CC BY-NC-ND
541
О.Е. Кошелева
ФИЛИПП АРЬЕС И РОССИЙСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ИСТОРИИ ДЕТСТВА
В статье рассматривается влияние идей книги Филиппа Арьеса «Ребенок при старом порядке» на отечественные и зарубежные исследования истории детства. Автор анализирует причины их слабого развития в России, отмечает новые тенденции и перспективы этой научной области.
Ключевые слова: Филипп Арьес, история детства, педагогическая антропология.
Судьбы книг и их идей в разных национальных и культурных ареалах не похожи: где-то они имеют огромный успех, где-то оказываются совершенно не замеченными. Как правило, это не случайно, хотя и вмешательство случая полностью отрицать невозможно. Причины игнорирования шедевров одной научной традиции со стороны другой кроются в первую очередь в исторических особенностях «воспринимающей» культуры. Поэтому судьба книги Филиппа Арьеса «Ребенок при старом порядке», переведенная на русский язык почти через 40 лет после своего первого издания1, - хороший повод для осмысления российского варианта «истории детства».
В 1991 г. в США вышел историографический обзор, подводивший итоги тридцатилетних исследований по истории детства - направления, которое традиционно начинает отсчет своего развития от упомянутой книги Ф. Арьеса. Обзор был построен по страноведческому принципу. В главе о России говорилось следующее:
© Кошелева О.Е., 2010
Автор благодарит Дом наук о человеке (Maison des Sciences de l'Homme), Париж, за грантовую поддержку в работе над данной статьей.
В России не существует истории детства. И сами русские, и иностранцы, занимающиеся ее изучением, если и обращали внимание на детство как на предмет исследования, то лишь мимоходом2.
Это утверждение было, увы, справедливым. Со времени его публикации прошло почти 20 лет, но и сегодня, к сожалению, можно повторить: «В России не существует истории детства». По крайней мере, вы не найдете такого рубрикатора в библиотечных каталогах России (книги по истории детства окажутся в разделе «история семьи», а этот раздел - в «этнографии»). Отсутствие рубрикатора в каталоге, раздела в историографическом обзоре -это показатель несуществующего направления исследования. И все же ситуация за эти годы изменилась, и потому наше утверждение стоит уточнить: в России действительно нет ни одной книги по истории детства, которую можно было бы назвать выдающейся. Нам нечего поставить в один ряд с работами Ллойда де Моза, Барбары Ханавальд, Карин Калверт, Юргена Шлюмбома, Хью Кан-нинхема, Рудольфа Деккера, Катрионы Келли и многих других3. Я имею в виду именно исторические, а не этнографические, психолого-педагогические или иные исследования. Их много, но они никак не связаны с тем научным направлением, основателем которого стал Ф. Арьес. Сегодня наиболее значимым историографическим трудом мне представляется книга А.А. Сальниковой «Российское детство в ХХ в.: история, теория и практика исследования» (Казань, 2007). Из всей российской истории детства наибольшее внимание исследователей привлекает советский период, которому посвящено множество статей, отдельные главы в книгах4.
На мой взгляд, самым значимым явлением стала работа в РГГУ семинара «Культура детства: нормы, ценности, практики». Он объединяет людей, интересующихся данной проблематикой, в том числе и историей детства, дает им возможность представить на суд коллег свои исследования, обменяться мнениями, опубликовать выводы. Именно активная работа этого семинара внушает мне умеренный оптимизм и надежду на то, что «из искры возгорится пламя» и мы еще узнаем, что такое российская история детства.
Идеи Филиппа Арьеса об изменчивости отношения взрослых к детству (в рамках различных культур) вызвали к жизни сотни исследований на многих языках, которые стали появляться с конца 1960-х годов. Но в советской России «детство» не считалось предметом, возможным для исторического исследования. Это понятие тогда было накрепко связано с категорией будущего, но никак не прошлого. Однако информация о том, «чем сейчас интересуется Запад», все же доходила до Советского Союза, хотя и в гомеопати-
ческих дозах5. Первой серьезной книгой, познакомившей русскоязычного читателя не только с исследованиями Филиппа Арьеса, но и с иностранной литературой по истории и социологии детства, стала монография И.С. Кона «Ребенок и общество» (М., 1988), быстро ставшая научным бестселлером.
Для меня книга Филиппа Арьеса по истории детства, случайно попавшая в мои руки в 1993 г., стала «окном» в так называемую «другую историю» второй половины ХХ в. Эта книга совершенно не вписывалась в советскую историографическую традицию, в которой я была обучена. Тогда мне очень захотелось поделиться с коллегами своим «открытием» Арьеса и его последователей. В 1996 г. в малотиражном ведомственном издании вышел мой историографический обзор зарубежной литературы по истории дет-ства6, затем этот же обзор - в журнале «Педагогика»7. С последней публикацией связан курьез, весьма симптоматичный для советского мышления. Чтобы сократить объем моей статьи, редактор снял все ссылки на зарубежные издания; в ответ на мое изумление он объяснил свои действия так: ведь эти работы - на иностранных языках, кто же их читать будет?
В 1990-е гг. в университете Российской академии образования (УРАО) была открыта кафедра педагогической антропологии (по инициативе академика РАО Б.М. Бим-Бада). Ее сотрудники начали понемногу разрабатывать тематику детства самостоятельно -скорее в информативном, историографическом плане, чем исследовательском. «История детства» как учебный предмет была в то время чем-то неизвестным, и никто не разрешил бы вводить его в университете даже в качестве спецкурса. Однако эту тему удалось включить в курс лекций и семинаров по педагогической антропологии, который читался в УРАО почти десять лет (с 1996 г.). Под этот курс были изданы учебные пособия8, организована студенческая практика по сбору воспоминаний о детстве. В лекциях студентам подробно рассказывалось о трудах Филиппа Арьеса. Помимо этого, проводилась работа по созданию архива воспоминаний о детстве, включавшего интервью и письменные свидетельства людей разных поколений9. В УРАО всей этой деятельности не мешали, но и не очень ее поддерживали, и по ряду причин в начале 2000-х годов она прекратилась. Опыт работы в УРАО показал, что лекции по «истории детства» вызывали интерес, даже энтузиазм студентов, но это наше ноу-хау, к сожалению, оказалось невостребованным. Только в 2007 г. профессору В.Г. Безрогову удалось организовать вышеупомянутый семинар по истории детства в РГГУ, участники которого обсуждают каждую новую работу по данной тематике.
Однако я считаю, что идеям Филиппа Арьеса в России все еще уделяется незаслуженно мало внимания - по контрасту с тем, что происходит на Западе с 1970-х гг. Почти все европейские исследователи истории детства, упомянутые выше, начинали с полемики вокруг отдельных положений Арьеса; были и те, кто открыто от них отмежевывался. Например, венгерская исследовательница Каталин Петер во введении к своей книге утверждала, что хотя Филипп Арьес спровоцировал бесконечные споры о том, любили ли детей в Средние века или нет, для нее очевидно, что в Венгрии детей любили всегда10. Одни авторы развивали тезисы Арьеса, другие - опровергали, его методологию многие критиковали за произвольность выбора источников, за использование метода «ножниц и клея»11. Однако я не могу назвать ни одного зарубежного исследования по истории детства, которое игнорировало бы книгу Арьеса.
Какой же резонанс вызвал этот бум изучения детства у российских историков? В 1999 г. книга Арьеса «Ребенок и семейная жизнь при старом порядке» была издана в Екатеринбурге на русском языке. Запоздалое и опосредованное (через историографические обзоры) знакомство с этой книгой российского читателя привело к тому, что никакого всплеска интереса к истории детства в России не произошло. Сейчас о «канонизированном» произведении Арьеса о детстве знают почти все историки, но очень мало тех, кто его действительно читал. Книга пришла к нам в тоскливом одиночестве, без шлейфа той яростной полемики, которая в западноевропейской литературе продолжалась десятилетиями. Новые исследования истории детства в России свидетельствуют не столько о продумывании идей Арьеса, сколько о желании присоединиться к их критике12. Чаще всего профанируется идея о том, что детство осознавалось в Средние века иначе, чем теперь, и тогда (о, ужас!) родители не любили своих детей. А вот концептуально насыщенные разделы книги Арьеса «Семья» и «Школа» обычно совершенно игнорируются.
Я вовсе не утверждаю, что главная беда российской истории детства - в позднем переводе книги Филиппа Арьеса. Дело в другом: в весьма продолжительном отрыве российской историографии от мировой науки, причем в наиболее динамичный период ее развития. От этого печального обстоятельства российское историческое знание не может оправиться до сих пор. История с книгой Ф. Арьеса весьма показательна. Те российские историки, которые не делят историографию на отечественную и мировую, уже не зависят от переводов и историографических обзоров. Таких ученых до сих пор мало, хотя сегодня возможности для плодотворной работы, казалось бы, не ограничены. Но потерянное за десятилетия
поле исследований восстанавливается с трудом. В настоящее время при обсуждении проблем истории детства используется традиционный этнографический материал или социологические методы исследования.
Приведу примеры. Статья В.В. Долгова, опубликованная в 2008 г.13, явилась, пожалуй, первой работой, посвященной детству в период российского Средневековья. Это можно было бы только приветствовать, однако ни о работе Ф. Арьеса, ни о западной историографической традиции изучения этой темы в статье нет ни слова. В аннотации на книгу А.А. Бесчастной «Детство: история и современность» (М., 2007) сказано, что в ней излагаются «разносторонние взгляды на феномен детства, существовавшие на протяжении всей истории человечества у различных народов, а также представлены концепции современных исследователей» (курсив мой. - О. К.). Однако и в этой объемной монографии не нашлось места для изложения концепции Ф. Арьеса (его имя лишь мимоходом упоминается два раза).
Не стоит множить эти примеры. Вывод ясен: история детства в России - уже сложившееся тематическое направление, которое следует «особым» отечественным путем. Я бы назвала этот путь «старообрядческим»: развиваем свои традиции, а что делается у других - знать не хотим, хотя и что-то слышали.
Между тем история российского детства представлена в мировой науке вполне солидно благодаря исследованиям зарубежных русистов той темы, которая была поднята Ф. Арьесом. Например, М. Окенфусс взял в качестве источников российские пособия для начального обучения XVI-XVIII вв., чтобы сквозь их призму посмотреть на отношение к детству в России той эпохи14. Патрик Дан написал работу в рамках направления психоистории под названием «Этот враг - ребенок. Детство в имперской России» (на материале XIX века)15. В исследованиях о советском детстве Катрионы Келли16 представлен весь арсенал исследовательских методов, наработанных на Западе при изучении этой темы. Жаль, что обо всех этих работах мало знают в России.
В заключение можно сказать, что волна интереса к истории детства, вызванная к жизни книгой Ф. Арьеса, обошла Россию стороной. Однако было бы опрометчиво пытаться однозначно определить причину этого явления, и вот почему. Другое выдающееся произведение Ф. Арьеса - «Человек перед лицом смерти», опубликованное в 1992 г. на русском языке, имело совершенно другую судьбу: оно очень быстро стало широко известно в России. Наши медиевисты, ознакомившиеся с этой книгой в оригинале, инициировали ее перевод и внесли свой весомый вклад в развитие
нового научного направления - «истории смерти». Было написано несколько монографий17 и множество статей на эту тему, осознанно использующих «арьесовскую парадигму».
Как будет развиваться в России история детства, покажет будущее, но то, что она будет развиваться, уже очевидно.
Примечания
1 Aries Ph. L'enfant et la vie familiale sous l'ancien régime. Paris: Pion, 1960. 503 p.
2 Children in Historical and Comparative Perspective. An international handbook and research guide / Ed. By Joseph M. Hawes and N. Ray Hiner. N.Y.; Westport; Connecticut; L., 1991. P. 471.
3 См. библиографию литературы по истории детства: Безорогов В.Г., Кошелева О.Е. Детство и дети: начальная библиография // Теория моды. Одежда. Тело. Культура. Вып. 8. М.: НЛО, 2008. С. 38-60.
4 См., напр.: Какорея. Из истории детства в России и других странах: Сб. статей и материалов. М.; Тверь: Научная книга, 2008. 380 с.
5 См. об этом статью И.С. Кона в данном издании.
6 Кошелева О.Е. «История детства» как способ реконструкции и интерпретации истории воспитания и обучения в зарубежной историографии // Всемирный историко-педагогический процесс. Концепции, модели, историография. М.: РГГУ, 1996. С. 189- 215.
7 Кошелева О.Е. История детства - опыт зарубежной историографии // Педагогика. 1996. № 3. С. 81-86.
8 Природа ребенка в зеркале автобиографии: Учеб. пособие по педагогической антропологии / Под ред. Б.М. Бим-Бада, О.Е. Кошелевой. М.: УРАО, 1998. 425 с.; Педагогическая антропология: феномен детства в воспоминаниях / В.Г. Безрогов [и др.]: учеб.-метод. пособие. М.: УРАО, 2001. 188 с.; Память детства. Западноевропейские воспоминания о детстве от поздней античности до раннего Нового времени (III-XVI вв.): учеб. пособие по педагогической антропологии. М.: УРАО, 2001. 162 с.; Память детства. Западноевропейские воспоминания о детстве эпохи рационализма и Просвещения (XVII-XVIII вв.): учеб. пособие по педагогической антропологии. М.: УРАО, 2001. 168 с.; и др.
9 Безрогов А.Г., Кошелева О.Е. Память детства: об организации архива воспоминаний о детстве // Социализация ребенка. Психологические и педагогические проблемы. VI международная конференция «Ребенок в свободном мире. Открытое общество и детство». Тезисы. СПб.: ПГУ, 1999. С. 125-127. Beloved Children: History of Aristocratic Childhood in Hungary in the Early Modern Age / Ed. by Katalin Peter. New York: CEU Press, 2001. 271 p.
11 См., напр.: Wilson A. The Infancy of the History of Childhood: an appraisal of Philippe Aries // History and Theory. 1980. No. 17. Р. 132-153.
10
12 См.: Белова А.В. Четыре возраста женщины. Антропология женской дворянской повседневности XVIII - середины XX в. СПб.: Алетейя, 2009. С. 103-104.
13 Долгов В.В. Детство как социальный феномен в контексте древнерусской культуры XI-XIII вв. Отношение к ребенку и стадии взросления // Социальная история. Ежегодник 2007. М.: РОССПЭН, 2008. С. 67-85.
14 Okenfuss M. The discovery of Childhood in Russia: the evidence of Slavic primer. Newtoneville: MA. Oriental Research Partness, 1980. 94 p.
15 The History of Childhood / Ed. L. De Mause. N.Y.: Bedrick Books, 1974. 450 p.
16 Kelly C. «Thank You for the Wonderful Book»: Soviet Child Readers and the Management of Children's Reading, 1950-75 // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 6, 4 (Fall 2005); Idem. Children's World: Growing Up in Russia, 1890-1981. Yale UP, 2007. 714 p.; КеллиК. «Школьный вальс»: повседневная жизнь советской школы в послесталинское время // Антропологический форум. 2004. № 1. С. 104-155.
17 См.: Бессмертный ЮЛ. Жизнь и смерть в Средние века. Очерки демографической истории Франции. М.: Наука, 1991. 240 с.; Смерть как феномен культуры. Сыктывкар: Изд-во СГУ, 1994. 187 с.
