ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ / POLITOLOGY
DOI: 10.18454/IRJ.2016.48.080 Бурганова И.Н.
ORCID: 0000-0003-3634-1141, Кандидат политических наук, Оренбургский государственный педагогический университет ФЕНОМЕН СЕТЕВОЙ ДИПЛОМАТИИ В СИСТЕМЕ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ (НА ПРИМЕРЕ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ)
Аннотация
В статье проведен анализ феномена «сетевая дипломатия» на примере внешнеполитического курса Российской Федерации. Рассмотрены факторы, способствующие переходу от дипломатии «блокового формата» к сетевой дипломатии. Изучено взаимодействие РФ с другими участниками международного сообщества на уровне отдельных государств и организаций. Показаны инструменты внешней политики РФ под углом постулатов «сетевой дипломатии». Обращается внимание на неоднозначность применения «сетевой дипломатии» во внешнеполитической сфере Российской Федерации.
Ключевые слова: «сетевая дипломатия», «блоковый формат», внешняя политика Российской Федерации, международные отношения, «изменяемая геометрия», конфигурация системы международных отношений.
Burganova I.N.
ORCID: 0000-0003-3634-1141, PhD in Political Science, Orenburg state pedagogical University PHENOMENON THE NETWORK DIPLOMACY IN INTERNATIONAL RELATIONS (FOR EXAMPLE THE RUSSIAN FEDERATION)
Abstract
In the article the analysis of the phenomenon of "network diplomacy" the example of the foreign policy of the Russian Federation. Examines the factors that facilitate the transition from diplomacy "block format" network diplomacy. Studied the interaction of Russia with other members of the international community at the level of individual States and organizations. Shown the instruments offoreign policy of the Russian Federation under the angle of the tenets of "network diplomacy. Draws attention to the ambiguous use of "network diplomacy" in foreign policy of the Russian Federation.
Keywords: network diplomacy, block format, Russian foreign policy, international relations, variable geometry, configuration of the system of international relations.
Введение. Внешняя политика государства на международной арене в условиях глобализации приобретает форму «сетевой дипломатии». Участие в многосторонних организациях и форматах осуществляется по принципу «изменяемой геометрии», когда акторы не связаны обязательствами, а действуют во внешнеполитической сфере на основе собственных интересов [5]. Такая гибкость позволяет решить несколько задач, начиная от консолидации совместных усилий в нивелировании глобальных рисков и угроз до расширения диалоговой площадки по всему периметру взаимодействующих субъектов. В статье делается упор на реализацию внешнего курса РФ под углом «сетевой дипломатии». Автор рассматривает данный вопрос в трех аспектах: 1) взаимодействие Москвы с другими акторами международного сообщества на уровне отдельных стран и международных организаций; 2) инструменты и формы внешней политики РФ в контексте принципов «сетевой дипломатии»; 3) угрозы международной безопасности и их нейтрализация со стороны России и других национальных акторов. Такая постановка позволит выявить тенденции внешнеполитического курса РФ в контексте «сетевого подхода».
Детерминанты перехода к «сетевой дипломатии» в международных отношениях Смена принципов внешней политики национального актора в соответствии с постулатами «сетевой дипломатии» связана с целым рядом обстоятельств:
во-первых, конфигурация системы международных отношений в рамках предыдущего (от «сетевой дипломатии») блокового формата несла в себе кумулятивный эффект тенденций, негативно сказывающихся на статусе государства на международной арене. Фокус противостояния НАТО и ОВД способствовал разграничению зон влияния, когда участники международного сообщества находились в тисках жесткого выбора между двумя основными блоками. С одной стороны, в этих условиях происходит естественное «сужение» внешнеполитического курса государства на международной арене, поскольку количество акторов в блоке носит ограниченный характер. С другой - реализация собственных национальных интересов происходит с оглядкой на других членов блока в условиях конкурентной борьбы с противоположным союзом государств. К тому же усиление гонки вооружения и очаговое соперничество ведут к перекосу в расходной части бюджета государства, когда «львиная» доля затрат тратится на постоянное перевооружение армии и закупку новых видов оружия;
во-вторых, возникновение «сетевой дипломатии» связано с глобализацией международного сообщества и процессами региональной интеграции [3]. В условиях взаимозависимости стран их сотрудничество становится более плотным, прежде всего, из-за возрастания современных вызовов и угроз и кризисных явлений в экономики. В такой ситуации срабатывает синергетический эффект, когда решение вопросов международной повестки дня легче решать субсидиарной волей участников тех или иных международных организаций и форматов;
в-третьих, фактором перехода к новому видению государствами конфигурации мира в рамках «сетевой дипломатии» стало частичное нивелирование доминирования США в международных отношениях. Неоспоримое господство США пошатнулось после 11 сентября 2001 г., когда стало понятно, что американцы не справляются с ролью главного ментора в обеспечении не только национальной, но международной безопасности. Расширение состава ключевых акторов предполагает наличие не только разнонаправленных целей на международной арене, но и включенность стран в международные организации по принципу «изменяемой» геометрии.
«Сетевая дипломатия» в контексте взаимодействия РФ с другими игроками международного сообщества (на уровне отдельных стран и международных организаций)
Наглядное видение феномена «сетевая дипломатия» предполагает рассмотрение того или иного курса внешней политики государства. Поскольку принципы «сетевой» дипломатии предполагают участие государства в многосторонних структурах, то важно понять, насколько РФ диверсифицирует направления своей внешнеполитической деятельности, участвуя в различных международных форматах.
Логичным выглядит рассмотрение внешнего курса Москвы с точки зрения сравнительно-исторического подхода, т.е.:
1) необходимость проведения исторического анализа внешней политики РФ связано с пониманием смены ее курса в зависимости от условий, в которых находилась Москва, начиная от 1991 г. по настоящий момент;
2) компаративистский анализ участия РФ в международных организациях.
Дипломатические усилия, предпринимаемые РФ в 90-гг. были осложнены экономическим и политическим коллапсом 1991 г., связанным с распадом Советского Союза. Исторический подход позволяет рассматривать внешнюю политику Москвы через призму трех основных этапов:
1. «Америкацентризм» А. Козырева (первая половина 90-х гг.);
2. Усиление диалоговой площадки по линии Москва, Пекин и Дели» Е. Примакова (вторая половина 90-х гг.);
3. Прагматизм В. Путина (с 2000 г. по настоящий момент).
Первые два этапа (90-е годы XX в.) не смогли реализоваться по нескольким причинам. С одной стороны, доктрина А. Козырева, изначально соответствовала нереальным целям, заточенных на равноправный союз РФ с западными государствами, в том числе и США. Корреляция внутренней и внешней политики продемонстрировало срабатывание принципа «домино», когда социально-экономические проблемы в РФ препятствовали ее статусным позициям на международной арене.
С другой - союз Москвы, Пекина и Дели (подход Е. Примакова) столкнулся с большими сложностями из-за неразрешимых противоречий между китайской и индийской сторонами [2]. Тем не менее, Москва во второй половине 90-х гг. интенсифицировала контакты по многим направлениям: она вошла в «Парижский клуб», АТЭС, ратифицировала Договор о партнерстве и сотрудничеству с ЕС, подписала Основополагающий акт Россия-НАТО.
Реализация третьего этапа (с началом 2000-х гг.) связана с новым прочтением Россией современных международных отношений с принятием Концепции внешней политики. РФ поставила далеко идущие цели за пределами своих территориальных границ. С одной стороны, ей было важно определиться с общей конфигурацией системы международных отношений с учетом появления новых глобальных рисков и угроз. С другой - ставилась задача переосмысления приоритетов внешней политики РФ [1].
В целом, внешнеполитическая сфера РФ в указанный период соответствовали двум параллельным процессам:
1) существование новых вызовов и угроз делало необходимым совместные усилия всех национальных акторов (государств) на уровне общей субсидиарной воли с помощью международных правительственных организаций;
2) наличие региональных вооруженные конфликтов «заставляли» РФ работать над созданием пояса добрососедства по периметру своих границ [1].
Поскольку применение принципов «сетевой дипломатии» предполагает использование многостороннего формата, то РФ с 2000-х гг. целенаправленно заявляет о неприятии однополярного подхода США [2].
За счет стабилизации во внутренней политике, Россия стала более активно себя вести во внешней сфере. Москва стала полноправным участником множества международных форматов. РФ получила «карт-бланш» в в8 и в20, усилила свои позиции в мире в связи с оптимизацией саммитов с ЕС, расширила свое влияние на постсоветском пространстве, интенсифицировала свой диалог с китайской стороной в рамках ШОС и пр.
Гибкий формат сотрудничества (в рамках «сетевой дипломатии») позволяет Кремлю лавировать между различными национальными акторами (государствами) и не связать себя рамками блокового союза выступая против других участников международного сообщества. Дополнительным источником поиска новых партнеров является диверсификация направлений внешнеполитической деятельности в условиях ограничительных мер и санкций со стороны западных государств. К сожалению, присоединение Крыма и г. Севастополь отразилось на статусе РФ в международных организациях. Москва потеряла право голоса в ПАСЕ и была «исключена» из в8. Санкционный механизм отражается, в том числе, и на экономических возможностях Российской Федерации. Зависимость национального курса от конъюнктуры на нефть и внутренние социально-экономические проблемы негативно влияют на внешние шаги Москвы на международной арене.
На сегодняшний день РФ активно сотрудничает по линии БРИКС, АТЭС, ШОС, интеграции с новыми независимыми государствами на уровне таможенного союза и единого экономического пространства [4].
Угрозы международной безопасности и их нейтрализация со стороны России и других участников международного сообщества.
«Сетевая дипломатия» подразумевает наличие множества участников международного сообщества, среди них особо выделяются несистемные акторы, нивелирующие ситуацию в системе международных отношений, поэтому национальное государство должно осуществлять превентивные меры по борьбе с террористическими угрозами. После трагедии на Синае Россия предприняла меры по нейтрализации Исламского государства Ирака и Леванта (ИГИЛ) совместно с другими участниками международного сообщества. В частности, Москва направила свои усилия на ликвидацию террористических баз на территории Сирии.
То есть характерной особенностью современных угроз становится взаимозависимость вопросов национальной и международной безопасности, т.е. они угрожают безопасности и отдельных государств, и всех остальных национальных акторов. Это связано с ростом взаимозависимости стран, поэтому решения важнейших повестки дня необходимо выносить на уровень общей субсидиарной воли. В данных обстоятельствах сложнейшие вопросы международной повестки дня не могут решаться только узким кругом ключевых международных акторов. Те же
«сирийский», «украинский», «косовский», «иранский», «иракский», «северокорейский» и др. вопросы решаются с привлечением широкого круга международного сообщества.
Механизм «сетевой» дипломатии во внешней политики РФ
Основными формами «сетевого» механизма дипломатических действий являются: конгрессы, конференции, межгосударственные международные встречи, переговорный процесс, посредничество, сессии международных организаций, совещания и т.п. [4]. Именно такая форма не связывает участников международного сообщества обязательствами. Такая гибкость необходима как при налаживании взаимодействия между национальными государствами, так и при принятии совместных решений. Основным инструментом «сетевого» подхода выступает «soft power»[7].
Минусами использования принципов «сетевой дипломатии» является расширение числа участников, принимающих решение по совместным проблемным вопросам, что ведет к бюрократизации данного процесса. То есть складывается серьезная дихотомия на уровне эффективности принятых решений. К тому же такая децентрализация ведет к увеличению сроков согласования общих интересов.
Выводы.
1. Поскольку блоковый формат предполагает использование силовых методов и приемов в соответствии с национальным интересом непосредственных участников, то такая форма отношений стала слишком ригидной. Она деформирует национальный суверенитет актора, т.к. связывает его договорными обязательствами в применении армейских контингентов и проведении боевых операций. То есть использование силовых методов и приемов не могло оставаться эффективным инструментом выстраивания отношений между национальными акторами. В условиях «игры с ненулевой суммой» шансы стран уравниваются, поэтому итогом войны является ситуация, когда проигрыш одного игрока становится проигрышем всех участников военных действий, независимо от того, на какой стороне они воевали. Именно поэтому в начале XXI в «сетевая дипломатия» становится основным видом взаимодействия национальных акторов.
2. Данный принцип утверждается во внешнеполитическом курсе Москвы, начиная с 2008 г. Взаимодействие Москвы с участниками международного сообщества на уровне отдельных стран и международных организаций происходит в форме конгрессов, конференций, межгосударственных международных встреч, переговорного процесса и пр., что способствует гибкости в принятии тех или иных решений;
3. Дополнительным источником поиска новых партнеров для РФ сегодня является диверсификация направлений внешнеполитической деятельности в условиях ограничительных мер и санкций со стороны западных государств после присоединения Крыма и г. Севастополя.
4. Характерной особенностью глобальных рисков и угроз становится перекрещивание национальной и международной безопасности, т.е. современные вызовы угрожают безопасности не только отдельных национальных акторов, но и всех участников международного сообщества. Это связано с ростом взаимозависимости стран, поэтому решения важнейших повестки дня необходимо выносить на уровень общей субсидиарной воли.
Литература
1. Концепция внешней политики Российской федерации 2013 г. [Электронный ресурс] Режим доступа: http://archive.mid.ru/brp_4.nsf/(дата обращения: 26.05. 2016 г.).
2. Бурганова И.Н. Сравнительный анализ концепции внешней политики РФ в редакции 2000 г. и 2013 г. в оценке вызовов национальной и международной безопасности / И.Н. Бурганова // Международный научно-исследовательский журнал. 2016. № 4-7 (46). С. 90-92.
3. Бурганова, И.Н. Теория и практика региональной интеграции на постсоветском пространстве в современных условиях: соотношение экономики и политики / И.Н. Бурганова И.Н. В мире научных открытий. 2015. № 7.2 (67). С. 700-707.
4. Лебедева О. Многосторонняя дипломатия в современных международных отношениях [Электронный ресурс] Режим доступа: http://pravo.mgimo.ru/(дата обращения: 27.05. 2016 г.).
5. Министр иностранных дел России Сергей Лавров: "Сетевая дипломатия" сейчас востребована как никогда" [Электронный ресурс] Режим доступа: http://izvestia.ru/ (дата обращения: 27.05. 2016 г.).
6. Burganova I.N Migration to the European Union: the Duality of Politics and Culture Этносоциум и межнациональная культура. 2016. № 3 (93). С. 65-69.
7. Joseph S. Nye, Jr. Public Diplomacy and Soft Power. // The ANNALS of the American Academy of Political and Social Science 2008; Nye, Joseph S. "Soft Power Matters in Asia." The Japan Times, December 5, 2005. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://belfercenter.ksg.harvard.edu/publication/1486/soft_power_matters_in_asia.html /(дата обращения: 29.05. 2016 г.).
8. Zaharna R.S.. The Soft Power Differential: Network Communication and Mass Communication in Public Diplomacy. // The Hague Journal of Diplomacy. 2007.
References
1. Foreign Policy Concept of the Russian Federation 2013 [Jelektronnyj resurs] - Rezhim dostupa: http://archive.mid.ru/brp_4.nsf/ (data obrashhenija 26.03. 2016 г.).
2. Burganova I.N. Comparative analysis of the foreign policy concept of the Russian Federation in edition of 2000 and 2013 to assess challenges to national and international security / I. N. Burganova // International research journal. 2016. No. 47 (46). S. 90-92.
3. Burganova, I.N. Theory and practice of regional integration in the post-Soviet space in modern conditions: the ratio of the economy and politics / I.N . Burganova // In the world of scientific discoveries. 2015. № 7.2 (67). P. 700-707.
4. Lebedeva O. Multilateral diplomacy in contemporary international relations [Jelektronnyj resurs] - Rezhim dostupa: http://pravo.mgimo.ru/( data obrashhenija: 27.05. 2016 г.).
5. The Minister of foreign Affairs of Russia Sergey Lavrov: "Network diplomacy" now in demand as never before"2013 [Jelektronnyj resurs] - Rezhim dostupa: http://izvestia.ru/ (data obrashhenija: 27.05. 2016 г.: 27.05. 2016 г.).
6. Burganova I.N Migration to the European Union: the Duality of Politics and С^ШгеЮтносоциум и межнациональная культура. 2016. № 3 (93). С. 65-69.
7. Joseph S. Nye, Jr. Public Diplomacy and Soft Power. // The ANNALS of the American Academy of Political and Social Science 2008
8. Zaharna R.S.. The Soft Power Differential: Network Communication and Mass Communication in Public Diplomacy. // The Hague Journal of Diplomacy. 2007.
DOI: 10.18454/IRJ.2016.48.145
Коберидзе Т.
ORCID: 0000-0001-8062-2958, кандидат политических и социальных наук, Грузинский Институт По Вопросам Общественности (GIPA) Работа выполнена при поддержке гранта Грузинского Национального Научного Фонда им. Руставели ПОСТ-СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЕ ИНСТИТУЦИОНАЛИЗИРОВАННЫЕ АСОЦИАЦИИ ИЛИ ОПОЗИЦИОННАЯ КУЛЬТУРА ОБЩЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ
Аннотация
Ослабление советского режима и политические изменения 20-го века заложили основу для активизации национального самосознания, стремления к новому - либерально-демократическогу типу государства в странах Центральной и Восточной Европы, а также Грузии, что, естественно, повлекло за собой интерес к развитию гражданского общества. Многие исследования подчеркивают важную роль международной помощи в построении гражданского общества. Вместе с этим, общепринято, что в результате общего исторического опыта, гражданские общества этих стран сходны, в основном в отрицательном контексте содержания и поведения. Пост-советское гражданское общество часто называют «наследием 1989 года» и одновременно критикуют за свою слабость и фрагментарность, за неспособность выполнять обязательства, и в особенности за отчуждение от потребностей населения.
Несмотря на это, настоящая статья подчеркивает различия как между гражданскими обществами стран т.н. пост-советского пространства, так между различными элементами и субъектами внутри концепции. В тоже время статья ответит на вопрос: существует ли "пост-советское гражданское общество ", как таковое.
Ключевые слова: гражданское общество, НПО, демократизация, пост-социалистическое пространство.
Koberidze T.
ORCID: 0000-0001-8062-2958, PhD in Political Science and Sociology School of Social Sciences of the Georgian Institute of Public Affairs (GIPA) The article is made possible through the support provided by the Rustaveli National Scientific Foundation in Georgia. POST-SOVIET CIVIL SOCIETY-INSTITUTIONAL ASSOCIATIONS VS OPPOSITIONAL CULTURE
OF CIVIC LIVE
Abstract
Weakening of the Soviet Regime and political changes of the 20th century provided a ground for revitalization of national consciousness, aspiration for the new type of a state bearing liberal-democratic norms, in the countries of Central and Eastern Europe, and in Georgia. This naturally resulted in the interest towards civil society development. Many surveys highlight the important role of international assistance in building civil societies, and it's widely accepted that common historical experience have caused similarities of the latter, in a negative context at most. Post-soviet civil societies often refer to "legacy of 1989" and simultaneously criticized for being weak and fragmented, not being able offulfilling its obligations, and most importantly - for not responding to populations' needs.
The current article questions the common approach to assessments, highlights multiple differences among civil societies of different countries, also among different units and subjects involved with the concept of concern, and aims at answering the question: does "post-soviet civil society" exist, as it is.
Keywords: civil society, non-governmental organizations, democratization, post-soviet environment.
Historic experience and review of theories show that part of civic participation and engagement mechanisms stems from national traditions and civic culture, while the other part has been elaborated and developed in post-soviet context, in line with development of Western liberal models and through support to civil society and economic liberalization.
Like in 17th-18th centuries, emerging of the idea of civil society in the 20th century is linked with collapse of existing state order. Demolishing of Berlin Wall in 1989 embarked the idea of post-soviet civil society on a different level. Therefore, both Eastern and Central European and Georgian civil society are often referred as "legacy of 1989".
By the end of the 20th century, new approach -the "third way" emerged to counter the government and/or market domination and at the same time solve social and economic problems. The main essence of the "third way" is partnership between three sectors of society - public, private and civil. The "third way" includes three main directions: a) necessary laws of state power (including social mechanisms), resulting from non-directed action of individual decision in market space, b) voluntary work and c) discussions and agreements. In addition, association life became central and is assumed to be the way to social progress that is equaled to "civil society" development.
The idea of institutional and ideological pluralism in post-soviet space was matched with formation-development of civil society that would contradict power monopoly, balance state institutions or complement public policy. In addition, the civil society was tasked with very importance role of promoting liberal values in the society, revitalization of communities,
123