CC BY
54А.Я. Иванюшкин
Феномен биоэтики в современной культуре
В статье рассматривается феномен биоэтики как междисциплинарной области знания, охватывающей широкий круг философских и этических проблем. В свете истории формирования биоэтики дается анализ некоторых из этих проблем, порожденных бурным развитием современной биомедицины.
Ключевые слова: прикладная этика, экологическая этика, биоэтика, медицинская этика, медицинская деонтология, смерть, смерть мозга, эмбрион, этические комитеты.
На рубеже двух веков, двух тысячелетий в общественном сознании опять возродились эсхатологические идеи и настроения. Творцами новой эсхатологии стали не религиозные пророки, а ученые и философы. Несколько позднее настроения экологического алармизма в общественном сознании все больше стали усугубляться настроениями биоэтического алармизма. Если образы «экологического кризиса», грядущей «экологической катастрофы» отражают страх за судьбу биосферы, то биоэтика стала отражением беспокойства за судьбу самой природы человека, о чем, например, свидетельствуют работы виднейших современных философов Юргена Хабермаса «Будущее человеческой природы» [16] и Френсиса Фукуямы «Наше постчеловеческое будущее» [15]. Что же такое биоэтика, почему само это понятие, наряду с понятиями экологии, экологического кризиса, виртуальной реальности, цифровой революции и т.д., стало символическим в современном обществе, современной культуре.
1. Р. Ван Поттер — «отец биоэтики»
Термин «биоэтика» предложил американский биохимик, онколог Ронселлер Ван Поттер (1911-2001), опубликовав в 1970 г. статью «Биоэтика — наука выживания», а в 1971 г. книгу «Биоэтика — мост в будущее» [19], которую он посвятил крупнейшему американскому экологу Олдо Леопольду. В 1988 г. Поттер издал вторую книгу «Глобальная биоэтика. Развитие наследия Леопольда» [20].
Многократно разъясняя смысл понятия «биоэтика», Поттер придавал особое значение образу моста: во-первых, моста между точными естественными науками и гуманитарным знанием; а во-вторых, моста между настоящим и будущим (грядущим III тысячелетием). Причем, автор подчеркивал, что основное значение этого термина — второе, а «рабочее» значение — первое. По Поттеру, базовые биоэтические постулаты — это смирение, ответственность и мудрость. В условиях современного научно-технического
прогресса смирение должно постоянно напоминать нам, что «человек может ошибаться». Смирение зовет нас к ответственности при ясном сознании того, что рост знаний еще не говорит о приобретении мудрости. Поттер упоминает «медицинскую этику», но считает, при всей ее важности в современном мире, что она должна быть соединена с этикой окружающей среды во всемирном масштабе, чтобы обеспечить выживание человечества. Как видим, у самого Поттера биоэтика является еще одной версией экологической этики.
Поттер до конца жизни не мог смириться с тем, что созданный им термин «биоэтика», независимо от него, стал во всем мире употребляться в несколько ином смысле, в основном совпадающем с термином «современная медицинская этика». Об этом свидетельствовали не только содержание все нараставшего потока биоэтической литературы, но и тематика мировых биоэтических конгрессов, которые периодически проводит возникшая в 1992 г. Международная ассоциация биоэтики.
2. Биоэтика — медицинская этика — медицинская деонтология
Чтобы осмыслить феномен биоэтики, биомедицинской этики в исторической социокультурной ретроспективе, рассмотрим кратко содержание классической медицинской этики — этики Гиппократа (V-IV вв. до н.э.). Тем более, что природа этого феномена в определенном смысле выражает конфликт, в условиях современной биомедицины, духа и буквы врачебной этики Гиппократа. Так, этика Гиппократа запрещает и эвтаназию, и аборт, а в биоэтике эти проблемы исследуются научно-нейтрально как сопоставление аргументов «pro» и «contra».
Основные положения врачебной этики Гиппократа таковы: корпоративный характер врачебной этики; врачебный патернализм (этика Гиппократа не знает понятия «права пациента»); не навреди, цель медицины — благо больного; безусловное уважение к человеческой жизни (запрет эвтаназии, аборта и «ассистирования» при самоубийстве); врачебная тайна; оправдание «святой лжи» в медицине; обязательность элемента филантропии во врачебной профессии (сначала окажи помощь больному, а уж потом решай вопрос справедливого вознаграждения за труд, иногда же — лечи даром); разоблачение лжеврачей, научная критика медицинского оккультизма; совет не пользовать неизлечимых, умирающих больных (где врачебное искусство бессильно, профессионально-безответственно браться за лечение больного); обязанность заботиться о своем профессиональном авторитете; запрет интимных отношений с пациентом и др. [4].
Если учесть, что в биоэтике больше всего дискуссий вызывают вопросы «на грани жизни и смерти», то нельзя не напомнить размышлений об эвтаназии английского философа начала XVII в. Ф. Бэкона. Бэкон упрекает врачей, что они не оказывают помощи умирающим. Обеспечение безболезненного и спокойного умирания Бэкон назвал греческим словом «эвтаназия», буквально — «благая смерть» [1: с. 268]. Бэкон не имеет в виду «активную эвтаназию» («милосердное убийство»), но за 350 лет до открытия в Лондоне первого хосписа в 1967 г. формулирует суть современной паллиативной медицины:
это — такая медицинская, психологическая и социальная помощь умирающему, когда его смерть становится «смертью с достоинством».
Первый учебник по медицинской этике тоже был создан в Великобритании: Т. Персиваль «Медицинская этика», 1803 г. У Персиваля мы находим такое понимание медицинской этики, которое является сугубо корпоративным. Одной из причин бурного развития биоэтики как современной медицинской этики является то, что биоэтика — это в принципе не корпоративная этика, но исследование, обсуждение моральных проблем современной биомедицины, когда в это обсуждение вовлечены не только врачи и медсестры, но и философы, и религиозные авторитеты, и юристы, и журналисты, а в конечном счете все общество. Как пишут В.Н. Игнатьев и Б.Г. Юдин: «Биоэтика — область междисциплинарных исследований, направленных на осмысление, обсуждение и разрешение моральных проблем, порожденных новейшими достижениями биомедицинской науки и практики здравоохранения» [6: с. 267].
В самом начале XX в. центром обсуждения вопросов медицинской этики в России стала книга В.В. Вересаева «Записки врача» (первая публикация в журнале «Мир Божий» в 1901 г.). Значение этой работы для отечественной медицины невозможно переоценить. Сам Вересаев писал позднее, что он никогда не имел бы такой писательской известности, если бы не написал «Записок врача». В самом деле, успех книги был огромен: только до революции вышло девять изданий, книга получила множество откликов зарубежной печати. В то же время многие отзывы врачей были негативными («сгущение красок», «птица, которая гадит в свое гнездо» и пр.).
Читателю «Записок врача» сразу же бросается в глаза вересаевская оценка слишком узкого толкования понятия «врачебная этика» как «крохотного круга вопросцев» об отношениях врачей к больным и врачей друг с другом: «Как это ни печально, но нужно сознаться, что у нашей науки до сих пор нет этики...» [2: с. 429]. Одна из главных причин успеха книги Вересаева заключалась в том, что он видел во врачебной этике нечто большее, чем всего лишь корпоративную этику, врачебный этикет (табличка с именем врача на двери кабинета не должна быть больше определенных размеров и т.д.). Горячие споры о книге Вересаева как бы предвещают будущую судьбу биоэтики. В Энциклопедическом словаре «Этика» (статья «Биоэтика») П.Д. Тищенко пишет: «Профессиональная этика медицинских работников. ее моральные ценности и регуляции являются. «внутренним делом» профессиональной группы, которая при этом выступает как автономный моральный субъект. В отличие от медицинской этики, биоэтика по своей сути и историческому происхождению междисциплинарна, а в определенном отношении и «парадисциплинарна», так как в ее разработке принимают участие не только представители различных научных дисциплин (медицины, биологии, философии, права, психологии, социологии и др.), но и непрофессионалы —“люди с улицы”» [13: с. 39-40].
Из всего множества «проклятых вопросов», обсуждаемых Вересаевым в «Записках врача» (о врачебных ошибках, о вскрытиях и др.), мы остановим-
ся всего лишь на одном — на вопросе о клинических экспериментах. Вересаев в этом вопросе, по существу, предвосхитил подходы к его решению, содержащиеся в Нюрнбергском кодексе и Хельсинкской декларации (подробнее об этих документах современной биоэтики сказано ниже). За 70 лет до рождения биоэтики русский писатель и врач Вересаев, по сути дела, говорит ее языком: «вопрос... о правах человека перед посягающею на эти права медицинскою наукой неизбежно становится коренным, центральным вопросом врачебной этики» [2: с. 443].
Оценка в моральном контексте советской медицины противоречива и требует объективного научного подхода. В настоящее время приоритетной проблемой в биоэтике является проблема справедливости в здравоохранении, прежде всего — доступности высококачественной медицинской помощи, доступности достижений современной биомедицинской науки. Именно по этому этическому вектору достижения государственного советского здравоохранения признаны во всем мире.
В то же время именно эта сильная сторона советской системы здравоохранения, а именно ее государственный характер, обернулась и ее многими слабостями. Когда первый нарком здравоохранения, «архитектор» советской системы здравоохранения Н.А. Семашко в своих публикациях говорил о врачебной этике, он, как правило, прибавлял слова «так называемая»: «В основном так называемая врачебная этика включает в себя три группы вопросов: во-первых, отношение врача к больному, во-вторых, отношение врача к коллективу (обществу), и, в-третьих, отношение врачей между собой» [10: с. 34]. Словами «так называемая» Н.А. Семашко подчеркивает классовый подход, согласно которому многие основные понятия классической медицинской этики (гиппократовой этики) считались порождением исключительно частнопрактикующей медицины и потому — «буржуазным пережитком».
Именно Н.А. Семашко неоднократно заявлял в первое десятилетие советской истории, что в условиях советской медицины взят «твердый курс на уничтожение врачебной тайны» [11: с. 12]. В отрицании ценности профессиональной тайны в советской медицине мы видим отражение того этического нигилизма, который официально и открыто насаждался в нашем здравоохранении, особенно в 20-е годы. Причин тому было несколько: 1) тоталитарная общественная система исключала уважительное отношение к человеческим и гражданским правам личности; 2) командно-административная организация медицинского дела в стране утверждала преимущественно казенные (бюрократические) механизмы управления в учреждениях здравоохранения (через минздравовские приказы, инструкции и т.д.), что делало как бы и ненужной медицинскую этику; 3) господствовавшая идеология, утверждавшая примат общественных интересов над личными, как бы автоматически превращала «врачебную тайну» в сомнительную ценность. Так или иначе, но со временем термин «врачебная тайна» (как отдельный и самостоятельный) даже выпал из советских медицинских энциклопедий.
Важнейшим негативным событием истории отечественной медицины в ХХ в. стал запрет деятельности Пироговского общества в 1922 г. По сей день в России нет полноценной Национальной ассоциации врачей, прообразом которой и было Пироговское общество. Во всех цивилизованных странах именно национальные ассоциации врачей сегодня заинтересованы в развитии биоэтики, разрабатывают и поддерживают на должном уровне стандарты профессиональной медицинской этики в учреждениях здравоохранения.
Освещая историю медицинской этики в нашей стране после 1917 г., следует непременно остановиться еще на одном исключительно важном в контексте биоэтики факте — о легализации советской властью в 1920 г. «аборта по просьбе». В своей статье «Аборт» в 1-м издании БСЭ З.П. Соловьев (заместитель наркома здравоохранения) называет «историческим документом» совместное постановление Наркомздрава и Наркомюста, разрешающее врачам производить в больницах искусственный аборт, до 12 недель беременности, на единственном основании — по желанию женщины [12: с. 133]. Если принять во внимание, что десятки стран приняли аналогичное законодательство примерно 50 лет спустя, то З.П. Соловьев был прав в оценке названного юридического документа. Однако есть и другая сторона дела. В 1920 г. мы встали на путь, обрекавший на недооценку морально-этических аспектов данного медицинского вмешательства, на недооценку той стороны проблемы аборта, которая в биоэтике отражается понятием «право плода на жизнь».
На фоне официально насаждаемого этического нигилизма в советской медицине в 30-50-е годы появляются работы видного отечественного хирурга, одного из основоположников отечественной онкологии Н.Н. Петрова, посвященные медицинской деонтологии. Понятие «деонтология» было введено в философию в XIX в. И. Бентамом и буквально означает «учение о должном». В XX в. слово «деонтология» стало широко использоваться в медицине, в 1944 г. была опубликована небольшая книга Петрова «Вопросы хирургической деонтологии» (всего до 1956 г. вышло 5 изданий). Историческое значение работы Петрова в том, что в годы, когда в отечественной медицине словосочетание «врачебная этика» как бы «выгнали в дверь», он «впустил его в окно», заменив эвфемизмом «медицинская деонтология». Петров напоминает о крайней важности в медицинском деле этических принципов непричинения вреда, уважения к профессии, особо выделяет такие актуальные этические проблемы, как «информирование больного» и «отношение к неизлечимым больным» (современная биоэтическая литература, посвященная этим проблемам, практически необозрима). Символично однако и другое: даже в этой замечательной книге тема врачебной тайны даже не упоминается [9].
В определенном смысле начало современного этапа во всемирной истории медицинской этики связано со Второй мировой войной. Образно говоря: в нацистской Германии медицинская этика опустилась до уровня «абсолютного нуля». Прежде всего речь идет о насильственной стерилизации с евгеническими целями 350-400 тыс. человек (немцев), насильственной эвтана-
зии почти 100 тыс. человек (в основном психиатрических пациентов, тоже немцев), преступных медицинских экспериментах на заключенных (не немцах) в концлагерях и т.д. В 1946-1947 гг. в г. Нюрнберге состоялся судебный процесс над нацистскими медиками. В Приложении к Приговору нацистским медикам был сформулирован знаменитый Нюрнбергский кодекс (10 правил проведения медико-биологических экспериментов на людях), который можно считать первым официальным документом биоэтики [8: с. 47].
В медицинской среде понятия «биоэтика», «биомедицинская этика», «медицинская этика» обычно употребляются как синонимы, что в практическом обиходе не является грубой ошибкой. В то же время в научном, учебнометодическом плане проблема разграничения этих понятий представляется весьма существенной. Приведем только одно соображение: содержание понятия «биоэтика» шире содержания понятия «биомедицинская этика» хотя бы потому, что в биоэтике сложилась традиция исследования морально-этической проблематики, связанной с биологией как таковой. Самая известная программа этических исследований такого рода явилась составной частью Международного научного проекта «Геном человека». У биоэтики, поскольку она также находится «на службе» не только у клинической медицины, но и у биологии, есть некоторое общее пространство с экологической этикой. Например, проблема «прав животных» (а, может быть, и растений).
3. Биоэтика — наука о моральных дилеммах современной биомедицины
Феномен биоэтики порожден прежде всего современным научнотехническим прогрессом в медицине. Каковы же особенности новейших достижений современной биомедицины, которые обернулись биоэтическими дилеммами? Ведь ни открытие наркоза, ни открытие антисептики и асептики (крупнейшие достижения научной медицины XIX в.) не породили новой медицинской этики. Дело здесь в том, что современная биомедицина имеет дело с совершенно новыми состояниями человеческого бытия.
Исторически первые биоэтические дилеммы возникли в связи с формированием реаниматологии, с созданием современных технологий интенсивной терапии, оживления. В 1959 г. во Франции впервые было описано клиническое состояние смерти мозга: пациент находится на аппаратном дыхании, все функции его головного мозга (в том числе функция самостоятельного дыхания) необратимо утрачены, но сердце еще автономно сокращается, обеспечивая кровоснабжение всего тела, кроме головного мозга. Длительность этого состояния — несколько дней, крайне редко — одна-две недели и более.
После решения главной клинической проблемы (диагностической) перед врачами и обществом в целом выросли проблемы этического, юридического и даже философского, для кого-то — богословского, порядка: допустимо ли после установления надежного диагноза остановить реанимационные мероприятия; является ли пациент с таким клиническим статусом еще живым человеком или уже
мертвым. В большинстве развитых стран уже в 70-е гг. была признана новая концепция смерти человека — на основании диагноза смерти мозга. В нашей стране соответствующий юридический акт принят в 1984 г., однако до сих пор такой подход в России не распространяется на пациентов-детей.
Пациент с диагнозом смерти мозга, с точки зрения рационально-научного определения его статуса, и обладает какими-то существенными признаками живого человека и в то же время какими-то другими существенными признаками не обладает. Как утверждает современная клиническая медицина, при смерти мозга у пациента не просто никогда не восстановится самостоятельное дыхание, он не просто погиб как субъект сознания и социальная личность, но у него утрачена целостность физиологического функционирования его организма как индивида (латинское слово individum означает — неделимый, особь).
В «добиоэтическую эру» медицина имела дело с «жизнью» и «смертью» как незыблемыми природными состояниями. Клинический статус смерти мозга — это уже не «клиническая смерть», когда сохраняется возможность вернуть человека к жизни, но еще не «биологическая смерть», когда в организме, очевидно, отсутствуют дыхание и сердечная деятельность и нарастают процессы химического распада. Если признавать пациента с диагнозом смерти мозга умершим, то это совершенно новый образ смерти. Во-первых, границы жизни и смерти оказываются «размытыми». Во-вторых, теперь состояния жизни и смерти перестают быть «чисто природными», но становятся артефактами (смерть мозга как клинический статус пациента вне современного реанимационного отделения просто не встречается). В-третьих, оценка этого нового состояния человеческого бытия зависит от социального контекста: до 1984 г. в нашей стране пациенты с диагнозом смерти мозга считались живыми, а с 1984 г. все такие пациенты считаются мертвыми, в то же время все такие пациенты до 18 лет и сегодня считаются живыми.
С философской точки зрения, это онтологический аспект проблемы смерти мозга. Продолжим анализ последней в гносеологическом плане. Поскольку смерть здесь перестала быть непосредственно наблюдаемым фактом, признание человека умершим означает: это — эксперты определили, что человек умер (который, может быть, еще и не умер?!). Невероятная сложность проблемы смерти мозга уводит нас в споры современной философии науки о самой природе научного знания. Наконец, возникает острейший вопрос — как при вынесении такого диагноза гарантировать исключение врачебных ошибок и тем более профессиональных злоупотреблений.
Необходимо подчеркнуть: каждый случай установления такого диагноза — это не рутинная клиническая практика. Поэтому должна быть обеспечена независимая экспертиза каждого случая диагностики смерти мозга на предмет строгого выполнения профессиональных стандартов. Аналогичный подход выработан по отношению к другим биоэтическим дилеммам. Например, точно так же не является рутинной клинической практикой недобровольная госпитализация лиц с тяжелыми психическими расстройствами. Согласно Закону о пси-
хиатрической помощи РФ, каждый такой случай сначала подвергается проверке ответственной комиссией врачей психиатрического стационара, а затем рассматривается в суде, причем — в соответствии со сроками, прописанными в законе.
Отсюда можно сделать важный вывод относительно миссии биоэтики в современном обществе. Человек, оказавшись в такой исторической ситуации, когда границы его бытия при определенных обстоятельствах становятся «размытыми», когда его жизнь и смерть настолько медикализированы, что стали артефактами, этот человек нуждается в биэтическом просвещении, заинтересован в биоэти-ческом консультировании в качестве предпосылки своего морального выбора, на который он обречен как нравственная личность. Биоэтическое образование, конечно, прежде всего важно для специалистов (медиков, биологов, философов, юристов и т.д.). Однако, с нашей точки зрения, освоение основ биоэтики должно стать частью общего образования.
4. Биоэтика как социальный институт
Возникновение биоэтики на рубеже 60-70-х гг. ХХ в. является не только событием истории науки, но и событием в развитии современной цивилизации в целом. Большое внимание уделяют биоэтике ООН (в особенности такие ее подразделения, как ЮНЕСКО и ВОЗ), Совет Европы. В 1997 г. Совет Европы (членом которого Российская Федерация стала в 1996 г.) принял «Конвенцию о защите прав и достоинства человека в связи с использованием достижений биологии и медицины: Конвенцию о правах человека и биомедицине» [7]. В настоящее время к Конвенции присоединилось большинство европейских стран (вопрос о присоединении России в стадии обсуждения). В 2005 г. ЮНЕСКО принимает «Всеобщую Декларацию о биоэтике и биомедицине» [3].
Процесс развития биоэтики как социального института нашел наиболее полное выражение в формировании системы этических комитетов в современном обществе. Сначала эта институция возникла в США. В 1971 г. Департамент здравоохранения США был преобразован в Департамент здравоохранения и защиты человека (курсив мой — А.И.), который и создал этические комитеты современного типа - Общественные советы по надзору за научными учреждениями (Institutional Review Board [IRB]). Существенный момент — в США это государственный орган; деятельность IRB распространяется на все биомедицинские, поведенческие исследования, имеющие бюджетное финансирование. Как пишет П.Д. Тищенко: «Этические комитеты (комиссии) — .. .аналитически-консультативные, а в отдельных случаях и контролирующие органы, призванные вырабатывать нравственные правила функционирования. исследовательских и медицинских учреждений, а также давать этическую экспертизу и рекомендации по конфликтным ситуациям, возникающим в биомедицинских исследованиях и медицинской практике» [14: с. 598].
В 70-е годы этические комитеты начинают создаваться и в других странах, что нашло отражение в исторического значения дополнении в тексте Хельсинкской декларации Всемирной медицинской ассоциации (ВМА) в 1975 г.: «Цель и ход осуществления каждой экспериментальной процедуры, включающей опыты на людях, должны быть ясно изложены в протоколе эксперимента, подлежащем передаче специально назначенной независимой комиссии, которая рассматривает эксперимент, делает критические замечания и вносит поправки. Протокол эксперимента должен всегда содержать формулировку соответствующих этических соображений с указанием, что принципы, провозглашенные в настоящей Декларации, полностью соблюдены» [17: с. 19].
Попутно отметим еще один новый акцент в идеологии Хельсинкской декларации ВМА в редакции 1975 г.: «При проведении исследований на людях интересы науки или общества не должны преобладать над соображениями о благополучии испытуемых» [20]. Это положение вошло практически во все современные международные документы по биоэтике, например, в упоминавшиеся выше Конвенцию о биоэтике Совета Европы 1997 г. и Декларацию о биоэтике ЮНЕСКО 2005 г.
Очевидно, что биомедицинская революция последних десятилетий ХХ в. ширится и углубляется в начавшемся XXI в.: как известно, к 2003 г. завершено полное описание генома человека. Главной движущей силой этой революции является то, что многие ее достижения превращаются в предмет массового потребления в современном постиндустриальном обществе. Однако «за все надо платить», и такой платой, в частности, становится растущее количество экспериментов на людях. Хотя этические комитеты зародились как государственный институт (во всяком случае, в США), в настоящее время их деятельность, конечно, распространяется и на исследования, имеющие частное финансирование. Например, фармацевтические компании не просто обязаны (в соответствии с международными и национальными правовыми нормами, этическими императивами Хельсинкской декларации и т.д.) при разработке новых лекарственных средств получать одобрение этического комитета, но они прямо в этом заинтересованы, ведь это улучшает их имидж и повышает конкурентноспособность на рынке [18: с. 6].
За 40 лет истории исследовательских этических комитетов их идеология претерпела некоторую эволюцию. В последние годы этический контроль научных исследований с участием человека в качестве объекта рассматривается не только с точки зрения риска, но и с точки зрения блага для самих испытуемых. Например, если несколько десятилетий назад запрет на клинические биомедицинские исследования на заключенных считался этичным (между прочим, такой подход по сей день закреплен в действующем российском законодательстве), то сегодня такая практика нередко трактуется как дискриминация заключенных, неоправданное ограничение их гражданских прав.
Опыт современных исследовательских этических комитетов, как в международных, так и национальных рамках, чрезвычайно многообразен: «По мере
расширения практики биомедицинских исследований совершенствовалась и усложнялась деятельность этических комитетов. Ныне вопросы их структуры, функций, статуса, состава, полномочий, а также регулярной проверки — аудита — их деятельности и даже проверки самих проверяющих и т.п., разработаны до мельчайших деталей» [18: с. 11].
Наряду с исследовательскими этическими комитетами в современном обществе возникли больничные комитеты. Первый такой комитет был создан в 1979 г. в Массачусетской больнице г. Бостона (одной из клинических баз Гарвардского университета). Если в 1983 г. этические комитеты были в 1% американских больниц, то в 1988 г. — уже 70% больниц, насчитывающих более 200 коек, имели этические комитеты [5: с. 68]. Формы организации этических комитетов этого типа в мире тоже разнообразны: 1) при отдельных госпиталях, больницах; 2) при национальных или международных профессиональных медицинских организациях. Они могут входить в сети этических больничных комитетов, объединенных по профильно-профессиональному или территориальному признаку, а их целями является выработка рекомендаций по: улучшению законодательства; распределению дефицитных медицинских ресурсов; отключению жизнеподдерживающей аппаратуры или прекращению искусственного питания у терминальных больных; порядку хранения медицинской информации и т.д. Иногда больничные комитеты разрабатывают предложения для разрешения конкретных моральных коллизий медицинской практики, а то и — конфликтных ситуаций. Одной из задач больничных этических комитетов является этическое и правовое образование не только медперсонала, но и пациентов или их близких [14: с. 599].
В России этические комитеты стали создаваться только в 90-е гг. при научномедицинских центрах, институтах (например, в Российском научном центре хирургии РАМН, Институте медико-биологических проблем РАН и др.), практически все они относятся к типу исследовательских. Теоретически говоря, этические комитеты, которые функционируют в клинических центрах могли бы выполнять и функции «больничных этических комитетов», однако это направление их деятельности нам не известно, т.е. на «теле» современного российского общества (и его части — российского здравоохранения) пока не приживается «прививка больничных этических комитетов». Главными недостатками российских этических комитетов являются отсутствие у них профессиональной независимости.
Этические комитеты — не единственное направление развития биоэтики как социального института. Другие направления — научно-исследовательские центры и внедрение биоэтики в качестве учебной дисциплины в современные системы образования. Еще в 1969 г., т.е. за год до первой публикации статьи Р. Ван Поттера «Биоэтика: наука выживания», в США близ Нью-Йорка возникает Гастингский центр (The Hastings Center), а в 1970 г. — Институт этики им. Кеннеди (The Kennedy Institute for Ethics) при Джорджтаунском университете в Вашингтоне, научная и образовательная деятельность которых сосредоточена на проблематике биоэтики.
В Российской Федерации биоэтика преподается с начала 90-х годов на философском и биологическом факультетах МГУ им. М.В. Ломоносова. В системе высшего сестринского образования эта дисциплина вошла в государственный образовательный стандарт в середине 90-х годов. В то же время в профессиональную подготовку врачей биоэтика в качестве обязательной дисциплины включена только в 1999 г. С 2005 г. биоэтика преподается и в системе среднего медицинского образования — но только на отделениях повышенного сестринского образования и, к сожалению, не входит в образовательный стандарт базового сестринского образования.
Литература
1. Бэкон Ф. О достоинстве и приумножении наук / Ф. Бэкон // Бэкон Ф. Соч.: в 2-х тт. - Т. 1. - М.: Мысль, 1971. - С. 87-546.
2. Вересаев В.В. Записки врача / В.В. Вересаев // Вересаев В.В. Соч.: в 4-х тт. -Т. 1. - М.: Правда, 1985. - 560 с.
3. Всеобщая декларация о биоэтике и правах человека, принятая 19 октября 2005 года 33 сессией Генеральной конференцией ЮНЕСКО // Аналитические материалы по проекту «Анализ нормативно-правовой базы в области прав человека в контексте биомедицинских исследований и выработка рекомендаций по ее усовершенствованию». - М.: Изд-во Московского гуманитарного университета, 2007. - С. 186-199.
4. Гиппократ. Избранные книги / Гиппократ. - М.: СВАРОГ, 1994. - 736 с.
5. Зильбер А.П. Этика и закон в медицине критических состояний / А.П. Зиль-бер. - Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского университета, 1998. - 558 с.
6. Игнатьев В.Н. Биоэтика / В.Н. Игнатьев, Б.Г. Юдин // Новая философская энциклопедия: в 4-х тт. - Т. 1. - М.: Мысль, 2000. - С. 267-270.
7. Конвенция о защите прав и достоинства человека в связи с использованием достижений биологии и медицины: Конвенция о правах человека и биомедицине (Совет Европы) // Аналитические материалы по проекту «Анализ нормативно-правовой базы в области прав человека в контексте биомедицинских исследований и выработка рекомендаций по ее усовершенствованию». - М.: Изд-во Московского гуманитарного университета, 2007. - С. 56-70.
8. Нюрнбергский кодекс // Аналитические материалы по проекту «Анализ нормативно-правовой базы в области прав человека в контексте биомедицинских исследований и выработка рекомендаций по ее усовершенствованию». - М.: Изд-во Московского гуманитарного университета, 2007. - С. 47.
9. Петров Н.Н. Вопросы хирургической деонтологии / Н.Н. Петров. - 5-е изд. -Л.: Медгиз, 1956. - 51 с.
10. Семашко Н.А. О моральном облике советского врача / Н.А. Семашко // Семашко Н.А. Избранные произведения. - М.: Медгиз, 1954. - 250 с.
11. Семашко Н.А. О врачебной тайне / Н.А. Семашко // Бюллетень НКЗ. - 1925. -№ 11. - С. 12-13.
12. Соловьев З.П. Аборт / З.П. Соловьев // Соловьев З.П. Избранные произведения. - М.: Медицина, 1970. - 475 с.
13. Тищенко П.Д. Биоэтика / П.Д. Тищенко // Этика: энциклопедический словарь / Под ред. Р.Г. Апресяна и А.А. Гусейнова. - М.: Гардарики, 2001. - С. 39-41.
14. Тищенко П.Д. Этические комитеты / П.Д. Тищенко // Этика: энциклопедический словарь / Под ред. Р.Г. Апресяна и А.А. Гусейнова. - М.: Гардарики, 2001. - С. 598-600.
15. Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее: Последствия биотехнологической революции: пер. с англ. / Ф. Фукуяма. - М.: АСТ, 2004. - 349 с.
16. ХабермасЮ. Будущее человеческой природы: На пути к либеральной евгенике?: пер. с нем / Ю. Хабермас. - М.: Весь мир, 2002. - 144 с.
17. Хельсинкская декларация (Рекомендации при проведении клинических исследований на человеке) // Хроника ВОЗ. - 1977. - Т. 31. № 1. - С. 17-20.
18. ЮдинБ.Г. В фокусе исследования — человек: этические регулятивы научного познания / Б.Г. Юдин // Философия науки. - 2005. - Вып. 11. - С. 6-16.
19. Potter Van R. Bioethics: Bridge to the Future. Englwood Cliffs, NJ: Prentice-Hall / Van R. Potter. - Inc., 1971.
20. Potter Van R. Global Bioethics / Van R. Potter. - Michigan State U.P., 1988.
Literatura
1. Be’kon F. O dostoinstve i priumnozhenii nauk / F. Be’kon // Be’kon F. Soch.: v 2-x tt. -T. 1. - M.: My’sl’, 1971. - S. 87-546.
2. Veresaev V.V. Zapiski vracha / V.V. Veresaev // Veresaev V.V. Soch.: v 4-x tt. -T. 1. - M.: Pravda, 1985. - 560 s.
3. Vseobshhaya deklaraciya o bioe’tike i pravax cheloveka, prinyataya 19 oktyabrya 2005 goda 33 sessiej General’noj konferenciej YuNESKO // Analiticheskie materialy’ po proektu «Analiz normativno-pravovoj bazy’ v oblasti prav cheloveka v kontekste bio-medicinskix issledovanij i vy’rabotka rekomendacij po ee usovershenstvovaniyu». - M.: Izd-vo Moskovskogo gumanitarnogo universiteta, 2007. - S. 186-199.
4. Gippokrat. Izbranny’e knigi / Gippokrat. - M.: SVAROG, 1994. - 736 s.
5. Zil’ber A.P. E’tika i zakon v medicine kriticheskix sostoyanij / A.P. Zil’ber. - Petrozavodsk: Izdatel’stvo Petrozavodskogo universiteta, 1998. - 558 s.
6. Ignat’ev VN. Bioe’tika / V.N. Ignat’ev, B.G. Yudin // Novaya filosofskaya e’nciklo-pediya: v 4-x tt. - T. 1. - M.: My’sl’, 2000. - S. 267-270.
7. Konvenciya o zashhite prav i dostoinstva cheloveka v svyazi s ispol’zovaniem dostizhenij biologii i mediciny’: Konvenciya o pravax cheloveka i biomedicine (Sovet Ev-ropy’) // Analiticheskie materialy’ po proektu «Analiz normativno-pravovoj bazy’ v oblasti prav cheloveka v kontekste biomedicinskix issledovanij i vy’rabotka rekomendacij po ee usovershenstvovaniyu». - M.: Izd-vo Moskovskogo gumanitarnogo universiteta, 2007. -S.56-70.
8. Nyurnbergskij kodeks // Analiticheskie materialy’ po proektu «Analiz normativ-no-pravovoj bazy’ v oblasti prav cheloveka v kontekste biomedicinskix issledovanij i vy’rabotka rekomendacij po ee usovershenstvovaniyu». - M.: Izd-vo Moskovskogo gu-manitarnogo universiteta, 2007. - S. 47.
9. Petrov N.N. Voprosy’ xirurgicheskoj deontologii / N.N. Petrov. - 5-e izd. - L.: Medgiz, 1956. - 51 s.
10. Semashko N.A. O moral’nom oblike sovetskogo vracha / N.A. Semashko // Semashko N.A. Izbranny’e proizvedeniya. - M.: Medgiz, 1954. - 250 s.
11. Semashko N.A. O vrachebnoj tajne / N.A. Semashko // Byulleten’ NKZ. - 1925. -№ 11. - S. 12-13.
12. Solov’evZ.P. Abort / Z.P. Solov’ev // Solov’ev Z.P. Izbranny’e proizvedeniya. - M.: Medicina, 1970. - 475 s.
13. Tishhenko P.D. B^’tika / P.D. Tishhenko // B’tika: e’nciklopedicheskij slovar’ / Pod red. R.G. Apresyana i A.A. Gusejnova. - M.: Gardariki, 2001. - S. 39-41.
14. Tishhenko P.D. B’ticheskie komitety’ / P.D. Tishhenko // B’tika: e’nciklopedicheskij slovar’ / Pod red. R.G. Apresyana i A.A. Gusejnova. - M.: Gardariki, 2001. - S. 598-600.
15. FukuyamaF. Nashe postchelovecheskoe budushhee: Posledstviya biotexnologiche-skoj revolyucii: Per. s angl. / F. Fukuyama. - M.: AST, 2004. - 349 s.
16. Xabermas Yu. Budushhee chelovecheskoj prirody’: Na puti k liberal’noj evgenike?: per. s nem. / Yu. Xabermas. - M.: Ves’ mir, 2002. - 144 s.
17. Xel’sinkskaya deklaraciya (Rekomendacii pri provedenii klinicheskix issledovanij na cheloveke) // Xronika VOZ. - 1977. - T. 31. № 1. - S. 17-20.
18. Yudin B.G. V fokuse issledovaniya — chelovek: е’ticheskie regulyativy’ nauchnogo poznaniya / B.G. Yudin // Filosofiya nauki. - 2005. - Vy’p. 11.- S. 6-16.
19. Potter Van R. Bioethics: Bridge to the Future. Englwood Cliffs, NJ: Prentice-Hall / Van R. Potter. - Inc., 1971.
20. Potter Van R. Global Bioethics / Van R. Potter. - Michigan State U.P., 1988.
Ivanyushkin, Alexander Y.
The Phenomenon of Bioethics in Present-Day Culture
The author considers the phenomenon of bioethics as an interdisciplinary area of knowledge, covering a wide range of philosophical and ethical problems. In the light of history of bioethics he gives an analysis of some of these problems generated by the rapid development of modern biomedicine.
Key words: applied bioethics, ecological ethics, bioethics, medical ethics, medical deontology, death, brain death, embryo, ethical committees.
