CC BY
38
Оправдание богатства
Наталья Зарубина
профессор кафедры
социологии
Московского
государственного
института
международных
отношений
В современном обществе деньги оторвались от хозяйственной деятельности и превратились в некую самодостаточную реальность, которая стала более эффективным источником богатства, чем производство.
— «В капиталистическом обществе производство и распределение материальных благ зависит от желания людей разбогатеть», — утверждает Роберт Л. Хайлбронер в книге «Философы от мира сего». Вы согласны с этим тезисом?
— Пожалуй, да. Люди всегда хотят быть богатыми. А в капиталистическом обществе желание разбогатеть, действительно, соединилось с производством. До капитализма оно часто было связано с авантюризмом, с войнами, с чем угодно, вплоть до магии и алхимии. Для Аристотеля экономика была связана только с обеспечением необходимого, но никак не с богатством.
Разумеется, в капиталистическом обществе все прежние мотивы остались. Люди, желающие разбогатеть, совсем не обязательно должны заниматься предпринимательством, то есть рациональной организацией экономики. Это скорее идеальный тип, который придумал
немецкий экономист Макс Вебер, создавший теорию развития капиталистического предпринимательства. И сейчас мы видим разные пути достижения богатства — и авантюризм, и войны.
— А финансовая деятельность, банки? Какими путями они получают богатство?
— Их деятельность может быть связана с производством, как, например, кредиты и инвестиции. Или не связана с ним, но тогда ее нельзя отнести к рациональной хозяйственной деятельности. Современные исследователи проводят различие между хозяйством и экономикой. В русском языке и в немецком есть два разных термина: хозяйство, которому соответствует немецкое Wirtschaft, и экономика (Ökonomie). А в английском и то и другое обозначается одним словом — economics. Хозяйство связывают с непосредственным производством материальных благ и их обменом, а экономика ассоциируется с процессами рыночного обращения.
В таком случае, если финансовая деятельность не связана с инвестированием в хозяйство, то соединена с экономикой. В современном обществе мы наблюдаем, что деньги оторвались от своего реального референта — хозяйственной деятельности и превратились в некую самодостаточную реальность. И она стала более эффективным источником богатства, нежели реальная хозяйственная деятельность.
По статистическим данным, в 2007 году, накануне кризиса, мировой оборот в реальном хозяйстве был в 50 раз меньше финансового.
— Нарушена марксова формула «деньги — товар — деньги»? Деньги делают деньги?
— Да. И за этими деньгами ничего не стоит. Они перестали соответствовать товару. Если Маркс говорил, что любой капиталист смотрит на товар и видит деньги, то теперь связь между товаром и деньгами стала исчезать. В XIX веке по уровню богатства судили об эффективности хозяйства, о качествах личности («если ты такой умный, почему ты такой бедный»). Но теперь этой связи нет. Количество денег говорит только о количестве денег. И это деструктивно для хозяйства любой страны, или даже региона.
— Это те самые «мыльные пузыри», которые стали причиной нынешнего кризиса?
— Да. И как любые пузыри, они начали лопаться. Люди брали кредиты, которые не были ничем обеспечены, не могли платить по ним, все стало рушиться, началась цепная реакция. Но дело здесь даже не в механике
Бодрийяр, Жан
(1929) — французский эстетик, культуролог и социолог. Один из известнейших мыслителей, исследующих феномен постмодерна. Важнейшие работы: «Система вещей» (1968), «К критике политической экономии знака» (1972), «Символический обмен и смерть» (1976).
финансовых структур как таковых, а в культурных основаниях современной экономики.
Стремление разбогатеть, получить максимальную прибыль, добиться эффективности затмило все остальное. Современное общество не хочет воспринимать всерьез ничего, кроме денег.
— Нынешний кризис показывает, что богатство, не связанное с хозяйством, эфемерно?
— Да. За ним ничего нет.
— Теперь нам надо попытаться определить, что же такое богатство.
— Не берусь дать строгое определение. Могу опираться на соображения Жана Бодрийяра, французского социолога-постмодерниста. Он говорит: «Богатство — это явление, присущее не экономике, а социальным отношениям». Экономисты, начиная с Адама Смита («О происхождении богатства народов»), увязывали богатство с экономикой. Но у Смита речь все-таки была не о богатстве как таковом, а о прибыли, об эффективности, рентабельности. Этими понятиями, действительно, оперирует экономика. Человек может владеть имуществом, деньгами, землей и т.п. Но он может иметь всего этого столько, сколько необходимо для удовлетворения его потребностей. А может больше. Бордрийяр говорит: богатство — это то, что сверх необходимого. Понятно, что потребности у всех людей разные: одному необходимо позавтракать, а другому золотые часы с бриллиантами. Но можно исходить из того, что богатство — это то, что
Зомбарт, Вернер
(1863-1941) — немецкий экономист, историк и социолог, философ культуры. Участвовал в основании немецкого социологического общества. Первоначально испытал влияние Маркса. Автор термина «капитализм». Основные труды: «Социализм и социальное движение в XIX в.» (1896), «Будущее капитализма» (1932).
выше средней социальной меры. Примерно представляя себе уровень жизни в том или ином обществе, можно говорить, что кто-то богат, а кто-то беден.
— Например, в Молдавии человек с миллионом долларов — супербогач, а в России — богач, но не супер?
— Все относительно. Нужно рассматривать два аспекта. Первый — то, как богатство демонстрируют. Как социальное понятие, богатство должно находить выражение в социально приемлемых и одобряемых формах. Второй — насколько богатство легитимно. Не в смысле прямого соответствия деятельности богатого человека писаному праву, а с точки зрения моральных ценностей данного общества и представлений о должном, которое в данном обществе считают объективным и общезначимым. Богатство должно быть признано как законное и справедливое, и тогда оно будет выполнять свою важнейшую и полезнейшую социальную функцию. Дело в том, что без избыточности, без того, что сверх необходимого, невозможно развитие культуры. Невозможен прирост знаний, всего того, что мы связываем с прогрессом. Для этого нужно богатство. Если все время находиться на уровне удовлетворения элементарных потребностей, общество развиваться не будет.
Хотя именно такое общество, по мнению французского эстетика, культуролога и социолога Бодрийяра — самое счастливое и самое удовлетворенное — у всех есть то, что нужно, и ни у кого нет ничего сверх того. Но это
\ КОДЕКС УПРАВЛЕНИЯ \ прямые инвестиции / № 5 (85) 2009 59
возможно лишь в самой примитивной системе. Общество развивается, когда появляется излишек. Начинают совершенствоваться социальные институты, развивается культура и наука.
— Итак, богатство было и будет всегда, и оно необходимо для развития общества...
— Но оно должно восприниматься в обществе как легитимное. Вернемся к вопросу демонстрации богатства. Она необходима, потому что это маркер социального статуса того, кто богатством обладает, принадлежности к социальной группе высокого ранга. Когда излишки состояли в основном в потребительских благах, легитимность богатства заключалась в демонстративном его уничтожении. Например, северо-американские индейцы демонстративно рубили свои лодки, уничтожали одеяла, съестные припасы, которые не могли съесть. Это имело целью показать, что богатство не дорого, а дороги соплеменники.
По мере того как деньги стали основной формой богатства в капиталистическом обществе, демонстрация приобрела иные формы. В том числе и форму аскезы. Это был маркер предпринимательского класса. Богатство работающего стало превращаться в капитал. Как определял Маркс, «стоимость, приносящая новую стоимость». Богатство, считали в XVI11 —XIX веках, должно работать и приносить новое богатство.
— Следовательно, есть различие между богатством и капиталом?
— Конечно. Богатство — объем чего-то сверх необходимого. Капитал — то, что работает. Богатство может быть в виде золота и драгоценных камней, спрятанных в сундуке. Богатство становится капиталом, когда используется в хозяйстве, пущено в дело, инвестировано и приносит доход. Капиталом может быть небольшая сумма денег, намного меньшая, чем потребляет «праздный класс», по выражению американского экономиста, социолога, футуролога Торстейна Бунде Веблена.
— Хорошо, вернемся к «демонстративной аскезе».
— Эта культура была присуща некоторым социальным группам в протестантских странах, во Франции и других государствах Западной Европы, а также в США. Самоограничение, скромность хоть и перестали доминировать в обществе довольно быстро, но не ушли окончательно. Поэтому излишества наших богачей в Куршавеле воспринимаются в Европе отрицательно. Они этого не понимают, это находится за рамками их культуры. Вер-нер Зомбарт, немецкий социолог, современник Вебера, на этот счет высказался так. Первоначально аскеза была связана и с делом, и с образом жизни капиталистов. Но затем, в зрелом капиталистическом обществе, она осталась лишь атрибутом деловой культуры. В то время как в частной жизни каждый дает волю своему стремлению продемонстрировать социальный статус с помощью маркеров престижного потребления. Феномен престижного потребления анализировал Веблен в работе «Теория праздного класса».
— Веблен связывал избыточность богатства с избыточностью времени.
— Богатый человек получает возможность не работать, у него уже все есть. Но в буржуазном обществе предприниматель не может себе позволить праздную жизнь, потому что основа высокого статуса — его дело,
предприятие. Поэтому он делегирует роль праздного человека другим — неработающей жене, детям-лоботрясам, которые тратят родительские деньги, прислуге. Причем в современном обществе культура демонстрации богатства все больше и больше виртуализируется. Мы сейчас наблюдаем, что образ жизни богатых социальных групп дистанцирован от производства — источника богатства. Причем у нас в России эта роль делегирована не столько неработающим женам олигархов, сколько звездам шоу-бизнеса.
— В русской культуре XVIII века был период аскезы?
— У нас культуры аскезы за пределами религиозных субкультур никогда не было. У нас всегда можно было видеть открытую демонстрацию богатства. И это вызывало раздражение в обществе и в XIX, и в начале XX века.
— Почему?
— Потому что в России легитимным было признано только аристократическое богатство. Традиционное общество признает богатство родовой аристократии, накопленное предками или связанное с военными, государственными заслугами. Поэтому буржуазии надо свое богатство всегда как-то оправдывать, легитимизировать.
— Буржуа, владелец фабрики свое богатство заработал. А аристократ либо на войне обогатился, либо соседей ограбил, либо за счет труда своих крепостных жил. Общество несправедливо к буржуазии?
— Военная добыча легитимна. А то, что «зарабатывается», то отнимается у своих соплеменников, сограждан. Это мироедство, эксплуатация работников, присвоение чужого труда. Даже если механизм прибавочной стоимости скрыт, все равно возникает ощущение, что кулак «пухнет» чужим трудом, что барин пьет кровь своих же односельчан. Аристократ же — воин, он своих защищает, он отец родной, руководитель. И его богатство не ощущают как нарушение общественной нормы. Традиционное общество воспринимает богатство как пирог, от которого каждый должен получить свой кусочек. Кто-то маленький, кто-то большой. Но это не вызывает неприятия, протеста.
Еще нет представления, что люди равны от природы и должны иметь равный доступ к материальным благам. Богатство же предпринимателя, обретаемое на глазах соплеменников, воспринимают как попытку отщипнуть от чужого, присвоить то, что ему не принадлежит.
Поэтому традиционное общество не любит купцов. Ростовщики — вообще объект ненависти и всеобщего порицания. Капитализм в целом развивается в условиях слабых социальных связей, когда разрушается традиционная общинность, иерархичность. Ее надо сначала сломать, а потом строить счастливое капиталистическое завтра.
Американский экономист Карл Поланьи описывает слом этого механизма в работе «Великая трансформация», он называет этот процесс «сатанинской мельницей». Она, действительно, самым жестоким образом перемалывала традиционные общинные связи, которые гарантировали устойчивость, стабильность, хотя бы минимальные гарантии для всех. Это был жестокий процесс. Может, поэтому и возникли эти культуры протестантской аскезы.
Вебер, Макс
(1864-1920) — немецкий социолог, экономист и историк культуры. Принимал участие в либерально-протестантском движении реформ, поддерживал позицию «либерального империализма». Один из наиболее известных его трудов — «Протестантская этика и дух капитализма»
В России такая культура, повторяю, не сложилась. Но представление о том, что богатство должно быть легитимно, черпалось из традиционной культуры служения: каждая социальная группа выполняет свою роль в общей жизни, вносит свой вклад в общее дело. В Европе в Средние века были «пашущие» — крестьяне, «молящиеся» — монахи и «сражающиеся» — рыцари. В российском обществе тоже были четкие представления о роли каждого сословия в общей структуре. Крестьяне — кормильцы, это их социальная роль. Дворянство — изначально служивое сословие. В этом смысле не лучшую роль в истории России сыграл манифест Петра III «О вольности дворянской». Он превратил дворян в «праздный класс». Лишь позднее появилось представление о дворянине-помещике как организаторе сельского хозяйства. Тоже своего рода служение. В XIX веке возникла разночинная интеллигенция, которая присвоила себе функцию просвещения народа.
Где же место буржуазии? Во второй половине XIX века она тоже пыталась присвоить себе статус — организатора хозяйственной жизни, и даже организатора того, что мы сейчас называем гражданским обществом. Купцы и промышленники стали занимать активные позиции в местном самоуправлении, в городских советах. Начали брать на себя функции благотворительности, меценатства. Это ведь делалось не от доброты душевной. Своя рубашка всегда ближе к телу.
— Третьяковы, Мамонтовы, Морозовы, Бахрушины и другие всего лишь пытались легитимизировать свое богатство?
— Увлечение меценатством, характерное для России второй половины XIX века, было связано с потребностью найти свою социальную позицию. Это было формой оправдания богатства. Третьяков прямо говорил: я собираю свою коллекцию для того, «чтобы то, что получено от народа, вернулось ему в полезном для него учреждении». Он прекрасно понимал, откуда проистекает его богатство и как к нему относятся в обществе. И народ это тоже понимал и относился к меценатству без сантиментов.
Мы с вами говорили выше о капитале — богатстве, которое создает новое богатство. Но капитал возможен в разных формах: экономический, культурный, социальный. Бывает и символический капитал — престиж, репутация и т.д.
В России получилось так, что рост экономического капитала был непропорционален росту символического и политического. За доступ к политической власти российская буржуазия начала бороться только в XX веке. В 1905 году появляются буржуазные партии. Правда, они так и не смогли окончательно сформироваться — слишком разные были интересы. Также не хватало русской буржуазии символического капитала — они не чувствовали в обществе уважения и признания. И пытались его получить за счет демонстрации богатства в меценатстве.
— То есть экономическая деятельность в России не рассматривалась как социально значимая?
— Да. Труд крестьян считался важным. А то, что предприниматель построил завод, дал работу тысячам людей, рассматривалось как удовлетворение корыстных интересов. В этом одно из отличий России от Америки, где предпринимательская деятельность воспринималась как социально значимая. Конечно, там тоже стоял вопрос
Веблен, Торстейн Бунде
(1857-1929) — американский экономист, социолог, публицист, футуролог. Основоположник институционального направления в политической экономии. Важнейшие труды: «Теория праздного класса: экономическое исследование институций» и «Теория предпринимательства»
Русская буржуазия не чувствовала общественного признания и пыталась его получить за счет меценатства
о легитимизации богатства. После войны Севера и Юга в Америке началась модернизация. Возник вопрос, как богатые люди должны соотноситься с обществом. Но Америка — протестантская страна, переселенческая. Генри Форд писал, что никакой благотворительности не должно быть, он не видит в этом никакой необходимости. Роль богатого человека сводится только к организации производства.
— Он создает новые рабочие места, и в этом его функция?
— Да, и больше никто от него ничего не вправе требовать. В России эта идея никак не принималась. Благосклонно смотреть на буржуазию общество начало только в конце XIX века. Когда увидели железные дороги, перевооружение российской армии.
В России богатство не воспринимали негативно, но оно должно было быть морально оправдано... В принципе, русская культура, на мой взгляд, богатству не враждебна, как это иногда утверждают.
— А как в нынешней России?
— Социологические опросы дают противоречивые результаты. С одной стороны, неприятия богатства нет. В основном общество не осуждает богатых людей. Но противоречие между бедными и богатыми респонденты называют основным в нашем обществе. Объективно этот разрыв у нас огромный. Легитимизация богатства в нашей стране — один из первоочередных вопросов.
— К тому же накопление богатства у нас произошло в короткий исторический срок — всего лишь за пятнадцать лет. И это вызывает представление о возможном конфликте в обществе?
— Да. Люди согласны с тем, что богатство может быть заработано. Но они не видят, как это происходит. То, что на глазах у всех — висит в пустоте, на мыльном пузыре.
— Или на присвоении ренты?
— На углеводородах, которые воспринимаются как общее достояние. Кстати, в силу ряда причин социальная ответственность бизнеса в России развита больше, чем в Америке или в Европе. Но о ней народ мало знает. То ли пиарщики плохо работают, то ли журналисты игнорируют эту тему. Но люди практически не знают о том, что бизнесмены реально делают.
\ КОДЕКС УПРАВЛЕНИЯ \
прямые инвестиции / № 5 (85) 2009 61
