CC BY
37
В настоящий момент подчинять государственную политику в области межнациональных отношений идее «нациестроительства», в условиях отсутствия не только сколько-нибудь определенной доктрины в национальном вопросе, но и государствообразующей идеологии вообще, явно несвоевременно. Искусственное навязывание идеи гражданской нации, безусловно, наиболее «удобной» с точки зрения управляемости процессов государственного строительства, для России не является задачей первоочередного характера. В том, что усилия по созданию гражданской нации выглядят «искусственными» сомневаться не приходится, так как в настоящий момент численно доминирующий этнос не в состоянии цивилизованными способами «подчинить» себе этосы остальных этнических групп. Насильственное же насаждение этнократических порядков в современной России может привести к невиданному всплеску национал-сепаратистских настроений. И если «благоприятные» условия для нациестроительства и государственно-территориального «экс-перементирования» на определенном этапе развития нашего государства возможно и существовали, то они уже давно упущены, и в настоящее время на первый план выходит проблема поддержания все еще относительно шаткого равновесия в области этнокультурного общения, актуальность которой усиливают в том числе и последствия «чеченской трагедии».
Одновременно с этим нельзя не признать, что в перспективе возможность некоторых изменений в рамках государственно-территориального устройства, касающихся постепенного смещения акцентов с национально-территориального на административно-территориальный, ожидать все-таки следует, тем более, что подобные мероприятия, правда пока в рамках государственного управления, являются одной из важных составляющих политики ныне действующего Президента РФ.
В этой связи необходимо учитывать, что Россия не только исторически многонациональная страна, но и страна где этнонациональный состав населения постоянно меняется. Основная проблема современного российского общества заключается как раз в недооценке всей значимости целого комплекса реальных проблем этнокультурного взаимодействия, которая в итоге может обернуться очередным витком межнационального конфликта. В этой связи достаточно вспомнить, как на внешне спокойном и, казалось бы, беспроблемном этническом фоне неожиданно обрел взрывную силу национальный вопрос в начале и в конце ХХ века в России.
Таким образом, основная задача современного многонационального государства - это постоянный поиск взаимоприемлемых, взаимосохраняющих и взаиморазвивающих форм сотворчества народов и культур. Прошедший век в этом отношении дает богатую пищу для размышлений, в том числе, также заслуживающий внимания опыт советской власти. При этом любое постулирование идей этнокультурной идентичности, если его не ввести в цивилизованные рамки, может разрушить нравственную безопасность многонациональной страны. Там, где радикальные националистические настроения берут верх в настроении и поведении большинства населения, там, где этноцентрическая составляющая национального сознания берет верх над взаимоуважением и признанием ценности, каждой национальности и культуры неизбежно создаются условия для того, чтобы политически ангажированные сепаратистские силы вовлекли многонациональный народ в противостояние, которое может закончиться очередной народной трагедией.
Т. П. Агафонова, В. И. Доровских
ФЕНОМЕН «ЮРИДИЧЕСКАЯ РАЦИОНАЛЬНОСТЬ» В КОНТЕКСТЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ М. ФУКО
Стремление современной юридической науки к методологическому обновлению собственных интеллектуальных изысканий, поиск адекватной аналитики изучаемых явлений и процессов может в полной мере опираться на концептуальные и методологические новации философско-правовой и государствоведческой теории М. Фуко. В плане поиска работающих в рамках российских историко-культурных условий теоретических схем и методов познания явный интерес вызывают концепции, предлагающие максимально широкую, интегрированную трактовку власти во-
обще, и, государственной власти, в частности, форм и типов политической рациональности и технологий правового регулирования общественного развития.
В своих научных изысканиях французский исследователь обращается к истокам формирования юридических, политических явлений, к скрытой логике их развития. Дискурсивный метод М. Фуко предлагает набор теоретических инструментариев реконструкции и анализа властно -правовых и иных связанных с ними практик, в которые вовлечены представители определенного социума. Эти практики - политические, юридические, экономические, информационные, духовно -нравственные - задают фон, условия возможности, понимания различных высказываний, действий, публичных актов, доктрин и событий.
Французский мыслитель предлагает анализировать властные отношения, разворачивающиеся в обществе, специфику функционирования различных публично-правовых институтов сквозь призму форм рациональности, организующих мыследеятельность людей. С его точки зрения формы политической и юридической рациональности организуют пространство свободы и порядка, в контексте которых люди действуют в тех или иных системах жизнедеятельности.
В то же время Фуко в своих работах доказывает, что феномен политической и юридической рациональности явление сравнительно недавнее. Описывая историю его формирования, он отмечает, «что в конце XVI - вначале XVII вв. искусство управления впервые кристаллизуется: оно сосредотачивается на теме государственных интересов». Институционализируется в политико-правовой практике, равно как и фиксируется в правовом мышлении идея о том, что «государство (в широком контексте - В.Д.) управляется по свойственным ему рациональным законам, которые не выводятся только из естественных и божественных законов, как и из одних лишь заповедей мудрости и благоразумия; государство, как и природа, обладает собственной рациональностью, даже если эта рациональность особого типа»1.
Формирование феноменов юридической и политической рациональности вполне можно связывать с политическими и правовыми учениями периода ранних антифеодальных революций XVI - XVII веков и затем их развитие во французских и германских политико-правовых учениях XVIII - XIX веков. Именно освободительная многолетняя война против феодальной Испании и широкое распространение кальвинизма в Нидерландах, а затем череда революций в Англии («Великий мятеж» 1640-1649 гг., «Славная революция» 1688-1689 гг.) обусловили формирование теории естественного права и общественного договора, основанные на принципах рационализма.
Рационализм, принципы логики и механики стали превалировать во всех сферах человеческой мысли и деятельности. Неслучайно, исследователи той эпохи одновременно были и натурфилософами, и политическими деятелями, и правовыми мыслителями. Например, с точки зрения Т. Гоббса государство и общество должны быть устроены сообразно природе, в них должны действовать те же не зыблемые законы логики и механики. Его учение о праве и государстве создавалась как точная наука, как геометрия и механика. Он стремился, как впрочем, и большинство его современников, создать логически выстроенное и свободное от субъективных оценок политико-правовое учение, которое как и учения о линиях и фигурах не подлежит спору, ибо не задевает интересы людей, особенно власть имущих, а сковывает и организует их в механическое единство2.
Именно детеологизация и десакрализация властно-правового устройства, нивелирование духовно-нравственных и иных факторов и доминант в развитии политического и юридического мышления сформировало предпосылки для развития такого феномена как государственная рациональность. Следовательно, это приводит, по Фуко, к тому, что «искусство управлять не должно искать обоснование в трансцендентальных законах, в космологической модели или в неком философском или моральном идеале, оно должно вывести принципы своей рациональности из того, что составляет особую реальность государства. Таковы основополагающие моменты наипер-
« « 3
вейшей государственной рациональности» .
1 ФукоМ. Интеллектуалы и власть: избр. полит. статьи, выступл. и интервью. 2005. Ч. 2. С. 198.
2 См., например, об этом подробнее: История политических и правовых учений / под ред. д-ра юрид. наук, проф. О.Э. Лейста. М., 2002. С. 243-244.
3 ФукоМ. Интеллектуалы и власть: : избр. полит. статьи, выступл. и интервью. 2005. Ч. 2. С. 189.
На этом же контексте формирования государственной рациональности настаивал и известный политический теоретик К. Шмит отмечая, что Государство (Staat)... есть в высшей степени единичное, конкретное, обусловленное временем явление, которое следует датировать эпохой с XVI по ХХ столетие христианского эона и которое вышло из четырех веков - из Ренессанса, Гуманизма, Реформации и Контрреформации; оно есть нейтрализация конфессиональной гражданской войны, а также специфическое достижение западного рационализма и т.д. Государство есть по преимуществу продукт религиозной гражданской войны, ее преодоление посредством нейтрализации и секуляризации конфессиональных фронтов, т.е. детеологизации»1.
С этого времени, отмечает Фуко, государство начинает трактоваться как «нечто такое, что существует для самого себя», в качестве особой рациональной сущности. При этом оно само по себе, как впрочем, и государственно-правовые отношения в целом, представляет определенный порядок вещей и специфическую область политического знания. Причем, настаивает Фуко, «политическое знание имеет дело не с правами народа и не с человеческими или божественными законами, а с природой государства, которое должно быть управляемо». В свою очередь «разум государства не отсылает ни к мудрости Бога, ни к разуму или стратегиям Государя. Он соотносится с государством, с его собственной природой и собственной рациональность». Государственная рациональность в этом контексте рассматривается как определенное «искусство», «то есть как некая техника, сообразующаяся с о специфическими рациональными правилами. Эти правила касаются не просто обычаев или традиций, они касаются определенного разумного познания»2.
Следует отметить, что государственная рациональность трактуется французским исследователем в качестве широкой категории, которая в интегративном качестве выражает:
- юридическую рациональность, которая организует и поддерживает с помощью внешней нормативной регламентации существующий порядок функционирования государства, взаимодействия государственного аппарата и общества, деятельность иных политических и социальных институтов;
- политическую рациональность, отражающую в доминирующих официальных идеологиях и док-
тринах, а также форму и технологии развития властных отношений в обществе. Так, например, М. Фуко показывает, что теория договора в западноевропейском правовом мышлении стала ведущей не только в организации институциональной сферы и мыследеятельности субъектов, но и выступила в качестве теоретического императива в правовом и политическом познании социальных феноменов. Так, он отмечает, что теория договора, выступает той доктриной, «где основополагающий договор, взаимные обязательства суверена и подданных станут чем-то вроде теоретической матрицы, на основе которой правоведы пытаются свести воедино общие принципы организации и управления. Однако если теория договора и осмысление отношений суверена с его подданными и сыграли весьма важную роль в теории общественного договора - в действительности пример Гоббса это с очевидностью доказывает, хотя, в конечном счете, Гоббс стремится найти направляющие принципы искусства управления, - то все заканчивалось формулировкой общих принципов общественного (публичного - В.Д.) права (курсив - В.Д.)»3;
- социальную рациональность, которая воспроизводит определенные типы доминирующих субъектов, их интересов и потребностей: «поскольку государство есть цель в самом себе и поскольку исключительным помыслом правительств должно быть не только сохранение, но также постоянное усиление и развитие сил государства, очевидно, что правительства не должны брать на себя попечение об индивидах или, скорее, они должны ими заниматься исключительно лишь в той мере, в какой те представляют хоть какое-то средство на пути к подобной цели, а именно то, что они делают, их жизнь, смерть, занятия, их индивидуальное поведение, труд и т.п. Я бы сказал, что при таком подходе к отношениям между индивидом и государством индивид интересует государственный разум лишь в той мере, в какой он хоть что-то может сделать ради его мо-
1 Цит. по: ПивоваровЮ.С. Русская политическая традиция и современность. М., 2006. С. 11.
2 Фуко М. Интеллектуалы и власть: избр. полит. статьи, выступл. и интервью. 2002. Ч. 1. С. 366-367.
3 Фуко М. Истина и правовые установления // Интеллектуалы и власть: избр. полит. статьи, выступл. и интервью. 2005. Ч. 2. С. 201.
гущества... с точки зрения государства индивид существует лишь постольку, поскольку он способен внести некое изменение, пускай ничтожное, в мощь государства, будь то в положительном или отрицательном направлении. И, следовательно, государство должно заботиться об индивиде только в той мере, в какой последний может внести такое изменение. И государство то требует от него жить, работать, производить или потреблять, а то требует и умереть»1.
Например, Фуко обосновывает, что либерализм должен рассматриваться не только как политико-правовая форма организации общественных отношений, не столько как тип властно-правовых отношений, устойчиво воспроизводящийся в обществе, но и в большей степени в качестве специфического типа юридической и политической рациональности, обусловливающего определенную форму мыследеятельности людей данного сообщества. Так, он отмечает, что «либерализм необходимо анализировать как принцип и метод рационализации управленческой деятельности - рационализации», подчиняющиеся определенным правилам развития. При этом либерально-демократическая рациональность исходит, в политическом и экономическом измерении, из «правила максимальной экономии», а в юридической сфере из «правила максимально подчиненности закону».
Данные основания либеральной рациональности обусловливают такие управленческую технологию, где «доминирующим принципом которой является принцип государственного интереса: и некоторым образом, "совершенно естественно", что она занимается проблемами населения, которое должно быть по возможности более многочисленным и активным - для усиления государственной мощи; следовательно, здоровье, рождаемость и гигиена без проблем обретают в "по-
2
лицейской науке свое важное место» .
Поэтому с точки зрения фукианской теоретико-методологической позиции внутри повседневной политической рациональности за крах различных политических, юридических, социальных и иных теорий, доктрин, концепций отвечает не политика, а тот тип рациональности, в котором они все коренятся. Потому-то французский методолог исследует тот или иной политический феномен не с позиции его официальной трактовки (публичный дискурс), а с точки зрения того, как обстоят дела на самом деле (скрытый дискурс), какие практики и отношения те или иные юридические или политические институты порождают в обществе определенные практики (правовые, политические, экономические, этические и др.) мыследеятельности субъектов.
А. С. Сухомлинов
ТРАНСФОРМАЦИЯ И ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ В ПРАВОВОМ ДЕЙСТВИИ СУБЪЕКТОВ
Полагаем, что проблематику трансформации и преемственности правовом действовании субъектов следует рассматривать с учетом аксиологической, правокультурной и институционально-правовой точек зрения. Так, аксиологический и правокультурный срез социально-правовой мыследеятельности субъектов отражает ценностную структуру, обуславливающую иерархию целей, способов и средств стабилизации и упорядочения общественного взаимодействия в конкретных социально-экономических, духовно-нравственных, политических условиях. Очевидно, что существующие политико-правовые ценности не равнозначны и разнохарактерны, имеют различное социокультурное и духовно-нравственное содержание и значение3. Например, в конкретной правокультурной среде гармонизация интересов и потребностей, целевых и духовных устремлений в действии субъектов достигается и поддерживается посредством юридических и социально -политических институтов, механизмов и средств. Именно они обеспечивают определенную упорядоченность, прежде всего правовую (режим законности и правопорядок), достигая желаемое
1 Фуко М. Интеллектуалы и власть: : избр. полит. статьи, выступл. и интервью. 2002. Ч. 1. С. 369.
2 ФукоМ. Интеллектуалы и власть: : избр. полит. статьи, выступл. и интервью. М., 2006. Ч. 3. С. 152-153.
3 См.: Мартышин О.В. О ценностях в праве и праве как ценности // Право как ценность: многообразие исторических форм и перспективы развития: мат-лы. Всероссийск. науч. конф. Краснодар, 2004. С. 5.
