CC BY
90
В. А. Иванов
ФЕНОМЕН СОВЕТСКОЙ ТУФТЫ:
ОПЫТ ОДНОГО ИСТОРИЧЕСКОГО РАССЛЕДОВАНИЯ
Советская фраза всегда обратна действительности.
М. Пфертнер ГПУ сильно, но туфта ещё сильнее.
М. Розанов
Туфта погубила советское государство. Плутовской характер советской идеократии проявлялся в том, что власть публично отрекалась от своих пагубных рукотворных творений, пытаясь убедить массы в иллюзорности видимого и переживаемого ими, и настаивая на исключительно субъективной, «человеческой» причине происходящего. Поэтому ничего удивительного нет в том, что в СССР не было многих «неприличных приватностей», к примеру, нищенства, секса, бедности и др.
А каких вершин в этот исторический период достигло искусство подмены понятий, ключевых категорий государственного и общественного бытия! Всего одно наукообразное словцо — и вчерашнее фантомное явление из кластера позиционируемых в государстве и обществе превращалось в коллоидный дисперсный сюжет или некую досадную «загогулину», реверсию, недостойную упоминания в яркой каллиграфии советских былин.
Кстати, в советской историко-партийной мифологии понятие «туфта» признавалось ругательным и к большевистско-коммунистическому мессианству не применялось. Как и положено искать его следовало в ойкумене простой народной жизни, чаще асоциальной, где якобы уживались элементы плутовства и подвоха, всякого рода изобретательства. Простой люд, по определению С. И. Ожегова, туфту рассматривал как «грубую подделку, обман»1, а в маргинальной криминальной среде понятие «туфтить», по наблюдениям Д. С. Балдаева, вкладывались вполне
конкретные поступки — «лгать, обманывать»2. М. Розанов, считавший туфту и блат единственным способом выживания во всяких брутальных социальных системах, явно намекал на туфтовый характер вообще всякой совдеповской затеи, включая октябрьский переворот 1917 г.3
Действительно, к какой бы сфере советской реальности ни применялся метод исторического расследования, везде обнаруживались потаенные признаки туфты, как неизбежной архитектоники всей советской системы. Современные маркирования итогов таких расследований часто лишь подтверждали народные наблюдения типа «а это уже и так было».
И правда! В советский период российской истории была не только «верхушечная», но и «низовая» коррупция. Советская бюрократия и чиновничество были не менее надменными, высокомерными, наглыми и бесконтрольными, чем их «клоны» после. Современникам и без всяких расследований было понятно, например, что власть в советской России народу (в подлинном смысле этого слова) никогда не принадлежала и т. п.
Для низов соучастие в социальной селекции туфты на житейском уровне рассматривалось как оформление реального приглашения верхами к камуфлированию туфты социальной, государственно-правовой. И здесь одним из таких сюжетов советской релятивной мифологии о демаргинализации российского общества стало многолетнее большевистско-коммунистическое камлание на тему полной победы и ликвидации в стране нищенства и всех его проявлений.
Исследователи этой проблемы уже давно заметили, что подлинному анализу данного явления мешают многочисленные хитросплетения и алогичность выстроенных объяснений вокруг его природы, факторных элементов, условий и тенденций, применяемых системными апологетическими школами историков и правоведов. Достаточно упомянуть такую крупную работу на эту тему, как «Нищенство и беспризорность» (1929 г.), многочисленные авторы которой предпочли воздержаться от определения понятий «нищета», «нищенство», прибегнув, как всегда, к излюбленному способу социологического обзора данного явления4.
Собственно говоря, новые власти оказались заложниками своих социальных амбиций. Предположим, введя в научный оборот определение «нищеты» как состояния людей, живущих ниже порога бедности5 (современная интерпретация. — В. И.), доходы и накопленные ресурсы которых не позволяют удовлетворять самые обыкновенные физио-
логические и социальные потребности, а «нищенства» как процесса проживания в нищете, советская идеологическая система втянулась бы в дискуссию, явно для себя проигрышную по целому ряду причин.
Во-первых, потому, что большевистские власти неоднократно еще в 1930-е годы публично «хоронили» нищенство, всякий раз предлагая в качестве аргументов все более конспирологические версии его «возвращения», придавая им видимость научной респектабельности. Так, Г. А. Бордюгов, исследуя материалы этого периода, упоминает, например, 1933 год, и связывает эту дату с официальными объяснениями властей по этому вопросу6. В другом месте автор утверждает «о конце 30-х гг.», как времени окончательной ликвидации нищенства в СССР, также ссылаясь на официальные источники7. Подтверждают последнюю дату и другие авторы, правда, не исключающие и иные датировки8.
Если нищенство как массовое явление в советском государстве было ликвидировано в 30-е годы, то как тогда объяснить появление на свет (естественно не подлежащего опубликованию. — В. И.) постановления СМ СССР № 2590-1264с от 19 июля 1951 г. «О мероприятиях по ликвидации нищенства в Москве и Московской области и усилению борьбы с антиобщественными, паразитическими элементами», ставшего обязательным для исполнения и в других местностях страны9? Возникают и другие вопросы.
Во-вторых, не только пытливым, но и всяким исследователям были заметны грубые подмены категориального аппарата, относящегося к содержательной компоненте понятия «нищенства» как социальноэкономического явления, его явная политизация.
Так, Программа РКП(б) (1919 г.) определяла нищенство как разновидность «социального паразитизма», преодоление которого рассматривалось в контексте социально-экономических и культурновоспитательных усилий10. Но уже в 1925 г. оно квалифицируется на всех уровнях как «социально-опасное» явление11, а его носители становятся фигурантами специальных милицейских учетов.
Акцентуация властями общественной опасности нищенства завершается «переводом» этого явления в разряд «социально-вредного» и подлежащего ликвидации. Это происходит в период с 26 августа 1929 г., когда было принято постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О мероприятиях по ликвидации нищенства и беспризорности взрослых»12 и после 27 мая 1935 г. (а не 9 мая, как это ошибочно указано в одном из
источников. — В. И.)13, когда был издан приказ НКВД СССР № 00192, объявлявший «Инструкцию тройкам НКВД по рассмотрению дел об уголовных и деклассированных элементах и о злостных нарушителях положения о паспортах»14.
В середине 1950-х годов, в обстановке десталинизации всей советской системы, предпринимаются попытки не придавать этому явлению «статуса», достойного государственного внимания. Скорее всего, сработала некая договоренность действовать по схеме: нищие, открыто просящие подаяние, у нас в стране возможны, но они должны квалифицироваться как социально патологические (больные. — В. И.) элементы и антиобщественные, паразитические типы; нищенство как одно из порождений бедности в нашем обществе перестало существовать уже давно, учитывая, что бедных, как и богатых, в СССР нет и в помине и т. п.
Простая, наивная схема. Но тогда непонятно, почему в период «великого десятилетия» Н. С. Хрущева апробируется и вводится государственная практика изучения минимального потребительского бюджета? Возможно потому, что власти все же осознают «присутствие» фактора массовой бедности и нищенства, которые реально существовали в СССР всегда15. С другой стороны, мотивы подсчета минимального потребительского бюджета состояли и в обеспечении отправных данных для исчисления размеров минимальной заработной платы (с учетом других натуральных выплат социального характера). Тем более что власти, как замечают Дж. Клугман и Дж. Д.Брейтуейт, пользовались им также для выявления «малообеспеченных семей» с целью оказания помощи нуждающимся, введенной государством в систему с 1974 г.16, что лишний раз подтверждает правоту выводов А. Л. Александровой, Л. Н. Овчаровой и С. В. Шишкина об официально скрываемой информации о наличии бедности в СССР17. По их сведениям, к 1989 г. до 25% населения страны жило за чертой бедности, что было реальной причиной всевозрастающего феномена нищенства.
Как и бедность в советском государстве, так и нищенство не исчезали полностью никогда. Подмены понятий, введение специальных методик расчетов коэффициентов бедности и другие «ухищрения» властей легко опровергались повседневной практикой миллионов советских граждан.
Борьба с нищенством, которая подавалась властями как очищение общества от маргинальных, антиобщественных и паразитических
элементов, на самом деле отличалась избыточным насилием над его непосредственными носителями. Особенно тщательной «зачистке» от нищих, бродяг и попрошаек подвергались столичные и крупные города страны, в том числе и Ленинград.
И в этой многолетней «очистительной работе» специальных органов и общественных институтов не обошлось без государственной туфты, высоких правительственных наград и оценок заслуг непосредственных исполнителей и партийных координаторов. Между тем, упомянутые маргинальные группы выработали вполне адаптивную стратегию и тактику выживания в схватке за относительно свободное и независимое «место-и-времяжитие». Особенные, специфические черты такой адаптивности проявлялись у них в разные периоды советской истории во многих регионах, и в Ленинграде в частности.
Исследователь К. В. Скоркин отмечает, что в первые годы советской власти в силу повсеместно царящего голода и нищеты, обыватели в городах якобы прекратили подавать на улицах нищим и калекам. «И нищие исчезли с городских улиц. Бродяги и бездомные стремились любым способом получить работу, иначе они были обречены на вымирание»18. Правда, перепись населения 1923 г., охватившая только городское население страны, «обнаружила» и нищенство,примерно 50 тыс. чел., что было явно заниженными данными, причем 75% из них относились к так называемым «профессиональным» нищим, свидетельствующим о том, что они никуда не исчезали и в 1917-1922 гг.19
В секретном приказе по Управлению РКМ Ленинградской области и г. Ленинграду № 29/5-с от 27 декабря 1931 г. «О мероприятиях органов рабоче-крестьянской милиции по борьбе с нищенством и беспризорностью» отмечалось, что население региона продолжает рассматривать «нищенство как форму религиозного подвижничества», оказывая массовую поддержку этому явлению20. В документе признавался факт роста нищенства городского населения в результате политики раскулачивания и коллективизации на селе. Из 2,2 тыс. нищих и бродяг, задержанных в Ленинграде органами Собеса и РКМ в июне-августе 1933 г. около 1,5 тыс. (63 %) нищих не были инвалидами и не утратили своей трудоспособности21.
Многие из них совсем недавно трудились на земле, а теперь занимались сбором милостыни, подключая сюда своих детей. Так, все лето
и осень 1935 г. на Московском вокзале в Ленинграде нищенствовала скрывшаяся из колхоза Акулина Скакунова, понуждавшая своих четырех малолетних детей (от 3 до 14 лет. — В. И.) заниматься сбором милостыни, воровать и спекулировать в пригородных поездах22. В Оштин-ском районе Ленобласти некто Панов насильно посылал нищенствовать пятерых своих несовершеннолетних детей. Подобная практика была не редкостью в сельской местности в этот период.
Пока нищие были рассредоточены по различным с их точки зрения «хлебным» местам города, они не вызвали у властей приступа немедленного законоприменения к ним. Но их «толкучки» и стихийно организованные сборы обращали на себя внимание городских чиновников и рядовых горожан. Например, в начале июня 1941 г. в Смольном выказывали свое недовольство органам городской милиции, что те, дескать, перестали замечать «ежедневные сборы сотни нищих у церкви на площади Коммунаров»23.
Как совершенно справедливо замечали А. Л. Александрова, Л. Н. Овчарова и С. В. Шишкин, во время войны было не до бедных и нищих — «выживал каждый как мог»24. В Ленинграде такими подсчетами никто не занимался, хотя о многочисленных фактах нищенства в период блокады упоминает исследователь С. В. Яров, ссылаясь на свидетельства очевидцев, зафиксированные в письмах, дневниках, воспоминаниях и интервью25.
Еще задолго до упомянутого выше постановления СМ СССР от 19 июля 1951 г. «О мероприятиях по ликвидации нищенства в Москве и Московской области и усилению борьбы с антиобщественными, паразитическими элементами», в Ленинграде 5 и 6 марта 1949 г. была проведена согласованная с МВД СССР операция по изъятию нищих. О ее результатах в апреле 1949 г. докладывал секретарю ОК и ГК ВКП(б) В. М. Андрианову председатель Исполкома Ленгорсовета П. Г. Лазутин26.
В секретном спецсообщении №1/1-0130 «О результатах операции по изъятию нищих в Ленинграде», в частности, отмечалось, что задержания в основном проводились на улицах города, и только тех из них, кто просил милостыню, привлекая общественное внимание. Всего было задержано более 500 чел., около 450 из которых были взрослыми людьми, и 54 чел. детей. По данным Управления милиции, из задер-жанных320 чел. постоянно проживали в Ленинграде, 100 чел. прибыли
из других регионов страны и 81 чел.— из районов Ленинградской области. Выяснилось, например, что из 320 чел., проживающих в городе, 222 чел. имели близких родственников и состояли у них на иждивении и только 98 нищих не имели родственников, являлись инвалидами I и II групп или находились в беспомощном состоянии по старости. Так, среди задержанных оказались нищие: К. Иванова (возраст 102 года), не получающая пенсии и давно нищенствующая, Ф. Глущук (80 лет). Б. Менгден (60 лет), П. Ипатов (66 лет), П. Костина (64 года) и др.27
По мнению сотрудников милиции, участвующих в операции, городские власти, и в первую очередь отделы социального обеспечения Ленгорисполкома, не изучали причины нищенства, не работали с этим контингентом, а при каждом удобном случае пытались нормативно «резко ограничить прописку в Ленинграде инвалидов и стариков, потерявших связь с городом...»28.
С начала 1950-х годов борьба с нищенством стала частью общей государственной политики по укреплению органов государственной власти и управления в условиях апогея сталинизма. Ее по-прежнему пытались вести силовыми способами. Вот как об этом говорил в августе 1951 г. сотрудник 11 отделения ЛГМ В. К. Пучков: «.постовым милиционерам больше всего приходится вести борьбу с нищенством. Мы ограничиваемся тем, что узнаем, нет ли родных у нищих, иногда штрафуем или отправляем в поездах, а они доедут до ст. Навалочная и возвращаются обратно в Ленинград»; «Половина нищих — это инвалиды труда, инвалиды Отечественной войны, и к ним надо принимать не только административные меры»29.
Выполняя Указ ПВС СССР от 23 июля 1951 г. «О мерах борьбы с антиобщественными, паразитическими элементами», органы МВД к концу 1951 г. задержали почти 108 тыс. чел., в основном нищих, 70% из которых были инвалидами30. Многие из них оказались бездомными и серьезно больными. Между тем, ни в одном городе СССР не было специальных приемников-распределителей для такой категории граждан. Только в конце ноября 1952 г. после длительной переписки ряда министерств и ведомств СССР и РСФСР (МГБ СССР, Минфин СССР, ВЦСПС, СМ РСФСР и др. — В. И.) СМ СССР своим совершенно секретным распоряжением №31170-рс от 29 ноября 1952 г. потребо-
вал организовать на местах (по списку. — В. И.) такие приемники-распределители, в том числе и в Ленинграде31.
Выполнение Указа от 23 июля 1951 г. показало на местах, и стало сигналом для центра, что нищенство как явление стало давно проблемой государственного уровня, а победные доклады о его ликвидации вновь оказались чиновничьей туфтой. Именно при таких обстоятельствах с 1953 по 1961 г. в РСФСР и СССР начинают последовательно работать три комиссии — под руководством А.М. Пузанова (1953-1955 гг.), Р. А. Руденко (1956-1959 гг.) и Д.С. Полянского (1960-1961 гг.), занятые главным образом разработкой правовой базы и практических мероприятий по борьбе с нищенством32.
И вновь одним из сдерживающих факторов полноценного разрешения проблем бедности и нищенства в стране стали избитые марксистко-ленинские идеологические компендиумы, опора на мифологизированную идеологию социальной исключительности советской системы, упорное нежелание осуществлять системные политические и экономические преобразования и др. Вновь, как это уже было в 19301940-е годы, назойливую проблему нищенства планировали разрешить путем запретов и насилия.
Вот как это происходило в Ленинграде осенью 1953 г. Здесь, по инициативе начальника Управления МВД СССР по г. Ленинграду И. В. Соловьева, прошло закрытое совещание в Смольном с повесткой «О борьбе с нищенством в Ленинграде и области». Совещание вел один из партийных чиновников Н. Д. Кузьмин. И. В. Соловьев доложил о деятельности ленинградской и областной милиции по организации учета и профилактики нищенствующих граждан, проблемах борьбы с нищенством в регионе, высказал некоторые практические рекомендации по ликвидации этого явления.
Как видно из доклада, на учете в органах милиции на этот период числилось всего 1100 нищих, но проведенная аналитическая работа с ними вскрыла огромный комплекс проблем: это и вопросы их материального положения (мизерные пенсии и гос. пособия), а также использование нищенства как дополнительного заработка; это проблемы взаимодействия органов милиции и исполкомовских структур на местах по вопросам устройства нищих и оказания им помощи и мн. др. На совещании обнаружилась общая тенденция тех лет — все про-
блемы по маргинальным аспектам общества «перегрузить» исключительно на органы милиции.
Подводя итог совещания, партийный функционер Н. Д. Кузьмин глубокомысленно заключил, что для того, чтобы разрешить данную проблему, следует прежде всего «.усилить борьбу с нищенством в первую очередь на пригородных железных дорогах и на вокзалах. Это основной источник, как видите, откуда идет нищенство в Ленинград»33. Если это не туфта, то что это? Между прочим, и сам докладчик, а также выступающие Л. Н. Касьянова, П. Д. Шилов и другие работники с мест, предлагали куда более реалистичные и принципиального содержания предложения, касающиеся вопроса по существу.
Имитацией можно было назвать и секретное решение Исполкома Ленинградского областного Совета депутатов трудящихся №1-с от 4 января 1954 г. «О состоянии и мерах предупреждения нищенства по Ленинградской области», которое развивало основные идеи закрытого постановления СМ РСФСР №1496-81с от 4 декабря 1953 г.34 Подобные нормативные правовые акты лишь констатировали проблему, не анализируя ее существа, и уж тем более не выстраивая действенного механизма по ее разрешению.
Неслучайно в докладной записке министра внутренних дел СССР
С. Н. Круглова и начальника ГУМ МВД СССР Н. П. Стаханова в Президиум ЦК КПСС о нищенстве и мерах борьбы с ним от 20 февраля 1954 г. говорилось о том, что «несмотря на принимаемые меры, в крупных городах и промышленных центрах страны все еще продолжает иметь место такое нетерпимое явление, как нищенство»35.
Руководители МВД СССР «вдруг» признались в том, что количество задержанных их ведомством нищих (в 1952 г. — 156 817 чел., в 1953 г. — 182 342 чел.) не соответствует действительности, и что их на самом деле значительно меньше, так как многие из них якобы задерживались по несколько раз. В частности, в Ленинграде до 5 раз задерживалось почти 2 200 нищих.
Как представляется, такое«откровение» свидетельствовало, скорее, лишь о том, что директивным органам в лице Президиума ЦК КПСС и СМ СССР стала надоедать «архаичная» проблема нищенства, нищих, бродяг и прочих пауперов. Нужен был новый подход к маркированию (читай — маскировке) проблемы нищенства и нищих, обретению
«человеческого лица» обновленного курса партии и государства после ХХ съезда КПСС.
И снова, как это было уже не раз, властями был включен испытанный механизм подмены понятий. С начала 1960-х годов из закрытой, секретной официальной переписки и документов исчезают понятия «нищенство», «нищий», «бедность», «бедный» и т. п. На смену брутальному — «нищенствовать» пришло более благозвучное — «попро-шайничать».Все почти как у Станислава Леца: «дикая свинья» звучит гораздо благороднее, чем просто «свинья»36. Правда, слово «попрошайничать» (по С. И. Ожегову. — В. И.) означает ни что иное, как «то же, что нищенствовать.»37.
Уже в начале января 1961 г. министр внутренних дел РСФСР Н. П. Стаханов подписал секретный приказ №2 «О мерах по усилению борьбы с бродяжничеством и попрошайничеством»38, а в конце апреля 1963 г. министр охраны общественного порядка РСФСР В.С. Тикунов своим распоряжением ввел «Инструкцию о порядке регистрации, централизации учета и проверки лиц, задержанных за бродяжничество или попрошайничество»39. Позже, в конце 1960-х годов, в органах МВД была введена новая «Инструкция о порядке статистического и персонального учета лиц, занимающихся бродяжничеством и попрошайничеством», основные требования которой подлежали исполнению вплоть до середины 1990-х годов40.
В принятом 10 декабря 1979 г. Президиумом ВС РСФСР закрытом постановлении «О практике применения и соблюдения законодательства об охране правопорядка и борьбе с правонарушениями в Российской Федерации» прямо констатировалось, что в республике «много тунеядцев, бродяг и попрошаек»41. Только за 1989-1991 гг. в стране было задержано и проведено по учетам около 270 тыс. попрошаек и бродяг42. В Ленинграде за системное и устойчивое бродяжничество и попрошайничество за 1990 г. было привлечено к административной и уголовной ответственности почти 350 чел.43
Пройдет еще пара лет, и число попрошаек, а в сущности нищих граждан России, увеличится в разы. «Черная метка» туфты всего прежнего большевистско-коммунистического благополучия оказалась переданной в начале 1990-х годов либеральным фантазерам, держателям акций всенародного счастья, которые заявили, что знают рецепты исцеления общества от государственной, чиновничье-бюрократической туфтамании.
1 Ожегов С.И. Словарь русского языка: 70 000 слов / Под ред. Н. Ю. Шведовой. 22-е изд., стер. М., 1990. С. 815.
2 Балдаев Д. С. Словарь блатного воровского жаргона Д. С. Балдаева. М., 1997. С. 89.
3 Розанов М. Завоеватели белых пятен. Лимбург, 1951. С. VII, XV, XXVII.
4 Нищенство и беспризорность / Под ред. Е. К. Краснушкина, Г. М. Сегала и Ц. Д. Феинберг. М., 1929..
5 Райзберг Б. А., Лозовский Л. Ш., Стародубцева Е. Б. Современный экономический словарь. 5-е изд., перераб. и доп. М., 2006. С. 253.
6 Бордюгов Г. А. Социальный паразитизм или социальные аномалии? (Из истории борьбы с алкоголизмом, нищенством, проституцией, бродяжничеством в 20-30-е годы) // История СССР. 1989. № 1. С. 72.
7 Там же. С. 73.
8 Фицпатрик Ш. Паразиты общества: как бродяги, молодые бездельники и частные предприниматели мешали коммунизму в СССР / Советская социальная политика: сцены и действующие лица, 1940-1985 / Под ред. Е. Ярской-Смирновой и П. Романова (Из библиотеки Журнала исследований социальной политики). М., 2008. С. 222; На «краю» советского общества. Социальные маргиналы как объект государственной политики. 1945-1960-е гг. / Авт.-сост. Е. Ю. Зубкова, Т. Ю. Жукова. М., 2010. С. 17-18.
9 На «краю». С. 59, 505-507.
10 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 2. М., 1983.С. 92.
11 Левин Д. М. К вопросу о борьбе с социально-паразитическим элементом // Административный вестник. 1925. № 12. С. 54.
12 СУ РСФСР. 1929. № 6. Ст. 659.
13 На «краю». С. 17.
14 Иванов В. А. Преступники как целевая группа операции по приказу №00447 в Ленинградской области / Сталинизм в советской провинции: 1937-1938 гг. Массовая операция на основе приказа №00447 / Сост. М. Юнге, Б. Бонвеч, Р. Биннер. М., 2009. С. 527.
15 Римашевская Н. М. Бедность и маргинализация населения // СОЦИС. 2004. № 4. С. 33.
16 Клугман Дж., Брейтуейт Дж.Д. Вступление и общий обзор / Бедность в России: государственная политика и реакция населения / Под ред. Дж. Клугман. Вашингтон, 1998. С. 12.
17 Бедность и льготы: мифы и реальность / Александрова А. Л., Овчарова Л. Н., Шишкин С. В. М., 2003. С. 45.
18 Скоркин К. В. На страже завоеваний Революции. История НКВД-ВЧК-ГПУ РСФСР 1917-1923: Монография. М., 2011. С. 1056.
19 Нищенство и беспризорность / Под ред. Е. К. Краснушкина, Г. М. Сегала и Ц. М. Феинберг. С. 22-23.
20 ОСФ ИЦ ГУВД СПб и области. Ф. 1. Оп. 1. Д. 21. Л. 38.
21 Бордюгов Г. А. Социальный паразитизм или социальные аномалии? ... С. 71.
22 Центральный государственный архив историко-политических документов Санкт-Петербурга. Ф. 24. Оп. 2в. Д. 1203. Л. 52.
23 Отдел специальных фондов Информационного центра ГУВД Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Ф. 1. Оп. 1. Д. 75. Л. 437, 438.
24 Бедность и льготы. С. 45.
25 Яров С. В. Блокадная этика. Представления о морали в Ленинграде в 1941-1942 гг. М., 2012.
26 Центральный государственный архив Санкт-Петербурга. Ф. 7384. Оп. 36. Д. 276. Л. 19.
27 Там же. Л. 45, 45 об., 46.
28 Там же. Л. 47.
29 Центральный государственный архив историко-политических документов Санкт-Петербурга. Ф. 24. Оп. 59. Д. 9. Л. 59.
30 На «краю». С. 24.
31 Там же. С. 111.
32 Там же. С. 39-47.
33 Центральный государственный архив историко-политических документов Санкт-Петербурга. Ф. 24. Оп. 91. Д. 13. Л. 66.
34 Там же. Д. 125. Л. 35.
35 На «краю». С. 117.
36 Мудрость тысячелетий: Энциклопедия. М., 2006. С. 807.
37 Ожегов С.И. Словарь русского языка. С. 561.
38 Отдел специальных фондов Информационного центра ГУВД Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Ф. 2. Оп. 1. Д. 262. Л. 1, 2.
39 Там же. Д. 281. Л. 215, 216, 217, 218, 219, 220.
40 Там же. Д. 372. Л. 181, 182.
41 Там же. Д. 533. Л. 68.
42 Там же. Д. 664. Л. 58.
43 Там же. Ф. 56. Оп. 1. Д. 148. Л. 72.
Информация о статье:
Автор: Иванов Виктор Александрович — доктор исторических наук, профессор, Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург, Россия, saw357@mail.ru
Название: Феномен советской туфты: опыт одного исторического расследования
Аннотация: Статья раскрывает одну из сторон проблемы, связаной с идеей социальной исключительности советской государственности. В данной статье внимание обращается на такое явление советской действительности как “туфта” (ложь, фальсификации, подделки, сделанные Государством). Видимость хорошей социальной работы системы создавалась с помощью маскирования коррупции, попрошайничество, бедности и других подобных социальных явлений.
Ключевые слова: государственность, партийная номенклатура, коррупция, нищета, попрошайничество, бродяжничество, туфта
Список использованной литературы:
Балдаев Д. С. Словарь блатного воровского жаргона Д. С. Балдаева. М., 1997.
Бедность и льготы: мифы и реальность / Александрова А.Л., Овчарова Л.Н., Шишкин С. В. М., 2003.
Бордюгов Г. А. Социальный паразитизм или социальные аномалии? (Из истории борьбы с алкоголизмом, нищенством, проституцией, бродяжничеством в 20-30-е годы) // История СССР. 1989. № 1.
Иванов В. А. Преступники как целевая группа операции по приказу № 00447 в Ленинградской области // Сталинизм в советской провинции: 1937-1938 гг. Массовая операция на основе приказа № 00447 / Сост. М. Юнге, Б. Бонвеч, Р. Биннер. М., 2009.
Клугман Дж., Брейтуейт Дж. Д. Вступление и общий обзор / Бедность в России: государственная политика и реакция населения / Под ред. Дж. Клугман. Вашингтон, 1998.
КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 2. М., 1983.
Левин Д. М. К вопросу о борьбе с социально-паразитическим элементом // Административный вестник. 1925. № 12.
Мудрость тысячелетий: Энциклопедия. М., 2006.
На «краю» советского общества: Социальные маргиналы как объект государственной политики. 1945-1960-е гг. / Авт.-сост. Е. Ю. Зубкова, Т. Ю. Жукова. М., 2010.
Нищенство и беспризорность / Под ред. Е. К. Краснушкина, Г. М. Сегала и Ц. Д. Феин-берг. М., 1929.
Ожегов С. И. Словарь русского языка: 70 000 слов / Под ред. Н. Ю. Шведовой. 22-е изд., стер. М., 1990.
Райзберг Б. А., Лозовский Л. Ш., Стародубцева Е. Б. Современный экономический словарь. 5-е изд., перераб. и доп. М., 2006.
Римашевская Н. М. Бедность и маргинализация населения // СОЦИС. 2004. № 4. С. 33.
Розанов М. Завоеватели белых пятен. Лимбург, 1951.
Скоркин К. В. На страже завоеваний Революции. История НКВД-ВЧК-ГПУ РСФСР. 1917-1923. М., 2011.
Фицпатрик Ш. Паразиты общества: как бродяги, молодые бездельники и частные предприниматели мешали коммунизму в СССР // Советская социальная политика: сцены и действующие лица, 1940-1985 / Под ред. Е. Ярской-Смирновой и П. Романова (Из библиотеки Журнала исследований социальной политики). М., 2008.
Яров С. В. Блокадная этика. Представления о морали в Ленинграде в 1941-1942 гг. М., 2012.
Information about article:
Author: Ivanov Victor Aleksandrovich — Doctor of history, Professor, Saint-Petersburg State University, Saint-Petersburg, Russia, saw357@mail.ru
Title: Fenomen sovetskoy «tuftyi»: opyit odnogo istoricheskogo rassledovaniya
Summary: The article covers the broad problem - the idea of social exclusiveness of Soviet statehood, that existed mostly due to the sacralization of Soviet “tufta” (lies, falsifications, imitations, made by State). The visibility of a good-working social system was made by masking the corruption, begging, poverty and other similar social phenomena.
Key words: statehood, “tufta”, party nomenclature, corruption, poverty, begging, sponging
References:
Baldaev D. S. Slovar blatnogo vorovskogo zhargona D. S. Baldaeva. M., 1997.
Bednost i Igotyi: mifyi i realnost / Aleksandrova A.L., Ovcharova L.N., Shishkin S. V. M., 2003.
Bordyugov G. A. Sotsialnyiy parazitizm ili sotsialnyie anomalii? (Iz istorii borbyi s alkogoliz-mom, nischenstvom, prostitutsiey, brodyazhnichestvom v 20-30-e godyi), in Istoriya SSSR. 1989. № 1.
Fitspatrik Sh. Parazityi obschestva: kak brodyagi, molodyie bezdelniki i chastnyie predprini-mateli meshali kommunizmu v SSSR, in Sovetskaya sotsialnayapolitika: stsenyi i deystvuyuschie litsa, 1940-1985 / Pod red. E. Yarskoy-Smirnovoy i P. Romanova (Iz biblioteki Zhurnala issledovaniy sotsialnoy politiki). M., 2008.
Ivanov V. A. Prestupniki kak tselevaya gruppa operatsii po prikazu № 00447 v Leningradskoy oblasti, in Stalinizm v sovetskoyprovintsii: 1937-1938 gg. Massovaya operatsiya na osnove prikaza № 00447 / Sost. M. Yunge, B. Bonvech, R. Binner. M., 2009.
Klugman Dzh., Breytueyt Dzh. D. Vstuplenie i obschiy obzor, in Bednost v Rossii: gosudarstven-naya politika i reaktsiya naseleniya / Pod red. Dzh. Klugman. Vashington, 1998.
KPSS v rezolyutsiyah i resheniyah s’ezdov, konferentsiy iplenumov TsK. T. 2. M., 1983.
Levin D. M. K voprosu o borbe s sotsialno-paraziticheskim elementom, in Administrativnyiy vestnik. 1925. № 12.
Mudrost tyisyacheletiy: Entsiklopediya. M., 2006.
Na «krayu» sovetskogo obschestva: Sotsialnyie marginalyi kak ob’ekt gosudarstvennoy politiki. 1945-1960-e gg. / Avt.-sost. E. Yu. Zubkova, T. Yu. Zhukova. M., 2010.
Nischenstvo i besprizornost / Pod red. E. K. Krasnushkina, G. M. Segala i Ts. D. Feinberg. M., 1929.
Ozhegov S. I. Slovar russkogo yazyika: 70 000 slov / Pod red. N. Yu. Shvedovoy. 22-e izd., ster. M., 1990.
Rayzberg B. A., Lozovskiy L. Sh., Starodubtseva E. B. Sovremennyiy ekonomicheskiy slovar. 5-e izd., pererab. i dop. M., 2006.
Rimashevskaya N. M. Bednost i marginalizatsiya naseleniya, in SOTslS. 2004. № 4. S. 33.
Rozanov M. Zavoevateli belyih pyaten. Limburg, 1951.
Skorkin K. V. Na strazhe zavoevaniy Revolyutsii. Istoriya NKVD-VChK-GPU RSFSR. 1917-1923. M., 2011.
Yarov S. V. Blokadnaya etika. Predstavleniya o morali v Leningrade v 1941-1942 gg. M., 2012.
