CC BY
63
религиозную мысль естественным образом выдвигала в качестве главной проблему метафизического основания общества и его воплощение в социальной форме - соборности. Другой темой здесь является тема коммуникации, которая становится одной из ведущих вообще в социальной философии. Конечно, в данном направлении она имеет свою специфику, преломляясь через идеи всеединства, диалогичности («Я и Другой»). Третий узел — это проблема соотношения религии, науки, философии. В период господства «наукоцентризма» и его опошленного варианта — позитивизма данная проблема оказывалась способом осмысления современной цивилизации, перспектив её существования и условий бытия человека как человека, а не «одномерного» существа.
Конечно, в этот период продолжали публиковаться работы в контексте марксистско-ленинской парадигмы, но они не являются предметом анализа в данной статье, поскольку не оказали серьёзного влияния на современные социально-философские исследования.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Брысина Т. Н. О возможности больших нарративов в социогуманитарном познании // Вестник УлГТУ. - 2015. - №3.
2. Гильмутдинова Н. А. Рациональность социально-гуманитарного познания и проблемы социального творчества // Научно-технический прогресс и духовная культура. - Свердловск, 1988.
3. Мамардашвили М. К. Анализ сознания в работах Маркса // Как я понимаю философию. -М., 1990.
4. Мамардашвили М. К. О сознании // Необходимость себя. - М., 1991.
5. Шестопал А. В. Русская философия: современность и классика (размышления над трудами Н. В. Мотрошиловой) // Вопросы философии. - 2014. - №3.
Брысина Татьяна Николаевна, доктор философских наук, профессор кафедры «Философия» УлГТУ.
Поступила 24.09.2016 г.
УДК 101.2
Н. А. ГИЛЬМУТДИНОВА ФИЛОСОФИЯ И МИРЫ ВОЗМОЖНОГО
Выявляются разные модальности философского мышления; анализируется историческая смена представления и обоснования мира сущего, должного и возможного; подчеркивается актуальность и своевременность продолжения основополагающей работы философии: открытия и расширения пространства возможного.
Ключевые слова: специфика философии, модальность мышления, действительность, сущее, активность, критика, должное, возможное, смыслопорождение.
Философия до сих пор старалась объяснять или изменять мир, тогда как собственное её дело -умножать возможные миры.
М. Эпштейн
Классифицируя и анализируя высказывания о мире, формальная логика использует термин «модальность» (от лат. modus - образ, способ),
© Гильмутдинова Н. А., 2016
подразумевая под ним дополнительную информацию о характере зависимости между предметами и формами мысли, о логическом статусе суждений, об оценочных, регулятивных и других характеристиках высказываний о мире. Формы проявления модальности суждений исследуются модальной логикой, - обширной, относительно самостоятельной и быстро развивающейся отраслью современной логики.
Так, к самым распространённым можно отнести модальность алетическую, или истинную
(от греч. а^^а - истина), которая выражает характер связи между мыслимыми предметами, а, следовательно, между субъектом и предикатом суждения. Выражается модальность с помощью слов «возможно», «необходимо», «случайно» и т. п. Алетическая модальность предполагает три основных вида суждений: ассерторические (суждения о существовании, о действительности предмета мысли); проблематические (суждения о возможности чего-либо); аподиктические (суждения о необходимости чего-либо).
Эпистемическая, или познавательная, модальность (от греч. ер181еше - знание) переносит акцент на степень достоверности и характер знания. Носителями модальности здесь будут слова «доказуемо», «недоказуемо», «опровержимо» и их синонимы. Согласно своему подходу, эпи-стемическая модальность различает суждения, основанные на вере, и суждения, основанные на знании. Деонтическая, или нормативная, модальность (от греч. deon - должное, нужное) призвана акцентировать регламентированность, упорядоченность деятельности людей, нормы их поведения и общения. Модальность передаётся такими словами: «обязательно», «разрешается», «запрещается» и их аналоги. Употребление деонтической модальности даёт возможность различать суждения о наличии/отсутствии какой-либо обязанности, о наличии/отсутствии какого-либо права. С помощью аксиологической, или ценностной, модальности (от греч. ахю8 - ценный) выражается отношение человека к ценностям - материальным и духовным, вечным и сиюминутным, социальным и индивидуальным. Основные носители модальности - слова «хорошо», «плохо», «безразлично» (в ценностном отношении).
Однако в данной статье формальнологический, как, впрочем, и вероятностно-математический подходы в аналитике модальностей дополняются философско-метафизическим, для которого предоставляется повод говорить о вечной проблеме осмысления философской работы, предмета, смысла и способов философствования.
Для профессионального философа стало уже штампом разделение модальностей мышления о мире сущего, должного и возможного. Этот путь позволяет проблематизировать не только саму философию, её традиции, строй и историю, но и выявить особое место и роль философии в опыте мыследеятельности человечества в формах науки, искусства, религии, этики, политики и права, обыденного сознания и пр.
История философии может быть представлена как смена модальностей: как метафизика сущего, метафизика должного, метафизика возможного. Эта схематика, безусловно, утрирована (в каждой значительной философской концепции присутствуют и изъявительная презентация действительности, и повелительные акценты как результат скептицизма и критицизма, и, конечно же, свободное смыслопорождение в модусе «бы»), но выявить тенденцию она всё-таки позволяет.
В период становления, раннего самоопределения философия (по Аристотелю - наука как мудрость о первопричинах и первоначалах) мыслит в модальности существования. Наука также незаменима в описании и объяснении сущего, её цель и ценность - истинные знания о мире, она привязывает мышление к фактам действительности. Наука сначала выдвигает гипотезы, а потом, шаг за шагом, подкрепляет их фактами, тем самым приходя к теории, когда модальность предположений сменяется модальностью утверждений. Таков путь зрелого научного ума, завоевывающего право на теорию. Долгое время философия строила наивно-онтологические схематики, а потому формировала и отстаивала научный дискурс. В философии на протяжении столетий выдвигались теории, служащие достаточным основанием для объяснения фактов и авторитетного подкрепления практической деятельности; позже приходит осознание гипотетичности всех этих утверждений. Так зрелый ум философа завоёвывает право на гипотезу.
Бурный расцвет науки подвигает философию к осмыслению и отказу от наивно-познавательного подхода к действительности (вспомним революционные идеи И. Канта). Акцент переносится на критически-конструктивную работу, происходит переход в модальность долженствования. Должна ли философия изменять (улучшать) мир? На этом пути философский дискурс неизбежно идеологизируется, обретает повелительный голос и утопическую форму. В разные эпохи подобного рода попытки (от «Государства» Платона до «Государства и революции» В. И. Ленина) жертвовали реальностью в пользу идеи, но и философия терпела ущерб, бросаясь в эту переделку и превращаясь в служанку идеологии. Интенция творческого зановосозидания сущего, дерзновенно-всесильного управления действительностью терпит крах в эпоху постсовременности вместе с распадом тоталитарно-идеологических государств.
Да и критические штудии философии к концу ХХ века постепенно исчерпываются во всё более бескомпромиссной и утончающейся критике мира, человека, Бога, мышления, философии и самой критики усилиями скептиков, Р. Декарта, И. Канта, К. Маркса, Ф. Ницше, позитивистов, экзистенциалистов, феноменологов, постструк-туралистов-деконструктивистов. Действительно, результатом более чем двухсотлетней философской критики, последовательно разрушавшей все иллюзии, в качестве единственно позитивного остатка предстают как первореальность у К. Маркса - материальное производство (предмет экономического знания), у «философов жизни» - жизненный инстинкт (биология и физиология), у фрейдистов - бессознательное (психология и психоанализ). Далее - лингвистический переворот в гуманитаристике, состоящий в обращённости к анализу языка, несущему в себе все философские проблемы, а потому нуждающемся в чёткой наладке, в результате которой будут чётко формулироваться эмпирически проверяемые высказывания, вымывающие следы пребывания в нём метафизики. Тем самым, своими же критическими усилиями, философия намечала (подсказывала) разнообразным наукам пути к «замещению», вытеснению собственно философского дискурса. Но если логический позитивизм показал невозможность фактического подтверждения философских положений, то постмодернистский деконструктивизм в наши дни констатирует: эти положения невозможно адекватно выразить и осмыслить (в них нет истины и определённости). Сама философия де-конструируется, ведь у неё остаётся лишь неискоренимая привычка писать, оставляя следы на бумаге, а потом их стирать, сжигать в «золы неясный прах» (Ж. Деррида). Можно согласиться с тем, что «такие декларации есть несомненный симптом радикального поворота от одного типа философии к другому. Этот поворот, по сути, раскрывает ситуацию рождающегося в ином состоянии (модусе - Н. Г.) сознания. Это новое сознание иначе преобразует (придаёт смысл, созерцает, конструирует) целостность различных социально-культурных форм, тем самым иным образом организуя своё собственное местопребывание и связь с ним» [2, с. 44-45].
Итак, философия в модальностях сущего и должного наращивает, а затем исчерпывает свои универсалистские устремления, обнаруживая тщетность толкований в прозрачном для разума созерцании того, что есть в мире и как он устроен; соблазнов теоретической точности и практического могущества в представлении, чем должен быть мир перед лицом философии
(и чем должна быть перед лицом мира сама философия).
Важно отметить здесь особую связь философствования с модальностью возможного. Об этом писали практически все выдающиеся мыслители, и в нашу задачу не входит последовательный историко-философский экскурс. Большое влияние на обращение автора к этой проблематике оказала книга М. Эпштейна «Философия возможного» [1], которая ёмко, современно и своевременно простраивает вариант метафизики - метафизику возможного, декларируя при этом свой возможностный характер, признавая возможность иных метафизик. Во многом разделяя идеи М. Эпштейна, автор этих строк оставляет за собой право на возможность их коррекции и оспаривания.
Начну с явного, зафиксированного ещё скептиками, противоречия ограничения/расширения философской мысли со стороны модальности возможного. С одной стороны, если мы высказываемся о действительности, объективно описываем положение вещей, то модус возможного в наших суждениях будет сужать их действенность («возможно», «вероятно», «может быть»). Такой шаг важен для осознания меры рискованности претензий на истину, он возвещает об опасности заблуждений. С другой стороны, в этой точке скептической (критической) умеренности возможное открывает расширяющие основы мышления философа, выходящего за границы сущего.
С самого начала философия сомневается в самотождественности предмета. Философ начинает с непонимания простого, сомнения в очевидном, задаваясь вопросом: как возможно? В этом смысле философ всё усложняет и запутывает. Долгим путём размышлений с нуля он приходит (или не приходит) к многотрудному пониманию простых вещей не потому, что они есть такие, а потому, что он такими их смог помыслить. Конструктивная возможность философствования в том и состоит, что в каждом действительном предмете открываются его иное (иные), его возможность (возможности), - мир «если бы».
Так начинается работа философии: поиск ответов на изначальный вопрос как возможно? -через исследование условий этой возможности. Может ли предмет быть другим? Сколько возможно версий сущего? Может ли их вместить размышляющий разум? Сколько возможно вероятных миров? Модальность сущего ограничивается одной действительностью, тождественной
самой себе. Модальность возможного обеспечивает множество версий сущего, множество иного. Таково по своей природе философствование - это инакомыслие.
Отсюда следует, что мир представляется философом иным, принципиально отличающимся от действительного. То есть мы имеем дело с новыми классами объектов. Что о них можно сказать? Как их выразить? У-слов-ность слов понятна философии: открывая в предмете его иное, его возможность, слово согласно на смену имени, на пере-именование. Или операция определения: она, выявляя существенное, о-пределивает мыслимое, а, обобщая, расширяет возможности другого - потенциального, идеального, мыслимого.
Ограничивающе-расширяющая природа возможного может быть эксплицирована и по-другому (по-иному). С одной стороны, множество потенциальностей при переходе в действительность могут схлопываться, предоставляя путь лишь одной возможности, которая исключает реализацию всех иных. Такую возможность назовём альтернативной. С другой стороны, одна возможность может быть реализована в разных формах, разными способами, в разных предметностях (если вспомним Платона, к примеру, и его анализ красоты, - возможности быть красивым). Такая возможность называется универсальной. Первый вид возможностей ограничивает реальность на фоне многообразия вариантов, а второй - ведёт ко многим реальностям на основе одной возможности. Мировой процесс совершается, бесконечно проходя через модальные воронки переливов от универсалий к альтернативам, и наоборот. Мир событий уникален, здесь одна возможность безвозвратно исключает другие. Мир сущностей сдвигает модальность возможного в другую сторону, когда наше мышление поворачивается от множества вещей к их общему качеству.
При этом, каким бы ни было событие уникальным и эксклюзивным, его смысл для мыслящего человека раскрывается только в круге возможностей (неосуществленных и даже неосуществимых). Иначе говоря, реальное может быть осмыслено лишь в точке его расхождения с возможным.
Наша мысль, выходя из мира действительного в возможный мир, начинает множиться и ветвиться. Вопрошание философа - это вопрос, об-ращённый к миру от множества его потенци-альностей. Специфика философской мысли со-
стоит в постоянном расширении сферы мыслимого возможного и в последующем исследовании смысла сущего. Эта непрерывная смена модальностей способствует переходу от экзистенциального к возможному, от него - к универсальному, эссенциальному, и далее - к уникально-индивидуальному, и, возможно, к потенциально-софийному.
От Аристотеля идёт традиция усмотрения истоков философии в удивлении. Удивляется мыслитель, и его мысль способна удивлять слушателей. Удивляет нас многое, но к философии обращает удивление не информационной составляющей факта или его событийной нагруженностью, а удивление его (факта) возможности, соотнесение сущего с его возможностями.
Философия поэтому не изобретает предметы, исследует то же, что и другие науки, только не в модальности действительного, а в модальности возможного. Терминологически это различие закреплено словами «логос» (знание) - в случае науки - и «софия» (мудрость) - в случае философии. Область фактов принадлежит знанию, учёный знает; область возможного - мудрости, философ может знать. Потенциальность мышления, не ограниченного верой или научной аксиоматикой, и есть мудрость. Знание актуально, а мудрость потенциальна. Философия, появившись в мире даже не как сама мудрость, а как любовь -стремление к ней, потенциальна вдвойне.
Современная информационно-техногенная цивилизация - поистине цивилизация возможностей. Вся реальность - чередование возможностей, их перекрестье, скольжение на грани «если бы», взаимное состязание в игре возможностей, каждая из которых реализуется весьма редко и избирательно. В повседневной жизни господствует сослагательное наклонение: каждый живёт на кредитные средства (они могли бы быть заработаны), платит страховки (некий аванс за услуги, в которых может возникнуть нужда). Мы платим за возможность приобретения автомобиля, за возможность лечения; покупая абонементы, мы оплачиваем возможность передвижения по городу или возможность посещения бассейна. Все возможности жизни потребителя просчитываются с максимальной полнотой и точностью. То же - в мире политики, бизнеса, образования, досуга. Платя за товар или услугу, мы оплачиваем возможность «вдохнуть океанскую свежесть», «обрести стройную фигуру» и т. д. Реальность, тем самым, вытесняется имиджем и рейтингом, виртуализируется, стираются
грани подлинности. Эти процессы разрастаются и ускоряются на основе достижений информационных технологий, мультимедиа, Интернет-коммуникаций, порождающих и множащих виртуальную интерактивную реальность [см. об этом подробнее: 3]. Создаётся непрерывная цепь, даже скорее сеть возможностей, «реальные» звенья которой становятся всё более трудноуловимыми.
Тем самым смена модальности философствования, точнее, прояснение изначальной «воз-можностной» природы философии - эпохально-цивилизационно детерминировано, актуально значимо не только для самоопределения и самопреодоления философии, но и для её последующей созидательной работы в мире культуры.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Эпштейн М. Н. Философия возможного: -СПб.: Алетейя, 2001. - 334 с. - (Тела мысли).
2. Брысина Т. Н. Онтологические основания философии // Ш МЕМОМАМ: Владимир Ильич Белозерцев: сборник памяти Белозерцева В. И. -Ульяновск : УлГТУ, 2015. - 329 с. - С. 42-52.
3. Гильмутдинова Н. А. Социально-философский смысл феномена информации // Вестник УлГТУ. - 2015. - №1 (69). - С. 24-28.
Гильмутдинова Нина Амировна, кандидат философских наук, доцент кафедры «Философия» УлГТУ.
Поступила 26.09.2016 г.
УДК 1 : 001 В. Т. ФАРИТОВ
В МИРЕ ФИЛОСОФСКОЙ КНИГИ: ЗНАЧЕНИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ЧЕРНОВИКОВ Ф. НИЦШЕ
Обосновывается тезис о необходимости исследования черновых набросков и заметок Фридриха Ницше для полного и адекватного осмысления содержания учения философа. Статья посвящена завершению издания полного собрания сочинений Ф. Ницше на русском языке.
Ключевые слова: Ницше, полное собрание сочинений, черновики, наследие.
В 2005 издательством «Культурная революция» (главный редактор - И.А. Эбаноидзе) был начат выпуск полного собрания сочинений Фридриха Ницше в 13 томах. Завершающий том был опубликован в 2014 году. Издание осуществлялось не в хронологическом порядке: первым вышел 12 том, а последним - третий. Проект был реализова под эгидой Института философии РАН, в состав редколлегии входили: П.П. Гай-денко, А.А. Гусейнов, С.В. Казачков, В.Н. Миронов, Н.В. Мотрошилова, Т.И. Ойзерман, В.А. Подорога, В.А. Попов, К.А. Свасьян, Ю.В. Си-ниокая, В.С. Степин и И.А. Эбаноидзе. Многие тома были изданы при поддержке Дмитрия Фьюче и сайта www.nietzsche.ru.
© Фаритов В. Т., 2016
Тома с 1-го по 6-й в основном содержат новую редакцию произведений Ницше, опубликованных при его жизни. Это те работы, по которым философ был известен русскоязычному читателю: «Рождение трагедии», «Несвоевременные размышления», «Человеческое, слишком человеческое», «Утренняя заря», «Весёлая наука», «Так говорил Заратустра», «По ту сторону добра и зла», «К генеалогии морали», «Eccehomo» и некоторые другие тексты. Многие из этих произведений были опубликованы ранее в составе знаменитого свасьяновского двухтомника [1], а также в других изданиях. Некоторые из работ вошли в ПСС в новых переводах, некоторые материалы вышли на русском языке впервые.
Тома с 7-го по 13-й содержат черновое наследие Ф. Ницше. На русском данные ранее тексты не публиковались. Это большой пласт материалов, который фактически не был доступен
