CC BY
35
Научные сообщения аспирантов и соискателей
Т. Ю. Покровская
Белгородский государственный университет
ФЕНОМЕН РЕЛИГИОЗНОЙ ПАМЯТИ
XIX - XX века характеризуются разделением памяти и истории. В ХХ веке формируется комплекс научных трудов, посвященных феномену памяти в различных ее видах и проявлениях. Сегодня в гуманитарных науках выделяются и изучаются учеными различных дисциплин несколько видов памяти. В данном материале автор рассматривается специфику религиозной памяти, предлагая ей особое место в структуре изучения различных видов памяти. В качестве теоретико -методологической рамки изучения религиозной памяти используется гипотеза Мориса Хальбвакса. В данной статье рассматривается концепция религиозной памяти, дается ее определение и критерии. Автор считает, что в рамках любого религиозного действия человек апеллирует к сверхъестественным силам, основываясь на своем предыдущем опыте и\или опыте близких, определяет религиозную память как способ сохранения и передачи религиозного сознания и религиозного поведения. Религиозная память организует, на регулярной основе повторяет прошлое в настоящем, транслируя религиозные практики и смыслы прошлого в настоящем.
Ключевые слова: память, идентичность, социальная память, религиозная
память.
T. Yu. Pokrovskaya
Belgorod state University (Belgorod, Russia)
THE PHENOMENON OF RELIGIOUS MEMORY
The XIX-XX centuries are characterized by the separation of memory and history. In the XX century, a complex of scientific works devoted to the phenomenon of memory in its various forms and manifestations was formed. Today, in the humanities, several types of memory are distinguished and studied by scientists of various disciplines. In this article, the author examines the specifics of religious memory, offering it a special place in the structure of the study of various types of memory. As a theoretical and methodological framework for the study of religious memory is used the hypothesis of Maurice Halbwachs. This article examines the concept of religious memory, gives its definition and criteria. The author believes that within the framework of any religious action, a person appeals to supernatural forces, based on his previous experience and / or the experience of loved ones, defines religious memory as a way of preserving and transmitting religious consciousness and religious behavior. Religious memory organizes, regularly repeats the past in the present, broadcasting religious practices and meanings of the past in the present.
Keywords: memory, identity, social memory, religious memory.
DOI 10.22405/2304-4772-2021 -1 -2-69-76
Феномен памяти и в частности социальной памяти изучается в научном сообществе со времен Аристотеля и Платона. Память Аристотель относил к
индивидуальной памяти, предметом которой является прошлое. Христианские же мыслители в своих работах направлением памяти указывали будущее, в котором «...смещается понятие настоящего и будущего, а прошлое также актуально, как и настоящее, поскольку то, что дано в Откровении, уже есть некая память будущего» [4, с. 19].
XIX - XX века характеризуются разделением памяти и истории. Для исторической науки память остается фрагментом индивидуального сознания, а феномен памяти выделяется в отдельное направление для изучения. В ХХ веке формируется комплекс научных трудов, посвященных феномену памяти в различных ее видах и проявлениях.
В начале ХХ века французский социолог Морис Хальбвакс, считаясь основоположником теории коллективной, исторической и социальной видов памяти, определяет память, как «непрерывный ход мыслей, и она сохраняет то, что еще живет и способно жить в сознании той группы, которая его поддерживает» [9, с. 214]. Эмиль Дюргкейм, будучи учителем Хальвбакса, предвосхищая появление термина «коллективная память», одним из первых начал говорить о «коллективной привычке», которая отличается от индивидуальных представлений и является перманентной формулой, повторяющейся «из уст в уста». Э. Дюркгейм говорил, что мышление групп иное, нежели отдельных людей и имеет собственные законы [5, с. 404]. Обычаи, практики и верования группы могут влиять на социальные факты последующего поведения индивида, т.е. коллективное сознание отличаются от состояний сознания индивидуального, но при это граница между индивидуальным и коллективным относительно размыта, что спустя года будет подтверждено в исследованиях не только социологов, психологов, но и историков, изучающих виды памяти.
Феномен памяти в разное время активно изучали Э. Дюркгейм, М. Хальбвакс, П. Бергер, А. Щюц, П. Рикер, Д. Локк, Ян и Алейда Ассман и другие в том числе и ряд российских ученых. Можно отметить, что любая социальная группа в целом является хранителем памяти. Без наличия помнящей социальной группы в любом ее проявлении невозможно было бы изучать и анализировать события и реальности прошлого.
Хальбвакс говорит о том, что история и память неравнозначны: «История обычно начинается в тот момент, когда заканчивается традиция, когда затухает или распадается социальная память. Пока воспоминание продолжает существовать, нет необходимости фиксировать его письменно, да и вообще как-то фиксировать. Поэтому потребность написать историю того или иного периода, общества и даже человека возникает только тогда, когда они уже ушли так далеко в прошлое, что у нас мало шансов найти вокруг себя много свидетелей, сохраняющих о них какое-либо воспоминание» [8, с. 20]. Ученый отмечал, что «забвение событий и фигур вызвано не антипатией, отвращением или безразличием, а исчезновением тех групп, которые хранили память о них» [9, с. 26].
Научные идеи Хальбвакса получили свое развитие в работах представителей различных научных дисциплин ученого только спустя несколько десятков после его смерти. В российском научном сообществе феномен памяти изучен значительно слабее, нежели зарубежными авторами. Однако в последние
годы наблюдается значительный рост интереса к данной теме. В настоящее время к изучению феномена памяти обращаются представители различных научных дисциплин. В XXI веке феномен памяти и его положения рассматривается учеными с различных точек зрения. Наряду с научными трудами Л. П. Репиной, И. М. Савельевой и А. В. Полетаева необходимо упомянуть Д. А. Аникина, И. Е. Кознову, О. В. Головашину, Е. В. Романовскую и других.
Вслед за психологами, антропологами и социологами также стали шире применять понятие коллективной памяти и историки, «обозначая им комплекс разделяемых данным сообществом мифов, традиций, верований, представлений» [7, с. 22]. Л. П. Репина так пишет о соотношении понятий «коллективная память» и «историческая память»: «Коллективная память» чаще всего трактуется как «общий опыт, пережитый людьми совместно» (речь может идти и о памяти поколений), или как групповая память. «Историческая память понимается как коллективная память (в той мере, в какой она вписывается в историческое сознание группы), или как социальная память (в той мере, в какой она вписывается в историческое сознание общества), или в целом - как совокупность донаучных, научных, квазинаучных и вненаучных знаний и массовых представлений социума об общем прошлом. Высокая востребованность понятия «историческая память» во многом объясняется как его собственной «нестрогостью» и наличием множества дефиниций, так и текучестью явления, концептуализированного в исходном понятии «память». Вся терминология памяти характеризуется многозначностью. Память может включать что угодно - от спонтанного ощущения до формализованной публичной церемонии» [7, с. 42]. Обратим внимание: историческая память - не просто канал передачи сведений о прошлом, это «важнейшая составляющая самоидентификации индивида, социальной группы и общества в целом, ибо разделение оживляемых образов исторического прошлого является таким типом памяти, который имеет особенное значение для конституирования и интеграции социальных групп в настоящем» [7, с. 23].
Сегодня в гуманитарных науках можно выделить несколько видов памяти: коллективная и в противопоставление ей - индивидуальная, историческая, социальная, предметная, коммуникативная, миметическая, культурная, семейная, политическая, национальная. В конце XX века Ян Ассман в своей работе «Культурная память» подробно рассматривает четыре вида памяти. Развивая концепцию «рамок» Мориса Хальвбакса ученый говорит, что «содержательное наполнение памяти, организация ее содержаний, сроки, которые в ней может сохраняться то или другое, - все это определяется в очень большой степени не внутренней вместимостью и контролем, а внешними рамками, т. е. социальными и культурными рамками» [3, с. 19]. Миметической памятью Я. Ассман называет область, которая связанна с деятельностью: «деятельности мы обучаемся через подражание. Использование письменных указаний для определенной деятельности, таких как инструкции по применению, поваренные книги, строительные пособия и т. д» [3, с. 19]. При этом Ян Ассман отмечает, что «деятельность не поддается полной кодификации», «и по сей день, согласно принятому обычаю, обширные области повседневной деятельности опираются на миметическую традицию» [3, с. 19]. Также Ян Ассман выделяет предметную память: «Человек с древнейших
времен окружен предметами - начиная от самой обыкновенной и привычной утвари ... и вплоть до домов, деревень и городов, улиц, транспорта, кораблей - и вкладывает в них свои представления и. в определенном смысле - себя» [3, с. 20]. Предметный мир, по мнению Я. Ассмана, «снабжен показателем времени, который указывает не только на настоящее, но и на различные пласты прошлого» [3, с. 20]. Под понятием «культурная память» по мнению Яна Ассмана подразумевается одно из внешних измерений человеческой памяти. Культурную память он определяет в качестве способа передачи смысла, в которую входят все три вышеназванные области. «Когда миметические навыки приобретают статус «обрядов», то есть в добавок к своему целевому значению приобретают еще и смысловое, они уже не вмещаются в область миметической, деятельностной памяти. Обряды относятся к сфере культурной памяти, поскольку представляют из себя форму передачи и воскрешения культурного смысла. То же самое можно сказать и о вещах, когда они отсылают не только к определенной цели, но и к определенному смыслу: памятники, надгробия, храмы, идолы и проч. выходят за рамки предметной памяти, поскольку эксплицируют имплицитный показатель времени и идентичности» [3, с. 21]. Так же Ян Ассман говорит, что культурная память может складываться только искусственно.
Культурная память близка коллективной, но значительно шире ее, в отличие от последней, культурная память не предполагает мнемонического коллектива. Также некоторые ученые отвергают термин «коллективная память», утверждая, что коллектив как группа не может иметь памяти, основываясь на высказываниях Э. Дюркгейм, который говорил, что «.группа устроена иначе, чем индивид, и влияющие на нее объекты - иные по своей сути» [5, с. 5]. По словам Дюркгейма, группа может думать, чувствовать и действовать совершенно иначе, нежели ее отдельные члены.
Ян Ассман определяет коммуникативную память как способность коммуницировать при взаимодействии с другими индивидами, обосновывая появление сознания и памяти только благодаря способности человека к общению. В бесписьменные периоды истории воспоминания передавались из уст в память. Таким образом, мы можем говорить о наличие коммуникативной памяти. Для исключения искажения содержания информация часто облекалась в стихотворную форму. Таким образов потомки помнили о великих предках и значимых событиях прошедших дней через коммуникацию и пересказы событий прошлого. «.язык и его средства представлялись ключом к познанию мира, а слово в сознании средневекового человека обладало тою же мерой реальности, что и предметный мир, который имеет смысл и значение лишь в связи со сферой трансцендентного, представляющей собой истинное и единственное средоточие всего существующего» [4, с. 12].
Уже в XXI веке Алейда Ассман, определяя различные виды памяти, уточняла, что «посредством памяти нация удостоверяется в собственной истории. Прошлое является не только объектом изучения, который можно положить в архив; вкупе с опытом, воспоминаниями, чувствами и различными элементами идентичности прошлое тесно связано с настоящим и будущим.» [2, с. 28].
Также феномен памяти тесно связан с идентичностью и ее значением в формировании социального. Например, развивая тезис, предложенный еще Э. Дюркгеймом и обращая внимание на слова Яна Ассмана о том, что «деятельности мы обучаемся через подражание» [3, с 17], автор предлагает рассмотреть подход Эрлиха С. Е. к социальной идентичности, который говорит, что первичная социализация закладывает человеку в раннем детстве его семьей и ближайшим окружением, «. первичная социализация представляет собой гораздо большее, чем просто когнитивное обучение. обстоятельства, в которой она происходит, сопряжены с большой эмоциональной нагрузкой. И есть достаточные основания считать, что без такой эмоциональной привязанности к значимым другим процесс обучения был бы весьма затруднителен, если вообще возможен. Ребенок принимает роли и установки значимых других, то есть интернализирует их и делает их своими собственными. Благодаря этой идентификации со значимыми другими ребенок оказывается в состоянии идентифицировать себя, приобретая субъективно понятную и благовидную идентичность» [11, с 214].
Анализируя вышеупомянутое, можно говорить, что и религиозное воспитание ребенок получает внутри семьи, следую опыту «значимых близких», и мы в данному случае можем говорить не только об узком социуме семьи, но и о близком окружении, в которое может входить как семья, родственники, а также и жители места проживания индивидуума.
Именно М. Хальвбакс в первой половине XX века ввел в научный обиход термин «религиозная память» и говоря о религиозной памяти, ученый отмечает, что «религия определяется через особый тип памяти» [8, с. 22]. При этом ранее Дюркгейм отмечал, что считавшиеся врожденными человеку некое религиозное чувство, детская или родительская любовь и т.д. вовсе не неизменно присущи человеческой природе, но или совсем отсутствуют в некоторых социальных обстоятельствах, или так видоизменяются от одного общества к другому, что остаток, который получается по исключении всех этих различий сводится к чему-то неопределенному и схематическому и нуждается в объяснении. При этом Дюркгейм сомневается, что стремление к социальности изначально является прирожденным инстинктом человечества, а продуктом социальной жизни: «Общество также порождает в нас чувство постоянной зависимости. Поскольку общество обладает собственной природой, отличной от природы индивида, оно преследует свои, особые цели, но, так как общество не может достичь их без нашего посредничества, оно властно добивается нашего содействия. Общество требует, чтобы мы, забыв о собственных интересах, стали его слугами, и принуждает нас к разного рода трудностям, лишениям и жертвам, без которых социальная жизнь была бы невозможна. Каждую минуту мы должны подчиняться правилам поведения и мышления, которых мы не создавали и не хотели иметь и которые иногда противоречат нашим склонностям и важнейшим инстинктам» [5, с. 371].
Основываясь на вышеуказанных выводах ученых можно сказать что, как и первичная социализация, религиозное сознание формируется в детском возрасте и под воздействием примера членов семьи, а также ближайшего
окружения путем принадлежности к социальным практикам религиозного характера, а также принятием религиозного поведения и религиозного опыта значимых близких.
Когда мы говорим о религиозности, мы имеем ввиду специфический религиозный комплекс, который состоит из религиозном сознания и религиозного поведения, также важно учитывать, что религиозное сознание может формироваться и как следствие переживания травматичных событий. «Когда речь идет о распаде традиционных ценностей (любви, морали, правде, истине и др.), когда человек предоставлен самому себе, он ищет утешения в религии, веря, что «высшие силы» смогут помочь. Будучи в сложных ситуациях предоставленными сами себе, не надеясь и не ожидая помощи, человек опирается на веру или свою религию. Это индивидуальное внутренняя вера в абсолютную и мистическую силу.» [12, с. 44].
Любое религиозное действие подразумевает апеллирование к сверхъестественным силам. Основываясь на своем предыдущем сакральном опыте и\или опыте близких человек надеется на поддержку\решение мольбы. Если мы говорим о религиозной памяти, как об особом виде памяти, то ее можно определить, как способ сохранения и передачи религиозного сознания и религиозного поведения. Если социальная память подтверждает единство социальных групп [1, с. 31], культурная память, передает смыслы прошлого, то религиозная память организует и на регулярной основе повторяет прошлое в настоящем, транслируя религиозные практики и смыслы прошлого в настоящем. Также определяет идентичность народа, передает религиозные сознание и религиозное поведение от предыдущих поколений последующим, сохраняя себя не только в особом языке, но и в действии: соблюдение пищевых запретов, определённых правил в праздники, молитва, посещение церкви\мечети, соблюдении определенных праздников, связанных с ними практиками и др.
Литература
1. Аникин Д. А. Пространство социальной памяти : дис. . канд. филос. наук : 09.00.11 / Аникин Даниил Александрович. Саратов, 2008. 151 с.
2. Ассман А. Новое недовольство мемориальной культурой. М.: Новое литературное обозрение, 2016. 232 с.
3. Ассман Я. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности / пер. с нем. М. М. Сокольской. М.: Языки славянской культуры, 2004. 368 с.
4. Дьяченко О. Н. Риторика как философия богопознания: Аврелий Августин. Курск : Изд-во Курс. гос. ун-та, 2018. 211 с.
5. Дюркгейм Э. Социология. Ее предмет, метод, предназначение / пер. с фр., сост., послесл. и примеч. А. Б. Гофмана. М.: Канон, 1995. 352 с.
6. Дюркгейм Э. Элементарные формы религиозной жизни: тотемическая система в Австралии / пер. с фр. В. В. Земсковой ; под ред. Д. Ю. Куракина. М.: Элементарные формы, 2018. 808 с.
7. Репина Л. П. История и память: историческая культура Европы до начала Нового времени. М.: Кругъ, 2006. 768 с.
8. Хальбвакс М. Социальные рамки памяти / пер. с фр. и вступ. статья С. Н. Зенкина. М.: Новое изд-во, 2007. 348 с.
9. Хальбвакс М. Коллективная и историческая память // Неприкосновенный запас. 2005. № 2-3 (40-41). С. 8-27.
10. Глущенко Г. Ю. История versus память: к проблеме взаимосвязи истории и памяти [Электронный ресурс] // Философская мысль : электронный журнал. 2018. № 1. С. 37-50. URL: https://nbpublish.com/library read article.php?id=21578 (дата обращения: 10.05.2021).
11. Эрлих С. Е. Война мифов. Память о декабристах на рубеже тысячелетий. СПб. ; М.: Нестор-История, 2016. С. 214-215.
12. Bakrac Vladimir B. Religioznost mladih u Crnoj Gori : doktorska disertacija / Univerzitet u Beogradu, Filozofski Fakutet. Beograd, 2012. 340 l.
References
1. Anikin D. A. Prostranstvo sotsial'noy pamyati [Space of social memory]: diss. ... kand. filos. nauk [Thes. ... Cand. Philos. Sciences]: 09.00.11. Saratov. 2008. 151 p. [In Russian]
2. Assman A. Novoye nedovol'stvo memorial'noy kul'turoy [New Discontent with Memorial Culture]. Moscow: Novoye literaturnoye obozreniye Publ., 2016. 232 p. [In Russian]
3. Assman A. Kul'turnaya pamyat': Pis'mo, pamyat' o proshlom i politicheskaya identichnost' v vysokikh kul'turakh drevnosti [Cultural Memory: Writing, Memory of the Past and Political Identity in the High Cultures of Antiquity]. Transl. from German by M. M.Sokolskaya. Moscow: Yazyki slavyanskoy kul'tury Publ., 2004. 368 p. [In Russian]
4. Dyachenko O. N. Ritorika kak filosofiya bogopoznaniya: Avreliy Avgustin [Rhetoric as a philosophy of knowledge of God: Aurelius Augustine]. Kursk: Izdatel'stvo Kurskogo gosudarstvennogo universiteta Publ., 2018. 211 p. [In Russian]
5. Durkheim E. Sotsiologiya. Yeye predmet, metod, prednaznacheniye [Sociology. Its subject, method, purpose]. Translation from French, comp., afterword and notes by A. B. Hoffman. Moscow: Kanon Publ., 1995. 352 p. [In Russian]
6. Durkheim E. Elementarnyye formy religioznoy zhizni: totemicheskaya sistema v Avstralii [Elementary forms of religious life: the totemic system in Australia]. Moscow: Elementarnyye formy Publ., 2018. 808 p. [In Russian]
7. Repina L. P. Istoriya i pamyat': istoricheskaya kul'tura Yevropy do nachala Novogo vremeni [History and Memory: Historical Culture of Europe before the New Time]. Moscow: Krug" Publ., 2006. 768 p. [In Russian]
8. Halbwachs M. Sotsial'nyye ramki pamyati [The Social Frameworks of Memory]. Transl. from French and introductory art. by S. N. Zenkin. Moscow: Novoye izdatel'stvo Publ., 2007. 348 p. [In Russian]
9. Halbwachs M. Kollektivnaya i istoricheskaya pamyat' [Collective and historical memory]. Neprikosnovennyy zapas. 2005. Issue 2-3 (40-41). Pp. 8-27. [In Russian]
10. Glushchenko G. Yu. Istoriya versus pamyat': k probleme vzaimosvyazi istorii i pamyati [History versus memory: on the issue of the relationship between history and memory]. Filosofskaya mysl'. 2018. Issue 1. Pp. 37-50. URL: https://nbpublish.com/library read article.php?id=21578 (accessed: 10 May 2021). [In Russian]
11. Erlikh S. Ye. Voyna mifov. Pamyat' o dekabristakh na rubezhe tysyacheletiy [The War of Myths. Memory of the Decembrists at the turn of the millennium]. St. Petersburg; Moscow: Nestor-Istoriya Publ., 2016. Pp. 214-215. [In Russian]
12. Bakrac Vladimir B. Religioznost mladih u Crnoj Gori : doktorska disertacija. Univerzitet u Beogradu, Filozofski Fakutet. Beograd, 2012. 340 l.
Статья поступила в редакцию 18.01.2020 Статья допущена к публикации 10.07.2021
The article was received by the editorial staff 18.01.2020 The article is approved for publication 10.07.2021
