CC BY
43Тимощук Е.А.
к.филос.н., доцент Владимирского филиала МФЮА
e@timos.elcom.ru
ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКАЯ ДЕСКРИПЦИЯ КАК ИНСТРУМЕНТ СОЦИАЛЬНОЙ
МОДЕРНИЗАЦИИ
Ключевые слова: социальная модернизация, социальная память, феноменологическая дескрипция, социокультурная феноменология.
В данной работе мы исходим из того, что для того, чтобы обновлять общество, необходимо его знать. Э. Гуссерль, озабоченный проектом создания точного инструмента познания, использовал метод феноменологической дескрипции различных типов переживаний и горизонтов опыта. Его метод заключается не только в картографировании внутреннего пространства, он включает работу по улучшению саморефлексии через способность к удержанию своего мышления от автоматизмов, установок, стереотипов. Отчасти благодаря феноменологическому движению сегодня можно говорить уже о новом типе рациональности, которое включает в себя такие гносеологические операторы как коммуникативность, респонзитивность, способность к рифреймингу, а также близко таким этическим операторам как экологичность и гуманизм. Феноменологическое описание нацелено на нахождение наиболее достоверной территории между личностью и миром, что достигается в «субъективном переживании в его формальной всеобщности» (К. Яс-перс) благодаря: 1) отказу от заранее сформулированных гипотез и концепций, 2) обоюдном восприятии значения переживаний и пережитого1.
Социокультурная феноменология (Р. Ингарден, А. Шюц, П. Бергман, Т. Лукман и др.) исходит из того, что процедура описания уровней репрезентации объекта не может быть избыточной. Переход от описания к объяснению возможен лишь после выявления максимального количества контекстов. Несомненно, невозможно описать все отражения объекта в обществе и культуре, ибо они бесконечны, однако совершенно необходимо выявить доминирующие и миноритарные дискурсы.
В классической науке описание сопутствует базовым методам эмпирического уровня познания наряду с наблюдением, счётом, измерением, экспериментом, моделированием. Известно, что в гуманитарном познании редко когда возможны эксперимент и моделирование, однако если повышать качество первичных процедур (наблюдение, описание, счёт, измерение), это будет способствовать улучшению качества знаний об обществе. К тому же неклассическая наука поднимает вопрос о достоверности таких процедур как объяснение и изменение мира. Поэтому исходный пункт феноменологии как участника неклассического дискурса - рефлексия и фиксация жизни сознания при отказе от любых непроясненных предпосылок. Сознание и внешний мир предметов одномоментно едины и отличны. Сознание не может быть безобъектным (даже, если, как в буддизме, они устраняются, присутствия как негативные внеположенно-сти) и объекты не могут быть объектами без сознания. Природа, общество, культура имеют природу проективных сущностей в связи с сознанием, они перетекают как объекты в сознание и обратно как направления деятельности в различных модусах сознания, однако не мистико-метафизическим путём, но как интерсубъективные конструкты жизненных миров. Мир вещей и мир для нас одновременно остаются нераздельными и несводимыми, внешними и внутренними, смыслами и коррелятами.
«Zu den Sachen selbst!» - это волевое решение отстраненно наблюдать все связи между сознанием и предметами, подвергать описанию их мифологическое, обыденно-прагматическое, религиозное, научное, художественное и иное содержание; прослеживать причинно-следственную разборку/сборку смысловых конструктов; фиксировать феноменологическое поле значений фокус группы. Дескриптивный контент-анализ в социокультурной феноменологии всегда сопровождается интент-анализом общего смыслового поля жизненного мира, демаркацией чистого сознания и условий его функционирования в социо-политических дискурсах.
Не является ли феноменологическая установка ещё одним психологизмом наряду с идеализмом, материализмом, натурализмом, техницизмом, историцизмом, логицизмом, панисламизмом и т.п.? Принципиальное её отличие заключается в попытке бракетирования (вынесения за скобки) собственных когнитивно-волевых актов для получения максимально точного описания. Чтобы дескрипция была достоверной, она должна быть строгой, т.е. сопровождаться отказом от высказываний оценки и объяснения.
Процедура вынесения за скобки содержания сознания является своего рода мысленным экспериментом, аналогией задержки дыхания во время рентгеноскопии лёгких. При этом предмет рассматривается как с содержательно-смысловой стороны (миф, религия, наука, повседневность, искусство, политика и т.д.), так и с функционально-коммуникативной (как коррелят ощущения, восприятия, воображения, умозаключения, желания, сомнения, фантазии, мира-
1 Ромек Е. Феноменологический метод и дилемма психиатрии: Бинсвангер и Гуссерль. - http://elena.romek.ru/romek_3.htm
470
жа и др.). Исследователь должен стараться не быть охваченным ни смысловой, ни функциональной характеристикой объекта в сознании. Тогда он может описать целый спектр конститутивных значений, функций и акциденций предмета в сознании. Дескрипция предстаёт в феноменологии когнитивно-волевым актом самоисследования, самообнаружения сознания в чистой форме, лишённого иллюзий, заблуждений, помутнений, стеореотипов и догм. Описание позволяет выявить потенциальные вариации потока конститутивности сознания и его предметностей. Этим оно отличается от наивного описания обыденного сознания, где граница между интенциональным и телесным не рефлексируется. Нормальный способ функционирования живых систем - это в своём опыте не проводить различий между познанием и условиями познания. Для детей естественно в своей наивной установке хватать луну, звёзды, радугу, однако по мере эволюции сознания мы усваиваем, что не всё, что мы ощущаем, находится в нашей инструментальной сфере. Через критичность и самопознание человек преодолевает границы обыденного и повседневного.
При наивном описании политических событий указываются лица, действия и внешние причины: сторонники евроинтеграции захватили в ноябре 2013 г. здание киевской администрации, выступая за смену правительства. Феноменологическая установка - это реконструкция множества описаний одного и того же социокультурного факта в его интерсубъективных отражениях, а также метаописание (граничащее с интерпретацией) их интенций: 1) Майдан - это совесть нации, свет реабилитированной человечности, 2) Россия и Европа делят рынок сбыта, 3) бунт молодёжи против коррупционеров-стариков, 4) происходит распад искусственного государственного образования, 5) олигархи делят власть руками романтиков, 6) Польша и Прибалтика добиваются ослабления своего конкурента, 7) США и Евросоюз экспортируют инфляцию на Восток и т.п. Разные точки сборки реальности конституируют многообразие дискурсов -националистических, региональных, технократических, романтических, антинатовских, пророссийских, антипутинских, пропутинских, антиевропейских, проевропейских и т.д.
При этом феноменологическое метаописание должно быть максимального устранённым от субъективного плана: «на Украине (как и в целом в мире) происходят сложные социокультурные и политико-экономические процессы». В метаописании мы выносим за скобки ценности, интересы, амбиции, цели разных жизненных миров (украинской, польской, российской, европейской политической элиты, партий, лидеров и разных групп населения). В результате наше метаописание получается слишком абстрактным и отстранённым, но мы можем созерцать сущность вне эмпирического содержания, вынося за скобки вопрос об объяснении и изменении действительности. Мы получаем таким образом два пласта - один эмпирический, интерсубъективный, а второй - феноменологический, общий, идеальный. Генерализация интенциональностей не связана с конкретной памятью или интересами, она надстраивается над частными жизненными мирами, которые возможны как конституирующиеся процессы личной истории и внутреннего времени1.
Сопряжение внутреннего времени участников жизненных миров образует историю народа, нации, государства. Высшими генерализациями смысловых полей выступают всемирная история и ноосферная история Земли как субъекта Галактики, Вселенной, Бесконечности. Сегодня, когда человечество пришло к пониманию глобальности всех микропроцессов, обнаруживается новая историческая сущность и цель философии - выработка универсального типа рациональности, созидание смысловых структур устойчивого развития и управления. В этом ноосферном процессе участвуют все области генерации значений - мифы и эзотерика, предпринимательство и спорт, религии и мифы, искусства и науки, а также все жизненные миры - от малых народностей до суперэтносов. Критический дух философии позволяет освобождать ростки будущего от старых форм, будь то невежество, религиозный фундаментализм, коммунистический утопизм, монополистическая капиталократия, неофашизм, этический релятивизм, гомосексуальный либерализм и пр. Эти и другие культурные каркасы, которые мешают развитию человечества как вселенского рода необходимо подвергать феноменологическому анализу, переходя на более общие уровни генерализации, открывая бесконечные идеалы будущего, созидая общее смысловое поле универсума.
Стратегия феноменологической дескрипции является этическим требованием к учёному, педагогу, государственному служащему. Её можно назвать долгом интеллектуальной честности, продолжающим объективизм Аристотеля, методологизм Декарта, категорический императив Канта. Все задачи национального стратегического проектирования и модернизации страны, повышения конкурентоспособности в сырьевом, энергетическом, транспортно-про-мышленном и высокотехнологическом комплексах, энергоэффективность экономики, повышение правосознания, профилактика экстремизма и терроризма, формирование здорового образа жизни, - упираются в необходимость формирования этических элит.
Феноменологическая дескрипция особенно важна для понимания механизмов институализации социальной памяти (библиотеки, музеи, архивы, архитектура, традиции, религии, техника и пр.) в изменяющемся мире.
На переломных моментах развития истории обостряются противоречия этноконфессиональных идентичностей, исторических и региональных мифов, межкультурной коммуникации. Феноменология исходит из того, что все социокультурные системы - язык, право, государство, экономика, миф, религия, философия, история, искусство и т. д. - это интенциональные объекты, поддерживаемые коллективным сознанием и социальной памятью. Маршрутизация потоков социальной памяти осуществляется не классически, т.е. не через принудительную унификацию, а через актуализацию малого2. Феноменологическая дескрипция стремится к учёту всех социокультурных процессов и фактов.
Согласно А.-Т. Тименецки, ключевой модальностью онтопоэзиса (творческого потока жизни) выступает память, креативный мотор по продвижению моментов логоса в потоке жизни. Бесчисленные мнемонические узлы акти-
1 Молчанов В.И. Феноменология (Э. Гуссерль) // Введение в философию. - М., 2003. - С. 213-217.
2 Тимощук А.С. Традиционная культура: сущность и существование / Дис. ... докт. филос. наук. - Нижний Новгород, 2007. -С. 182-240.
визируются в связи с вопросительной направленностью самоиндивидуации. Какие-то моменты логоса выходят на первый план сознания, иные ослабевают, отступают, переходят в фоновый режим, становятся сумерками для новых дорожек логоса. Находясь в депозитарии, конститутивные мнемонические моменты могут быть пробуждены и наполнены новым содержанием для развития. Они являются, своего рода, узлами кайроса, создающими чувство истории и понимания1.
Превращение времени в сознание и vice versa можно хорошо рассмотреть на примере социальных институтов, которые, реагируя на вызовы времени, генерируют защитный пояс коллективной памяти. Через распределение сети овнешненных мест социальная память осознаёт себя как темпоральную, осуществляя синтез пространства во время. Конститутивность, таким образом, позволяет сделать некоторые самозамкнутые заключения, например, Анаксагор: «всё во всем» относительно коллективной памяти, а также социального времени и пространства или, по крайней мере, связать воедино сознание, время и пространство.
Тименецки сравнивает конститутивность со свободной наррацией, художественным повествованием, используя термин «fabulating, fabulation» (фабулизация), означающий в литературоведении слияние повседневности с мифическим, магическим и фантастическим, стирание границ между трагическим и комическим, ужасным и смешным, серьёзным и тривиальным. Анна-Тереза определяет фабулизацию как функцию образного мышления по интенционально-му проектированию и преображению базовых фактов жизненного мира в соответствии с наклонностями, видением и иными факторами человеческого состояния. В результате генерируются прототипы человеческого характера, поведения, социальной организации, образы будущего; устанавливаются идеалы культуры2.
Введение такого термина указывает на связи постмодернизма и феноменологии, которые сближаются в акцентуации потоковости жизни, трансформативности и модульности: стазис - это лишь точки сборки реальности. Фабули-
3
зация, нарративность, единичность оказывают сегодня даже влияние на естественные науки и медицину .
Фабулизация даёт ориентировки в разрешении вопросов, связанных с выживанием, ответом на вопросы «что будет потом», «почему». Чтобы разобраться в тонкостях жизни, вывести эти квесты из глубины подсознания мы запускаем многочисленные перспективы, которые с помощью философии выходят за рамки непосредственных индивидуальных и межличностных знаний. Фабулизация - это самое сердце человеческого существования и коммуникации. Преодолевая ограниченность своей судьбы, люди ищут связи со всей жизнью, историей, эволюцией, стремясь вложить в наследование способы переживания и постижения жизни. Этот коллективный опыт формируется, фильтруется поколениями и становится моделью для опыта последующих. Сверхзадача в этом квесте жизни - это не просто повторить спираль развития, а создать сферу на более высоком ценностно-смысловом уровне. Эти визуализации могут принимать формы мифов, религии, а могут достигать глубин личностного бытия через формы науки и философии4.
Говоря о фабулизации человеческой истории, Анна-Тереза выходит на тему социальной памяти, рассуждая о том, как логос соединяет туманные контуры прошлого с живым чувством настоящего, когда обусловленные жизненные миры стремятся разрешить вопросы «Почему это произошло со мной?», «Почему я страдаю?». Так из психической сферы мы переходим область в совместных коммуникативных действий. Войны, техногенные катастрофы, стихийные бедствия, болезни - все это приобретает особое значение для человека в той мере, в которой они запускают процесс вопрошания логоса и создание нарративов. Удачи и неудачи существования цивилизации - это всё узлы кайроса, отражающиеся в фабулизации истории человечества. Тайники наших личных квестов - виртуальная арена, открытая для подготовки почвы для дальнейших шагов жизни. Таким образом, прошлое может толковаться из различных углов зрения и мгновенная синхронизация потоков жизни вряд ли возможна. То, что мы называем историей - это дискретные фазы связывания смыслов, которые интерпретируются в течение нескольких поколений, однако ценность для человека следует искать в узловых моментах кайроса.
Идеалы, стремления, установки, передаваемые из поколения в поколение и создающие культурную традицию -это нити индивидуального и коллективного разума, соединяющие ткань социальной реальности. Отношения к нынешней ситуации, определяемые в самостоятельной одинаковости, формируют онтопоэтическую последовательность индивидуализации. Движение логоса жизни вперёд осуществляется через диалектические фазы дискретности и непрерывности, динамиса и стазиса. Коммуникация и коллективные действия сообществ живых существ способствуют возрастанию сложности мира5.
Если феноменология - это различение сознания и его содержания, то диалогическая парадигма (Бахтин, Бубер), близкая феноменологии, - это разотождествление участников коммуникативного процесса и их диалогового пространства. При этом феноменологическими точками схождения выступают их смысловые параллели, участки истори-ко-социальной памяти.
Социальная память представляет собой процесс ткачества социально-культурного материала или множества нитей интерсубъективных эстафет, некоторые из которых поднимаются из полустёртого прошлого, иные - из ожиданий будущего, третьи - из маргинального опыта Другого настоящего. Образ вечных прях судьбы мира является рас-
1 Tymieniecka A.-T. Phenomenology as the inspirational force of our times // Phenomenology World-wide: Foundations - Expanding Dynamics - Life Engagements: A Guide for Research and Study. Analecta Husserliana - Dordrecht, 2002. - Vol. 80. - P. XVI.
2 Tyminiecka A.-T. Logos and Life // Analecta Husserliana: The Passions of the Soul and the Elements in the Ontopoiesis of Culture. Kluwer Academic Publishers, 1990. - P. 36
3 Лехциер В.Л. Нарративные черты медицины в интерпретации Риты Шэрон / Вестник СамГУ. 2012. - № 8/1 (99). - C. 1924.
4 Tymieniecka A-T. Logos' Timing of Life ... P. XVII.
5 Ibid., p. XVIII-XIX.
пространённой индоевропейской парадигмой. На санскрите они называются «липикара», писцы, в скандинавско-европейской мифологии - норны, мойры, парки (нити судьбы). Постмодернистские образы социальной памяти -средневековые рукописи с рисунками, заметками, отсылками на полях (маргиналии); записи текст на текст (палимпсест); сотворчество сознательного и коллективного бессознательного.
В респонзитивной феноменологии Б. Вальденфельса генезис социальной памяти обусловлен отличиями, создающими многомерность и неоднородность социальной среды. Дискурсы истории, этики, эстетики, естественных наук, мифа, религии, политики и т.п. - всё это разные ответы на инаковость другого, стратегии его описания. Каждый другой дискурс - одновременно чужой, т.к. не вписывается в одномоментно схватываемое единство нашего порядка. Чуждость заставляет вербализировать наши различия в социальных дискурсах и создаёт обильные потоки социальной памяти в виде языков повседневности, высокой литературы, науки, права и т.п. Вся история не может быть всей без фиксации различий и повторений во всех потоках социальной памяти. Поскольку это невозможно, то прошлое остаётся такой же загадкой, как и будущее. Лучший исторический метод познания даёт феноменология. Это метод аналоги-зирующей апперцепции, или моделирование прошлого исходя из неизменности сущности человека.
Далее мы рассмотрим существование социокультурных объектов и социальной памяти на примере таких процессуальных концептов как «бутстрап», «точка сборки», «points de capiton, points of ancorage, quilting points» (анкерные точки, стежки)», «конкретизация», что позволит нам продемонстрировать, как интенциональность культуры, её соединительно-лучевая функция, связана с проективностью сознания, без чего культура является просто системой мёртвых отсылок, суммой пустых референций. Конкретизация - одна из наиболее важных категорий социокультурной феноменологии.
Если взять термин «феномен» как он используется в природоведении, то мы получим, что феноменология - это наука о явлениях, сродни фенологии, изучающей сезонные изменения природы. Существенно, что по Гуссерлю, феномен нельзя изучать как чисто объективную данность, он имеет многогранное отражение в субъекте познания, «явление есть процесс самообнаружения - то, что "выявляет себя". В этом смысле мы истолковываем, например, название картины А. Иванова "Явление Христа народу"»1. В феноменологии не может быть кантовских «ding an sich», объект существует всегда во множестве конкретизаций, он конфигурируется из многообразия контекстов. Сущность не противопоставляется явлению, она становится явлением на разных уровнях порядка, «бутстрапируется» (ткётся, сшивается) на новых и новых горизонтах социокультурного смыслотворчества. Особенно это относится r социокультурным объектам, где каждый эйдос образует феноменологическую сущность нового порядка. Таким образом, феномен - это процессуальный фрагмент реальности, схваченный индивидуальным или коллективным сознанием.
Термин бутстрап (шнуровка) пришёл из Англии, где рабочие придумали быструю систему крепежа на обуви. Этот когнитивный концепт прижился в теоретической физике и системогенетике, где стал указывать на комплексное свойство связанность-конфигуративность-генеративность и означает возможность пластичного соединения, не исключающую и иные модели связей2. Социокультурная среда подвергается постоянной зашнуровке/расшнуровке по самым неожиданным краям. Если культуру представить в виде текста, то элементами сшивания предстают символы, понятия, суждения и целые нарративы, образуя проект незавершённого палимпсеста - полустертых проступающих письмен, отсылающим к иным контекстам (Ж. Женетт, М. Фуко). Культурные агенты негоциируют наслоения культурных смыслов, текстов, из которых они сшивают новые.
Концепция бутстрапа лежит в основе паутинообразной нелокальной онтологии, где все объекты образуют единую целостность. Если классическая социальная онтология исходила из иерархического строения мира, где элементы связаны стабильными причинно-следственными зависимостями, то новый, неклассический тип порядка, основан на идее самоперестройки структур социального бытия.
Другим термином, способствующим пониманию соединительно-лучевой функции социокультурной реальности, является «точка сборки», постомодернистское ноу-хау, пришедшее из эзотерики К. Кастанеды, который исходил из того, что энергоинформационные потоки Вселенной фокусируются под определённым градусом, формируя настройку сознания и чтобы увидеть иные миры, необходимо изменить угол точки сборки или состояние сознания.
У Лакана «points de capiton» - узел отношений отношения означаемого и означаемого. В отличие от Соссюра французский аналитик не усматривает устойчивых социально-семантических систем, а обнаруживает их изменчивое скользящее состояние.
Однако самая весомая разработка этой соединительно-лучевой функции культуры и общества осуществлена в работах Р. Ингардена, который опирался на позицию онтологического и эпистемологического реализма, которая значительно отличается от позиции трансцендентального реализма Гуссерля. По Гуссерлю, процесс познания конституируется трансцендентальным эго. У Ингардена, чувственно данный мир выступает реальной основой процесса познания. На основании полученных чувственных данных трансцендентальное сознание конституирует через эйдетическую интуицию сами сущности вещей. С другой стороны, конкретизация Р. Ингардена продолжает традицию Гуссерля по снятию «естественной установки», обычного состояния сознания, не обращенного на себя, не занятого самоанализом.
Исходя из изоморфизма текста и социокультурной реальности, текст можно представить как социокультурный объект, а культуру и общество рассматривать как текст. Литературное произведение, анализу которых больше всего времени посвятил Р. Ингарден, есть результат смыслового творчества автора, закрепляющего мысленный образ произведения в предложениях, не является авторским. Существование произведения зависит от идеальных значений, ко-
1 Киссель М.А. Философская эволюция Ж.-П. Сартра. - Л., 1976. - С. 19.
2
Казанский А.Б. Модели организационно замкнутых систем и контуры развития новых подходов в области искусственного интеллекта и когнитивной науки. - http://spkurdyumov.narod.ru/kazanskiy.htm
торые вызывает звучание текста. Происхождение такого рода объектов польский эстетик считал деривационно-интенциональным: бытие реальных физических вещей выступает основанием существования художественных образов наряду с интенциональными актами сознания как причиной порождения художественных объектов. К такого рода объектам можно отнести все культурные артефакты. Произведения искусства, достижения науки и техники, мораль и право и т.д. - все это не является исключительным порождением трансцендентального эго. Наряду с актами чистого сознания источником культуры являются реальные физические объекты, а также вся социокультурная реальность1.
Точки неопределенности представляют основной критерий, который позволяет отличать эмпирические объекты от интенциональных. Они также позволяют Ингардену поставить онтологически и гносеологически фундаментальную проблему свободы вещей. В социокультурном контексте это означает, что проблема заключается не в том, что мир существует/не существует, познаваем/непознаваем, а в том через какие модусы он является для меня и значимых мне жизненных миров.
Эстетические и социокультурные объекты представляют собой «схематическую формацию» с точками неопределенности, которые заполняются во время индивидуального прочтения эстетического/ социокультурного объекта. Так, если в реальной жизни линия поведения наглядна, то в эстетическом объекте зритель восстанавливает неочевидные детали. Например, в литературном произведении, читатель сам конструирует недокументированные детали эстетического объекта: это может быть место нахождения героя, его осанка, питание, фон, окружение, интерьер и т. п. Текст как бы задает скелет эстетического объекта, а читатель наращивает его плоть.
Таким образом, феноменологический образ социума и культуры предстаёт как сложная, динамическая целостность, образующая лоскутные соединения между гетерогенными агентами. Одна из целей науки - делать мир «простым», понятным, однако неосторожные действия «бритвой Оккама» могут привести к непоправимым ошибкам редукционизма. Сложность мира заключается в: 1) множественности элементов, составляющих систему, 2) их одновременной гомогенности и гетерогенности, 3) их симультанной изменчивости и устойчивости, 4) системности данных объектов, их способности устанавливать, разрывать и устанавливать новые когерентные связи. Поэтому метафора бутстрапа представляет значительную когнитивную ценность для феноменологической картины социокультурной реальности. Она коррелирует с феноменологической конкретизацией как точкой сборки социальных процессов, а также подходом постмодернизма к миру как совокупности событий, а не вещей.
Гуссерль выдвинул лозунг «назад, к вещам», полагая, что это выведет философию из патовой позиции позитивизма и идеализма: одни утверждали независимое положение объекта, а вторые - субъекта. Вместо постановки глобальных проблем бытия мира философия должна обратиться к тому, как происходит апперцепция, «схватывание» вещи в актах сознания, как происходит наслоение прошлого опыта, предрассудков, предположений. Гуссерль изменяет своему призыву, отождествляя реальные предметы с данностями сознания, что чревато субъективизмом и психологизмом: «Ингарден считает необходимым указать на решительное различие между познаваемыми вещами и содержанием сознания... Гуссерль склонен рассматривать саму действительность в качестве интенционального объекта... реальное без остатка переходит в идеальное как интенциируемое. Ингарден противопоставляет интенциональное бытие как нечто совершенно своеобразное»2.
В процессе обращения к эстетическому объекту в точках неопределенности происходит конкретизация (у Гуссерля это называется переживание аспектов интенциональных актов). Конкретизация эстетического объекта - это способ установления связей между текстом и вызванных им схем прочтения. Ингарден ввел это понятие для процессуального развития точек неопределенности текста: «..следует различать само произведение художественной литературы как художественный объект и его эстетическую конкретизацию как объект эстетический»3. Если точки неопределенности текста являются первым инструментом умножения смыслов эстетического объекта, то конкретизация является вторым. Вкупе «схематичность» артефакта и его конкретизация дают тексту мощный ресурс потенциальности и интертекстуальности.
Ближайшим коррелятом конкретизации является актуализация, действие по переводу некоторой возможности в действительность, при которой другие возможности остаются не реализованными. Р. Ингарден указывал на смысловую близость термина «конкретизация» более известному «актуализация», сам он, однако, предпочитал свой вариант4.
Конкретизация Р. Ингардена - это феноменологическая процедура, но уже не самоисследования, а функционирования сознания в поливариантных условиях: «. то целое, в котором произведение выступает как уже дополненное и измененное читателем в процессе чтения, я называю конкретизацией литературного произведения. В ряде своих деталей конкретизация выходит за пределы того, что содержится в самом произведении и что составляет ее ось, или костяк. В силу этого конкретизация может обогатить читателя таким данными, вызвать такое волнение и другие психические реакции, каких не могло бы дать ему то же самое произведение, если бы оно воспринималось как нагой скелет. Конкретизация литературного произведения, и особенно произведения художественной литературы, является результатом взаимодействия двух различных факторов: самого произведения и читателя, в особенности творческой, воссоздающей деятельности последнего, которая проявляется в процессе чтения»5.
1 Wendland Z. Hermeneutic principle of understanding and Roman Ingarden's interpretation of aesthetic object as two convergent ways of argumentation strengthening the need of dialogue and communication. - http://www.crvp.org/conf/Istanbul/abstracts/wendland.htm
2 Ханин Д.М. Указ. соч., с. 112-113.
Ингарден Р. Исследования по эстетике. - М., 1962. - С. 71.
4 Ingarden R. The Letters Pro and Con // The Journal of Aesthetics and Art Criticism. 1970. - Vol. 28, N 4. - P. 541-542.
5 Ингарден Р. Исследования по эстетике. - М., 1962. - С. 73.
Р. Ингарден обратил внимание на множественность конкретизаций, возможность их несовпадения с самим текстом. Каждое обращение к произведению, сделанное через какое-то время, рождает новые канвы конкретизации или углубляет старую конкретизацию, обогащает ее дополнительными смыслами. Допуская, что между произведением и его конкретизацией может лежать пропасть, Ингарден ограничивается избранными конкретизациями: конкретизация языково-звукового слоя произведения, актуализация видов произведения. «Благодаря охарактеризованным выше изменениям, отличающим конкретизацию от самого произведения применительно к слоям звучаний, значений и видов, достигается устранение многих мест неполной определенности (прежде всего) изнутри слоя изображаемых предметов. Мы устраняем их, дополняя отдельные предметы или целые предметные ситуации теми компонентами или моментами, которые мы как бы вставляем в эти места»1.
Ингарден исследует траектории конкретизации, выясняет причины ее векторов. Места, не обладающие исчерпывающей определенностью, подвергаются конкретизации: «способ, которым осуществляется это дополнение, имеет решающее значение как для степени верности реконструкции произведения, так и для эстетической ценности,
Конкретизация как никогда ранее востребована в культурной динамике вследствие усилившейся социальной атомизации. Индивид вопиет о своей уникальной потребности в самоактуализации. Экономика направлена на диверсификацию товаров потребления, политика - на работу с малыми группами, юриспруденция - на индивидуализацию наказания, образование - на выбор индивидуальной программы обучения, наука - на case studies, религия - на дробление, почкование и сектанство, сфера услуг - на создание собственного профиля, персонализация имиджа. Общее состояние культуры можно охарактеризовать как ценностно-смысловое расслоение. При этом эксфолиация (умножение) индивидуальностей не закончена, она продолжает расти по мере того, как все новые и новые ценностно-смысловые локальности становятся доступными на мировой ярмарке культуры. Возможно сейчас, как никогда ранее, требуется усиление преподавания философии, как наиболее генерализующей дисциплины, чтобы уравновесить крен в единичное. Конкретизация в новых культурных условиях выступает посредником, коммуникатором между разными смысловыми средами.
Таким образом, феноменологическая дескрипция учит нас учитывать онтологическую неоднородность социальной памяти. Социальное памятование уже не может осуществляться через универсальность, общезначимость. Существование культурных ценностей и смыслов продолжается в разнородных художественных, религиозных и иных группах благодаря интенциональности сознания. Поэтому одной из важнейших компетенций в области общественных дисциплин должно быть понимание открытости социокультурного мира, его незавершённости, контекстуальности.
1 Ингарден Р. Исследования... С. 82.
