CC BY
65
Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 33 (248).
Филология. Искусствоведение. Вып. 60. С. 17-18.
ЖАНРЫ И СТИЛИ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ КОММУНИКАЦИИ. ТИПОЛОГИЯ ПРОФЕССИОНАЛЬНЫХ ДИСКУРСОВ
Е. В. Аверьянова
ФИГУРА ПРОВОКАЦИИ В РЕЛИГИОЗНОМ ДИСКУРСЕ
Статья посвящена анализу средств выражения манипулятивной фигуры провокации в релизиозном дискурсе ХУ1-ХУ11 веков, выявлению архетипической фигуры провокации и ее вариантов.
Ключевые слова: религиозный дискурс, манипулятивная фигура провокации, мерон, архетип.
Объектом данного исследования являются средства выражения манипулятивной фигуры провокации в церковнославянском языке XVI — XVII вв. Материалом исследования послужили жития святых.
Мы исходим из следующего определения манипуляции, предложенного Парижской семиотической школой: «Манипулятор может осуществлять свое убеждающее действие, опираясь на модальность «мочь», тогда в прагматическом измерении он предложит манипулируемому положительные объекты (культурные ценности) или отрицательные объекты (угрозы); в других случаях он убедит получателя благодаря знанию: в когнитивном измерении он сообщит ему, что он думает о его модальной компетенции в форме положительных или отрицательных суждений. Таким образом, очевидно, что убеждение в плане «мочь» характеризует искушение (когда предлагается объект положительной ценности) и запугивание (представляющее собой негативный дар), убеждение в плане «знать» присуще провокации (с отрицательным суждением «Ты не способен...») и обольщению (проявляющемуся в положительном суждении)» [8. Р. 221].
Всего в житиях был обнаружен 441 пример манипуляции: 302 примера реализации искушения, 82 — запугивания, 45 — обольщения и 12 — провокации. Данные виды манипуляции рассматриваются в работе как манипулятивные фигуры. Понятие «фигура» ввел в лингвистику Луи Ельмслев. Он называл так либо единицы плана содержания, не имеющие плана выражения (например, метафора), либо единицы плана выражения, не имеющие плана содержания (фонемы). Таким образом, фигура, по Ельмслеву, не является знаком [2]. Мы же под фигурой понимаем знак, имеющий как план содержания, так и план выражения, но при этом одному содержанию соответствует бесконечное число вы-
ражений. Мы отдали предпочтение этому термину ввиду того, что манипулятивная фигура, подобно фигуре — в понимании Ельмслева, является прежде всего единицей инвариантного содержания при бесконечной вариации средств ее выражения. Но в отличие от Ельмслева, мы признаем возможность связи между значением и формой. Уточним, что в случае с манипулятивной фигурой эта связь значения с формой имеет относительно устойчивый характер.
Представляется, что в основе манипулятив-ных фигур (дискурсивных образований) лежат архетипы (ментальные образования).
Понятие «архетип» вслед за Платоном после длительного перерыва ввел в оборот К. Г Юнг. Он обозначил им формальный прообраз психических представлений [5-7]. Ю. А. Шрейдер обратил внимание на важное различие между двумя научными понятиями «тип». Первое определяется как наиболее характерное единичное явление, с наибольшей полнотой выражающее сущность; второе — как прообраз, основная форма, допускающая отклонения (архетип) [4. С. 1]. Архетип позволяет представить объекты путем описания, эксплицитно указывающего на общее и особенное объектов данного типа. По мнению Ю. А. Шрейдера, если архетип невозможно предъявить через один типичный образец, его воплощающий (как обстоит дело с нашим материалом), его приходится рассматривать как образ (гештальт), заданный многообразием типических образцов (типическим многообразием) [4. С. 2]. Часть описания архетипа, допускающая нормативную интерпретацию без обращения к другим частям того же описания, называется описанием мерона или мероном описания [3]. Предполагается, что архетип состоит из меронов, описания которых необходимо входят в описание архетипа [Там же].
В случае провокации речь идет о навязывании имплицитного контракта. Первая часть ар-
хетипической манипулятивной фигуры содержит оценку адресата, выраженную оценочным прилагательным негативной семантики, и представляет собой мерон, содержащий логическую предпосылку. Вторая часть содержит объяснение манипулятора (адресанта), какого рода деятельность манипулируемый не может выполнять ввиду своего статуса, и также является ме-роном описания. Провокация имеет архетипи-ческую структуру, состоящую из двух меронов. Представляется, что и первый, и второй мерон могут встречаться в дискурсе как эксплицитно, в полном составе, так и имплицитно, когда присутствие одного мерона подразумевается другим.
Представляется, что архетипическая языковая структура провокации выглядит следующим образом: «Ты такой, и не сможешь это сделать». Фигура состоит из двух меронов: первый содержит оценочное прилагательное с негативной семантикой, второй мерон содержит суждение адресанта о неспособности адресата выполнять намеченное последним действие.
Рассмотрим пример, где присутствуют оба ме-рона фигуры:
Еысть въ дни игуменства преподовнаго Никона, врать единь, въ печерскому святомъ мондстыр'Ь именемъ Никита, сей, иача молити игумена, ДА БЛАГОСЛОВИТЬ ему подвизатися наедин'Ь въ здтворъ вшедшу. Игумен же ВЪЗЬБрАНЯШе ему, глаголя: О чадо, н*Ьсть тн пользы мну сушу СИА'ЬтИ ПрАЗДНу. уне ти есть. ДА превудеши СЪ БрАТИЮ рАБОТАА Т'ЬмЪ, И Н6
погувнши мзды своея.
Был во дни преподобного игумена Никона брат один, Никита именем. Этот инок, желая, чтобы славили его люди, дело великое не Бога ради замыслив, начал проситься у игумена войти в затвор. Игумен же не разрешил ему, говоря: «О чадо! нет тебе пользы праздно сидеть, потому что ты еще молод, лучше тебе оставаться среди братии, и, работая на них, та не лишишься награды своей» [1. Кн. 2. С. 905].
Как видим, первый мерон выражен дважды: в виде причастного оборота с дательным самостоятельным и предложения с составным именным сказуемым.
Но для провокации необходимым и достаточным является присутствие одного из меронов. Обратимся к тексту:
Преподовный же Антонии Преподобный же Антоний рече къ нему: О чадо, сказал ему: «О чадо, разве
вндиши пещеру СИЮ не видишь пещеру эту: уны-
СКОрвну сущу и тесну, ты ло место и непригляднее всех же не стерпишн тесноты других. Ты же не сможешь, на м'Ьсте семъ. живя здесь, снести все лише-
ния» [1. Кн. 3. С. 720].
Очевидно, что отсутствие первого меро-на, указывающего на отсутствие компетенции у адресата для подвижничества, не ослабляет иллокутивный акт провокации. Предполагается, что первый мерон может быть необходимым и достаточным для осуществления провокации: например, во фразе «Трус!», но в нашем материале мы не обнаружили подобных примеров.
Таким образом, в религиозном дискурсе ма-нипулятивная фигура провокации используется крайне редко, в отличие от других фигур, и может быть представлена полностью в виде двух меронов описания или частично.
Список литературы
1. Димитрий Ростовский. Жития Святых в четырех книгах. Киево-Печерская Лавра, 1764 // Святоотеческое наследие. Вып. 2. Святитель Димитрий Ростовский (1651-1709). СПб. : Аксион эстин, 2009.
2. Ельмслев, Л. Пролегомены к теории языка // Новое в лингвистике. Вып. 1. М. : Изд-во иностр. лит., 1960. С. 264-3S9.
3. Майен, С. В. Методологические аспекты теории классификации I С. В. Майен, Ю. А. Шрейдер // Вопр. философии. 1976. № 12. С. 69-79.
4. Шрейдер, Ю. А. Типология как основа классификации // Науч.-техн. информ. Сер. 2. 1981. № 11. С. 1-5.
5. Юнг, К. Г. Душа и миф. Шесть архетипов / пер. с англ. Киев : Гос. б-ка Украины для юношества, 1996.
6. Юнг, К. Г. Об архетипе, в особенности о понятии «Анима» // Юнг, К. Г. Структура психики и архетипы / пер. с нем. М. : Академ. Проект, 2007. С. 24-43.
7. Юнг, К. Г. Психологические аспекты архетипа матери» // Там же. С. 44-79.
S. Greimas, A. J. Semiotique: Dictionnaire raison-ne de la theorie du langage I A. J. Greimas, J. Courtes. P. : Hachette Superieur, (1979) 1993.
