, чья мыслящая природа есть приведение в свое сознание того, что он есть, и как только последнее стало, таким образом, предметом, он уже поднялся над ним и есть в себе некоторая более высокая ступень. История философии выявляет в кажущихся разными философиях, во-первых, лишь одну Философию на разных ступенях ее самоформирования (AusbildungsStufen), во-вторых, то, что особенные принципы, каждый из которых лежит в основе какой-то системы, суть лишь ветви одного и того же целого. Последняя по времени философия есть результат всех предшествующих философий и должна поэтому содержать принципы всех; оттого-то она, если только она есть иная (т. е. логическая. — А. М.) философия, есть самая развитая, самая богатая и самая конкретная»15.
Согласно Гегелю, философия как логическая наука, в отличие от философии в ходе ее истории, не может заниматься эмпирией, случайной действительностью и не должна включать в систему особенное содержание, доставляемое положительными науками о природе и духе. Ее предметом выступает только истинная действительность, т. е. сама истина как всеобщий процесс отношения мышления и бытия, постигаемый в его чисто логической форме — как абсолютная идея в себе и для себя, или понятие понятия. «То же самое развитие мышления, которое
излагается в истории философии, излагается в самой философии, но освобожденным от той исторической внешности, чисто в стихии мышления, — указывает Гегель. — Свободная и истинная мысль в себе конкретна, так что она есть идея, а в своей целой всеобщности — идея сама по себе (die Idee), или абсолютное. Наука абсолютного есть существенно система, поскольку истинное как конкретное есть только как развертывающее себя в себе, собирающее себя в единство и удерживающее себя в нем, т. е. как тотальность, и лишь через различение и определение своих различий может быть их необходимость и свобода целого»16. Поскольку же эмпирические науки имеют дело с особенными явлениями всеобщей сущности только посредством мышления, философия как логическая наука или наука логики, познавая своим собственным всеобщим логическим методом свой собственный всеобщий логический предмет, раскрывает рациональное начало и основание эмпирических наук. «Я не могу мнить, — пишет Гегель во введении к «Науке логики», — что метод, которому я следовал в этой системе логики, — или, скорее, которому следовала в себе самой эта система, — не допускает еще многих усовершенствований, многих преобразований в деталях, но в то же время я знаю, что он есть единственно истинный. Это явствует для себя уже из того, что он не есть нечто отличное от своего предмета и содержания, ибо содержание в себе, диалектика, которую оно имеет в себе самом, есть то, что движет его вперед. Ясно, что нельзя считать научными никакие изложения, если они не идут ходом этого метода и не соразмерны простому ритму этого хода, ибо он есть ход самой сути»17.
Однако при разработке своего учения Гегель все-таки ввел в него, наряду с наукой логики, философию природы и философию духа, которые по содержанию связаны с эмпирическим материалом и, соответственно, с современным Гегелю состоянием положительных наук о природе и духе. Поэтому в «Энцикло-
педии философских наук» наука логики выступает хотя и основным, но только первым, а не единственным целым. «Как энциклопедия наука не излагается в исчерпывающем развитии своих обособлений, но должна ограничиться началами и основными понятиями особенных наук, — указывает философ. — Сколько особенных частей требуется для того, чтобы конституировать одну особенную науку, не определено постольку, поскольку часть, чтобы быть чем-то истинным, сама должна быть некоторой тотальностью, а не только одним оединиченным моментом. Целое философии составляет поэтому поистине одну Науку, но она может рассматриваться и как некоторое целое из нескольких особенных наук»18. В таком систематическом изложении философия вновь распадается у Гегеля на множество составляющих ее частей или особенных «философских наук», хотя метод их, по утверждению философа, уже один — логическое познание идеи. Несмотря на то, что система логики уже содержит в себе рациональное начало и основание эмпирических наук, Гегель еще раз демонстрирует истину научного познания в так называемой реальной философии — в философии природы и духа.
Почему это произошло? Одной из причин такого положения дел было эмпирическое состояние наук о природе и духе в эпоху Гегеля. Как бы ни был велик философ, он не может выйти за пределы своего времени. Неразвитость положительных наук о природе и духе, которая выразилась в их эмпирической форме, противоречащей их рациональному началу и основанию, вынудила Гегеля проделать работу снятия опыта дважды: и логически, и теоретически — в науке логики и в реальной философии, во втором случае, по сути дела, выполняя задачу самих положительных наук. Вследствие этого гегелевская система явилась не только первой логической формой развития науки, но и последней исторической формой развития философии, обремененной противоречием логического метода познания истины и эмпи-
рического процесса познания природы и духа. Как каждый великий философ, Гегель отнюдь не был вполне удовлетворен достигнутым, что показывают его неоднократные попытки в новых изданиях «Энциклопедии философских наук» дать более соответствующее логическому методу изложение системы и начатая Гегелем переработка «Науки логики», которую оборвала его физическая смерть. Так что Гегель и завершил и не завершил историю философии, причем сам хорошо это сознавал, называя свою философию природы и духа именно философией, а не наукой, как науку логики.
Это внутреннее противоречие гегелевского учения привело затем к распаду его школы, к появлению антропологического материализма Людвига Фейербаха и к критике философии Гегеля со стороны марксизма, позитивизма, философии жизни, феноменологии, экзистенциализма, герменевтики и других течений современной мысли. Но ни одно из этих течений не взяло на себя труд продолжить работу по разрешению указанного противоречия, хотя можно с уверенностью утверждать и показать в специальном исследовании, что необходимость его разрешения была более или менее скрытой от сознания ученых причиной всех серьезных философских и методологических исканий последних полутора веков. (Ближе других к осознанию этого противоречия подошел Фридрих Энгельс. Он воспринял противоречие логической и теоретической форм гегелевской философии как противоречие между диалектическим методом Гегеля и догматическим содержанием его системы, однако в духе своего времени увидел в этом конец не только истории философии, но и философии вообще, которую, по его мнению, должны полностью заменить положительные науки о природе, истории общества и мышлении19.) Это не до конца разрешенное противоречие логического метода и эмпирического процесса познания и характеризует современное состояние отношения философии и опыта — состояние, которое будет длиться
до тех пор, пока, наконец, дело не сдвинется с той точки, в которой его оставил Гегель.
Каковы необходимые предпосылки этого будущего сдвига? По самой сути рассматриваемого отношения их две: одна из них зависит от философии, другая — от опыта. Во-первых, для полного завершения своего исторического развития философия должна усвоить необходимый результат всего этого развития, включая гегелевскую философию. Иными словами, философии надлежит полностью снять свою теоретическую форму в логической форме науки. Во-вторых, опыт должен достичь такой фазы развития, в которой положительные науки о природе и духе усвоят логические достижения философии от Платона и Аристотеля до Гегеля, подвергнут отрицанию свою эмпирическую форму и станут теоретическими науками, — подобно тому, как на пороге нового времени опыт усвоил теоретические достижения философии от Парменида до Платона и Аристотеля и благодаря этому выработал эмпирическую форму науки. Гегель пишет о возможном теоретическом состоянии опытных наук, ранее свойственном лишь философии: «Может еще быть, что одна только форма научного изложения эмпирична, но разумное созерцание так упорядочивает то, что суть лишь явления, как внутренне следует понятие. Это присуще такой эмпирии, которой внешние, случайные обстоятельства условий снимаются посредством противополага-ния и разносторонности собираемых вместе явлений, в результате чего перед взором разума выступает всеобщее. — Вполне продуманная экспериментальная физика, история и т. д. изложат этим способом рациональную науку природы, человеческих событий и дел в некотором внешнем, отражающем понятие обра-зе»20. Обретение единой теоретической или рациональной формы позволит положительным наукам преодолеть слишком далеко зашедшую в наши дни разобщенность исследований в различных областях природы и духа, которой эти
науки обязаны господству аналитико-синтетических методов, и таким образом свести к минимуму негативные последствия своей углубляющейся специализации.
Сколько времени потребуется для создания таких предпосылок, гадать не имеет смысла. Можно лишь указать на то, что прогрессу в этих решающих точках роста научности нашего знания сильнее других препятствуют два фактора: абстрактно-отрицательное отношение к философии со стороны специалистов в эмпирических науках и абстрактно-отрицательное отношение к классиче-
скому философскому наследию, в особенности к наследию немецкого идеализма, со стороны представителей различных течений современного философствования. Будем надеяться, что наступивший век станет веком возвращения к великим достижениям классической философии, ибо без их усвоения, являющегося необходимым условием дальнейшего развития всех наук, в том числе и философии как логической науки, человечество не сможет решить те практические и теоретические проблемы, которые неотвратимо встают перед ним уже сегодня.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Термин «нормальная наука» был введен в науковедение Томасом С. Куном. В его интерпретации это словосочетание означает «исследование, прочно опирающееся на одно или несколько прошлых научных достижений — достижений, которые в течение некоторого времени признаются определенным научным сообществом как основа для его дальнейшей практической деятельности» (Кун Т. Структура научных революций. М., 1977. С. 30). С точки зрения, развиваемой в предлагаемой статье, «нормальная наука», которую Кун справедливо характеризует как решение головоломок, аналогичных разгадыванию кроссвордов или шахматных задач, есть эмпирическая форма положительных наук о природе и духе. Дорогу к ее теоретическому отрицанию шаг за шагом прокладывают революции в истории этих наук, чей ход и результат Т. Кун как историк трактует в своей книге чисто эмпирически. Поэтому автор статьи не вполне согласен с его замечанием, что «самая удивительная особенность проблем нормальной науки <...> состоит в том, что они в очень малой степени ориентированы на крупные открытия, будь то открытие новых фактов или создание новой теории» (Там же. С. 59). Эта особенность, проницательно подмеченная Куном, вовсе не удивительна для эмпирических наук, ибо их содержание составляют только уже открытые факты и теории, принятые научным сообществом в качестве их объяснения.
2 Оттого-то и возникает философия позднее непосредственного опыта, а также искусства и религии. Заметим, кстати, что не философия, а только указанные нефилософские способы духовной деятельности и познания берут свое начало в еще неразличенном, синкретическом единстве мифа. Миф как исходный способ духовного освоения действительности есть историческое начало человеческого познания вообще, но по сохранившимся фрагментам ранних греческих философов хорошо видно, что история философии начинается с критики мифологии, с отрицательного отношения философии к этой своей эмпирической предпосылке.
3 Diels H. Die Fragmente der Vorsokratiker. Thales, A 1. Древнегреческие тексты приводятся в переводе автора статьи. Ср.: Досократики. Элеатовский и доэлеатовский периоды / Пер. с древнегреч. А. Маковельского. Минск, 1999. С. 58.
4 Diels H. Die Fragmente der Vorsokratiker. Parmenides, B 7. Ср.: Фрагменты ранних греческих философов. Ч. 1. От эпических теокосмогоний до возникновения атомистики. М., 1989. С. 290.
5 Ibid. B 8. Ср.: Там же. С. 291.
6 «На этом кончаю я верную речь и мысль об истине», — пишет он. — Ibidem. Ср.: Там же.
7 «Речью мышленья излиться лишь сущему нужно, — утверждает Парменид, — ведь оно есть, ничто же не есть, как ты его ни верти». — Ibid. B 6. Ср.: Там же. С. 288.
8 Галилей Г. Диалог о двух главнейших системах мира — птоломеевой и коперниковой // Избр. труды в 2-х т. Т. 1. М., 1964. С. 201.
9 Бэкон Ф. Новый органон. Соч. в 2 т. Т. 2. М., 1978. С. 34.
10 ЛоккДж. Опыт о человеческом разумении // Соч. в 3 т. Т. 1. М., 1985. С. 154.
11 См.: Anmerkung der Redaktion zu Band 3. — Hegel. Phaenomenologie des Geistes // Werke in 20 Bаеnden. Bd. 3. Frankfurt am M.: Shurkamp Verlag, 1970. S. 595-596. Ср.: HeideggerM. Hegels Begriff der Erfahrung // Holzwege. Frankfurt am M.: Vittorio Klostermann, 1994. S. 115, 198-200.
12 Hegel. Phaenomenologie des Geistes // Werke in 20 Вае^еп. Bd. 3. Frankfurt am M.: Shurkamp Verlag, 1970. S. 39. Ср.: Гегель. Феноменология духа: Соч. Т. IV. М., 1959. С. 19-20.
13 Ibid. S. 31. Ср.: Там же. С. 14.
14 Краткий логический анализ понятия истории философии и гегелевской философии как ее необходимого результата дан в работе Е. С. Линькова «Становление логической философии» (См.: Гегель Г. В. Ф. Наука логики. СПб., 1997. С. 5-16). При оценке вклада Гегеля в историческое развитие отношения философии и опыта автор настоящей статьи опирается на ряд положений, которые Е. С. Линьков излагал в своих лекциях по истории немецкой классической философии, читаемых на философском факультете С.-Петербургского государственного университета
15 Hegel. Enzyklopaedie der philosophischen Wissenschaften im Grundrisse (1830), § 13. Ср.: Гегель. Энциклопедия философских наук. Т. 1. М., 1975. С. 98-99.
16 Ibid. § 14. Ср.: Там же. С. 100. В примечании к этому параграфу Гегель подчеркивает: «Философствование без системы не может быть ничем научным; кроме того, что такое философствование выражает для себя не более чем субъективный образ мыслей, оно еще и случайно по своему содержанию. Некоторое содержание получает свое оправдание только как момент целого, а вне этого целого оно — некая необоснованная предпосылка или субъективная достоверность; многие философские писания ограничиваются тем, что таким способом высказывают лишь взгляды и мнения. — Под системой, — добавляет он, — ошибочно понимают некоторую философию какого-то ограниченного, отличного от других принципа; принцип истинной философии, напротив, должен содержать в себе все особенные принципы». — Ibid. Anm. Ср.: Там же
17 Hegel. Wissenschaft der Logik. Erster Teil. Hrsg. von G. Lasson. Hamburg, Felix Meiner Verlag, 1975. S. 36. Ср.: Г. В. Ф. Гегель. Наука логики. СПб., 1997. С. 43.
18 Hegel. Enzyklopaedie der philosophischen Wissenschaften im Grundrisse (1830), § 16 Anm. Ср.: Гегель. Энциклопедия философских наук. Т. 1. М., 1975. С. 101.
19 «У всех философов преходящим является именно «система», правда как раз потому, что она происходит из непреходящей потребности человеческого духа: потребности преодоления всех противоречий. Но если бы все противоречия были раз и навсегда устранены, то мы достигли бы так называемой абсолютной истины, мировая история пришла бы к концу и все же должна была продолжаться, хотя ей уже ничего не оставалось бы делать — что стало бы новым, неразрешимым противоречием. Раз мы установили — а этой установкой мы, в конце концов, больше, чем кому-либо, обязаны самому Гегелю, — что так поставленная задача философии не означает ничего кроме требования, чтобы единичный философ достиг того, что может достичь только все человечество в своем поступательном развитии, то всей философии в прежнем смысле слова приходит конец, — писал Энгельс в работе «Людвиг Фейербах и исход классической немецкой философии», опубликованной в 1886 году. — Оставляют в покое недостижимую на этом пути и для каждого единичного «абсолютную истину», но зато устремляются в погоню за достижимыми относительными истинами по пути положительных наук и обобщения их результатов посредством диалектического мышления. С Гегелем завершается философия вообще; с одной стороны, потому, что в своей системе он великолепнейшим способом резюмирует все ее развитие, а с другой — потому, что он, хотя и бессознательно, указывает нам путь, ведущий из этого лабиринта систем к действительному положительному познанию мира. < . > За философией, изгнанной из природы и истории, остается, сверх того, только еще царство чистой мысли, насколько оно пока еще остается: учение о законах самого процесса мышления, логика и диалектика». — Engels F. Ludwig Feuerbach und der Ausgang der klassischen deutschen Philosophie //Marx K., Engels F. Werke. Bd. 21. Berlin, 1981. S. 270, 306. Ср.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. М., 1961. С. 278-279, 316.
20 Hegel. Enzyklopaedie der philosophischen Wissenschaften im Grundrisse (1830), § 16 Anm. Ср.: Гегель. Энциклопедия философских наук. Т. 1. М., 1975. С. 102.
A. Muravyev
PHILOSOPHY AND EXPERIENCE
Is there a way out of the ecological crisis resulting from the expansion of modern technical civilization? What is to be done to overcome the situation the separation of scientific investigations in different spheres of nature and spirit? Is philosophy still able to win back its former authority and significance? The author tries to find the answer to these questions in the history of philosophy and experience.
