CC BY
166
КУЛЬТУРОЛОГИЯ
УДК 7.01
Д. Е. Липаева ФЕНОМЕН МЕСТИ В ЯПОНСКОЙ КУЛЬТУРЕ
мифологической картине мира жителей Страны восходящего солнца существует чрезвычайно большое количество демонов, духов и призраков. Все эти существа обозначают единым термином -ёкай. При этом доминирующее положение среди прочих занимает юрэй1. Речь в данном случае идет о душах, которые после смерти тела не могут обрести покой. До того, как душа-призрак станет юрэем, попав в определенные обстоятельства, она изначально пребывает в качестве рэйкон как неотъемлемой части любого человека. В синтоизме2, отвечающим в Японии за погребение и отпевание, существует представление о том, что в случае соблюдения похоронного обряда по всем правилам рэйкон гарантируется соединение с предками в царстве мертвых. В противном случае рэйкон становится юрэем.
Одной из главных причин, служащих своеобразным пропуском юрэя в мир живых, является непреодолимое желание призрака отомстить, поскольку юрэй — это душа, покинувшая землю неподобающим образом. К таким «неподобающим» для человеческой души обстоятельствам относятся:
- насильственная смерть (зачастую это женщины, убитые своими мужьями. Самый известный призрак женщины-юрэя О И на. Предание гласит, что О-Ива жила в XVII в. в браке с самураем. Вскоре она опостылела мужу и он, заведя себе любовницу, подсыпал жене яд в еду. О-Ива умерла в страшных муках и, став юрэй, долго преследовала неблаговерного, укоряя его за убийство. В итоге самурай заболел, сошел с ума и умер. В дальнейшем О-Ива стала популярным персонажем в пьесах театра Бунраку3, однако призрак убитой самураем жены часто мешал представлению: выходил из строя реквизит, актеры внезапно умирали, и лишь когда деятели искусства посетили ее могилу, проведя поминальную службу, дух О-Ивы упокоился с миром);
© Д. Е. Липаева, 2018
- погребение, осуществленное без соблюдения освященного традицией обряда (такие призраки-души в большинстве случаев своим главным местом обитания избирают тоннели);
- пребывание в момент наступления смерти во власти сильных чувств (любовь, ревность, ненависть, глубокая печаль);
- незавершенные дела, к которым, наряду с местью, могут быть причислены не сказанные вовремя слова благодарности, доброе напутствие или пожелание и другие «долги» перед окружающими людьми).
В данном контексте необходимо отметить, что, будучи продуктом коллективного бессознательного, миф содержал в себе все необходимые для жизни понятия, в первую очередь, такие нравственные категории, как честь, долг, достоинство, совесть, в том числе незыблемые для становления общественных отношений правила. При этом созданный для осуществления контроля над общественными отношениями с целью обеспечения стабильности и порядка миф не подлежал критике. Таким образом, практически узаконенная мифом кровная месть в Японии призвана совершить возмездие во имя успокоения призрачного духа.
Знаменательно, что поскольку существование юрэй направлено исключительно на уничтожение того, кто (что) «держит» призрак-душу на земле, юрэй предстает лишенным многогранности человеческих чувств и ощущений. Помимо обстоятельств смерти, признанных «неподобающими» для человеческой души, поводом для мести может быть зависть к оставшимся жить из числа тех, кто рано встретил смерть.
Призрак юрэй своим обликом оставляет неизгладимое впечатление в человеческом сознании. Достаточно только представить, что вместо лица у него полупрозрачный шар с одним глазом в районе подбородка либо двумя-тремя глазами на оголенном локте, или же вовсе без глаз, а вместо рук - безжизненно свисающие кисти. От-
В
сутствие нижних конечностей у юрэя -свидетельство того, что, с одной стороны, юрэй навсегда оторван от земли, с другой -существует версия, которая напрямую связана с особенностями одежды кукол театра Бунраку. Речь идет о том, что, согласно театральной традиции, подол костюмов полностью скрывал ноги персонажей. Здесь же следует вспомнить и творчество японского художника Маруяме Окё (1733-1795), который, вдохновившись ароматом благоуханий, нижнюю половину своих призраков изображал в виде дыма. Так или иначе, но в целом юрэй внушает неконтролируемый ужас тем, кому доведется с ним повстречаться.
Возможно, именно нежелание стать после смерти юрэй сделало столь актуальной для японской культуры тему кровной мести. Более того, кровная месть признается и разрешается на уровне японского законодательства. В частности, узаконивание кровной мести - катакиути - было реализовано в 1616 г. на уровне 33-й статьи «Сто-статейных установлений Токугавы». Вместе с тем требование катакиути содержится и в бусидо4, выступая в качестве одного из возможных способов нравственного удовлетворения, необходимого для чувства справедливости. Подобное положение дел обусловлено тем, что верность сюзерену требовала непременного отмщения за оскорбление господина. Конфуций по этому поводу сказал следующее: «Обиду надо заглаживать справедливостью» [1, с. 105].
Наряду с верностью не менее значим и упоминаемый ранее принцип долга, превративший естественную настойчивость и упорство воинов в возвышенное начало морального порядка. В соответствии с догмами конфуцианства долг - это «смысл и закон явлений и жизни», «прямота души и поступков» (или «справедливость»). Из понятия справедливости выводилось понятие «благородство», которое считалось «высшей чуткостью справедливости» [Там же].
В японском языке долг, чувство (сознание) долга обозначается словом *гири» (справедливый принцип), этимология которого связана с лексемой «гиси* (верный вассал, человек чести и долга, человек благородства) [5, с. 87]. Первоначально это слово означало простую и естественную обязанность по отношению к родителям, старшим, обществу, близким и т. д. Со
временем термин *гири* распространился и на обязанность по отношению к господину, играя немаловажную роль в этике сословия воинов. В силу этого интересующее нас понятие стало объяснять такие поступки, как жертва самурая, отдающего свою жизнь во имя феодала, родительская жертва, которую приносят ради благополучия детей и т. д. Выбор между долгом (гири) и чувствами (ниндзё) всегда должен был разрешаться в пользу долга. В соответствии с конфуцианскими правилами вассал мстил за господина, сын за отца, младшие братья - за старших.
Примечательно, что право мести требовало получение разрешения, которое позволяло принявшего на себя обязанность исполнить кровную месть объявить об этом публично. Тому, кто собирался свершить правосудие, во избежание недоразумений и защиты выдавалось специальное письменное разрешение, в котором оговаривалось преследуемое лицо. Если в разрешении не прописывалось: «Исполнить при обнаружении», то мститель был обязан явиться к местным властям, чтобы те установили личность того, кого намеревались убить, с тем чтобы выяснить, не находится ли тот, кого ожидает справедливое возмездие, в розыске. Интересно, что при исполнении регламентации мститель должен был придерживаться самурайского поведения -не поддаваться эмоциям, действовать решительно и настойчиво, не доставляя убиваемому лишних мучений [2, с. 25].
В силу того, что и та и другая сторона знали правила игры, преследуемые также предпринимали всевозможные меры безопасности: меняли адреса, переезжая с место на место, изменяли имена, внешний вид, вследствие чего на поиски обидчика нередко уходили десятки, а то и больше лет, вследствие чего месть нередко становилась делом всей жизни. Если же месть не удавалось исполнить, долг мщения переходил от отца к сыну, от деда к внуку. Неслучайно поэтому одержимый жаждой мести человек с готовностью бросал дом, работу, семью, пренебрегая условиями жизни.
Наиболее известный и редкий по временному промежутку случай мести произошел в 1702 г., когда 47 ронинов6 из рода Ако отомстили за своего господина менее чем через два года. Всех ждал смертный приговор, поскольку вершить месть им было недозволено, однако по причине того,
что ронины действовали согласно духу бу-сидо, власти разрешили им совершить сэп-пуку6 - ритуальное убийство методом вспарывания себе живота. Могилы преданных вассалов до сих пор являются объектом паломничества и поклонения. Оружие и одежды ронинов хранят монахи монастыря, рядом с которым и похоронены 47 товарищей со своим господином. Этот исторический эпизод лег в основу театральной пьесы, которая сначала увидела свет на подмостках в Бунраку, а затем - в Кабуки7. Не потеряв актуальности и по сей день, поступок ронинов находит свое воплощение в кинематографе. Только в Японии было выпущено 10 кинофильмов, созданных на этот сюжет. В их числе:
1. «Chushingura» (Япония, 1916, режиссер и композитор неизвестны);
2. «Тюсингура: Правдивая история» (Япония, 1928, режиссер Сёдзо Макино, композитор неизвестен);
3. «Chushingura: Kohen» (Япония, 1939, режиссер Кадзиро Ямамото, композитор Ноубо Иида);
4. «Верность в эпоху Гэнроку» / «47 ронинов» (Япония, 1941, режиссер Мидзогу-ти Кэндзи, композитор Фукай Сиро);
5. «Dai Chushingura» (Япония, 1957, режиссер Тацуясу Осоне, композитор Сэйити Судзуки);
6. «47 верных ронинов» (Япония, 1958, режиссер Ватанабэ Кунио, композитор Сэй-ти Судзуки);
7. «47 ронинов» / «Сорок семь верных вассалов эпохи Гэнроку» (Япония, 1962, режиссер Инагаки Хироси, композитор Акира Ификубэ);
8. «Падение замка Ако» (Япония, 1978, режиссер Киндзи Фукасаку, композитор Тосиаки Цусима);
9. «47 ронинов» (Япония, 1994, режиссер Кон Итикава, композитор Кенсаку Та-нигава);
10. «Сорок семь ронинов» (Япония, 2001, режиссер Кавамо Сюнсаку, композитор неизвестен).
Другой акт возмездия за обиду известен в Японии как кровная месть братьев Исии из клана Камэяма. Во время боевых упражнений двух самураев старший по возрасту Исии Уэмон отчитал младшего Акахори Гэгоэмона за недостаточное умение владеть копьем. Акахори, оскорбившись, выследил обидчика и убил его, скрывшись. Два сына Уэмона поклялись отомстить за отца, но
кровная месть не состоялась - старший брат попал в засаду Акахори, а младший погиб во время шторма. Спустя 28 лет Гэн-дзо и Хандзо, два других сына, нашли Гэгоэмона и свершили праведный суд. Самая долгая месть, зафиксированная документально, длилась 53 года до того момента, когда свершилось правосудие.
С течением времени стали появляться необъявленные акты мщения, встречные акты мести (такие акты наказывали очень сурово), кровниками могли стать крестьяне, простые люди, и даже женщины не считали возможным уклоняться от этого почетного дела. Известна история японской девушки Оман, отомстившей за своего отца. На ее надгробном камне мы можем прочитать, каким образом совершилось возмездие. Маки Тодзаэмон «на почве личной неприязни» был убит своим сослуживцем еще до рождения дочери. Вдова Маки, родив дочь на постоялом дворе, практически сразу после родов умерла. Успев поведать свою историю хозяевам, она завещала передать ее своей дочери. Супруги постоялого двора воспитывали и оберегали девочку. По истечении двенадцати лет, рассказав ей всю правду, они отправили ее к местному самураю-наставнику, который научил молодую девушку обращению с оружием. Вся округа знала историю ее отца, поэтому 18-летняя Оман без труда разыскала обидчика и убила его.
В 1873 г. кровную месть запретили, посчитав данное действие «феодальным пережитком» и квалифицировав ее как такое действие, которое попирает общественное право в угоду собственным интересам. Однако самурайская мораль, кодекс чести и желание справедливости еще много лет определяли мысли и поступки людей. Неслучайно истории о человеке, который сделал месть делом всей жизни, оказываются в центре японского кинематографа. В частности, в аниме:
- «Горец: В поисках мести» (Япония, 2007, режиссер Ёсиаки Кавадзири, композиторы Натан Вонг, Юсси Тегельман) - Ко-лин Маклауд, бессмертный шотландский горец, посвятив мести все свое время, ищет того, кто убил его возлюбленную;
- «Темный дворецкий» (Япония, 2008, режиссер Тосия Синохара, композитор Ива-саки Таку) - молодой граф Сиэль заключает сделку с демоном, чтобы свершить возмездие за смерть родителей;
- «91 день» (Япония, 2016, режиссер Кабураки Хиро, композитор Кайда Сёга) -Авилио, чья семья погибла в результате мафиозных распрей, спустя семь лет возвращается в город, одержимый жаждой мести по отношению к убийцам его семьи.
Здесь же уместно назвать и такие образцы игрового кино, как:
- «Черные кошки в бамбуковых зарослях» (Япония, 1968, режиссер Канэто Син-до, композитор Хикару Хаяси) - две крестьянки, будучи убиты и изнасилованы, приходят в земной мир в обличии кошек-оборотней (кайбё). Всех самураев, которых им удается встретить у ворот Расёмон, они заманивают в свой дом в бамбуковых зарослях;
- «Проклятие» (Япония, 2002, режиссер Такаси Симидзу, композитор Сато Сиро) -призрак женщины, убитой своим мужем, мстит каждому, кто приближается к месту ее смерти;
- «Признания» (Япония, 2010, режиссер Тэцуя Накасима, композитор Тоёхико Ка-нахаси) - после трагической смерти четырехлетней дочери учительница придумывает изощренный план мести;
- «Клинок бессмертного» (Япония, 2017, режиссер Такаси Миике, композитор Кодзи Эндо) - самурай Мандзи, осуществив месть за убийство сестры, встречает бессмертие.
Остановимся на отдельных примерах, в которых феномен мести реализуется на уровне музыкальной составляющей кинотекста.
«Черные кошки в бамбуковых зарослях». В основе музыкальной ткани ударный (тайко8) и духовой (сякухати9) инструменты. Примечательно, что в ситуации соблазнения духом самурая происходит смена динамического плана: диапазон мелодической линии охватывает движение от тройного пианиссимо до двойного форте. Подвергается трансформации и ритмическая основа, вследствие чего пульс барабанной дроби становится более учащенным, что в целом указывает на присутствие в кадре потусторонней силы. После того как олицетворяющая дух мести женщина-кошка наносит самураю смертельную рану, вонзая в его шею свои клыки, появляется звук, напоминающий эффект резкого скольжения по струне гитары с наложением реверберации. Вероятно, подобные музыкальные средства выразительности, достигаемые посредством синтезатора, призваны символизировать
угасание жизни в человеке, убитом столь изощренным способом.
«Проклятие». Появление и присутствие в кинокадре женщины-призрака сопровождаются практически неизменной музыкальной темой, порученной синтезатору, имитирующему духовой инструмент (предположительно хитирики10) и звук колокола, а также тайко. Думается, что обращение к электронному инструменту как нельзя лучше соответствует необходимости выявления сути юрэя, т. е. персонажа, отмеченного безжизненностью и мертвенностью. Неслучайно даже тогда, когда исполняемая синтезатором мелодия получает поддержку у хора, скандирующего звук ее первой октавы, совместное звучание человеческих голосов и электронного инструмента ассоциируется со зловещим завыванием неподвластных человеку сил. При этом неожиданно показанный в кадре крупный план юрэя, сопровождаемый резким сфорцандо тайко, создает атмосферу ужаса, которая усугубляется тем, что хоровая партия утрачивает мелодизм, «суживаясь» до ритмической сетки, более характерной для лишенных звуковысотности ударных инструментов.
В другом эпизоде при появлении женщины-духа зрительская аудитория слышит особым образом организованный посредством электроники звукокомплекс. Речь идет о тремоло монотонного волнообразного звука, помещенного композитором в средний регистр. Подобный прием вызывает ассоциации с таким музыкально-шумовым эффектом, который возникает в ситуации телевещания, обусловленной футажом пи-пом11. Возможно, в этом случае музыкальное сопровождение соответствует срединному положению духа, вынужденного балансировать между двумя мирами - живым и мертвым. Плавное восхождение тремолирующей волны на октаву вверх, неоднократно повторенное, способствует усилению психологического давления на зрителя в духе А. Хичкока, после чего звук, искажаясь, переходит в горловой хрип.
Во время убийств, свершаемых юрэем, возникает мелодическая линия, порученная скрипкам. Отмеченное техникой пуантилизма звучание струнных сопровождают тайко и трубы, скользящие по хроматиз-мам. После смерти человека тайко и струнные смолкают, оставляя трубам оплакивать душу усопшего.
«Признания». В момент начала осуществления мести преподавателем за смерть своей дочери в музыкальной ткани появляются две мелодические линии, которые поручены гитарам. Одна из мелодий сек-венционного типа с нисходящим ходом в мажоре (У-1У-Ш) символизирует неотступность мыслей потерпевшей о воздаянии своим ученикам. Аккордовая мелодия с переменным ладом, создающимся гармоническим движением Т-Ш-У1 (С-с1иг -а-то11), передает волнительное настроение класса - в этот момент ученики слушают рассказ учителя о том, каким образом будет осуществляться месть в отношении тех, кто убил ее единственного ребенка. В минуты, когда ученики понимают, что возмездие неизбежно, движение аккордов отмечено восходящим поступательным движением (Т-П-Ш-Б), символизирующим неотвратимость кары. Когда месть воплотилась (преподаватель влил ученику в молоко кровь, инфицированную ВИЧ), мелодия обрывается на тонике, что характеризует достоверность произошедшего, ставя в деле мстителя точку. Последующая, длящаяся три секунды пауза, приходящаяся на конец речи педагога, позволяет почувствовать, насколько напряжены учащиеся, испуганные за свои жизни.
«Клинок бессмертного». Начало сражения самурая Мандзи сопровождается барабанами тайко и таким деревянно-духовым инструментом, как поперечная флейта ся-кухати, звучащим в ритме марша. Дуэт ударных и духовых, нередко используемый в военных оркестрах Европы, подчеркивает воинственность события, разворачивающегося на глазах у зрительской аудитории12. Словесный поединок самурая и его противника поддерживается сякухати, исполняющей короткие попевки, которые потом будут звучать всякий раз, когда в кадре будет
появляться клинок, выполняя функцию лейтмотива. Тревожное настроение битвы поддерживается электронным инструментом басового строя и струнными, исполняющими неизменную ритмическую фигуру:
о— У ,
4 • » 1 1 Ф -Ф —7-
Примечательно, что при первом ранении Мандзи в ходе битвы в музыкальную ткань вступает сямисэн, и когда герой лишается руки, струнный инструмент продолжает вести мелодию в то время, когда звучание ударных сходит на нет. Обращаясь к подобным приемам, композитор Код-зи Эндо подчеркивает готовность Мандзи исполнить свой долг до конца, напоминая о неизменности традиций, которые превыше жизни. Драматизм происходящего в то время, когда герой, лишившись глаза и руки, продолжает сражаться, обусловливается ансамблем ударных и сякухати, мелодия которой звучит в гармоническом миноре. Победу Мандзи, с честью выполнившего свой долг, знаменует трио тайко, сякухати и сямисэна.
Несмотря на то, что приведенный список образцов визуальной культуры, в центре которых месть, далеко не исчерпывает информацию об интересующем нас феномене, представленный анализ позволяет сделать следующий вывод. Тема мести в японской культуре остается по-прежнему актуальной, не теряя своей привлекательности для современных поколений жителей Страны восходящего солнца. При этом наиболее часто используемыми инструментами, призванными раскрыть музыкальную специфику мести как социокультурного феномена, оказываются такие традиционные музыкальные инструменты, как тайко, хитирики, сякухати и сямисэн.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Юрэй (яп. ЙЙМ - ю:рэй - потусторонний (неясный) дух) - призрак умершего человека в японской мифологии [4].
2 Синтоизм (яп. ^фхЁ ~ синто - путь богов) -
традиционная религия в Японии, основанная на анимистических верованиях древних японцев.
3 Бунраку представляет собой национальный японский театр, который специализируется
на разновидностях напеваемого рассказа. В Бунраку спектакли кукольного представления соединены с народным песенным сказом дзёрури (жанр драматической рифмованной прозы), исполняемым под аккомпанемент сямисэна (трехструнный щипковый японский инструмент).
4 Бусидо - кодекс самурая, включающий в себя свод правил, рекомендаций и норм по-
ведения воина в жизни, независимо от того, идет ли речь о жизни внешней (мир, война) или же внутренней. Подробнее по данному вопросу см.: [2].
5 Ронин - самурай, не сумевший уберечь своего господина от смерти.
6 То же, что и харакири.
7 Кабуки - классический кукольный японский театр, сочетающий в себе драматические, танцевальные и музыкальные элементы. Все роли в этом театре, как правило, исполняются мужчинами.
8 Тайко - большой барабан. Музыкальные ан-
самбли барабанщиков, являются национальным символом Японии.
9 Сякухати - продольная бамбуковая японс-
кая флейта.
10 Хитирики - старинный японский инструмент из семейства гобоев.
11 футаж (от англ. footage) - небольшой по длительности видеоролик, используемый при видеомонтаже.
12 Как пишет исследователь А. М. Максимова «на протяжении всего периода Мэйдзи (1868-1912) одну из важнейших функций в процессе приобщения японцев к типологическим особенностям музыкальной культуры Запада выполняли исполняющие марши военные оркестры, созданные европейскими музыкантами» [3, с. 58]. Военные марши были согласованы «с общим правительственным курсом, направленным на поощрение освоения европейской музыки и включения ее в школьные программы» [Там же]. Несмотря на внедрение марша в японскую культуру, марш не стал излюбленным жанром японских композиторов.
ЛИТЕРАТУРА
1. Дайдодзи Ю. Книга самурая. Бусидо / пер. с яп. Р. Котенко, А. Мищенко. - М.: ACT, 2016. - 320 с.
2. Липаева Д. Е. Аниме в пространстве визуальной культуры Японии. - Краснодар: Куб-ГАУ, 2018. - 100 с.
3. Максимова А. М. Маршевость как знак эпохи Мэйдзи в творчестве Ямады Косаку // Вестн. муз. науки. - 2016. - № 4. - С. 58-64.
4. Хирн Лафкадио. Призраки и духи старой Японии / пер. с англ. М. Руновой, В. Гру-шецкого. - Норильск: Остеон-Групп, 2016. -80 с.
5. Япония. Как ее понять: Очерки современной японской культуры / ред. Роджер Дж. Дэвис, Осаму Икэно; пер. с англ. Ю. Е. Бугаева. - М.: ACT: Астрель, 2006. - 317 с.
REFERENCES
1. Dajdodzi Y. Kniga samuraya. Busido [The book of the samurai. Bushido]. Moscow, 2016. 320 p.
2. Lipaeva D. E. Anime v prostranstve vizualnoj kultury Yaponii [Anime in the space of visual culture of Japan]. Krasnodar, 2018. 100 p.
3. Maksimova A. M. Marching as a sign of the Meiji era in the works of Yamada Kosaku.
Vestnik muzykalnoj nauki [Journal of musical science], 2016, (4): 58-64.
4. Hiri Lafkadio. Prizraki i dukhi staroj Yaponii [Ghosts and spirits of old Japan]. Norilsk, 2016. 80 p.
5. Yaponiya. Kak ee pony at: Ocherki sovremennoj yaponskoj kultury [Japan. How to understand it: Essays of modern Japanese culture]. Moscow, 2006. 317 p.
Феномен мести в японской культуре
В центре статьи - месть как социокультурный феномен, обусловленный правилами и нормами, закрепленными в традиционной культуре японцев. Останавливаясь на ряде примеров, характерных для таких образцов визуальной культуры Страны восходящего солнца, как аниме и жанр игрового кино,
The phenomenon of revenge in Japanese culture
In the center of the article - revenge as a socio-cultural phenomenon, due to the rules and regulations enshrined in the traditional culture of the Japanese. Focusing on a number of examples characteristic of such samples of the visual culture of the country of the Rising Sun as the anime and the genre of fiction, the
автор фокусирует свой научный интерес на проблеме воплощения феномена мести музыкальными средствами выразительности. Осуществив искусствоведческий анализ музыки как неотъемлемой составляющей синтетического художественного текста, каковым являются аниме и кинотекст, автор приходит к следующему выводу. Наиболее часто используемыми инструментами, призванными раскрыть музыкальную специфику мести как социокультурного феномена, оказываются традиционные музыкальные инструменты тайко, хитирики, сякухати и сямисэн. Знаменательным в данном контексте оказывается то, что во многом отвечающие специфике маршевой музыки инструменты, тем не менее, не делают марш основным жанром для композиторов, работающих в аниме и кинематографе, поскольку данный жанр несет на себе знак насилия, связанный с чужеродной культурой. Наряду с синтезатором, обеспечивающим особый колорит звучанию традиционных японских инструментов, тайко, хитирики, сякухати и сямисэн призваны со всей очевидностью продемонстрировать зрительской аудитории ирреальность таких мифологических существ, как юрэй, демон, призрак.
Ключевые слова: месть, юрэй, призрак, тайко, сякухати, сямисэн, женщина-призрак, аниме.
author focuses his scientific interest on the problem of translating the phenomenon of revenge with musical means of expression. Having carried out an art history analysis of music as an integral part of a synthetic artistic text, such as anime and film text, the author comes to the following conclusion. The most commonly used instruments designed to uncover the musical specifics of revenge as a sociocultural phenomenon are traditional musical instruments such as Taiko, chitriki, shakuhachi and shamisen. Significant in this context is the fact that the instruments, which largely correspond to the specifics of marching music, nevertheless do not make the march the main genre for composers working in anime and cinema, since it is this genre that bears the sign of violence associated with alien culture. Along with a synthesizer that provides a special flavor to the sound of traditional Japanese instruments, Taiko, chitriki, shakuhachi and shamisen are designed to demonstrate to the audience the unreality of such mythological creatures as yurey, demon, ghost.
Keywords: revenge, yuray, ghost, taiko, shakuhachi, shamisen, ghost woman, anime.
Липаева Дарья Евгеньевна, научный сотрудник лаборатории при кафедре социологии и культурологии Кубанского государственного аграрного университета им. И. Т. Трубилина E-mail: [email protected]
Lipaeva Darya Evgenievna, Scientific employee of the Laboratory of the Department of Sociology and Culturology at the Kuban State Agrarian University named after I. T. Trubilin E-mail: [email protected]
Получено 14.09.2018
