CC BY
159
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 5 (112) 2012
УДК 947.323.28 (09) М. И. ВТОРУШИН
Военный учебно-научный центр Сухопутных войск «Общевойсковая академия Вооруженных сил Российской Федерации» (филиал, г. Омск)
ФЕНОМЕН «ФАШИЗМА»
НАЧАЛА ХХ СТОЛЕТИЯ В РОССИИ И ЕГО РАЗВИТИЕ В СИБИРИ В ГОДЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ.
ЧАСТЬ II_________________________________________
Представлена проблема развития практики элементов «фашизма» в Сибири периода социальных катаклизмов 1917—1920 гг.; рассмотрены особенности данного социальнополитического явления в период диктатуры А.В. Колчака.
Ключевые слова: черносотенцы, белое движение, военно-фашистская диктатура.
Ч. I. опубликована в журнале «Омский научный вестник». — 2012. — № 4(111). — С. 16—20.
Черносотенное движение, возникшее в начале ХХ века как система самозащиты части мелкобуржуазных слоев российского общества в борьбе с наступлением крупного капитала и как средство борьбы с социалистическими тенденциями в общественной жизни страны, поскольку социалисты отвергали «священный» принцип неприкасаемости частной собственности, очень быстро приобрело ряд черт классического фашизма. Первая русская революция и период начала функционирования системы Тре-тьеиюньской монархии явились наивысшим этапом развития «народного патриархального фашизма» в России.
Протест против разорения мелкой буржуазии и угроза распада империи на национальные квартиры привели к возникновению двух течений, которые можно условно квалифицировать как «русский фашизм»: народного, консервативно-клерикального, и государственного, связанного с именем П. А. Столыпина. Каждое из этих направлений «русского фашизма» имело свою идеологию, на которую ориентировались различные группировки буржуазии. При всей внешней не схожести оба течения имели общую цель — модернизировать российское общество для преодоления отставания России от передовых стран Запада. Однако уже к 1916 г. черносотенство практически себя полностью исчерпало, так как начавшаяся империалистическая война «отрезвила» широкие народные массы от идей великодержавного национализма и шовинизма, которые наблюдались в начале войны. Полностью себя исчерпал и потенциал «государственного фашизма», поскольку он мог полноценно функционировать, только имея своим вождем такую личность, как П. А. Столыпин. Уже в середине войны носители фашистской идеологии, как в консервативных «верхах», так и в маргинальных слоях русского общества, во всех бедах России винили всю систему государства во главе с императором [1, с. 269 — 275]. Об этом свидетельствует речь депутата фракции правых В. М. Пуриш-
кевича 19 ноября 1916 г. на заседании Государственной думы [2, с. 432].
К началу 1917 г. в стране под влиянием общегосударственного кризиса движение черносотенцев полностью распалось [3, с. 82], а часть его рядовых участников стала носителями идей интернационализма и анархизма, что проявилось после Февральской революции. Свою роль в распаде этой формы «русского фашизма» в ходе событий революции 1917 г. сыграло и отречение императора Николая II, который не захотел бороться и погибнуть, как подобает «помазаннику божьему», что вызвало среди черносотенцев глубокое разочарование в институте самодержавной власти [4, с. 448].
Территориальный распад бывшей Российской империи осенью 1917 г. и начавшаяся Гражданская война оживили фашистские тенденции в общественно-политической жизни России. Вождем возрождения идеологии и практики «государственного фашизма» выступил генерал Л. Г. Корнилов, который 27 августа 1917 г. опубликовал свой манифест под красноречивым названием «Русские люди!». Основные идеи манифеста он изложил в телеграмме, разосланной во все государственные и общественные учреждения страны: «Тяжелое сознание неминуемой гибели страны повелевает мне в эти грозные минуты призвать всех русских людей к спасению умирающей Родины. Все, у кого в груди бьется русское сердце, все, кто верит в Бога, в храмы, молите Господа Бога об объявлении величайшего чуда, спасения Родной Земли. Русский народ! В твоих руках жизнь твоей Родины! Генерал Корнилов» [5, с. 161].
После Октябрьского переворота 1917 г. в России, который передал государственную власть социалис-там-интернационалистам во главе с партией большевиков, косвенными носителями философии фашизма, выступили лидеры ряда белых движений. Наиболее ярко это проявилось в идеологических установках Верховного правителя России А. В. Колчака и правителя Юга России П. Н. Врангеля. В их лице национа-
листические и великодержавные силы в составе антисоветских группировок искали человека «сильной воли и крепкой руки» [6, с. 12], вспоминая покойного премьера империи П. А. Столыпина. Так, в «Обращении блока общественных и политических объединений Сибири» на имя адмирала А. В. Колчака от 19 ноября 1918 г. было заявлено, что подписавшиеся «просят Верховного Правителя принять от них внушенные любовью к России, глубоко искренние выражения бесповоротной решимости всемерно поддерживать власть Российского Правительства, возглавляемого единолично Верховным Правителем адмиралом Александром Васильевичем Колчаком» [7, Оп. 1. Д. 14. Л. 1].
Сами участники белого движения уже после Гражданской войны считали, что в полном объеме сформировать фашистскую идеологию им не удалось. Колчаковский генерал К. В. Сахаров заявил в своих воспоминаниях, что стремление белой идеи приобрести форму фашизма в Сибири эпохи Гражданской войны «было лишь первым робким опытом его». Далее он продолжал: «Белое движение в самой сущности своей являлось первым проявлением фашизма. Белое движение было даже не предтечей, а чистым проявлением его» [8, с. 314]. Основной тезис белой идеи сторонников «государственного фашизма» был определен формулой «Единая и неделимая Россия» как «государство демократическое, правовое и национальное» [7, Оп. 2. Д. 26. Л. 1]. Четко был обозначен и великодержавный шовинистический лозунг белого движения в Сибири, озвученный генералом А. Ф. Матковским: «Пора всем Русским вспомнить, что они дети Великой Руси, которая не может не быть Великим Государством. Мы Русские, и этим должны гордиться» [7, Оп. 2. Д. 52. Л. 1].
Под флагом белой идеи было определено экономическое содержание практики фашистского движения в годы Гражданской войны, которая во многом повторяла установки П. А. Столыпина. Как заметил один из идеологов русского фашизма И. А. Ильин, «Мы были правы, последовательно отвергая социализм и коммунизм, ибо вот всюду, где проводится такой режим, люди начинают догадываться, что у них не просто отнято имущество, но что у них экспроприирована творческая инициатива труда и заработка, что этот режим противоестественен, насильствен и неизбежно тоталитарен; прозревать, что частная собственность присуща человеку так, как его собственное тело, и необходима ему, как основа его трудовой самостоятельности» [9, с. 34].
Особое место в экономической программе восточной контрреволюции эпохи белого движения заняло продолжение аграрной политики П. А. Столыпина, имевшей цель, как указывалось выше, создать слой «крепких хозяев» с правом частной собственности на землю. Это можно проследить по тексту «Декларации Российского правительства», опубликованной 8 апреля 1919 г., где, было заявлено, что «земли хуторян, отрубников, укрепленцев подлежат возвращению их законным владельцам» [7, Оп. 1. Д. 21. Л. 2]. Одновременно декларировалась генеральная линия Российского правительства А. В. Колчака на распространение института частной собственности на земли казенного и общинного землевладения, для чего, «содействуя переходу земель в руки трудовых крестьянских хозяйств, правительство будет широко открывать возможности приобретения этих земель в полную собственность» [7, Оп. 1. Д. 21. Л. 2]. Министерство Земледелия и колонизации в развитии этой декларации строило планы «сосредоточить в руках
правительственных органов и подготовить к дальнейшей передаче сельскохозяйственному населению на началах мелкой единоличной собственности государственный земельный фонд» [10, Оп. 1. Д. 2. I. Л. 31].
Составной частью формирующейся фашистской идеологии в Сибири стало отношение колчаковцев к системе самодержавия в России предшествующего периода. Оно было четко изложено Верховным правителем: «Я сам был свидетелем того, как гибельно сказался старый режим на России, не сумевший в тяжкие дни испытаний дать ей возможность устоять от разгрома. И, конечно, я не буду стремиться к тому, чтобы снова вернуть эти тяжелые дни прошлого, чтобы реставрировать все то, что признано самим народом ненужным» [7, Оп. 1. Д. 14. Л. 1 об]. Поэтому нет оснований упрекать Верховного правителя России в монархизме, в стремлении восстановить самодержавие в России, как это заявляли советские политики в годы Гражданской войны [11, с. 234] и писали позже отечественные историки советского периода В. В. Гармиза [12, с. 114], Г. З. Иоффе [13, с. 179], А. И. Крушанов [14, с. 10], А. Г. Липкина [15, с. 49] и др. Можно говорить только о стремлении адмирала установить в стране военную диктатуру фашистского типа, которая позволила бы в тех политических условиях продолжить процесс модернизации страны на путях создания индустриального общества западного типа.
Говоря о социальной политике, необходимо отметить и предполагаемое введении в белой Сибири государственных гарантий для рабочих. В листовке «За что борется наша армия? » были обозначены приоритеты в области рабочей политики Российского Правительства А. В. Колчака в Сибири, «чтобы рабочий, трудясь по восемь часов в день, был обеспечен страхованием во время болезней при неспособности к труду и на старость» [7, Оп. 2. Д. 25. Л. 1].
Оценивая сущность нового политического режима в регионе, необходимо указать, что белое движение в Сибири, вся структура управления регионом и правительственные мероприятия Всероссийского правительства А. В. Колчака полностью соответствовали принципам государственной системы П. А. Столыпина. Об этом Верховный правитель 28 ноября 1918 г. в завуалированной форме заявил в беседе с иностранными корреспондентами, обозначив их принципы как «Задачи Верховной Власти» [7, Оп. 1. Д. 14. Л. 1 об].
Но эта система в Сибири была доведена до последней крайности, что не могло не вызвать массового протеста местного населения. Уже тот факт, что местные черносотенцы, которых перед революцией 1917 г. по подсчетам сибирских историков в регионе насчитывалось от пяти [3, с. 31] до десяти тысяч человек [2, с. 247 — 264], фактически саботировали мероприятия белых властей. Например, они отказались вступать в военизированные организации дружины Святого Креста и дружины Крестоносцев [16, с. 243]. Так, представитель Антанты при ставке Верховного правителя, английский генерал Альфред Нокс считал, что при соответствующей пропагандистской работе в Сибири под знамена дружин Святого Креста можно было собрать не менее 600 тыс. добровольцев, но за сентябрь — октябрь 1919 г. удалось вовлечь не более 400 человек [17, с. 193— 194]. Это говорит о недоверии населения края к возрожденной в Сибири системе столыпинского бонапартизма. Одной из причин провала кампании по вовлечению консервативных слоев сибирского населения в ряды военизированных религиозных отрядов являлся отказ Верховного правителя адмирала А. В. Колчака
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 5 (112) 2012 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 5 (112) 2012
от традиционной триады «доктрины официальной народности». На знаменах зеленого цвета дружин Святого Креста» значились только два лозунга: «За веру! За Отечество!» [18].
Необходимо отметить, что формирующаяся фашистская идеология белого движения встретила непонимание и неприятие других участников антисоветского движения. Это относится, в первую очередь, к политическим партиям эсеров и меньшевиков, которые, несмотря на значительный слой «оборонцев» в их среде, например влиятельной группы Н. Д. Авксентьева [19, с. 88, 290], оставались убежденными интернационалистами и федералистами [20, с. 725 — 734], в противовес шовинизму и унитаризму носителей белой идеи.
Один из лидеров сибирской организации эсеров Е. Е. Колосов указал на ряд отличий феномена «русского фашизма», который, по его мнению, сложился на востоке России, от формирующегося в это же историческое время его аналога в европейских странах: «Для меня лично, впрочем, тут не возникало никаких колебаний. На ту власть, которая царила, я смотрел, как на организацию «сибирских фашистов», употребляя современные термины и аналогии. И если она чем-либо отличалась в моих глазах от европейского фашизма, то лишь в невыгодную для себя сторону. Это были фашисты на чисто сибирский манер, насквозь пропитанные специфически-уголовным элементом, в такой форме невозможным в европейской обстановке. Эта власть совершенно не искала для себя той по возможности широкой базы, какую все-таки стараются найти европейские фашисты, прекрасно знающие, что без народа управлять теперь не принято. Европейские фашисты стараются, поэтому привлечь к себе народные массы так, как у нас привлекали их когда-то «зубатовцы», но для сибирских фашистов, при их государственной бездарности, даже зубатовская политика оказывалась недоступной. Да они, впрочем, и помимо этого в ней не нуждались. Сибирские фашисты во главе с адмиралом Колчаком представляли собою чисто кастовую власть, узко ограниченную и замкнутую, власть верхней прослойки военных кругов. Европейские фашисты сохраняют все-таки гражданскую структуру власти и не посягают на ее полную ломку, но сибирские фашисты власть гражданскую всецело подчинили власти военной, сведя первую на нет» [21, с. 144].
Когда среди местного населения наступило разочарование во внутренней политике Верховного правителя России А. В. Колчака, социальной опорой белого режима в Сибири, а значит, и опосредованным носителем идеологии «государственного фашизма», выступила интеллигенция из числа беженцев из Европейской России. На это прямо указал сам адмирал А. В. Колчак: «Интеллигенция является мозгом страны» [7, Оп. 1. Д. 14. Л. 1 об]. Именно в этом факте представлена вторая сторона кастовости формирующегося «сибирского фашизма», который можно квалифицировать как «философия фашизма» русской интеллигенции.
В период военных поражений и политического кризиса в Сибири белые власти прибегли к силовому давлению в отношении недовольных социальных групп региона. Об этом пишут руководители партии эсеров Е. Е. Колосов, Н. И. Ракитников, Д. Ф. Раков, которые указали на тактику политического терроризма носителей фашистской идеологии в Сибири в борьбе со своими идейными оппонентами по антисоветскому движению. Так, Д. Ф. Ракитников привел примеры политических убийств деятелей эсеровской
партии из лагеря сибирской контрреволюции. Эту практику он обозначил понятием «мексиканские нравы» [22, с. 18— 19]. Другой сибирский эсер Е. Е. Колосов обвинил колчаковского министра И. А. Михайлова в организации убийства знаменитого сибирского эсера А. Е. Новоселова. По мнению Е. Е. Колосова, Михайлов «являлся самым талантливым человеком среди тех государственно-бездарных людей, которые окружали Колчака, но он обладал всего только талантом интригана, виртуоза в этой области, не останавливавшегося перед чисто фашистскими методами устранения своих противников» [21, с. 144]. Механизм психического и физического подавления противников колчаковской «военно-фашистской диктатуры» раскрыл Д. Ф. Раков [23, с. 18 — 45]. Эта политическая практика белого режима ориентировалась на действия П. А. Столыпина, о которых С. Ю. Витте сказал: «Столыпин... дал приказ, чтобы все те убийства, которые будут на политической почве, признавать, что эти убийства есть простые убийства. Соответственно этому было дано распоряжение, и это распоряжение и практикуется» [24, с. 551].
На период апогея влияния сторонников фашизма в Сибири на общую обстановку в регионе указывает Е. Е. Колосов: «Весной 1919 г. вся эта банда — ибо это была действительно банда — достигала кульминационных пунктов своего влияния, и одно время казалось, что она вот-вот получит всероссийское значение, к чему она так стремилась. Если бы это случилось тогда, «сибирские фашисты» приобрели бы право требовать себе места на международной арене и, быть может, положили бы начало для создания союза мировой реакции. Такую перспективу я считал возможной не только весной 1919 г., но и позже, осенью того же года, во время наступления Деникина» [21, с. 145].
Идеологический раскол на шовинистов, правых интернационалистов и либералов в лагере антисоветских сил в значительной мере предопределил победу пролетарской революции в России. Ход сражений на фронтах Гражданской войны, антибело-гвардейское массовое крестьянское движение в Сибири и на юге страны выявили исключительно узкую социальную базу сторонников столыпинского варианта модернизации страны. Поэтому разгром антисоветского движения привел к торжеству как анти-белогвардейских, так и антифашистских сил в России и началу социалистического (большевистского) варианта модернизации страны.
Подводя итоги анализа истории «русского фашизма» начала ХХ столетия, можно констатировать, что общенациональный кризис Российской империи начала ХХ века, вступление страны в стадию монополистического капитализма и формирование индустриального общества в России стали основными причинами возникновения «русского фашизма» различных направлений, отражавших вероятные варианты буржуазного реформирования общественной структуры. Политическое крушение русского самодержавия в 1917 г. было одновременно крахом «черносотенного фашизма» консервативных слоев русского общества. Дальнейшее развитие феномена, который можно назвать как «русский фашизм», в годы революции и Гражданской войны в России было связано с белым движением антисоветских сил в некоторых регионах страны, которые стремились реализовать столыпинскую программу модернизации страны. В борьбе с вновь возникшей структурой прямой демократии Советской власти и формирующейся социалистической социально-экономической системой
это движение потерпело сокрушительное военнополитическое поражение.
Библиографический список
1. Кирьянов, Ю. И. Правые партии в России. 1911 — 1917 / Ю. И. Кирьянов. - М. : РОССПЭН, 2001. - 464 с.
2. Степанов, С. А. Черная сотня / С. А. Степанов. — М. : Эксмо-Яуза, 2005. — 544 с.
3. Толочко, А П. Черносотенцы в Сибири / А П. Толочко. — Омск : ОмГУ, 1999. — 123 с.
4. Богоявленский, Д. Д. Союз русского народа: лидеры и партия / Д. Д. Богоявленский // Политические партии в российских революциях в начале ХХ века. — М. : Наука, 2005. — С. 444 — 449.
5. Сверчков, Д. Ф. А. Ф. Керенский / Д. Ф. Сверчков // Красная новь. — 1925. — № 2. — С. 156 — 169.
6. Акулов, М. Р. 16 ноября 1920 / М. Р. Акулов, В. П. Петров — М. : Молодая гвардия, 1989. — 235 с.
7. Бюджетное учреждение Исторический архив Омской области (БУ ИсАОО). Ф. Р-1015.
8. Сахаров, К. В. Белая Сибирь / К. В. Сахаров. — Мюнхен, 1923. — 325 с.
9. Ильин, И. А. Мы были правы / И. А. Ильин // Белое дело. — 2010. — № 11. — С. 33 — 35.
10. Бюджетное учреждение Исторический архив Омской области (БУ ИсАОО). Ф. 947.
11. Ленин, В. И. Полн. собр. соч. В 55 т. Т. 38. Обращение к Красной Армии / В. И. Ленин. — 5-е изд. — М. : Политиздат, 1969. — Т. 38. — 580 с.
12. Гармиза, В. В. Крушение эсеровских правительств / В. В. Гармиза. — М. : Мысль, 1970. — 294 с.
13. Иоффе, Г. З. Колчаковская авантюра и ее крах / Г. З. Иоффе. — М. : Мысль, 1983. — 294 с.
14. Крушанов, А. И. Гражданская война в Сибири и на Дальнем Востоке. В 2 кн. Кн. 2 / А. И. Крушанов. — Влади-
восток : Дальневосточ. кн. изд-во, 1984. — 324 с.
15. Липкина, А. Г. 1919 год в Сибири / А. Г. Липкина. — М. : Воениздат, 1962. — 235 с.
16. Цветков, В. Ж. Генерал Дитерихс / В. Ж. Цветков. — М. : Посев, 2004. — 634 с.
17. С Колчаком — против Колчака: Краткий биографический словарь по истории Гражданской войны в Сибири // Сост. и науч. ред. А. В. Квакин. — М. : Аграф, 2007. — 448 с.
18. Дружины Святого Креста [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http: // ru. wikipedia. org/wiki/ Дру-жины_Святого_Креста (дата обращения: 14.10.2011).
19. Гусев, В. К. Партия эсеров: от мелкобуржуазного революционизма к контрреволюции / В. К. Гусев. — М. : Мысль, 1975. - 383 с.
20. Права и свободы в программных документах основных политических партий и объединений России. ХХ век / Под ред. А. Н. Арина. - М. : РОССПЭН, 2002. - 496 с.
21. Колосов, Е. Е. Сибирь при Колчаке / Е. Е. Колосов. — Петроград : Былое, 1923. — 193 с.
22. Ракитников, Н. И. Сибирская реакция и Колчак / Н. И. Ракитников. — М. : Народ, 1920. — 38 с.
23. Раков, Д. Ф. В застенках Колчака. Голос из Сибири / Д. Ф. Раков. — Париж, 1920. — 47 с.
24. Витте, С. Ю. Воспоминания. В 3 т. Т. 3/ С. Ю. Витте. — М. : Изд-во социально-эконом. лит., 1960. — 723 с.
ВТОРУШИН Михаил Иванович, кандидат исторических наук, доцент кафедры гуманитарных и социально-экономических дисциплин ВУНЦ Сухопутных войск «Общевойсковая академия Вооруженных сил Российской Федерации».
Адрес для переписки: [email protected]
Статья поступила в редакцию 28.10.2011 г.
© М. И. Вторушин
Книжная полка
Пеньковский, Д. Д. Казачество: исход и возрождение (1920—2011гг.) : моногр. / Д. Д. Пеньковский. -М. : Национальный институт бизнеса, 2011. - 556 с. - ISBN 978-5-8309-0370-7.
Монография посвящена одной из актуальных проблем отечественной истории. Посредством использования методологии комплексного исследования рассматриваются основные аспекты эмиграции казачества из европейской и азиатской частей России и ее последствия в 1920 — 1945 годах. Рассмотрены также некоторые вопросы возрождения казачества на современном этапе в России и за рубежом. В отечественной историографии многие вопросы эмиграции казаков за границу, а также возрождения казачества на современном этапе рассматриваются впервые. Книга предназначена не только для потомков славного российского казачества, но и для научных работников, преподавателей и аспирантов, изучающих отечественную историю, а также для казачьих объединений страны и зарубежья.
Шатье, Р. Культурные истоки Французской революции / Р. Шатье ; пер. с франц. - М. : Изд. дом «Искусство», 2012. - 256 с. - ISBN 5-85200-160-0.
Роже Шартье (р. 1945) — один из виднейших представителей современной французской исторической науки, руководитель исследований в Высшей школе социальных наук в Париже. Его обобщающие работы вносят ценный вклад в изучение истории XVIII века, обозначая новые пути развития знания о прошлом. В настоящей книге прослеживается формирование общественного сознания, сделавшего возможным Великую французскую революцию 1789 года.
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 5 (112) 2012 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
