CC BY
83
УДК 101.1+316.37
М. С. Горбулёва
ФЕНОМЕН ПАМЯТИ И ЕГО РОЛЬ В МАРГИНАЛЬНЫХ СУБКУЛЬТУРАХ
Исследована роль памяти в маргинальных субкультурах (ролевая, историческая реконструкция). Оговорено отличие понятий «память» и «история». На основе информационно-синергетического подхода проанализировано значение памяти культуры для индивидов. Актуализирована важность исследования направлений символизации биоэтики в философско-антропологических измерениях современной культуры на примере принципа «Не навреди» (грант РГНФ № 12-03-00198).
Ключевые слова: маргинальные субкультуры, память, история, информационно-синергетический подход, биоэтика, принцип «Не навреди».
Всё, что, позволяло человеку выживать, закреплялось в культуре, в системе ценностей и правил, регулирующих социальную жизнь, и транслировалось из рода в род, из поколения в поколение, формируя обычаи, ритуалы и традиции. С течением времени совершенствовались способы сохранения всего богатства подобного опыта. Но в самом опыте культуры постоянно происходил отбор того, что следует оставить неизменным, и того, что должно быть изменено. Данная культурная селекция создала два феномена - память и историю. Память хранит прошлое как неизменное, а история фиксирует события, разрывающие траектории традиции и создающие новые правила регуляции социальной жизни. Однако в повседневном опыте человек склонен отождествлять память культуры и историю культуры, что создает проблемную ситуацию, раскрываемую в статье М. Палата «Память и культура» [1]. Актуальность проблемы разрывов культурной памяти, вызываемых бренностью интеллектуальных традиций, обнаружил феномен биоэтики [2-5].
Бренность памяти иллюстрирует метафора Сократа о восковой табличке. В «Диалогах» Платона есть слова Сократа о том, что в наших душах есть восковая дощечка, и то, что застывает в этом воске, мы помним и знаем, пока сохраняется изображение. Когда изображение стирается или на табличке нет места для новых отпечатков - мы забываем и больше уже не знаем. Также качество воска и размер дощечки влияют на память: если воск слишком мягкий или рыхлый - отпечатки, растекаясь, становятся неразборчивыми, что свидетельствует о забывчивости, память легко теряется; жесткий воск не дает вполне отпечататься знакам - память будет неглубокой; из-за нечистого воска изображение на дощечке не будет ясно читаться [6].
Аристотель рассуждает о памяти и припоминании в своих трактатах. Память есть память о прошлом. Настоящее постигается ощущением, будущее - предвидением, а прошедшее - памятью. Нельзя помнить будущего, ибо оно предмет мнения и предвидения, нет памяти и о настоящем, ибо
оно постигается ощущением, которым - ощущением - не познается ни будущего, ни прошлого. Припоминание не есть ни возвращение памяти, ни ее приобретение. Когда человек в первый раз что-то узнает или испытывает, он не возвращает себе никакую память и не приобретает впервые. Потому что память есть тогда, когда состояние или воздействие уже находятся в душе, а значит, пока воздействие продолжается, память не возникает. Человек помнит в настоящий момент то, что видел или испытал раньше, а не то, что испытал сейчас, сейчас же и вспоминает [7].
Плотин, напротив, связывает память с усилиями души. Пребывающие в душе оттиски свидетельствовали бы не о силе, но о бессилии души. Поскольку оттиск есть претерпевание, то наиболее претерпевающее и есть наиболее способное к памяти. Память - это сила-способность души, как бы скрепив чувственно-воспринимаемое, своей силой заставить сиять и являться, когда способность восприятия, ранее как бы пребывая в мучениях, готова это воспринять [8].
Августин рассматривал память как воспоминание о прошлом, а прошлое - это прошлое индивидуальных впечатлений. Именно благодаря этому своему свойству память обеспечивает временную непрерывность, а тем самым и идентичность личности [9].
Таким образом, память культуры является механизмом выживания для людей этой культуры, а выражением память становится способом отбора той информации, которую культура «решает» сохранить. Все процессы, которые происходят в социокультурных системах, имеют информационный характер [10]. Сам же информационный процесс представляет собой переходы от фазы к фазе, где завершение одной стадии становится условием начала последующей стадии, что делает разворачивание процесса в принципиальной степени вариативным и многомерным [11]. Этот оригинальный вывод раскрыт в схеме информационно-синергетического процесса, которая стала основой для семиотической модели динамики культуры, развернуто
представленной в работах И. В. Мелик-Гайказян [3-5].
Упомянутая модель состоит из блоков, каждый из которых, а их всего семь, является этапом, фазой информационно-синергетического процесса в культуре и представляет корреспонденцию между ее формами и системными функциями. Семиотические формы культуры возникают в следующей последовательности: идеология; «новояз», кодирующий новизну предлагаемой идеологии; социальные сценарии, открывающиеся в создаваемой среде идеологии; «переворот в символизме», фиксирующий изменения в иерархии социальных сценариев и новые операторы реальности; модели поведения, формирование которых было изначальной целью идеологии. Следует отметить то, что в этой последовательности есть ответвление. А именно: «новояз» может как предполагать варианты социального действия, так и предопределять форму социальных мифов, становящихся заменой «ненаследственной памяти культуры». Перечисленные формы в их семиотическом выражении составляют фрагменты социокультурной действительности, воспринимаемые человеком. В схеме модели траектории этого восприятия совпадают с траекториями воздействий на человека системных функций культуры: нормативная, вербальная, прогностическая, критическая, адаптивная и компенсаторная функции. Таким образом, в приведенной модели больше всего в связи с обсуждаемой темой интересует шестой блок, который является этапом культурной памяти. В описываемых процессах память представляет собой компенсаторную функцию, выраженную в социальном мифе. Память культуры -то, к чему обращаются маргинальные группы. Эти группы в большей части являются по составу своему неоднородными, состоящими из людей ищущих, творческих, незаурядных.
Утрата традиции создает беспокойство человека, которое заставляет «латать» разрывы. Примером подобных «заплат» становятся реконструкции истории, осуществляемые тем не менее не по правилам исторических реконструкций, а в логике воспоминаний. В исследовании истории и памяти ХХ в. А. Тойнби отводит памяти исключительное значение, полагая историю в качестве сферы накопления и развития человеческого опыта, а память как средство упорядочения времени. Человечество вглядывается в прошлое, чтобы найти в нем знаки будущего. Также А. Тойнби говорит о том, что все новое в культуре возникает на периферии поля культуры, благодаря «ответу» меньшинства [12]. Все новое возникает на окраине - этот вывод позволил Ю. М. Лотману рассматривать маргиналь-ность как следствие проведения границы семио-сферы [13].
В настоящее время маргинальные молодежные группы представляют собой неформальные и нонконформистские объединения. Выделяется два направления развития молодежной субкультуры: направленность в будущее (современными примерами могут быть киберпанки, хакеры, некоторые молодежные политические и религиозные объединения) и направленность в прошлое (например, в наши дни это толкиенисты, ролевики, реконструкторы) [14]. Нас интересует вторая группа, т. е. те, кто отчасти погружен и живет прошлым, памятью о культурах, событиях, художественных произведениях. Итак, одна из задач в представленном проблемном контексте - выяснить, какую роль играет память в маргинальных субкультурах, которые ориентированы на прошлое. Для поиска решения этой задачи были проведены социологические исследования, результатом которых стало выяснение формирования идентичности личности, существующей на интеллектуальных окраинах культуры, т. е. личности, осознанно выбирающей для себя роль маргинала [15]. В этих исследованиях респонденты являлись участниками различных групп реконструкции и ролевых субкультур. Их интересу и увлеченности реконструкцией, ролевыми играми в том числе, способствует и возможность дегустировать, попробовать различные роли, маски, окунуться в историю различных культур и народов, что позволяет определять свою идентичность тому или иному времени, социуму, социальной принадлежности.
Историческое фехтование, или историческая реконструкция, рассматривается как отдельный вид спорта (проводятся официальные соревнования), но чаще всего люди занимаются им в качестве культурологического хобби. Занимаясь исторической реконструкцией, кроме владения техникой фехтования, тем или иным видом холодного оружия, восстановленным (реконструированным) в стилистике определенного времени, есть возможность изучить и имитировать быт и культуру восстанавливаемой эпохи, социальные роли и отношения, технологии окраски ткани, изготовления и использования одежды и предметов обихода, приготовления пищи. В этом человек создает для себя выход в воссозданную структуру, где он может приобщиться, попробовать, примерить на себя те или иные роли, идентифицировать себя с той или иной культурой, эпохой, социальной ролью, профессией, сословием, даже личностью.
Понятия «память» и «история» в том числе разводит Пьер Нора. Память - это жизнь, носителями которой всегда выступают живые социальные группы, и в этом смысле она находится в процессе постоянной эволюции, она открыта диалектике запоминания и амнезии, не отдает себе отчета в
своих последовательных деформациях, подвластна всем использованиям и манипуляциям, способна на длительные скрытые периоды и внезапные оживления. История - это проблематичная и неполная реконструкция того, чего больше нет. Память - это актуальный феномен, переживаемая связь с вечным настоящим. История же - это репрезентация прошлого. Память в силу своей чувственной и магической природы уживается только с теми деталями, которые ей удобны [16].
Такая черта - выборочная реконструкция - отражает феномен маргинальных субкультур, тех, что живут и развиваются, обращаясь к истории и памяти. Удачной иллюстрацией будет историческая реконструкция. Техника и тактика реконструируемых боев часто проще исторических прототипов. Историческое фехтование также имеет такие грани, как зрелищность и состязательность поединка. Однако, несмотря на вышесказанное, все же важно не только реконструировать стиль фехтования, избранной эпохи, сопроводить бои соответствующим антуражем, но и соблюдать меры безопасности, сделать условия участия в таких мероприятиях по возможности доступными для большего количества людей, не слишком их усложняя. В этом и есть вся историчность - та проблематичная и неполная реконструкция того, чего больше нет, репрезентация прошлого. Клубы реконструкции и исторического фехтования опираются на достаточно ограниченные теоретические источники и технический базис. В итоге то, что получается на выходе, можно предполагать относительно исторически достоверным. И это и есть память. Отобраны и подчеркнуты детали, которые есть возможность реконструировать, которые нравятся, комфортны, безопасны, проверены, вдохновляют.
История и память в упомянутой ранее статье М. Палата рассматриваются как разные способы построения прошлого, каждый со своими методами и задачами, авторами и слушателями, которые могут то совпадать, то расходятся своими путями. История соотносится со сферой знаний, а память идентична сфере опыта и чувств [1].
Наиболее популярная эпоха реконструкции -Средние века. На тренировках и соревнованиях (турниры, бугурты, фестивали, игры) используется различное оружие (в зависимости от эпохи и предназначения - парадное, турнирное, тренировочное), которое копирует исторический прототип, делается из стали, однако не заточено. В итоге мы видим с поправкой на возможности конкретной группы, как она уживается только с теми деталями, которые удобны при использовании современных материалов и соблюдении техники безопасности, получая некий суррогат Средневековья, который
является наиболее актуальным и позволяет переживать связь с вечным настоящим.
Таким образом, все эти группы, учитывая используемые материалы и затраты на воплощение, апеллируют именно к памяти, опираясь на историческую реконструкцию. Стоимость оружия и остальной экипировки может достигать значительной величины - от нескольких десятков до нескольких сотен тысяч рублей. Правила поединков также воспроизводят существовавшие исторические кодексы и своды или же адаптируются под правила спортивного фехтования. Проводятся национальные и международные турниры, фестивали [17], реконструкция исторических событий [18], праздники, посвященные какой либо эпохе, культуре, которые кроме основных активных участников в той или иной степени вовлекают тысячи людей по всему миру [19].
Палат также подчеркивает важность сохранения идентичности, потому что потеря идентичности лишает субъекта способности к действию. Сформированные памятью коллективные идентичности имеют цель вызвать прошлое в форме воспоминания, что служит сохранением самой идентичности. Но сама память не направлена в будущее в отличие от идентичности, сформированной историей, которая все время эволюционирует и меняется. Идентичность, создаваемая памятью, хранит себя во времени и пространстве в то время, как все вокруг постоянно меняется [1].
Остается вопрос, почему рассматриваемые группы обращаются именно к памяти. Подробное рассмотрение модели информационного процесса И. В. Мелик-Гайказян приводит рассуждения к очевидному ответу. Память как гарант сохранения идентичности, индивидуальности человека компенсирует острые повороты современного течения времени, разрывы традиции, неудовлетворенность сценариями поведения, предлагаемыми социумом, образованием, что часто характеризуется срывом адаптации молодежи. Говоря о важности индивидуальности и идентичности человека в условиях современного информационного общества и глобализации, информационных войн, когда искажены понятия времени, безопасности, свободы, нужно сказать о том противовесе, тихой гавани, спасательном круге - памяти. В этом же ключе область маргинального, являясь окраиной культуры, является тем, на что общие нормы не действуют, хоть и пытаются распространяться. И здесь отношение к памяти, культурной традиции является показателем. Маргиналы, о которых шла речь выше, имеют возможность диагностики многих традиций, они могут дегустировать несколько ролей сразу. Участвуя в реконструкции, при желании и возможностях игры можно успеть побывать с разных сторон
сражения, на разных уровнях иерархическои лестницы и даже сменить гендерную принадлежность. Из этого следует творческое отношение к традиции, смешение, игра.
Изменение понимания традиции и норм можно иллюстрировать и на примере трактовки таких понятий, как брак. Еще не так давно брак рассматривался как союз мужчины и женщины. Сейчас брак - союз двух людей, прежде всего людей. А эти люди в силу своего мировоззрения и ориентации могут образовывать союзы, различные по своему составу. Состав этот не всегда бывает разнополым. Таким образом происходит семиотическая переинтрепретация традиции. Можно наблюдать те же правила, но трактуются они по-новому. Прошлое создается по-новому. Это важно для биоэтики. Так, говоря о биоэтике в качестве формы защиты индивидуальности [20], о важности поиска, защиты и сохранения которой говорилось в статье, необходимо сказать, что здесь также происходят изменения в понимании традиционных ценностей, что, конечно, логично. Меняется понимание таких устоявшихся понятий и принципов, как индивидуальность, право выбора, автономия, «Не навреди», «Делай благо».
Чем является «благо», что есть «вред» и кто принимает решения об их допустимости в том или ином случае? До XVII в. врачи буквально соблюдали правило «Не навреди» и, соблюдая клятву, не занимались хирургией. Часто операция проводилась под руководством ученого-доктора, находящегося за кафедрой и дававшего указания хирургу, который считался ремесленником. Со временем отношение к принципам менялось, а хирургия стала неотъемлемой частью медицины. Появились разновидности вреда, который врач может нанести па-
тате ошибки, халатного отношения. Сегодня существуют правила, декларации, конвенции, которые призваны не только защитить пациента, но и наделить его ответственностью за решения, принимаемые им относительно своего здоровья, и возможные последствия, вред как результат этих решений. Уже не только врач решает, что есть «благо», а что есть «вред» для пациента. Обе стороны должны быть задействованы в принятии решений и, соответственно, делить ответственность. Благодаря этому достигается защита и сохранение индивидуальности. Компетенция данного вопроса выходит за рамки медицины. Биоэтика междисциплинарна и затрагивает многие стороны жизни современного человека. Она воплощает в себе этику жизни и защищает не только индивидуальность пациента, но и ставит жизненные ориентиры для каждого человека: «не навреди», «делай благо», будь справедлив и честен, уважай других людей и живых существ. Такие правила можно однозначно рекомендовать для всех современников. Конечно, вопросы о личностной и социокультурной трактовке этих понятий на фоне постоянно меняющихся тенденций отношения к традиции, памяти, самому человеку являются плодородной почвой для множества рассуждений и теорий. Понимание этого феномена и его роли, как в отдельных сегментах культуры, социума, так и в целом на сегодня нуждаются в доработке в соответствии исследовательской динамикой. А новые значения и механизмы влияния памяти, ее структур могут открыть актуальные на сегодняшний день проблемы и пути их решения. Исследования и экспертиза социальных технологий защиты индивидуальности, индивидуального существования, деформации традиции и классических ценностей наиболее актуальны в ближайшем будущем философско-антропологических измерений.
циенту осознанно, по необходимости или в резуль-
Список литературы
1. Палат М. К. История и память // Идеи и идеалы. 2011. Т. 1, № 4. С. 56-69.
2. Мелик-Гайказян И. В. Диагностика тетогу-Шгп, или Биоэтическое измерение проблем профессионального образования // Вестн. Томского гос. пед. ун-та. 2012. Вып 4. С. 244-247.
3. Мелик-Гайказян И. В. Метогу-Шгп: архитектура биоэтики как диагностика нового поворота в философии // Вестн. Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2012. № 4. С. 165-179.
4. Мелик-Гайказян И. В. Метогу-Шгп: проявленная биоэтикой бренность интеллектуальных традиций // Идеи и идеалы. 2013. Т. 1, № 1. С. 49-63.
5. Мелик-Гайказян И. В. Проблемы образования как последствия темпа социокультурных трансформаций // Высшее образование в России. 2013. № 2. С. 102-116
6. Платон. Диалог «Теэтет». Соч.: В 4 т. М., 1993. Т. 2. С. 191-195.
7. Трактат Аристотеля «О памяти и припоминании» / пер. С. В. Месяц // Вопросы философии, 2004. № 7. С. 161-164.
8. Плотин. Об ощущении и памяти / пер. Д.В. Бугай // Вопросы философии. 2004. № 7. С. 170-172.
9. Рикёр П. Память, история, забвение: пер. с франц. М., 2004. 728 с.
10. Миф, мечта, реальность: постнеклассические измерения пространства культуры / под ред. И. В. Мелик-Гайказян. М.: Научный мир, 2005. 265 с.
11. Мелик-Гайказян И. В. Роль мадам Лавуазье в истории науки и проблема измерения // Вестник Томского гос. пед. ун-та. 2008. Вып. 1. С. 63-68.
12. Тойнби А. Дж. Постижение истории: сборник / пер. с англ. Е. Д. Жаркова. М.: Рольф, 2001. 640 с.
13. Лотман Ю. М. Избранные статьи: в 3 т. Таллинн: Александра, 1992. Т. 1: Статьи по семиотике и типологии культуры. 479 с.
14. Горбулёва М. С., Шабанов Л. В. Маргинальность как симптом срыва социальной адаптации // Высшее образование в России. № 9. 2008. С. 109-110.
15. Горбулёва М. С. Образ меча: предметность и символика в современности // Конструирование человека: сборник статей. Томск: Изд-во ТГПУ, 2008. C. 20-54.
16. Франция-память / П. Нора, М. Озуф, Ж. де Пюимеж, М. Винок. СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 1999. С. 17-50.
17. Календарь военно-исторических реконструкций на 2012 год, доступ свободный. URL: http://www.roadplanet.ru/home/reports/1100/ (дата обращения: 06.07.2013).
18. Календарь военно-исторических реконструкций на 2013 год, доступ свободный. URL: http://www.roadplanet.ru/home/reports/1188/ (дата обращения: 06.07.2013).
19. Военно-исторические реконструкции великих сражений, доступ свободный. URL: http://photochronograph.ru/2013/06/22/voenno-istoricheskie-rekonstrukcii-velikix-srazhenij/ (дата обращения: 06.07.2013).
20. Мещерякова Т. В. Биоэтика как форма защиты индивидуальности в современной культуре // Высшее образование в России. 2009. № 10. С. 94-99.
Горбулёва М. С., кандидат философских наук, старший научный сотрудник.
Томский государственный педагогический университет.
Ул. Киевская, 60, Томск, Россия, 634041.
E-mail: [email protected]
Материал поступил в редакцию 30.09.2013.
M. S. Gorbuleva
PHENOMENON OF MEMORY AND ITS ROLE IN MARGINAL SUBCULTURES
The article explores the role of memory in the marginal subcultures (role playing games, historical reconstruction).
It discusses distinct concepts “memory” and “history”. The author analyzes the meaning of memory for individuals, based on the information and synergetic approach. There were actualized the research directions of the symbolizing of bioethics and its importance in the philosophical and anthropological dimensions of modern culture: on an example of the principle of “do no harm” (RHF grant # 12-03-00198).
Key words: marginal subculture, memory, history, information and synergistic approach, bioethics, do no harm.
References
1. Palat M.K. History and memory. Ideas and Ideals, 2011, vol. 1, no. 4, pp. 56-69 (in Russian).
2. Melik-Gaykazyan I. V. Diagnosis of the memory-turn or bioethical measurement problems of vocational education. Tomsk State Pedagogical University Bulletin, 2012. no. 4, pp. 244-247 (in Russian).
3. Melik-Gaykazyan I. V. Memory-turn: architecture of bioethics as a diagnosis of a new turn in philosophy. Tomsk State University Journal of Philosophy, Sociology and Political science, 2012, no. 4, pp. 165-179 (in Russian).
4. Melik-Gaykazyan I. V. Memory-turn: caducity of intellectual traditions shown by bioethics. Ideas and ideals, 2013, vol.1, no. 1, pp. 49-63 (in Russian).
5. Melik-Gaykazyan I. V. Problems of education as a consequence of the pace of socio-cultural transformations. Higher Education in Russia, 2013, no. 2, pp. 102-116 (in Russian).
6. Plato. Dialogue “Theaetetus” Publ.: 4 vols. Moscow, 1993, pp. 191-195, vol. 2 (in Russian).
7. Aristotle's treatise “On memory and recollection”. Trans. S. V. Mesyats. Problems of Philosophy, 2004, no. 7, pp. 161-164 (in Russian).
8. Plotin. About feeling and memory. Trans. D. V. Bygay. Problems of Philosophy. 2004. no. 7, pp. 170-172 (in Russian).
9. Ricoeur P. Memory, history, forgetting. Trans. from French. Moscow, 2004. P. 136 (in Russian).
10. Myth, dream, reality: postnonclassical dimensions of culture space. Edited by I. V. Melik- Gaykazyan. Мoscow, Scientific World, 2005. 265 p. (in Russian).
11. Melik-Gaykazyan I. V. The role of Madame Lavoisier in the history of science and the problem of measurement. Tomsk State Pedagogical University Bulletin, 2008, no. 1, pp. 63-68 (in Russian).
12. Toynbee А. J. Study of History: Collection of works. Trans. From Engl. E. D. Zharkova. Мoscow, Rolf Publ., 2001. 640 p. (in Russian).
13. Lotman Y. М. Featured Articles. vol. 1: Articles in semiotics and cultural typology, Tallinn, Alexandra Publ., 1992. 479 p. (in Russian).
14. Gorbuleva M. S., Shabanov L. V. Marginality as a symptom of failure of social adjustment. Higher Education in Russia, 2008, no. 9, pp. 109-110 (in Russian).
15. Gorbuleva M. S. The image of the sword: the objectivity and symbolism in modern times. Construction of a Man: Collection of articles. Tomsk, TGPU Publ., 2008, pp. 20-54 (in Russian).
16. France-memoria. Pierre Nora, M. Ozouf, J. de Pyuimezh, M. Winock. St. Petersburg: StPU Publ., 1999, pp. 17-50 (in Russian).
17. Calendar of military and historical reconstructions in 2012. URL: http://www.roadplanet.ru/home/reports/1100/ (Accessed: 06 July 2013) (in Russian).
18. Calendar of military and historical reconstructions in 2013. URL: http://www.roadplanet.ru/home/reports/1188/ (Accessed: 06 July 2013) (in Russian).
19. Military and historical reconstruction of the great battles. URL: http://photochronograph.ru/2013/06/22/voenno-istoricheskie-rekonstrukcii-velikix-srazhenij/ (Accessed: 06 july 2013) (in Russian).
20. Meshcheryakova T V. Bioethics as a form of protection of identity in contemporary culture. Higher Education in Russia, 2009, no. 10, pp. 94-99 (in Russian).
Tomsk State Pedagogical University.
Ul. Kievskaya, 60, Tomsk, Russia, 634041.
E-mail: [email protected]
